Лунная река

      Я приметил его еще в аэропорту «Пулково» на выходе к остановке автобусов и такси. Мелкое, вертлявое белобрысое нечто, с торчащими во все стороны вихрами, в убийственно яркой оранжевой дутой куртке, с огромным красным рюкзаком за плечами. Он крутился на месте, словно собака, пытающаяся догнать собственный хвост, растерянно улыбался, шаря глазами по вывескам и табличкам, и теребил кончик длинного ядовито-зеленого шарфа с кисточками. Помню, как у меня проскочило: «Кто ж тебя одного такого, без присмотра, из дома выпустил?»       Парнишка выглядел максимум на шестнадцать, а беспомощность, четко обозначившаяся на его лице, сокращала возраст лет до двенадцати. Наверное, его должны были встретить, но, похоже, родственники или друзья запаздывали. Вот и нервничал... Первый раз, видимо, куда-то добирался самостоятельно. Я тут же отвлеченно подумал о том, а не должен ли он был лететь со взрослым сопровождающим? Потом вспомнил, что, вроде как, сейчас даже совсем крох можно отправлять в одиночку, перекладывая ответственность за них на специального сотрудника авиакомпании-перевозчика. Глянул еще раз на парня и решил, что лично я своего ребенка ни за что одного никуда не отпустил бы. Мало ли... Тряхнул головой: определенно мысли после перелета скакали в странном направлении – какой ребенок? У меня?       Я хмыкнул, еще раз подивившись пестрому наряду белобрысого: в довесок к примечательным по цвету куртке, шарфу и рюкзаку радужный ансамбль дополняли кирпичного оттенка джинсы и желтые высокие «мартенсы». «Вырви глаз» одним словом, поэтому неудивительно, что я обратил на него внимание. Мне так тогда показалось...       ...что широко распахнутые, наивные серо-голубые глаза, тонкие черты лица, чистая светлая кожа с россыпью бледных веснушек, открытая улыбка и общее ощущение какой-то хрупкости и беззащитности точно не могли стать причиной моего интереса к нему. Да и с чего бы мне заглядываться на малолетку? Пфф, бред. И его взывающий о помощи взгляд тоже ни при чем. И вообще... хватит на него смотреть. Не мое дело. И не мои проблемы.       Мысленно пожелав мальцу дождаться встречающих, я двинулся с места. У меня есть всего пять дней, чтобы с чувством, с толком, со вкусом потратить их на Питер, поэтому каждая минута на счету.       Меня зовут Витя... Виктор Веселов. Мне двадцать три года, москвич, студент, будущий микробиолог. В школе учился на «отлично», в университете - почти на «отлично»: некоторые общеобразовательные дисциплины на меня нагоняют тоску своей бесполезностью, поэтому время от времени в моей зачетке появляются «хор».       У меня нормальная семья: мама - бухгалтер, папа - архитектор, есть две старшие сестры. Живем не богато и не бедно – средне. Одна из сестер, Вероника, уже вышла замуж, Галя – самая старшая – живет с мужчиной, но связать себя брачными узами с ним не торопится – карьеру делает. Она – ведущий специалист по волосам в филиале «Л’Ореаль», как-то так. Это, типа, очень круто. Вероника же ждет первенца, она – типичная домохозяйка, жена своего мужа, но только внешне, дома – сущий тиран и наполеон в юбке.       Обе мои сестры – девушки видные, красивые, общительные, с характером, себе на уме. Просто у них разные жизненные цели и запросы, но это не мешает им идти к ним напролом. Семья или карьера – не важно, важно, что они везде и всегда добиваются своего. Достаточно видеть, с каким обожанием Федя, Вероникин муж, смотрит на свою жену, чтобы понять: в любой сфере можно добиться успеха и чувствовать себя самодостаточным человеком.       Я люблю своих сестер, ближе у меня нет людей, если честно. Даже к родителям я не так привязан, как к Нике и Люне (детское прозвище Гали). Они меня с детства опекают и поддерживают. И я им за это благодарен, так как меня природа обделила теми замечательными качествами характера и свойствами души, которые помогают моим девчонкам легкой поступью шагать по жизни. И Галя, и Ника чудесным образом соответствуют натурой нашей фамилии, в отношении же меня «Веселов» звучит как насмешка.       