Тайны Браголина

Плачь, мой милый мальчик, сегодня плачь. Наступит скоро время неудач. Матушка твоя не придёт домой. Пойдем, хороший мой, пойдём со мной.

Главный инспектор отделения по борьбе с серьёзной и организованной преступностью службы столичной полиции Оливер Эллингтон мучился бессонницей. Уже давно, несколько лет, она периодически пробиралась в его спальню и как невидимый страж стояла у изголовья, пока он крутился и вертелся в кровати. Этой ночью он был благодарен этой нежеланной гостье. Ровно в три часа ночи в его квартире раздался телефонный звонок. В телефонной трубке сначала послышался шум и крики, и только после Эллингтон расслышал знакомый голос: — Шеф! Шеф! — голос Пола Конелли звучал виновато и в то же время взволнованно. — Пожар. Сгорел дом. Дома. Необходимо ваше присутствие. — Я похож на пожарного, Конелли? — наигранно-раздражённо пробурчал Эллингтон, поднимаясь с кровати. На самом деле он был благодарен внезапно свалившейся на его голову возможности покинуть эти четыре стены. И пусть это будет посреди ночи — сверлить взглядом потолок с обсыпавшейся краской было уже невозможно. — Нет, шеф, но… — Конелли замялся. — Поджог? — высказал самое логичное, что пришло в голову, Эллингтон. — Приезжайте скорей. Адрес запишите, — Конелли протараторил в трубку название улицы и номер дома, и тут же послышались гудки. Эллингтон выругался себе под нос: как бы ни радовала возможность проветриться по пустым улицам Лондона, скрытничанье Пола раздражало. С сержантом у них и без того были странные отношения: тот постоянно заглядывал в рот старшему товарищу по цеху, ходил за ним хвостиком повсюду, где только было возможно, приносил по утрам кофе в бюро — благо хоть перестал добавлять туда сахар и молоко. Поначалу Оливер радовался такому работнику: толковый, сообразительный, энергичный, очень начитанный — с ним не нужно было заглядывать в справочник, чтобы добыть нужную информацию. Но со временем такая привязанность стала настораживать. Уже не раз Эллингтон давал себе слово перевести привязчивого сержанта в другой отдел, но, как только такое решение было принято, Конелли в очередной раз каким-то чудесным способом спасал расследование, и переводить его казалось самым нелепым, что могло прийти в голову. Так, один раз Конелли спас от внутреннего расследования целый отдел, когда были утеряны важные документы. Оказалось, кто-то из сотрудников забыл их на столе в комнате отдыха, а старательная уборщица подняла их на полки с кофейными чашками. И только Конелли пришла в голову идея проверять полки сверху, где уже годами даже пыль не вытирали толком. В другой раз Конелли показал себя со стороны наблюдателя: на месте преступления — двойного убийства с явными личными мотивами — он увидел подозрительного человека, одетого не по погоде легко. И, когда его мнение по поводу этой личности было проигнорировано, он сам последовал за подозреваемым и стал свидетелем, как тот выкидывал завёрнутый в тряпку нож в реку. Позже водолазы нашли нож, а с ним и доказательства причастности мужчины к убийству. А совсем недавно Конелли перечитывал уже закрытые дела о вымогательствах в малом бизнесе и провёл незаметные на первый взгляд параллели с делом об убийстве домохозяйки в пригороде Лондона, которое даже не относилось к их участку. Убийцу поймали, а заодно и пересмотрели старые дела, в которых были допущены следственные ошибки. В общем, несмотря на всю свою навязчивость, Пол был отличным полицейским, и Эллингтону оставалось только не принимать привязанность подчинённого слишком близко к сердцу. Ещё издалека Эллингтон заметил пожарные машины: их было сразу три, а это был плохой знак. Тут же вспомнилось, что Пол говорил не об