Коцебу последнего Хранителя

      Состоялось сие действо на поляне. Нет, не Хранителя. То была изумрудная поляна в самом лесу, окружённая дубами, сквозь которые едва пробивалось солнце. Из-за этого поляна казалась накрытой куполом зелёного стекла, слегка позлащённого лучами рассвета, и лица присутствующих словно накрывала тёмно-золотая тень.       Три столика и ряд стульев. Обвинитель Радагаст и его свидетель - Анарнен. Защитник - назначенный впопыхах дворцовый лекарь: узнав подробности дела, все успешно открещивались от этого, вот и посадили того, у кого язык был подвешен да в душе не было обиды на малолетних мерзавцев. Свидетелем назначили всё-таки Меленгила. Как ни сопротивлялся.       Судьёй себя назначил Король. Сам он назвал происходящее фарсом, мол, будь всё иначе, обезглавил преступников, и дело с концом. Но понадобился именно такой суд, человеческого образца, чтобы наглядно показать эльфам, что не всё у них в порядке и пора что-то с этим делать.       Обвиняемые сидели на стульях прямо посередине, и их охраняли два эльфа-стража. Ибо совершившие двойное преступление были опасны. Прочих эльфят, участвовавших в убийстве, привести не смогли. Один покончил с собой через год, другой - через три, а прочие пришли в компанию позже и предпочли сбежать, бросив предводителей на произвол судьбы.       Прочие же участники сего действа скрывались в толпе. Их выпустят постепенно, дабы полностью раскрыть перворождённым всю мерзость происходящего с ними. - Встать, суд идёт!       Все встали. - Рассматривается дело об убийстве Хранителя Врат. Секретарь, объяви участников.       Советник, назначенный секретарём, заученно назвал имена. - Растягивать слушание мы не будем. Все фигуранты допрошены. Начнём, пожалуй, - произнёс Король. - Обвинитель!       Выступив из-за своего столика, Радагаст произнёс: - Ваше вели... ваша честь, я обвиняю этих молодых эльфов, Бресилласа и Рун-Лоссира в том, что они злонамеренно и без особых оснований, в сговоре с другими юношами, совершили жестокое убийство Медведя-Хранителя Бранда. Я требую самого сурового наказания. - Протестую, ваша честь! - крикнул защитник, правда, без особой охоты, а окружающие поляну эльфы дружно ахнули. - Протест отклоняется. Ваша очередь, защита!       Несчастный лекарь вздохнул. Он понимал всю неприглядность своей роли, и все понимали, что он понимает, но помочь не могли. - Ваша честь, мои подзащитные не могли совершить... - Он запнулся. - Совершить такого злодеяния. Я знаю их с детства. Это были весёлые мальчики, Бресиллас, может быть, слишком непоседливый, склонный к злым шуткам, но не злой, а Рун-Лоссир - был образцовым эльфийским юношей, совершенно не склонным к агрессии и жестокости. Возможно... их подставили!       Произнести слово "оговорили" лекарь так и не решился - хоть и получил разрешение от короля. - Свидетельств подставы у нас нет, зато свидетельств злодеяния именно этих молодых эльфов - сколько угодно, - задумчиво произнёс Король. - Но правила требуют разобраться. Я приглашаю свидетеля от обвинения, Анарнен, дочь... - Не надо, ваша честь. Зовите меня просто Анарнен, так проще. - Хорошо, свидетельница Анарнен. Говори.       И эльфийка поведала свою печальную историю любви, и как через пять лет Бранд вернулся к ней... в виде призрака... - Постойте, ваша честь, - схватился защитник за соломинку и скривился, будто лимон сожрал. - Ведь такая любовь - преступна? Запретна? И если Бранд и ваша, господин обвинитель, подопечная, переступили черту и стали, по эльфийским законам, мужем и женой, то их следовало бы изгнать, а Хранителя - отлучить от должности и наказать! - Протестую, ваша честь! - приподнялся с места Радагаст. - Моя свидетельница утверждает, что дальше одного-единственного поцелуя они не заходили, и она сохранила невинность. - Протест принят, - Король пристально взглянул на лекаря. - Ваш ученик осматривал эту девушку и пришёл к выводу, что она осталась невинной. Если хотите, спросите его об этом.       Анарнен густо покраснела и спрятала лицо в ладони. Неприятный осмотр действительно имел место быть, когда отчаявшаяся эльфийка искала спасения от жестоких мальчишек. Правда, тогда ей это не помогло.       Может, поможет теперь? - Что ж, история печальная, и говорит не в пользу наших обвиняемых. Они показали себя с самой отвратительной стороны, и имидж... кхм... нетрадиционно ориентированных личностей не оправдывает такой злобы. Но справедливость требует, чтобы мы выслушали и другую сторону. Свидетель от обвинения - Меленгил!       