Я очень замкнутый и закрытый человек, с трудом впускающий в свой мир других людей, предпочитающий молчать, нежели говорить. Еще и с массой комплексов, неуверенный в себе, часто плутающий в лабиринте сомнений.       В детстве на фоне звездных сестер я казался себе дефектной отрыжкой, на которую у родителей не хватило энергетических запасов красоты и ума. И если бы не Люня с Никой, я бы к своему совершеннолетию, вероятно, окончательно превратился в изгоя с суицидальными наклонностями. Из серии: «На хрен я кому такой нужен?».       Родители (не в упрек, честно, я все понимаю) целыми днями пропадали на работе, и вечерами у них тоже редко находилось время на меня. Поэтому моих проблем с самоидентификацией они попросту не замечали: с точки зрения социальных норм я был идеальным сыном. Отличник, по вечерам не шлялся, за компьютером часами не просиживал, предпочитая книги, дурных привычек не нацеплял, деньги не клянчил на запретные развлечения, по дому помогал. Тихий, спокойный, послушный. Неживой. Понятия не имеющий, зачем родился третьим лишним в этой семье.       Первой моим психологическим состоянием озаботилась Вероника: она понять не могла, почему такой симпатичный, милый мальчик, как я, целыми днями торчит в четырех стенах, не приводит в гости друзей, не бегает на свидания с девчонками. Еще не настоящие, невинные, но... тем не менее. Я долго отмалчивался, игнорируя ее допросы. Пока однажды не сорвался. Впав в истерику, орал, как умалишенный: «Я чмо, чмо! Убогий неудачник! Унылое говно! Не видишь, что ли? Не видишь? Сколько можно издеваться? Какие друзья? Меня разве что ленивый не чмырит в нашем классе! И я урод! Ни одна девчонка ко мне и близко не подойдет, потому что это западло! И только вы там что-то придумали себе и не видите правду!» Мне было тогда тринадцать лет, и я мечтал стать невидимкой. Буквально.       Ника не рассказала о моем срыве родителям, а вот Гале выложила все. Сестры старше меня на пять и семь лет соответственно, никогда между собой не ссорились (если по мелочам и минут на пять), прикрывали друг друга перед родителями и вели очень активный образ жизни юных пробивных леди. И за меня взялись в четыре руки с бешеным энтузиазмом.       За это моим девчонкам еще раз отдельное большое спасибо. Они научили меня главному - уважать себя. И не оглядываться на других. А какими методами!       Галя, помню, старательно вытравливая из меня комплексы, связанные с невзрачной внешностью, нещадно била меня линейкой по спине, чтобы я не сутулился, прятала мои очки, чтобы я привыкал носить линзы и смотрел людям прямо в глаза, не прячась за стеклышками окуляров, резала ножницами старые, заношенные футболки и джинсы, чтобы я надевал ту одежду, которую они мне с Никой покупали, прививая вкус к хорошим, строгим и стильным вещам, отбирала книги, заставляя ходить в спортзал, чтобы я мог постоять за себя. Нет, Аленом Делоном современности я не стал и таковым себя не почувствовал, но поверил в то, что мужчину привлекательным делает не навесная мишура, а уверенность в себе. Как и умение в любых обстоятельствах сохранять спокойствие.       Правда, Ника по-прежнему считает, что я очень красивый парень («Высокий, стройный, кареглазый брюнет с та-а-аким взглядом! Умереть – не встать!»), просто из чистого упрямства не хочу этого осознавать. Может быть. Мое мнение: у сестры есть свойство преувеличивать достоинства любимого брата.       Но ей простительно, потому что именно Вероника помогла мне определиться с будущим родом деятельности. В школе я учился хорошо просто потому, что учеба мне легко давалась, но в глубине души маялся от того, что не понимал: к чему все эти потуги? Что я должен делать? Где использовать полученные знания? В какой сфере реализоваться? Меня абсолютно не привлекали все эти модные профессии, продиктованные реалиями современного мира. Но своего призвания я не чувствовал, не видел.       