одном сгоревшем доме… На улице толпились зеваки: кто-то плакал, кто-то успокаивал погорельцев, кто-то просто любопытно рассматривал пожарище. Такое Эллингтон не любил: сборища людей раздражали его как таковые, а когда приходилось ещё успокаивать пострадавших, он и вовсе терялся. Чтобы не выглядеть нелепо, он вёл себя нарочито строго и безучастно. Как и в этот раз. Конелли, заметив начальника, тут же перестал успокаивать плачущую женщину в пижаме — по всей видимости, жительница одного из сгоревших домов — и направился к Эллингтону. — Сгорело три дома, — начал докладывать он, не тратя времени на приветствия. — Два — полностью. Один, возможно, пригоден к ремонту. Человеческих жертв нет. — Поджог? — также не растрачиваясь на пустую болтовню, поинтересовался Эллингтон причиной присутствия на пожаре работников отделения по борьбе с преступностью. Конелли нахмурил лоб и сжал губы в тонкую ниточку, отчего стал похожим на провинившегося школьника. — Если не поджог, то какого чёрта… — Посмотрите сами, — перебил Конелли, совсем не по статусу схватив начальника за потёртый рукав плаща. — Я не знаю, как это объяснить. Просто посмотрите сами. Пришлось протискиваться сквозь толпу. Люди молча глазели на то, что осталось от некогда — если судить по соседним однотипным домам — трёхэтажек. Женщина в пижаме всё еще всхлипывала, то и дело вытирая нос платком. Рядом с ней стоял плотного телосложения мужчина, прижимая к себе перепуганную болонку. Ещё чуть ближе к пожаркам стояли трое: старик в домашнем халате и двое подростков — парнишка лет четырнадцати и девчушка чуть помладше. По всей видимости, внуки — приехали погостить у деда. А вот его супруга общалась с пожарным. То, что это супруга старика, определить было несложно: на ней был такой же безвкусный стёганый халат. Эллингтон намётанным глазом рассматривал зевак и погорельцев. Всё это могло пригодиться позже. Он ещё не знал, как именно, но профессиональная привычка делала своё дело. Инспектор заметил и третью семью пострадавших: молодые родители и трое детей — один, мальчик лет семи, беззаботно скакал по тротуару, ещё один, лет четырёх, жался к ноге отца, который держал на руках младенца, мирно посапывающего и улыбающегося во сне. Запоздало Эллингтон заметил ещё одного ребёнка — мальчика лет пяти, стоящего чуть поодаль. Он был одет в нижнюю майку и короткие шорты. И, скорее всего, мёрз. Однако мальчишка смотрел на инспектора, словно увидел привидение, широко распахнув глаза и не моргая. Эллингтон нахмурился, успокоил себя тем, что заботиться о ребёнке — дело родителей, и направился в центральный из трёх пострадавших от пожара домов. Сгоревшие доски на полу скрипели при каждом шаге. Оливер огляделся: когда-то здесь была кухня. Чаще всего пожары начинаются именно здесь. Или в спальне — жильцы засыпают с сигаретой в руках. Но если Конелли и видел здесь что-то странное, что не мог описать сам и что стоило ночных поездок по городу, то сам инспектор видел только сгоревшие дотла остатки мебели и электроприборы. — Здесь, — послышался голос сержанта из соседней комнаты. Последовав за голосом, Эллингтон вошёл в соседнюю комнату и остановился на пороге. Даже в темноте ночи, в тусклом освещении от автомобильных фар на улицах было видно, что имел в виду Конелли: в совершенно чёрной от сажи комнате на полностью обгорелой стене висела картина. Абсолютно целая, неповреждённая картина с изображением плачущего ребёнка на ней. — Что это? — Эллингтон нахмурился так, что заболел лоб. — Кто повесил картину в сгоревший дом? — В том-то и дело, сэр, что никто, — радостно отозвался Конелли. Он сомневался, что поступил правильно, вызвав начальника посреди ночи на, казалось бы, обычный