Парень тяжело вздохнул, и, поддерживаемый лекарем, привстал с места, чтобы тут же опуститься. Раны его ещё не заросли, и в любой момент могли открыться.       Он поведал о детских играх, о том, как стремление стать паладином привело его во дворец, и после неудачи и нескольких недель довольно жестоких насмешек его приняли обратно в семью, и как он хранил тайну, о которой ему однажды поведал Рун-Лоссир. - Простите, но, кажется, мой свидетель не выполняет свою основную задачу, - с иронией и тайным облегчением молвил дворцовый лекарь. - Он играет на вашей стороне, обвинитель! Признайтесь, чем вы его купили? - Протестую, - Радагаст еле сдержал неуместный хохот. - Всё честно, и свидетели рассказывают только то, что знают сами, не выдумывая и не приукрашивая. Кто ж виноват, что всё произошло именно так, а не иначе? Наш Король, ко всему прочему, внимательно следит за тем, кто врёт, а кто говорит правду. - Протест принят, - улыбнулся Король. Он не был телепатом, как Трандуил, но правду от лжи отличить мог. - Прения сторон выслушали, давайте перейдём к вещественным доказательствам.       Первой вошла Хелли, неся в руке белую стрелу. Меленгил вздрогнул, но сумел удержать маску спокойствия на лице. А у Бресилласа задёргалось веко. - Свидетель от обвинения, Хелли из рода Беора, - объявил Король, а Радагаст в полной тишине заговорил: - Моя подопечная взялась за расследование этого дела самостоятельно, ведомая личными мотивами - такими как дружба и сочувствие, - кивок в сторону Анарнен. - В результате же в неё стреляли на берегу, пытаясь отпугнуть, и в этом преуспели. Пришлось вмешаться. Чья это стрела, Хелли? - Меленгила, сына Мелиона. - Правда ли это? - обратился к Меленгилу лекарь. - Истинная, - подтвердил эльф. - Можно узнать мотивы? - спросил у него Король.       И эльфёнок поведал собранию всё, что успел рассказать Хелли и Пипу. - Заткнись! - заорал со своего места Бресси. - Засунь свой лживый язык... - Обвиняемым слово не давали, - рявкнул Король, и эльфёнок заткнулся сам. - Господа. Мы напоили нашего свидетеля, Меленгила, сывороткой правды. Он сейчас просто не способен лгать. И он согласился на это добровольно, ибо его ещё недавно связывали с обвиняемыми узы дружбы. - И образец этого зелья у меня с собой, - улыбнулся маг. - Хотите попробовать?       Никто не хотел, пузырёк тёмного стекла в беловатых потёках, видимо, вызывал недоверие. - Итак, что мы имеем? Соучастие в сокрытии преступления, в чём свидетель Меленгил чистосердечно признался и покаялся. Поэтому он отделается наказанием виде общественно полезных работ - охраны границ Зеленолесья на северо-востоке.       Все облегчённо вздохнули. Северо-восток не слишком приятное место, но с Мордором ни в какое сравнение не идёт. - Прошу внимания! - Король постучал молотком - Сейчас войдёт второе вещественное доказательство... или свидетель? Простите, никак не могу разобраться, куда его определить. Бранд, сын Брина! Ах да, вспомнил - пострадавший!       Оговорка Эстелира была вовсе не случайной. Бранд до сей поры считался безвозвратно мёртвым, и никто не ждал призрака Хранителя на этом суде.       Обвиняемые побелели с лица, затряслись, потом как-то заставили себя успокоиться, но всё равно успели невольно выдать себя. - Раз уж пострадавший здесь и находится во вменяемом состоянии и частично дееспособен - пусть поведает нам свою историю, - произнёс Король.       Призрак оборотня без единой эмоции, сухо, рассказал - начиная его знакомством с Анарнен и заканчивая смертью. - Историю ваших... отношений - слишком пустое слова, вашей воистину трагической любви следовало бы занести в хроники. Это весьма редкое явление. Анарнен... хотя что я, она неоднократно подтвердила, что ты и есть избранник её сердца. Но есть одна важная мелочь. В твоём рассказе фигурировал лоскут ткани. Опиши его. - Синий шёлк с вышивкой серебром. - Вы оторвали его, будучи медведем? - Да, он должен быть достаточно крупным и грубо оборванным, располосованным по краям. - И это произошло именно пять лет назад?       