И в Канаде мы верим в мир

Бен просто сидит и смотрит на Аарона. Долго и очень внимательно. Пристально. Без тени серьёзности, но вместе с тем и без улыбки. Он смотрит на него, держа одолженную у Иэна акустическую гитару в руках, а Аарон сидит перед ним, как и он сам, на ковре и откровенно чего-то ждёт. Бен, в общем-то, тоже. Он ожидает присутствия момента, что всё к нему не спешит, и ожидает так долго, что руки его начинают подрагивать от волнения. Бен ведь умеет играть на гитаре. И на гитаре, и на барабанах, вот только не слишком любит заниматься этим публично, так что даже дома и даже для Аарона, Иэна и Джона он играет только для того, чтобы просто не забыть, как это работает. Так и не дождавшись чуда, слова Бена сами слетают с его губ. Он, может, и не совсем хотел сделать это вот так вот обыденно, тихо и так, что и не верится. Он, может, и хотел сделать это перед камерами — так, как он делает удивительное количество вещей в своей жизни. Он, может, вообще не хотел ничего делать. Вот только его сердце решает за него. Бену до сих пор в это не верится. То есть ему действительно в это не верится. Вот уже неделю он просыпается утром и с натуральным удивлением обнаруживает на своей руке обручальное кольцо. Первые несколько секунд он пытается припомнить, откуда то вообще могло появиться на его пальце, и только потом Бен вспоминает, что вот уже неделю он официально замужем. «Ебаный в рот», — думает он про себя, словно после жуткого похмелья, и словно он не думал над этим решением несколько месяцев. А после его ноги начинает царапать Билли, и Бен понимает, что всё, что происходит — взаправду. Но ему действительно в это не верится. То есть они даже не собирались и не обсуждали так долго, как оно того, быть может, требовало. Они подали заявление, а после не было даже свадьбы. А Джон и Иэн, разумеется, примчались так быстро, как только могли. Куда же без них? Бену по-прежнему кажется, что всё это будто бы произошло с кем-то другим: с его другом или приятелем, и он, в сущности, не имеет к случившемуся никакого отношения. Вот только Бен имеет самое прямое отношение. Аарон недоумевает первые три дня. Он ходит и постоянно смотрит на свою руку, как если бы на ней ампутировали палец, и тоже не может свыкнуться с мыслью, что ничего, в сущности, не меняется. Такой же эффект в их отношениях добивается неделей раздельного отпуска, а по возвращению всё приходит в норму. Даже после брака всё приходит в норму. Всё всегда приходит в норму. Ничего страшного ведь не случилось, кроме неунимающихся мыслей Бена, что он, чёрт возьми, теперь замужем за Аароном, и это совсем официально, и после стольких лет, и это кольцо, под которым остаётся мыло, когда моешь руки, и сам Аарон, который такой же потерянный, и все эти чёртовы люди на работе, которые гораздо охотнее верят в случившееся, чем ты сам, а ещё интернет и... и... Голос в голове Бена не может заткнуться. Он всё говорит, и говорит, и говорит, и действует на нервы, а Бен, в свою очередь, говорит с Аароном и действует на нервы ему. Аарон с титаническим спокойствием выслушивает всё, что говорит ему Бен, потому что, по правде говоря, в его собственной голове происходит то же самое. Неделя — это ничтожно мало для того, чтобы прийти в себя. Всё приходит в норму само по себе, но с собой ничего не поделаешь. Даже спустя месяц мысль кажется невероятной. У Бена берут интервью по этому поводу, о нём пишут статьи по этому поводу, его обсуждают в интернете по этому поводу, и Бен завидует чужому умению приспосабливаться. Разумеется, все знали. Ну, конечно. Все, как и всегда, всё знали. Об этом знал и Бен, и Аарон, вот только легче не становится. Иногда, когда Аарон опускает взгляд на руки, спустя месяц, они начинают трястись. Ко всему привыкаешь. Аарон уже привык к трём уколам в неделю, привык к жизни, которой он — вот странность — живёт, и он привыкает даже к тому, что теперь Бен — его муж. «Ебаный в рот», — звучит в голове голос Бена. И Бен опять фотографирует его, пока он не видит.