пожар. Но теперь заметил глубокую морщину на лбу Эллингтона и понял, что поступил верно. — Картина, по словам владельцев, висела на стене задолго до пожара. И во время пожара её тоже никто не трогал. Никто даже не смотрел на неё и не замечал, пока… пока я её лично не обнаружил. Вот как есть, так и было. — Ты? Конелли, как ты вообще здесь оказался? — спросил Оливер, задумчиво рассматривая картину. Та и правда была странным образом не повреждена. Даже сажей почти не покрылась — только верхний правый угол слегка запачкался. А может, уже до пожара грязный был. Эллингтон, достав из кармана платок, осторожно отодвинул картину от стены и заглянул за неё: стена была такая же чёрная, как и всё в доме. — Так я… это… живу тут, — замялся Пол. — В конце улицы дом. Пожар увидел, подумал — вдруг помощь нужна. Прибежал. А тут такое! Эллингтон согласно кивнул. Он, конечно, не знал, где живет его подчинённый — такие мелочи его не интересовали, но точно знал, что поступил бы точно так же… Конелли раздражал своей правильностью и усердием. — Пол? — дождавшись, пока Конелли подойдёт ближе, Оливер одобрительно кивнул. — Вызови наших, пусть картину заберут на экспертизу, проверят на отпечатки. Сама по себе она здесь появиться не могла, а во время возгорания её здесь однозначно не было. Очень возможно, что тот, кто её повесил после пожара, и сам пожар устроил. Жильцов вызови, показания снимать будем. И еще, Конелли, мальчишке одежду найди какую-нибудь, раз живёшь рядом. — Какому мальчишке? — удивился Пол. — На улице, с родителями. Те, у которых их четверо. Пацан в трусах мёрзнет, небось. — Сэр? Тут жили семья Робертсон, у них трое детей… — пробормотал Конелли неуверенно. — Может, и не их, — вздохнул инспектор. — Тогда сначала одень его, потом разберись чей… Домой возвращаться Эллингтон не стал: часы показывали половину шестого, и смысла ехать через полгорода и делать крюк в добрые пятнадцать миль не было. В офисе было ещё пусто и темно. Именно так, как Эллингтону нравилось больше всего. Закинув плащ привычным движением руки на гардеробную вешалку, Оливер уселся в кресло, откинулся на спинку, закинул ноги на стол и закрыл глаза. Что-то в происшедшем сегодняшней ночью ему не нравилось. Эллингтон считал себя опытным и внимательным инспектором, способным с первого взгляда усмотреть и мотив, и предположительный ход происшествия. Но не в этот раз. Если картина была во время пожара в доме, то почему не пострадала? А если её не было, то кто повесил её позже? Конелли прибыл на место пожара ещё до того, как его потушили, а значит, наблюдал в непосредственной близи, что происходило. Но Пол был уверен, что на пепелище он вошёл первый, да и на обгорелом дощатом полу не было видно никаких других следов, кроме как от ботинок подчинённого, — на это Оливер обратил внимание. Даже если Конелли и доставал своей правильностью, то в его внимательности и ответственности Оливер не сомневался. В мистику инспектор не верил ввиду врождённого скептицизма. И потому решил, что отправит картину на экспертизу в лабораторию для проверки на наличие отпечатков пальцев, запросит отчёт пожарной службы о возможности поджога и забудет о случившемся, как о страшном сне. В том, что существовало логичное объяснение, он даже не сомневался. Лишь два часа спустя офис заполнился голосами: здесь всегда было шумно, но Оливер, как главный инспектор, пользовался возможностью закрывать стеклянную дверь в свой не менее стеклянный кабинет. Это было удобно: видеть всё вокруг он мог прекрасно, а вот слушать было не обязательно. К десяти часам в этом самом стеклянном «бункере» появился Конелли. С рамкой от картины. — Картину в лаборатории трогать не стали, — сообщил он с