По мере беседы глаза подсудимых разгорались надеждой, но неожиданно погасло. - Да, он намотался на иву, а Хелли его нашла. - Можете ли вы продемонстрировать его суду? - Думаю, что сможем. Ваша честь, разрешите говорить Хелли. - Свидетельница, вы получаете право говорить на своё усмотрение до конца процесса. - Господин судья, я, в свою очередь, хочу позвать сюда ещё одного невольного участника этой истории. Палландо, кис-кис... Ох, простите! Ваше магичество, нам нужна ваша помощь!       Кто-то из эльфов захохотал: по поляне бежал кот. Большой, красивый, его белоснежная шёрстка искрилась и словно излучала собственный свет. Его тёмные глаза были глубоки и загадочны. Пушистый, как у белки, хвост торчал веером.       А в зубах у животного был обрывок сильно выцветшего шёлка, когда-то глубокого синего оттенка, теперь же - неясного серо-голубоватого. Только самый уголок ткани ещё сохранил свой цвет. Серебристые нити вышивки наполовину вылезли, и узнать её не представлялось возможным. - Мияу! - объявил кот и выронил лоскут. - Он, - тем же отрешённым тоном сказал призрак.       А в толпе кто-то крикнул: - Это же кот по имени Судьба! Я его у Владыки Трандуила видел! - Да, это кот по имени Судьба. Радагаст, или Айвендил, утверждает, что это его друг и такой же майа - Палландо Синий, утративший тело. И я ему верю. - Обвинитель, это правда? - Истинная, - ответил маг. - Мы маги, и видим ореол, именуемый аурой - сияние души. У майа этот ореол особенно ярок и узнаваем. Мой друг стал котом и утратил дар речи, но его душа осталась прежней. Палландо, - обратился он к зверьку, - зачем ты берёшь в пасть этот лоскут? Ты хочешь сказать, что знаешь, откуда он взялся? - Мау! - И можешь привести нас к... - Радагаст поднял голову и выпрямился. - Господа, на некоторое время советую вам покинуть эту поляну и проследовать за мной и Палландо. Мне кажется, он знает, что делает.       Пушистый майа остановился у края поляны и призывно мяукнул.       За котом проследовали все участники дела. Даже обвиняемых вели под ручки два стража, жёстко зафиксировав их за локти, чтобы не убежали.       Идти пришлось недолго. Они остановились у огромного бука, на котором виднелась площадка. Палландо приподнялся на задние лапы и принялся царапать когтями кору дерева и издавать короткие мяукающие звуки. - Это дом Рун-Лоссира и его семьи, - прокомментировал кто-то, а несчастный эльфёнок побелел, как подушка. - Поднимаемся, - коротко сказал Радагаст, и кот, словно ждал сигнала, стремительно полез на дерево, ловко цепляясь когтями за шершавую кору.       Они вошли в дом. когда-то солнечный, днём просвеченный лучами, ночью - освещённый фонариками. Но теперь и на нём был налёт серости, темнота, которой здесь, казалось бы, не было места, притаилась по углам, чтобы ночью вырваться и захватить жилище. Ибо фонарики здесь не зажигались очень давно, на стеклянных шарах был многолетний слой пыли и лесного мусора, а на одном сплёл паутину паучок.       Родители Лосси были дома. Лицо матери парня было заплаканным, отец был чёрен, как обугленная головешка. - Глиндмир где-то бегает. И не стоит ему сейчас видеть... этот позор... Мы ему почти ничего не рассказываем, - произнесла эльфийка и тихо заплакала. Отец молчал, уставившись в одну точку. - Для близких нашего обвиняемого это трагедия, - так же тихо произнёс Радагаст. - Хотел бы я, чтобы всё было иначе. Палландо?       Теперь кот царапал плетёный короб. Толстые прутья издавали громкий, почти оглушительный треск.       Разумеется, сундук был открыт. В нём хранилась одежда. Её постепенно выкладывали на стол, и уже выросла внушительная горка, когда Хелли заметила кончик синего шёлка, торчащий из... дна. - Двойное дно, - изрёк Радагаст. - Обычно никто не помнит, что хранится в подобных сундуках. Но, кажется, это то, что мы искали! Дно было поднято, и на свет божий появился испорченный эльфийский плащ - глубокого синего цвета, с вышивкой серебром, представляющей собой древесно-лиственный орнамент. - Палландо, дай-ка мне лоскут... Вы видите - они совпадают! Разумеется, не полностью, ибо когти медведя рвали ткань неаккуратно, несчастному Хранителю было не до соблюдений мер безопасности, и многие нити просто исчезли. Но для этого существует магия!       И он заговорил, предварительно побрызгав на плащ и лоскут какой-то жидкостью:

Основу от основы, Уток от утка Тебя оторвала Страданий рука. Основой к основе, Лоскут, прирастай, Утком на уток - Словно корни пускай, Былому навстречу - Верни свой цвет, Чтоб видеть мог каждый Истины свет!