А Ника увидела. Что я с особой вдумчивостью делаю задания по химии, физике и биологии, и вообще... у меня, мол, лицо даже меняется – становится таким умным-умным. Мне действительно нравились естественные науки, их суть и смысл. Что-то есть завораживающее в том, чтобы вникать шаг за шагом во взаимодействие всего сущего на земле. Познать природу и управлять ею, преобразовывая... Это все равно, что прикоснуться к истине, почувствовав себя в полной мере частью Вселенной. Не демиургом, но точно способным на многое суперменом.       Так, по окончании школы я поступил на биологический факультет МГУ, выбрав специализацией микробиологию. Ника сказала, что микробиологи всегда в цене и без работы я не останусь.       Я пока не видел себя практиком, применяющим знания в коммерции, - меня больше интересовали именно научные изыскания. Но... кто знает, там видно будет. Сейчас я планировал защитить уже этим летом диплом и штурмовать аспирантуру, чтобы продолжить обучение. И моя поездка в Питер на зимних каникулах, в феврале – не самое лучшее туристическое время для города на Неве – своего рода разрядка для мозгов, выдох перед финальным преддипломным марафоном.       Благодаря сестрам, кстати, я худо-бедно приспособился контактировать с людьми. Пожалуй, отсутствие социальных навыков общения изначально было моей самой большой проблемой, порожденной неуверенностью в себе, с которой и началось последующее великое нагромождение комплексов. До конца мне от нее так и не удалось избавиться: я все с таким же трудом завожу новые знакомства, скорее, будучи вынужденным это делать. Согласитесь, невозможно находиться в социуме без вербального общения.       Но молчание, позволяющее сохранять целостность и глубину мысли в себе, и одиночество, защищающее от постороннего любопытства, со временем стали моим осознанным выбором. Когда поутихло буйство гормонов подросткового возраста, я уже не видел ничего плохого в том, чтобы держать дистанцию, охраняя личное пространство.       В отличие от сестер, я интроверт. Предпочитающий наблюдать за происходящим со стороны, а не принимать активное участие в бурном течении жизни. Посвятить себя науке с точки зрения такого мироощущения представлялось мне верным решением. Здесь все поддавалось логике, законам и правилам, и никто не сбивал меня с толку непонятными вопросами.       Как бы объяснить, в чем загвоздка...       Мне мучительно тяжело подобрать правильные слова, потому что я слишком долго думаю, как должно и уместно ответить. Поэтому иной раз даже простое: «Как дела?» может поставить меня в тупик. Вместо стандартного: «Нормально» или «Все пучком» я буду перебирать варианты, с одной стороны достоверно отражающие текущую ситуацию в моей жизни, а с другой – не слишком много говорящие о ней. Иезуитская пытка. Еще ни разу не придумал, что сказать. Легко догадаться, к чему это в итоге привело – мне больше не задают подобных вопросов. Чему я безмерно рад.       Казалось бы, чего проще – соври, не вдаваясь в подробности. Как все это делают. Ежедневно, ежечасно, ежеминутно. И, возможно, в эту секунду кто-то на вежливое: «Как сам?», пожимая плечами, бросает: «А, в порядке». Это всего лишь ничего не значащий вопрос: вряд ли задающему его действительно интересен ответ. Именно этот факт меня всегда раздражал – зачем соблюдать нелепые общепринятые приличия, если в их основе – сплошное лицемерие.       И я спотыкался на подобных вещах постоянно... Мне не составляло труда предельно дотошно объяснить человеку, как, к примеру, добраться до такой-то улицы, или развернуто выступить перед преподавателем и сотней студентов с потока в аудитории. Все, что не касалось моей личности и имело конкретику в сути задаваемого вопроса, не вызывало у меня никаких проблем с коммуникацией. Но стоило хоть кому-нибудь поинтересоваться моим самочувствием или спросить насчет предпочтений в еде, фильмах, книгах, как я моментально подвисал, погружаясь в раздумья.       Что сказать? Правду? А вдруг она скучна? Что кроется в этой попытке узнать меня? Нужно ли мне это?       И пока я буксовал на месте, собеседник, естественно, терял терпение и исчезал с горизонта, не дождавшись от меня ничего, кроме невразумительного мычания. Поэтому и в университете я друзьями не обзавелся. Но, повторюсь, курсу к третьему меня это совершенно перестало беспокоить: я уже сделал свой выбор.       