порога. — Упаковали в полиэтилен и отправили в бюро криминалистики. Там какой-то их местный эксперт посмотрит, что за картина. А рамку вот, — Пол неаккуратно стукнул углом деревянного прямоугольника о стол начальника, — проверили на наличие отпечатков и сажи. Сажа есть, картина, судя по количеству аморфного углерода на дереве, всё время находилась в доме. А вот отпечатков на ней нет. — Вообще никаких? — Оливер оторвался от бумаги, которую Пол положил перед ним полминуты назад, и удивлённо уставился на сержанта. — Вообще никаких, — уверил тот. — Даже отпечатков хозяйских пальцев нет. Похоже, у миссис Робертсон основательное обсессивно-компульсивное расстройство. Эллингтон усмехнулся, окинул взглядом свой до безобразия аккуратно прибранный стол: ровно стоящие в стакане карандаши, словно по линейке сложенные в стопку папки, и даже скрепки на магнитной подставке были рассортированы по цвету. Конечно же, Конелли заметил взгляд шефа и уже было открыл рот, чтобы сказать что-то, но его перебили: дверь резко распахнулась. — Шеф, двойное убийство. И с запиской. Ребята уже выехали. — Прекрасно! — съязвил Эллингтон, поднимаясь на ноги. — День только начался, а маньяки уже дают о себе знать. Конелли? — Да, сэр? — Пол тут же встал в стойку, ожидая приказа. «Как охотничий пёс», — усмехнулся про себя Эллингтон. Сравнение это в глазах самого Оливера подходило чудесным образом: нюх у Конелли был завидный, а уж про исполнительность и говорить нечего было. — Конелли, займись делом с картиной: запроси пожарные отчёты, поговори с экспертом из криминалистики. Расскажешь потом о результатах. И, пожалуйста, Пол, — Оливер впервые за всё утро тепло улыбнулся, — не надо писать мне десятистраничный отчёт. Кратко и по делу. Понятно? — Понятно, — почти робко ответил Конелли, не ожидавший обращения по имени, которое звучало почти по-дружески. И тут же, опомнившись, добавил: — Сэр. В офис Эллингтон вернулся под вечер. На рабочих местах оставались самые усидчивые и, возможно, те, кому не было разницы, где быть: дома или здесь. Как самому Эллингтону. Здесь, в этой стеклянной коробке, была хотя бы видимость, что он не один. А дома… Дома его ждал ужин из морозильной камеры, серия бессмысленного ситкома и очередная бессонная ночь. Ни сам Оливер, ни кто другой из находящихся в помещении не обратили внимания на запыхавшегося Конелли. Тот имел привычку перемещаться в пространстве быстрее разумного, отчего иногда складывалось впечатление, что он находится в двух местах одновременно. Пол остановился лишь перед самой дверью, пару раз глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, и лишь потом постучал — совершенно нелепая привычка: Оливер заметил его уже давно и теперь смотрел, ожидая стука, чтобы махнуть рукой. Эллингтона раздражала и эта черта характера Пола — всё должно быть строго по уставу. — Сэр, — Конелли наконец-то перевёл дыхание и успокоился, — как Вы и просили, отчёт по картине. Эллингтон посмотрел на десятистраничный отчёт и вздохнул. Сколько бы он ни просил, каждый раз получалось одно и то же. — Хорошо. А теперь своими словами, Пол. И быстро. Конелли снова замешкался. Эту новую манеру шефа обращаться по имени он находил очень неловкой — это смущало и сбивало с рабочего ритма. Конечно, он давно заметил, что с остальными полицейскими в отделе Эллингтон тоже на «ты» и по имени. Но с ними-то шеф работал уже много лет, а Пол был в этом отделе всего полгода и, по его мнению, такого дружеского отношения к себе ещё не заслужил. — Конечно, — ответил Конелли после недолгой паузы. — Сначала — пожарные отчёты. Бытовой пожар, эксперты ещё обследуют помещение и пробы, взятые в домах, но предварительные данные показывают, что