      И все увидели, как прирастает обрывок шёлка к своему прежнему месту, наливается яркой синевой, переплетаются оборванные нити, и вышитое серебро возвращается на своё прежнее место. - К сожалению, в магии времени я не силён, - молвил майа. - Это был конёк Алатара и, временами, Гэндальфа. Вы видите, каким был этот плащ до того, как его порвали. Сейчас узор начнёт распадаться, и мы увидим картину произошедшего. Надеюсь, увидим достаточно чётко.       И в то же мгновение заклинание поползло вспять. Рвались нити, расползалась вышивка, выцветала краска, но никто этого не видел. На время плащ превратился в зеркало...       Огромные когти вспарывают ткань, и синий кусочек шёлка уносит течением. Рядом бьётся что-то тяжёлое, но это агония, последние судороги, они совсем затихают, последняя волна окутывает брызгами, и раздаётся голос: - Лосси! Этот гад тебе порвал плащ! - Ох ты, рауг... Меня же теперь поймают! - Смотри, он на иву намотался, снимай скорее! - А смысл? Плащ испорчен безвозвратно, это не пришить! - обладатель второго голоса неотрывно смотрит по направлению течения. Там, на иве, действительно болтается будто бы синий флажок и полощется по воде. - Беги, спрячь его подальше! А этот мешок мы закопаем сами!       Видны спины удаляющихся эльфят - их трое, у одного льняные волосы, как у Бресилласа, они тащат за уголки нечто вроде огромной и тяжёлой подушки. Обладатель плаща оглядывается в последний раз на тёмные очертания медвежьей туши под водой, медленно принимающие человеческий облик, а потом...       Лес несётся вокруг, смазанный, как неумелая картина, затем останавливается. Слышно тяжёлое дыхание, ствол дерева и лестница рывками сползают вниз. Затем приподнимается крышка сундука, и последнее, что видят окружающие - лицо эльфийского мальчишки. Лицо Рун-Лоссира. - Позвольте тогда уж увидеть и орудие убийства! - скрипуче произнёс Король. - Ведь именно этой подушкой душили Бранда, не так ли? - Сынок-сынок... что же ты наделал...       Голос отца Лосси погрузил всех в глубокое уныние. В молчании все спустились с талана на землю. - Давайте вернёмся на поляну, - негромко сказал маг. - Думаю, что последнее доказательство уже ждёт нас там.       На поляне их ждали Пип, пони и подушка.       Пип был в человеческом облике, рядом стояли два маленьких белых пони с золотистой гривой, впряженных в колесницу. Это была боевая колесница, из которой вынули лезвия. И в ней лежала перевязанная верёвками, чтобы не рассыпаться, огромная подушка из мешковины, наполовину истлевшей, дырявой, и в прорехи виднелась смесь песка и камней. - Вы меня извините, - виновато произнёс оборотень, - из этой штуки песок сыплется. Еле довёз. Если уж похудела - не обессудьте...       Преступники как-то совсем скисли, Бресси начал вращать глазами. То ли помощи ища, то ли удрать собираясь. - Думаю, не верить словам обвинителя и свидетеля, которые нашли это орудие убийства, у меня нет оснований, - произнёс Король. - Размер - совпадает, внешне... ну, время и вода её подпортили, ткань не могла пять лет пролежать в мокром песке и остаться невредимой. Думаю, осталось дать слово обвиняемым, и вынести приговор. Рун-Лоссир! Тебе слово. - Ваше величество... ваша честь? - В общем, это я во всём виноват... - Что? - приподнял бровь Король. - Мы все видели, что в убийстве медведя... то есть Хранителя Врат... принимали участие четверо. Двое из четверых передо мной, остальных разве что вызывать, как свидетельница Хелли вызвала пострадавшего. Так почему ты винишь во всём себя? - Я... я полюбил Анарнен... - И из-за этого преследовал и издевался? - Не... совсем так... Она влюбилась в этого оборотня, Бранда! Причём с первого взгляда. И он в неё тоже! Я видел, как они смотрели друг на друга, и... умирал... ведь эльфы могут любить только один