И в Канаде мы верим в мир

— И вы же знаете, как я люблю нашего оператора Аарона. Бен Ковалевич в очередной раз лучезарно улыбается в камеру, за которой он отчётливо видит не то чтобы лицо, но голову Аарона точно. Если бы и Аарон мог что-то на это сказать, вряд ли это пропустили бы в эфир. Вариантов, впрочем, масса, но терпение Аарона по своей прочности может соревноваться с двумя справочниками, страницы которых переплетены между собой, а по долговечности — с целлофановым пакетом. В конце концов, Бен постоянно что-то ему говорит, и всегда — во время записи. Если пытаться обрезать все задушевные разговоры Ковалевича на монтаже, то трёхчасовой выпуск с обзором фестиваля Rock am Ring в Германии превратится в десятиминутное объявление групп, которые приехали в Нюрбургринг в этом году. Ковалевич однажды сказал, что если вдруг зрителям кажется, будто Аарон — его соведущий, то им... Совершенно не кажется. А самого Аарона, как и обычно, просто забыли спросить. Но он, по крайней мере, за задумчивое и понимающее выражение лица не получает зарплату ведущего. Пока что Бену, мягко говоря, настоятельно не рекомендуют трепаться в самом выпуске о том, как же он любит Аарона. А что он может сделать? Бен Ковалевич — человек, успевающий схватить свои слова только тогда, когда они уже произнесены. И с каждый днём он лишь удивляется, что за ним остаётся его рабочее место. Должно быть, пока на британском телевидении развлекательные шоу ведёт Джимми Карр, он в безопасности. А если нет, то Бен знает, куда можно податься. Но отчего-то каждый раз, когда он видит перед собой камеру и Аарона, которому бывает действительно сложно его снимать, все эти приевшиеся ему самому слова о любви так и норовят выбраться наружу, туда, где о них будет знать кто-то ещё. Он может говорить, что на Аарона ему наплевать. Он может говорить, что лишь эксплуатирует его. Но всё неминуемо возвращается к одному. — Надеюсь, вы доживёте до следующего выпуска, если на этом сумасшедшем фестивале не случится ещё какая-нибудь херня. До скорого. Лишь благодаря титанической силе воли Аарон продолжает удерживать камеру даже после окончания записи. — Эй, как тебе? — Сейчас отвалится плечо, — скептически замечает Аарон. — Ты не мог восхвалять Металлику ещё дольше? — Ты, маленький кусок дерьма, — обращается к нему Бен, но с той заботой, с какой с подобной фразой обращаются к любимому младшему брату. Ему некуда тратить свою любовь. Кажется, одного Аарона для неё слишком мало. В какой-то степени, так и есть, вот только вся эта любовь — для него. Бен с поразительной убедительностью делает вид, будто он не при чём. Будто он ничего не имеет такого ввиду. Будто Бен — сама невинность. Только это получается гораздо хуже. Гораздо, намного, запредельно правдоподобнее получается у него изображать любовь к Аарону, но кто знает, изображает ли он. Впрочем, разве так ли это важно? Разве сам Бен виноват в том, что происходит? Бен даже не виноват в том, где сейчас находится, и не виноват в том, что находится здесь с Аароном. Так в чём его можно обвинить?