вероятность поджога маловероятна. По показаниям миссис Робертсон газовая проводка в доме была неисправной уже давно. Её чинили несколько раз. Буквально на прошлой неделе был очередной ремонт. Мистер Робертсон даже писал в страховую компанию с просьбой прислать эксперта на проверку, тот должен был прийти в конце месяца. — То есть виновата неполадка? — не отрывая взгляда от лежащего на столе доклада, Эллингтон слышал и своего подчинённого. — Так точно. Кроме того, — продолжил Пол с явно заметным энтузиазмом, — не было найдено никаких субстанций, используемых для поджогов. Точные данные будут только через пару дней, но по предварительным результатам осмотра помещения пожар начался на кухне, что подтверждает слова миссис Робертсон. Эллингтон что-то промычал себе под нос, то ли соглашаясь с выводами Пола, то ли просто подавая знак, что он ещё не уснул. По всей видимости, Конелли расценил это как знак продолжать, что и поспешил сделать. — Эксперт из криминалистики осмотрел картину и заверил, что это репродукция. Хорошо выполненная, но всё же копия. — Шедевр художественного искусства, стоимостью в несколько десятков тысяч фунтов? — наконец-то оторвавшись от чтения протокола, Эллингтон посмотрел на Пола. Отчего тот тут же занервничал. — Никак нет. Джованни Браголин нельзя сказать что очень популярен даже в кругах знатоков искусства. Даже этот самый эксперт не сразу расшифровал подпись в углу картины. Стоимость копии не превышает пятидесяти фунтов, сэр. — Отлично. Значит… Похоже, у нас нет никаких поводов думать, что эта картина какая-то особенная. И это странное совпадение, что пожар не уничтожил только её, — сделал вывод инспектор, вставая из-за стола. — Уже поздно, Конелли, рабочий день закончился уже два часа назад. Пора и честь знать. На улицу они вышли вместе, по пути перебросившись парой фраз о двойном убийстве, которое заняло столько времени и внимания Эллингтона. Конелли выказал желание наконец-то принять участие в этом деле. Поначалу Оливер хотел отказаться — рабочих кадров хватало и без него, — но потом передумал. Связь с двумя предыдущими подобными случаями была несомненной: на каждом месте преступления были оставлены записки, напечатанные на старомодной печатной машинке, и содержания они были очень схожего. Но, кроме этих записок, больше никаких связей между убитыми не наблюдалось. Как и мотивов преступления. Конелли с его нюхом мог быть очень полезен. Следующий месяц прошёл для Эллингтона без особо ярких происшествий. Будничная работа, которая человеку со стороны могла бы показаться сущим адом, заземляла Оливера во всех смыслах этого слова. Он знал, что занимается нужным делом — отчищает город от маньяков и убийц. На его счету было бòльшее количество раскрытых дел, чем у любого другого начальника отдела до него. И эта мысль помогала ему подниматься по утрам с кровати и идти на работу. Правда, не давала покоя и другая мысль — количество этих самых раскрытых преступлений существенно возросло с тех пор, как он сам собственноручно подписал контракт о приёме на работу Конелли. С другой стороны, сам Конелли не признавал того, что в отличной статистике отдела была его заслуга. И это было совершенно искренне: он считал, что Эллингтон — прекрасный начальник, и именно его усилиями были раскрыты все эти преступления. Именно поэтому, когда посреди ночи он снова оказался на месте пожара, не задумываясь, набрал номер начальника. — Это Конелли, — пробормотал он неуверенно в трубку, после третьего «алло». — Конелли, какого чёрта ты звонишь среди ночи?! — прорычал Эллингтон, глядя на настенные часы. — Если не случился пожар… — Именно. Именно он и случился, — протараторил Пол. — Шеф, вы должны сюда приехать. Вы… должны