раз! И когда я представлял как она... с ним... мне становилось так плохо, что я хотел броситься на нож! И я решил его убить... чтобы она хотя бы обратила на меня внимание... и не наделала глупостей... Но одному нечего было и думать... И тогда я предложил Бресси... - ЗАТКНИИИСЬ! - заорал Бресси и получил тычок кулаком от стража. - Дурак, - коротко и зло сказал Рун-Лоссир. - Ведь мог и отказаться. И ничего бы не случилось. Но Бресси согласился, что Медведя надо убить. Что он портит жизнь Анарнен. А для того, чтобы как-то образумить Ани, мы затеяли эту игру в голубых. Да, это сейчас модно, - с сарказмом произнёс он, - мужеподобные девицы и женственные парни, целующиеся на глазах у всех, многие делают это искренне, а кто-то напоказ, чтобы эпатировать окружающих. Мне лично эта игра была противна, а Бресси даже получал удовольствие. Может, он и в самом деле... это самое... Неважно. Мы переодевались в женские одежды, преследовали Ани, говорили ей мерзости... Не помогло. Она начала прятаться на Поляне, которая нас стала опознавать как врагов. И ещё сильнее тянулась к Бранду! И тогда мы решились. Подкараулили его, когда он был один, раненый, ослабленный, и утопили. Эта подушка была достаточно крепкой, чтобы удержать слабеющего оборотня. Вчетвером мы ударили его тяжеленной палкой, потом, когда он поскользнулся и упал, положили ему на голову этот мешок и уселись на него. Он беспорядочно лупил лапами, и пару раз чуть не прикончил нас, но в конце концов захлебнулся. И вот тогда я обнаружил, что лишился плаща... Потом мы начали распускать слухи про Ани и Бранда, думали, что это поможет, ведь после его смерти она начала медленно чахнуть... Не помогло, она решилась пойти к лекарю, и он на весь лес объявил, что эти слухи - ложь. Потом один из нас вдруг решился свести счёты с жизнью. Потом ещё один. А Ани так и не обратила на меня внимания... Теперь я не знаю, как вымолить у неё прощение... - Печально, - прокомментировал сие Король. - Печально, что столь высокое чувство послужило причиной столь низких поступков. Господа, я растолкую вам кое-что. Ни один любящий по-настоящему, истинно не решится обидеть любимого так, как это сделал Рун-Лоссир. Истинная любовь определяется сразу. Мы, Эльфы, однолюбами считались только потому, что умели отличить истинное чувство от ложного. И у Анарнен с Брандом было Истинное, как не прискорбно. А у тебя, Рун-Лоссир - ложное. Изредка среди эльфов рождались душевно слепые. Как Келегорм Прекрасный, который свою сильную, жаркую, но увы - всего лишь страсть к Лютиэн спутал с любовью. Впрочем, похоже, исключение становится правилом... Келегорм пытался убить Лютиэн, а ты - Бранда, зная, чем это может обернуться для Ани. И унижал её непрестанно, причиняя ей всё новую боль. И таких как ты - всё больше... Ведь стоило тебе подождать, и ты встретил бы свою Истинную любовь, но увы, - Король отвернулся. - А ты, Бресиллас, что скажешь? - Да я хотел его убить! Хотел, понимаете? - заорал эльфёнок, которому было плевать, что перед ним король. Сейчас для него существовал только он сам. - Мне сон снился. В этом сне мне обещали силу, как у Трандуила. Я ведь талантливый! Но не высший эльф, поэтому не мог перескочить какую-то ступеньку. А Хранитель Врат - существо сильное, магически одарённое, и если бы мне удалось сожрать его душу... - Что? Что за бред? - вразнобой заговорили эльфы. - Сожранная душа Хранителя дала бы мне толчок, и я стал бы сильнее, - не обращая внимания на эти возгласы, пробормотал Бресси. - А этот дурачок, Лосси, получил бы свою Анарнен. Или не получил бы, его проблемы. Но что-то пошло не так... - его голос превратился в тихое шипение. - Душа в самый ответственный момент ускользнула от меня, а то, что говорило мне об этом... оно долго и издевательски хохотало! Во всех снах