Галя и Ника поначалу пытались убедить меня, что надо быть доступнее, учили говорить то, что первое приходит в голову, легче воспринимать реальность, но потом отстали. Меня никто нарочно не третировал, с однокурсниками в рамках учебы я поддерживал нормальные приятельские отношения, а в свободное время и без друзей находились занятия по душе, по нраву.       К тому же, у меня имелись сестры, которые время от времени «выводили в свет нелюдимого братца» - кино, театры, музеи, выставки, концерты, даже в ночные клубы силком несколько раз вытащили. Мне этого для галочки в графе «Общественная жизнь» выше крыши хватало.       В том, что лучше быть одиночкой, меня убедил и мой первый болезненный опыт безответной любви.       Я влюбился в мужчину. Точнее, все еще гораздо хуже – в собственного преподавателя и научного руководителя. Удар под дых, откровенно говоря.       Ника и Галя никогда не оставляли надежды свести меня с какой-нибудь хорошей девчонкой, но не получалось. Ни волнения, ни трепета от знакомств я не испытывал, и мое равнодушие было слишком ощутимо, чтобы не оскорбить самолюбие очередной неудачливой претендентки на мое сердце. Меня удивляло, что они вообще находились.       Сомнительный я объект для воздыханий, прямо скажем: клещами слова лишнего не вытянешь, в плане ухаживаний – полный швах, да и с перспективами сложно... Лично мне много для жизни не нужно, и работа на кафедре микробиологии эти нужды вполне перекроет, но чтобы содержать семью... Тут резко встает вопрос о ценности микробиологов, как финансово состоятельных людей. Мысль о том, что мне придется бросить науку только потому, что я должен кого-то там содержать... меня угнетала. Я не исключал возможности перехода в коммерческую организацию, но потом, если почувствую в этом необходимость. Если... а при раскладе «дом-жена-ребенок» это будет вынужденным шагом.       Видимо, в отместку за мое нежелание следовать общепринятым стандартам судьба и сыграла со мной злую шутку.       Три года я подыхал от безумной, дурацкой любви к человеку, который, конечно же, видел во мне исключительно перспективного и талантливого студента. Валерий Витальевич сам предложил писать мне диплом под его руководством, и мое согласие стало огромной ошибкой.       Я не знаю, почему именно он. Сорокалетний женатый мужчина обычной, ничем не примечательной внешности. Вроде бы. Но Валерий Витальевич обладал потрясающей харизмой и умением увлечь. Как он читал лекции и проводил практические занятия! С азартом, страстью! Его глаза горели, руки жестикулировали в отчаянном танце, голос оглушал. Даже я оживал, выпадая из своего сомнамбулического состояния созерцателя.       Меня накрыло не сразу, но когда я осознал природу своих чувств – ужаснулся. И едва не провалился в депрессию, оглушенный открытием: меня тянет к мужчине. Не только духовно, что было бы вполне объяснимо, но и телесно. И любовь моя никогда не найдет отклика.       Но утонуть в болоте рефлексии мне не дали сестры.       Ника, на тот момент уже вышедшая замуж, имела массу свободного времени, которое если не тратила на мужа, то бескорыстно дарила мне. Приезжала к родителям и усердно тормошила меня, возвращая с научных орбит на землю грешную. Понятно, что мое невменяемое состояние не укрылось от ее внимательного взгляда.       Я молчал. Как партизан. До последнего. Но вмешалась еще и Галя. Моя крепость не выдержала осады в виде усиленной сестринской любви и заботы, и я вывалил на их головы всю правду о моих ненормальных чувствах.       Нет, панацею от безответной любви они мне не выписали, но и не осудили. Более того, Галя мудро заметила:       - Витюша, не важно, какого пола человек, в которого ты влюбился. Важно другое – ты влюбился. И это уже чудо! Мы с Никой боялись, что ты в принципе не способен на подобное – настолько плотно ты закрываешься от людей. Думаю... все дело в том, что тебя этот человек покорил масштабом своей личности. Ты что-то такое в нем разглядел, почуял, что тебя зацепило. Ну а все остальное... это уже следствие. Я бы тебе посоветовала клин клином вышибить, но знаю, что бесполезно. Поэтому... что сказать... тебе придется просто перерасти эту влюбленность. Рано или поздно это произойдет.       