Прачечная в Припяти

      Несколько дней майору пришлось быть крайне осторожным с головой, чтобы ненароком не продлить реабилитацию ещё на неопределённый срок. Сегодня он чувствовал себя чуть лучше и решил выйти на разведку окрестностей.       Свежий воздух придал ему сил и сталкер рискнул отправиться на станцию Янов, рассчитывая отремонтировать у Азота винтовку. Однако, того на месте не оказалось. Удивительно! Дегтярёв не знал на своей памяти такого вопиющего случая, казалось, он всю жизнь сидел в своей мастерской. И всё же это не было таким уж страшным происшествием; майор поместил неисправное оружие в личный ящик, а оттуда взял во временное пользование ТРс-301, хотя и не очень её уважал. Зато она была в отличном состоянии. С дробовиками майор не дружил, а отдать на ремонт тому же Азоту СВД никак руки не доходили. Винтовка до этого случая не подводила.       Сталкер попросил Зверобоя связаться с ним, когда техник снова объявится на станции. Тот ответил, что без проблем.       Патроны менять не пришлось, поэтому Дегтярёв просто пополнил запас и отправился обратно в Припять.       Он мог бы остаться на Янове, переночевать, поискать в окрестностях артефакты или найти другое задание: кажется, он обещал что-то достать для учёных… Но майор чувствовал необходимость вернуться в прачечную. Человек, который обосновался там, занимал все его мысли.       Александр поступил так по-дурацки, и проклинал себя за это сотни раз. Но тот поцелуй полковника — ответ на его рискованный шаг — одни только мысли о нём вызывали у сталкера ТАКИЕ ощущения, что ноги переставали слушаться. Он представлял себе их обнаженные тела, сплетающиеся на постели, и чувствовал собственное возбуждение до ненавистного остро. Но самое отвратительное — ему было абсолютно не стыдно. Майор провёл в Зоне долгое время и смутно понимал, что любой здоровый мужчина в таких условиях и после такого перерыва нуждается в разрядке. Но какого чёрта его воображение не рисовало моделей PLAYBOY или МАХIМ, а предпочитало всецело отдаться полковнику? Отогнать эти мысли оказалось крайне сложно.       До Припяти Дегтярёв добрался уже затемно, ещё через сорок минут был в прачечной. Полковник находился там же, где обычно — сидел за столом, что-то записывая.       «Господи! Что, даже в таких условиях? Эти дебилы помешались на отчетах за каждый вдох?»       Дегтярёв вошёл без стука. Да кто в Зоне вообще соблюдал эти дурацкие правила этикета? Военный будто нарочно не обратил на вошедшего внимания, а майор и без того чувствовал себя крайне неловко.       Какое-то время стояла напряженная тишина, только скрип ручки по листу бумаги был едва различим.       — Я думал, что мы оба сошли с ума, — признался Ковальский, качая головой и откладывая ручку в сторону.       — Похоже, что так и есть, — выдохнул майор, делая шаг навстречу. Сердце Александра предательски забилось громче. Всё тело горело непередаваемым огнём, и только военный мог потушить его, позволив выгореть дотла с помощью ещё большего пожара.       Полковник тяжело поднялся и приблизился к сталкеру, сам ещё не соображая зачем.       Тот успел взглянуть на оппонента с вызовом, а затем сам подался вперед, прижимаясь к губам Ковальского своими, на ходу расстёгивая его амуницию. Мужчина ответил скоро и жарко, а потом вдруг резко заломал руки Александра за спину, развернув того и прижав грудью к стене.       — Надеюсь, ты хорошо подумал, — выдохнул он в самое ухо майора, вообще лишая возможности думать. — Поверь, мне непросто…       — Мне тоже чертовски нелегко! — довольно грубо перебил майор. — Ты ведь хочешь этого?       На этот вопрос Ковальский не ответил.       — Если нас услышат…       — Я знаю, — уже едва не задыхаясь, согласился Дегтярёв.       «Это будет катастрофа. И конец. Всему.»       — Не думаю, что смогу пожалеть об этом, — сознался полковник.       Со своей стороны Александр согласился лишь мысленно. Ему было по большей степени до фонаря, говорит полковник или нет. Лишь бы он действовал, лишь бы уже не отступал, взяв ситуацию в свои руки. Он знал также, что Ковальскому это нужно: почувствовать своё превосходство, вернуть позиции, утерянные из-за провала «Фарватера», разбитых «Скатов» и потерянных людей.       Его руки всё ещё удерживали за спиной, и майор дёрнулся, чувствуя у ягодиц что-то горячее и напряженное, даже сквозь военный комбинезон опаляющее жаром. Мужчина невольно возбуждался всё сильнее, приближаясь к критической точке. Голова совершенно некстати загудела, пока ненавязчивой, но неприятной болью.       