этот голос смеялся надо мной и говорил, что теперь я принадлежу ему с потрохами! И я сходил с ума и вымещал всё это на Анарнен. А почему? - его голос стал резким и оглушительно визгливым. - Да потому что я ненавижу таких как она! По грязи идут - ног не запачкают! Ты весь, как свинья, а она - как снег! Вы понимаете, что я имею в виду. И нас никто бы не поймал, кабы не эта Хелли! Её бы я с удовольствием прикончил, да всё не получалось подловить! Зато двух своих подельников я уничтожил, - хвастливо заявил он. - Болтали много. Выдали всё, и даже больше, только что имён не назвали, но к этому всё шло! - Достаточно, - прервал его Король. - У меня вопрос. Чей это был голос в твоём сне, Мелькора? И каким образом он тобой управлял? - Нет, не Мелькора. Этот голос принадлежал той тьме, которая не изначальная, а абсолютная! Эта тьма когда-то совратила Мелькора. Изначальная - что, всего лишь стихия! А у этой тьмы есть разум. И когда она говорила со мной, я чувствовал, как мой талант расцветает во мне и пытается пробудиться, стать сильнее! Я не смог отказать ей. А имя её - Бездна!       Эхом отозвалось в наступившей тишине это страшное слово. А потом Король заговорил: - Ну что ж, кажется, мы узнали достаточно. Перед нами два разных мотива и одно убийство. Первый из этих... эльфов совершил его в состоянии сильной и затяжной страсти, которая, впрочем, не смягчит наказания, так как он понимал, что делает. Второй, Брессилас, имел мысленный контакт с некой Бездной, о которой я со временем вам расскажу, и вместо того, чтобы сообщить компетентным эльфам, выполнял её приказы. Нет, он не одержим, ибо его воля осталась свободной, и своё преступление он совершал так же добровольно. Он мог выбрать - выполнить или не выполнить приказ этой Бездны. Итак, приговор...       Он набрал воздуха. - Приговор - смерть! Увы, но преступления ваши достаточно тяжелы для этого. Но... Рун-Лоссир, ты умрёшь с честью. Твоё сердце пронзит стрела. Чистая и даже красивая смерть. А ты, Бресиллас, будешь четвертован. Ты сполна испытаешь все муки, какие заслужил, ибо, в отличие от своего друга, не глуп, а порочен. И... Эльфы! Слушайте мой приказ! Зажгите фонари. Откройте ваши окна. Пусть дождь, град - они должны быть открыты как минимум месяц. Тьма бродит среди нас и вселяется в слабых умом и духом, заставляя их и без того гниловатые души разлагаться ещё сильнее. При малейшем проявлении Бездны в вас и ваших детях - сообщайте тем, кто ещё владеет Силой и связан с Аманом. Пусть спасают любой ценой. Особенно это касается тех детей, что увлечены безобидными играми в "не таких". Следите за ними особенно внимательно. Если эльф действительно "не такой", значит, как ни странно, опасности нет, ибо он искренен. Если же это игра, что ж... значит он в опасности. Ибо слаб духом. Следите за такими особенно! Иначе... иначе таких, как Бресиллас, станет слишком много. У меня всё. Суд окончен.       Эльфы уходили с поляны. Удручённые. Задумчивые. Печальные. Рун-Лоссир поклонился напоследок. Ему позволили сохранить честь - он ждал худшего. Плюющегося и воющего Бресси уволокли. В глазах у парня плясало тёмное безумие. Был ли он в тот момент эльфом? Или чем-то иным?       Остались все остальные участники дела. Включая лекаря, который, морщась, массировал грудь и нюхал что-то из пузырька. - Айвендил, - нарушил тишину его Величество Эстелир Зеленолесский. - При всём моём уважении - зачем этот театр? С магией и формальностями. Это так... по-людски. - Именно, что по-людски, - И Радагаст взлохматил себе волосы на затылке. Его махалай болтался в другой руке. - Эльфам не нужны эти слова и картинки. Но это тем эльфам, что родились во вторую и тем более в первую эпоху. Но этим - необходимы. Они уже утратили прежнюю силу, их сродство к магии превратило их в тени самих