Моей сестре в то время исполнилось двадцать семь лет, и она стремительно повзрослела, пережив свою личную трагедию разбитого сердца. И, в общем, наверное, имела право так говорить.       И да, она оказалась права. Постепенно я пришел в себя. Смог перевести пылкость первой любви в тихое, ровное чувство восхищения нетривиальной личностью. Телесные желания тоже отгорели, и место моего научрука в эротических фантазиях, которые мне были не чужды, занял размытый, неясный образ какого-то очень сексуального парня. Девушки туда так и не вернулись. С этим пришлось смириться. Принять сущность своего естества.       И запереть его, как и невысказанные в каждом так и не состоявшемся разговоре с потенциальным собеседником слова, внутри своего сознания. Это просто знание. Неприменимое на практике. Вот и все.       Но я опять-таки был очень благодарен сестрам, что они меня поддержали. И хотя им бы хотелось, чтобы я сделал иные выводы, открылся миру, раз могу испытывать нечто пылкое и восторженное, снял защитные барьеры, а не еще больше закрылся в собственной раковине, но они на меня не давили.       - Знаешь, а я верю... – как-то сказала мне более романтичная по натуре Ника, - верю, что еще найдется тот, кто перевернет весь твой мир. Тот, кто захочет тебя выслушать, как бы долго ты ни думал над ответами. Кто заставит тебя проснуться.       - Было бы неплохо, - улыбнулся я. – Было бы неплохо... – повторил уже тихо, отворачиваясь к окну. Сомневаясь, что такое возможно.       Сейчас я понимаю, что такая близость между братьями и сестрами – редкое явление, большой повод для гордости. И в этом, очевидно, есть заслуга моих родителей, поэтому обиды на невнимательность к моим душевным метаниям в детстве у меня не осталось. Они всю жизнь пытались обеспечить нам спокойное взросление в достатке, но при этом сумели донести главную мысль: «Вы трое – опора и надежда друг для друга, роднее никого нет и не будет». Поэтому я со своей стороны бросал все дела, если моя помощь требовалась Нике или Люне.       В последние месяцы я, конечно, больше возился с Никой. В ожидании ребенка ей постоянно нужно было внимание, и муж не справлялся со всеми ее капризами. Тут на выручку приходил я: бегал по магазинам в поисках сладкой клубники или кислых апельсинов, терпеливо просиживал штаны на диване за просмотром душещипательных фильмов, часами висел на телефоне, выслушивая Никины жалобы на соседей, плохую погоду и вредного Федюню. Меня не напрягало: я ждал племянника!       И в целом... вам может показаться, что моя жизнь скудна на события и эмоции, скучна и безынициативна, но это не так. Я нашел свое призвание, у меня есть любимые, родные люди. По-моему, это немало.       Я отметился в туалете, помыл руки, ополоснул лицо холодной водой, пригладил взъерошенные волосы. Полез в дорожную сумку за шапкой и шарфом, наткнулся на теплый свитер с горлом и решил, что стоит основательно утеплиться.       В этот момент дверь открылась, и в туалет зашел тот самый малец в оранжевой куртке, за руку он держал пацана лет пяти.       - Ты как большой, да? – приговаривал парнишка, пристраивая малыша перед писсуаром. – Так... аккуратненько... Все? Молодец! А теперь – мыть руки. Вот умничка! Держи конфетку!       Я краем глаза наблюдал за возней, снова вглядываясь в лицо мальца. А может, он и постарше будет: при ближайшем рассмотрении я заметил едва пробивающуюся щетину, почти пух. И голос у него был уже вполне сформировавшийся, взрослый, что ли, без подростковой ломоты.       Незнакомец неопределенного возраста тем временем вытер пацану руки, бросил на меня быстрый взгляд, приветливо улыбнулся и подмигнул. Я от неожиданности открыл рот, кивнул, отчего-то покраснев, отвернулся и усиленно принялся наматывать шарф вокруг шеи.       