видеть это своими глазами. Оливер, тяжело вздохнув, поднялся с кровати. Ехать посреди ночи никуда, конечно же, не хотелось. К тому же шёл мелкий противный дождь. Но Конелли просто так не стал бы вызывать его в такое время суток, тем более на пожар. Записав адрес, Эллингтон спешно оделся и вышел к своему уже знавшему лучшие времена Моррису. Работа по ночам не мешала его распорядку дня. Наоборот, работать в тишине, без лишних зевак было удобно. Пожар Оливер заметил издалека. По огромной толпе, собравшейся вокруг сгоревшего дома, и мигающим сигналам пожарных машин. Сам огонь к приезду инспектора уже успели потушить, но толпа зевак расходиться, похоже, не собиралась. Оставив автомобиль подальше от места происшествия, Эллингтон поднял ворот плаща и ещё прежде, чем успел сделать шаг, увидел спешащего в его направлении Конелли. — Инспектор. Поторопитесь! — то ли попросил, то ли потребовал тот. — Что случилось, Пол? Почему мы опять на пожарище? — Вы всё увидите сами. Пойдемте же! — настоятельно повторил Конелли, сдерживая желание схватить инспектора за рукав и потащить за собой. Эллингтон согласно кивнул, предчувствуя: то, что предстояло увидеть, ему не понравится… В этот раз пожарные действовали оперативно и сгорел только один дом и несколько деревянных пристроек, которые теперь зияли чёрными пятнами на, впрочем, зелёной местности. Пробравшись сквозь толпу, Эллингтон увидел полицейское ограждение — бело-синюю ленту, натянутую по периметру вокруг дома. — К чему это, Пол? Есть пострадавшие? — Нет, сэр. Я… взял на себя ответственность и отдал приказ огородить территорию, — неуверенно промямлил Конелли, заметно смущаясь собственного рвения. — Хорошо, показывай, что тут у тебя, — стараясь звучать нейтрально, попросил Эллингтон. Приподняв ограждающую ленту, Оливер на мгновение замер — ему вдруг показалось, что он видел в толпе знакомое лицо. Он попытался вглядеться, но при повторном взгляде не заметил ничего подозрительного — просто кучка зевак. — Где хозяева дома? — спросил он на пороге сгоревшего здания. В прошлый раз он отчётливо определил в толпе пострадавших, в этот — никого, кто бы подходил на роль спешно покинувших дом, замечено не было. — Дети ночевали у соседки, она-то и вызвала пожарный наряд, когда увидела огонь. Сами хозяева были на какой-то вечеринке. Я распорядился, чтобы отправили туда кого-нибудь: дозвониться до них нет возможности. — Отлично, — на этот раз искренне похвалил Эллингтон. Конелли и правда действовал расторопно и по всем предписаниям. Внутри дом походил на обуглившийся сарай: вещи были раскиданы так, словно сначала здесь кто-то хорошенько постарался, устраивая бардак. — Взлом? Поджог? — скорее подытожил увиденное, чем спросил Эллингтон. — Похоже на то, — согласился Пол. — Но, сэр… посмотрите на это. Последовав за Конелли в соседнее помещение, Эллингтон замер на пороге: посреди обугленной стены висела нетронутая пожаром картина. Картина с изображением плачущего мальчика. — Что за… Конелли? — Оливер спешно подошёл к единственному уцелевшему предмету в комнате и протянул Полу одну из пары извлечённых из кармана перчаток. — Похоже, кто-то издевается над нами. — Соседка сказала, что картина висела в этой комнате уже много лет, — предугадывая дальнейшие вопросы шефа, начал рассказывать Конелли. — Она не знает, откуда взялась картина, но хозяева очень ей дорожили. По всей видимости, это был подарок. Эллингтон заглянул за картину и, убедившись, что стена за ней, как и в прошлый раз, обугленная, проверил крепление — обычная проволока, криво скрученная в петлю. Так не вешают картины, которыми дорожат. — Картину — в лабораторию. Пусть снимут отпечатки пальцев, сверят с нашей базой