себя - ибо магия уходит из Средиземья. Лет через пятьсот она уйдёт совсем, оставив вот такие островки... Эльфы чувствуют, что слабеют, что каждое новое поколение уступает предыдущему - и теряют волю к жизни. Та магия, которая раньше практиковалась Майар - магия слова и дела, магия ума и сердца, без пафоса и показухи, но такая же явная, как то чудо, которое я явил в доме Рун-Лоссира - теперь не видна эльфам. И они, как люди, требуют картинки. Сияния вокруг меча, когда появляется враг. Прежний эльф чувствовал бы душой, как поёт его оружие, нынешнего убедит только свет. И так во всём... Вон Хелли уже понимает, почему я её учу самым простым и зрелищным приёмам... Хотя со временем она, как и все Хранители, познала бы малую толику Истинной Магии - той, что позволяет договариваться с природой. Но для познания такой магии в полном объёме ей придётся пройти долгий путь. Обычной человеческой жизни может не хватить...       Старый маг глубоко вздохнул. - Надеюсь, что этот цирк подействует. Хотя бы временно. Пока мы не найдём червоточину в нашем мире. Вернее, Хелли, ТЫ найдёшь. Ибо к концу лета подойдёт к концу и мой срок пребывания в Средиземье, и я должен буду вернуться в Валинор. Надеюсь так же, что мы с тобой поднимем коцебу до того, как я уйду. - А кто меня учить будет? - растерянно и как-то жалобно произнесла Хелли. - Алатар. Поэтому в наших с тобой интересах как можно быстрее поднять дом. Боюсь, что он спрятался так далеко, чтобы его можно было найти только с неба. И сделал это специально. Письма от него приходят редко, и их приносят перелётные птицы... - Червоточина... - медленно произнёс до сих пор молчавший Пип. - Я видел, что там... по ту сторону... Меня украли орки, но не для еды. Я был оборотнем, и стал для них забавной игрушкой. Так вот, я задремал в лесу... в клетке... мои хозяева кочевали по всему Востоку, и я потерял всякое понимание, где я нахожусь. И они разбили лагерь неподалёку от Червоточины. Моя клетка находилась непосредственно в поле излучения, и мне снились кошмары... Мне снился ониксовый замок, его чёрные коридоры, и повсюду - слизистые следы, как от гигантского червя. Земля, усыпанная пеплом и костями, покрытая ими сплошь, как ковром... Океан, ядовитый, как кислота, на дне которого шевелилось что-то огромное, похожее на спрута... Небо и две неподвижных алых луны, похожих на два злобных глаза. Несколько раз я с криком просыпался, забивался в самый угол клетки - туда, где не было решётки, а была стенка. Это меня и спасло. В последний раз, перед самым рассветом, один из орков стал ломиться в клетку. У него вся рожа была перекошена от ужаса. Он трясущимися руками пытался открыть дверцу. Потом его схватили змеи или щупальца, утащили в темноту. Ключ он выронил. Я просунул кисть, открыл дверцу, хотя раз пять ронял его в траву. Кругом вопили орки, что-то в темноте их убивало и похоже, заживо ело. Я бежал через лес, мне мерещились щупальца, я чуть не умер от страха, пока с рассветом не оказалось, что меня задевают обычные ветки, а я стал медвежонком. Потом оказалось, что я застрял в облике медведя и потерял дар речи от пережитого ужаса. Где то место находится - теперь и не вспомню, слишком долго кружил по лесам...       Все замолчали. Надолго. Уважительно глядя на Пипа, который после такого ужаса ещё умудрился сохранить ясный рассудок.       А вокруг загорались огоньки. Робкие и несмелые, они словно возвращали Зеленолесью часть давно ушедшей сказки. Эльфы, потрясённые случившимся, зажигали фонарики, чтобы отогнать тьму, непрошено забравшуюся в их души. - Пойдёмте во дворец, друзья мои, - негромко произнёс Король. - Из окна вид должен быть ещё прекраснее. Хелли ведь не разу не видела, как красив эльфийский лес, озарённый огнями. Словно звёздное небо, украшенное руками Элберет...