Выйдя из уборной, я вновь застрял, став свидетелем эмоциональной сценки: мамочка пацаненка бурно благодарила белобрысого, без конца повторяя:       - Такой вредный стал! Не хочу и все! Настоящую истерику закатил! Не пойду, мол, в девочкин туалет, сама иди туда!       - Ахаха, маленький мужичок! – заливисто смеялся парнишка, ероша волосы на голове малыша.       - Спасибо вам большое! – восклицала женщина.       - Да ладно, - пожал плечами юноша. – Никаких проблем. Это все мелочи. Удачного вам дня!       - И вам! – кивнула мамочка, подхватывая капризное чадо на руки. – Надеюсь, наш город вам понравится.       - Конечно! – радостно отозвался парнишка, еще раз махнул рукой на прощание пацану, поправил рюкзак, резко развернулся и... всем телом впечатался в меня, чувствительно ткнувшись лбом в мой нос.       - Ё... – вырвалось у меня от внезапной вспышки боли: аж искры из глаз брызнули фейерверком.       - Ой! – чудо-юдо разноцветное отлетело на пару шагов назад и испуганно распахнуло глаза. – Извините! – спохватился парень и кинулся ко мне. – Я вам случайно нос не сломал? – тут же протянул руку и ощупал мое лицо.       - Н-нет, - опешил я, пытаясь отстраниться.       - Точно? Я нечаянно! – волновался белобрысый, уже вовсю исследуя мой нос на предмет повреждений.       - Эй! Все в порядке, - я отступил, отклоняясь.       - Со мной все время так, - расстроенно проговорил парень, наконец убирая руку, но продолжая внимательно вглядываться в мое лицо. Похоже, неловкость ситуации... то есть то, что он нарушил мое личное пространство и вообще беззастенчиво лапал незнакомого человека, его нисколько не беспокоило.       - Ничего, бывает, - пробурчал я, натягивая шапку и поправляя шарф. Собственно, сам виноват: раззявил рот, как придурок. Как будто в Москве мало фриков! И поспешно ретировался по направлению к выходу из аэропорта.       - А вы куда едете? – нагнал меня белобрысый и пристроился рядом. Я покосился на него и почувствовал легкое раздражение: что ему от меня надо? То, что встречающих не будет, я сообразил.       - В центр, - все-таки ответил я.       - А куда именно в центр? – допытывался парнишка.       - Послушайте! – я остановился, намереваясь емко попросить прилипчивого чудика оставить меня в покое.       - Меня Яся зовут! – опередил мой порыв белобрысый, растянув губы в белозубой радостной улыбке. – Янислав, - добавил он, заметив мое удивление. – Но лучше просто Яся.       - Это что-то польское? – спросил я. Зачем-то. Господи, зачем?       - Это что-то старославянское, - рассмеялся парень. – В переводе означает «Славящий реку».       - Познавательно, - пробормотал я, поймав за хвост мысль, что его голос чем-то напоминает журчание ручейка. Успокаивающе-мелодичный. И имя ему очень подходит. Именно «Яся». Звучит так же чуднО, как выглядит сам парнишка.       - Давай на «ты», - предложил мой новый навязчивый знакомец. - Тебя как зовут?       - Виктор. Витя, - и нехотя пожал протянутую руку. Ладошка у Яси была теплой и мягкой. Невероятно мягкой. Как будто горячую свежую булочку трогаешь, сдавливаешь. Гладишь... Я с ужасом отдернул идиотскую конечность, несколько секунд бесстыдно наслаждавшуюся этим незапланированным прикосновением.       - Очень приятно! – чинно кивнул парень. - По работе приехал? – поинтересовался он, оценивая мой наряд: классическое пальто, брюки, строгие ботинки.       - Нет, - мотнул головой.       - В гости? – наседал Яся.       - Нет, - бросил я, тоскливо глядя через окно на очередной отъезжающий от остановки автобус.       - Турист? – не сдавался Янислав, увлеченно продолжая играть в «угадайку».       - Вроде того, - сдался я.       - Я тоже! – подпрыгнул на месте от возбуждения Яся, заблестев глазами. – А ты где будешь жить?       - В хостеле. Почти на Невском. Возле площади Восстания, - пробормотал я еле слышно.       - Класс! И ты туда сейчас едешь? – парень снял с плеча рюкзак. – Можно я с тобой?       - Куда? – растерялся я.       