данных, — снимая перчатку, распорядился он. — Опроси хозяев, когда они вернутся. После опроси хозяев дома с прошлого пожара, выясни, есть ли у этих двух семей общие знакомые… Выходил из дома Эллингтон, задумавшись о странных картинах. В них не было ничего интересного: обычные портреты, даже не оригиналы — репродукции. По крайней мере, в первом случае был не оригинал, и в подлинности этой картины были тоже сомнения. Это не могло быть совпадением: два пожара, в которых уцелели только картины. Объяснение должно было быть. И Эллингтон был заинтересован найти причину. Теперь уже был. Оливер был так увлечён размышлениями, что, вновь заметив знакомое лицо в толпе зевак, не сразу отреагировал. Лишь долю секунды спустя он снова оглянулся, но мальчишка уже исчез. Если бы на его месте был взрослый, Эллингтон ни на мгновение не сомневался бы в том, чтобы заподозрить его в причастности к пожарам. Но ребёнок? — Что случилось, сэр? — Голос Конелли за спиной прозвучал так неожиданно, что Эллингтон ненароком дёрнулся. — Н-ничего. Мне показалось… Нет, ничего, — неуверенно улыбнулся Оливер и, покачав головой, словно отбрасывая мысли, направился к машине. Следующие несколько дней Оливер часто возвращался к мыслям об этом мальчишке. Тот был ещё слишком мал, чтобы совершать поджоги. К тому же сгоревшие дома находились друг от друга в нескольких милях, и без помощи взрослых мальчишка не мог бы попасть на оба пожарища. Без помощи взрослых… Эта мысль не давала Оливеру покоя. Возможно, он не заметил чего-то важного, не обратил внимания на другие знакомые лица. Он считал себя внимательным человеком, но, к своему собственному стыду, вынужден был признать, что на первом месте пожара совершенно не смотрел на лица зевак. Но был кто-то, кто непременно это сделал. — Конелли! Пол! Зайди ко мне и захвати результаты тестов из лаборатории. Сержант подскочил, как только услышал своё имя. Этим утром он сообщил шефу, что лаборатория наконец-то прислала полный отчёт, и весь день ожидал, что его вызовут. И вот теперь, подхватив заранее приготовленную папку бумаг со стола, бодрым шагом направился в «бункер» шефа. — Сэр? — Конелли остановился в дверях, как школьник, краснея и не решаясь войти без разрешения. Эллингтон небрежно махнул рукой, указывая на свободное кресло за столом и приглашая Пола сесть. Что тот и сделал — не без доли сомнения: он привык стоять по стойке смирно в присутствии шефа. Но и беспрекословно выполнять его приказы тоже. — Здесь много интересного, — начал он, похлопывая ладонью по стопке бумаг. — Первое — отчёт лаборатории. На картине обнаружены отпечатки пальцев. После детального сравнения все они были отнесены к жильцам дома. Посторонних отпечатков нет. Как нет и общих знакомых у семьи Робертсон и семьи Поммерой, владельцев второго сгоревшего дома. Мы сравнили по местам работы родителей, местам учёбы и факультативных курсов детей. Даже ветеринаров домашних питомцев проверили. Никаких зацепок. Оливер задумчиво нахмурил лоб, внимательно слушая Конелли. Все зацепки исчезали, как вода в песке, но он всё ещё надеялся, что Пол нашёл что-то интересное. — Пожарный отчёт, — Пол подвинул одну из папок инспектору, но тот не спешил её открывать, будучи уверенным, что и без того услышит всё важное. — Бытовой пожар ранга С, очаг возгорания на кухне: как и в первом случае, утечка газа. Катализаторы не обнаружены, так что поджог с большой вероятностью можно исключить. — Саботаж? — тут же отреагировал Эллингтон на интонацию в голосе Конелли: тот заметно радовался, рассказывая про результаты пожарной комиссии. — Очень вероятно, — еще больше оживился Конелли. — Если в доме семьи Робертсон давно наблюдались неполадки с газовой