Полковник оттолкнул ботинком ногу сталкера, затем другую, вынуждая развести их в стороны. Пока Дегтярёв освобождал себя от некоторых частей одежды самостоятельно, едва не растекаясь от неконтролируемого желания, Ковальский расстегнул брюки, устраивая подбородок на плече майора.       Воздух нагревался.       Военный сжал пальцами шею Александра, а как только тот оглянулся через плечо, впился в его губы недолгим поцелуем. Полковник переместил ладонь выше, мягко сжимая уже подбородок сталкера, а следом провёл указательным пальцем по губам, чтобы после протолкнуть его внутрь.       Дегтярёв это принял с завидным энтузиазмом, начиная посасывать и ласкать языком. Мозги уже просто плавились от ожидания.       Достаточно смочив пальцы, Ковальский убрал руку, чтобы тут же протолкнуться в анальное отверстие майора СБУ, чем вынудил того прикусить губу, заметно залившись краской. Военный слабо улыбнулся, другой ладонью принявшись оглаживать не менее напряженный, чем его собственный, орган, сзади продолжая растягивать.       Дегтярёв положил руки на холодную стену, опуская голову. Лишь на миг скользнул взглядом по чужой сильной руке, сжимающей его член, и прикрыл глаза.       «Просто отдайся ощущениям.»       Он не выдержит ещё и визуальный контакт; у него нет ни права, ни желания закончить всё это быстро. Боль в голове нарастала, но теперь лишь отголосками, грозящими вылиться в продолжительные мучения завтра, послезавтра. Но до этого было так долго.       Пальцы, растянувшие достаточно, покинули его тело, и вскоре их заменил горячий твердый орган, сорвав с губ сталкера первый протяжный вздох.       Ковальский толкнулся внутрь резко, рывком, без предупреждения или даже намёка. Майор застонал. Громче, чем он рассчитывал себе позволять. Полковник двинулся второй раз, третий — тот же эффект.       Александр сжал губы, раздраженно выдыхая через нос, злясь на самого себя и абсурдную, в целом, ситуацию. Он хотел бы кричать и умолять мужчину не сдерживать себя, брать грубо, страстно.       «Плевать на всё. Просто трахни меня!»       Этим полковник сейчас и занимался — трахал его. Вязко и рывками, затем ускоряясь и углубляя толчки, выбивая из груди майора воздух. Тот глухо стонал сквозь сомкнутые губы, чувствуя, как внизу живота растекается липкое удовольствие, способное взорваться фейерверком, если только поджечь; как дрожат в предвкушении мышцы, а пальцы впиваются в бетонную стену.       Военный продолжал двигать рукой на члене мужчины, в такт собственным глубоким толчкам. Его дыхание обжигало шею сталкера, он изредка обхватывал и сжимал бедра майора, что уже окончательно срывало тому крышу.       Да, ни с одной женщиной у Александра не было такого горячего секса.       Комната раскалилась до предела, спина полковника покрылась мелкими капельками пота так, что ткань комбинезона липла к ней. Воздуха катастрофически не хватало, но рваные стоны и вдохи майора могли заменить хоть силу притяжения.       А Дегтярёв уже вплотную прижался к стене, и теперь расплывался между ней и напирающим сзади телом военного, уже оставившим его стоящий орган, и накрывшим ладони майора своими.       Сталкер не сдержал громкий стон и Ковальский кончил, вбиваясь последние секунды и наваливаясь на Дегтярёва всем весом тела. Тому пришлось доводить себя до исступления самому, пока внутри разливалось вязкое тепло, а орган полковника заполнял его.       Не прошло и нескольких секунд, как крупная дрожь пробила тело: рука продолжала бешено двигаться, и стену обильно испачкало подтверждение собственного удовольствия.       Майор откинул голову назад в немом стоне, спиной прижимаясь к полковнику; а ладони мужчины, вдруг скользнувшие по внутренней стороне бёдер, только продлили оргазм.       Майор, тяжело дыша, прикрыл глаза, не желая осознавать то, что только что произошло между двумя мужчинами.       Ковальский отодвинулся, покинув его тело, и поспешно привёл себя в надлежащий вид. Дегтярёв не двинулся с места. Так и стоял: полураздетый, взъерошенный, перепачканный, едва восстанавливая дыхание и с трудом приходя в себя.       — Ты начал это, — как-то взволнованно «обвинил» полковник, словно чувствуя, что всё это было зря.       — И я не жалею ни о чём, — твердо уточнил майор.