Янислав тем временем потрошил свою ношу, что-то выискивая в необъятном нутре: на пол выпала пачка печенья, посыпались карамельки, шлепнулся пакет с чем-то звонким. Я цокнул языком и принялся подбирать потеряшкины вещи.       - С тобой, в хостел. Я еще не придумал просто, где остановиться, - заявил Яся, не обращая внимания на то, что половина содержимого его рюкзака уже валялась на полу. – Вот она! – вдруг воскликнул он, вытащив шапку. Белую. С гигантским помпоном из ниточек всех цветов радуги.       Я оторопел, вытаращившись на Янислава. Помпон на шапке довершил его образ, так сказать. И теперь это празднично-клоунское великолепие умоляюще взирало на меня, улыбаясь в тридцать два зуба. Волосы-спиральки, придавленные головным убором, прикрыли скулы, подчеркнув внезапно ставший вздернутым нос, усеянный веснушками. И я опять задумался, гадая, сколько ему лет.       - Можно? – нетерпеливо переспросил Яся, переступив с ноги на ногу.       - Ты школьник? – вместо ответа ляпнул я.       - Э! Я студент! – Янислав обиженно поджал губы. – Четвертый курс филфака! – гордо закончил он.       «Боже, он что... почти мой ровесник?» - проскочило недоверчивое.       - Вить, ну вдвоем же веселее будет! Ты в первый раз в Питере? – я кивнул. – И я тоже да! – доверчиво сообщил Яся. – Вообще в первый раз, представляешь? Мне папа с мамой на день рождения подарили билеты на самолет до Питера! Туда и обратно! Я и на самолете в первый раз летал, прикинь? Целое приключение! А тут еще ты со мной познакомился! Такая удача! Одному как-то не очень, а вдвоем прикольнее! Ты откуда? – непрерывным потоком излился парнишка и замер в ожидании ответа.       - Из Москвы, - медленно проговорил я, соображая, в какой момент все вышло из-под контроля и когда это я (!) успел познакомиться с Ясей, проявив инициативу.       - А я из Калининграда! – возвестил Янислав. – Пол-Европы уже объездил! Обожаю путешествовать! А в России почти не был. И в Москве не был! Но я как-нибудь приеду к тебе в гости. Хорошо? Я так рад, что у меня теперь есть друг-москвич!       - Эмм... – это все, на что меня хватило. А нет, еще я, как дебил, хлопал глазами. У меня, честное слово, коллапс мозга произошел в этот момент.       - А ты надолго в Питер? – спросил Яся. – А нам в центр на чем ехать?       - На автобусе. До станции метро «Московская», - на автомате произнес я.       - Наш автобус! – проорал Янислав, схватил меня за руку и резвым скакуном рванул на выход.       - Твои вещи... – пролепетал я, на ходу засовывая Ясе в рюкзак конфеты, печенье, пакеты с непонятным содержимым, футболку – все, что успел подобрать.       - Уф! Успели! – Янислав втащил меня в пустой автобус и толкнул к свободным сиденьям.       - Эмм... Тут каждую минуту транспорт до метро ходит, - заметил я, плюхаясь возле окна.       - Да? Замечательно, - ничуть не смутился Яся, яростно утрамбовывая вещи в рюкзаке в тщетных попытках застегнуть молнию.       - Блин, - пробормотал я, забирая рюкзак из его рук. Аккуратно все разложил, закрыл, вернул.       - Смотри, какая скульптура прикольная! – Яся, приняв мою помощь как нечто само собой разумеющееся, пихнул свою увесистую торбу под сиденье и ткнул пальцем в сторону бронзовой конструкции перед входом в терминал Пулково-1.       - Угу, - отозвался я без энтузиазма.       - Это... это «Авиатор» Дмитрия Каминкера, - проговорил парень, вычитав информацию в смартфоне. – Памятник перволетчику. Прогрессивненько! Надо сфоткать.       Я вздохнул, прикрыв глаза. Неужели мне все пять дней придется провести в обществе... вот этого? Как бы от него отделаться?       - Селфи! Давай сделаем наше первое селфи! – возопил Яся и полез в многострадальный рюкзак за раздвижной палкой, вновь вывалив большую часть содержимого на пол. Я рта открыть не успел, как он меня притянул к себе за шею, прижался своим виском к моему и счастливо осклабился в камеру телефона. – Ну же, улыбайся! – толкнул меня в бок.       - Улыбаюсь, - процедил я, оскалившись.       - Ух ты! – Янислав полюбовался нашими мордами на фоне скульптуры и здания аэропорта. – А ты красивый, - заявил он, поднимая голову и оборачиваясь ко мне.       