проводкой, то в доме Поммерой все коммуникации были полностью санированы несколько месяцев назад. Примечательно то, что работы в обоих домах проводились одной и той же фирмой. На этот раз Эллингтон открыл папку и, пробежав глазами отчёт, остановился на названии фирмы… — Одна из самых крупных фирм в городе, — задумчиво произнёс он. — Они курируют почти девяносто процентов домов в этом спальном районе. — Вы наверняка правы, шеф, и это просто совпадение, — Конелли нахмурился, словно это была его собственная ошибка. — Но это отличная зацепка, — поспешил успокоить его Эллингтон. — По крайней мере, единственное, что мы имеем на этот момент. Обязательно нужно проверить, кто именно занимался работами в домах, кто их направлял и кто работал непосредственно с владельцами домов. Конелли почти робко улыбнулся, пытаясь понять, на самом ли деле шеф похвалил его или просто пытается подбодрить. Эллингтон и сам не знал, что именно сподвигло его сказать это — зацепка была настолько слабой, что вряд ли оправдает надежды. Но проверить её стоило бы в любом случае. — Есть ещё что-то интересное? — спросил Оливер после неловко затянувшейся паузы. — Да. Ещё один тест из лаборатории. Пожалуй, стоило с этого начать, — Конелли вздохнул. — Химическая экспертиза картины показала, что, как и в первом случае, репродукция была нарисована на нетипичном для репродукций полотне, пропитанном квасцами, в частности сульфатом алюминия-калия. Оливер заинтересованно посмотрел на подчинённого. В химии он понимал мало, но за то и ценил Конелли, что тот знал все эти энциклопедические данные, не заглядывая в книги. — Эти квасцы используют для получения огнеустойчивых материалов, сэр, — уточнил Пол. — То есть картины не сгорели по причине специфической обработки холста? Конелли снова нахмурился и нервно почесал лоб, словно он сдавал самый важный в своей жизни экзамен и от этого ответа зависела вся его дальнейшая жизнь. — И да, и нет. Концентрации квасцов в материале недостаточно для того, чтобы тот не загорелся. Но в сочетании специфического расположения на длинной металлической проволоке и угла соприкосновения со стеной… такое возможно. Эллингтон с явным облегчением вздохнул. Это дело ему не нравилось, и теперь, похоже, оборачивалось простой случайностью и совпадением. Но всё же один вопрос его интересовал. — Пол, зная твою наблюдательность… — Оливер замялся, не зная, стоит ли спрашивать об этом теперь, но всё же решился: — На месте второго пожарища мне показалось, что я видел мальчишку, про которого говорил тебе при первом пожаре. Помнишь, тот, которого я принял за четвёртого отпрыска Робертсонов? — Да, конечно, помню, — охотно отозвался Конелли. — Я искал его позже, чтобы выполнить ваше распоряжение, но безрезультатно. — Ты… не заметил его на втором пожарище? — сухо произнёс Оливер, понимая, как нелепо звучит его вопрос. — Н-нет. Я… нет, сэр, извините, я был невнимателен, — подавленно ответил Конелли. Эллингтон вздохнул и покачал головой:  — Скорее всего, мне показалось, Пол. И чего бы маленькому ребенку делать в такой дали от дома… Конелли согласно, но неторопливо кивнул. Ему самому вдруг показалось, что он упустил что-то очень важное. И дело было даже не в этом ребёнке, о котором говорил инспектор. Это было что-то другое, но Пол не мог понять, что именно. Эта мысль неуловимо витала в воздухе, не давая покоя молодому сержанту. Уже в дверях Конелли замер на ходу и резко выдохнул. — Семнадцатое… — едва слышно пробормотал он. — Что? — Эллингтон посмотрел на подчинённого, невольно напугавшись его реакции. — Сэр. Ровно месяц… Семнадцатого марта был первый пожар. В два часа ночи. Второй — ровно месяц спустя: семнадцатого апреля. В два часа ночи…