Я сморгнул, издал звук, изображающий несогласие, уложил на колени дорожную сумку, сложил поверх руки и уставился прямо перед собой. Неумолимо краснея.       - У тебя девушка есть? – беспардонно спросил Яся.       - Нет, - выдавил я.       - У меня тоже, - грустно вздохнул Янислав. – Меня все странным считают.       «Да ладно?» - едва не сорвалось у меня с языка, но я вовремя прикусил кончик.       - Так ты надолго приехал? – уточнил Яся, подаваясь вперед и заглядывая в мои глаза. Меня обдало горячим дыханием с явным карамельным оттенком.       - На пять дней. В субботу с утра домой, - признался я. Все равно ж не отстанет.       - Да ты что? – парнишка хлопнул от переизбытка чувств в ладоши. – Я тоже в субботу домой, только вечером.       - Здорово, - без эмоций произнес я. Влип так влип!       Ругая себя за тупость, нерасторопность и неумение врать, я уставился в окно. Автобус наконец-то тронулся.       - За проезд, - деловито обратилась к нам кондуктор. Я полез за кошельком, но Яся меня опередил, сунув тетеньке сразу двести рублей, и добавил важно:       - Это за меня, за моего друга и вон за ту девушку с двумя детьми.       Я удивленно посмотрел на Янислава.       - Чего? – не понял он.       - Зачем... ты оплачиваешь за них проезд? И за меня?       - А почему нет? – широко улыбнулся Яся. – Мне не жалко. А тебе, и им, - он кивнул на молодую мамочку, - маленькая приятность будет. Только не говорите, что это я оплатил, - попросил он у кондуктора. – Скажите... что это такая акция. Мамам с детьми сегодня проезд бесплатно.       Тетенька недовольно пробурчала:       - Ага! Тут вон полный автобус мамочек набилось. Я всем халявный проезд должна сделать?       Яся вытянул шею, что-то бормоча себе под нос, и сунул тетке еще двести рублей.       - Тут хватит, - заявил он. – А это вам, - он протянул кондукторше плитку шоколада, вытащив ее из бездонного рюкзака. – Для хорошего настроения, - и снова засиял улыбкой.       - Спасибо, - тетя внезапно расплылась в ответной улыбке и вернула деньги Ясе. – Нехай едут бесплатно. Не убудет. Ты сам откуда? Местный-нет?       - Турист, - с готовностью отозвался Янислав. – Мы в центр с другом едем... – и понеслась! Яся тараторил, тетка давала советы, куда сходить и что посетить, а я...       Я во все глаза смотрел на белобрысого. Странный... Нет, он не странный. Яся... Я вдруг ощутил волну ровного, уютного тепла, исходящего от этого паренька. Словно в лучах первого весеннего солнца греешься.       На станции метро «Московская» нам нужно было всего-то и делов: спуститься в подземку, купить жетоны, сесть в электричку и доехать до «Маяковской», а там - два шага до хостела. Но с Ясей дорога превратилась в настоящий балаган.       В подземном переходе он умудрился, на секунду исчезнув из поля моего зрения – побежал деньги кинуть уличному музыканту, свернуть не туда и раствориться в толпе. Я крутил головой, выискивая взглядом оранжевую крутку и белую шапку с помпоном. Выловил его у лестницы, ведущей к остановке по другую сторону проспекта. Попросил не отставать и не отвлекаться. Яся пообещал.       И тут же снова потерялся. Я в панике носился по переходу, хотя логичнее всего было плюнуть на чудика: как возник из ниоткуда, так и исчез. Но совесть не позволила.       Поймал у сувенирного киоска. Крепко взял за мягкую ладошку, отругал и потащил за собой. Яся вприпрыжку двинулся за мной, с любопытством разглядывая спешащих по своим делам людей.       В кассе он приобрел горсть жетонов и раздал их всем, стоящим позади в очереди. Себе не оставил. Пришлось возвращаться.       На эскалаторе «охал» и «ахал» от восторга, захлебываясь эмоциями. Выйдя на платформу, с воплями ринулся к подъехавшей электричке, и я еле успел его схватить за капюшон и развернуть в другую сторону, иначе уехал бы в Купчино, на конечную.       В вагоне он деятельно усадил всех бабушек и старичков, попросив освободить места тех, кто, по его мнению, и на своих двоих мог постоять. Что удивительно: народ без лишних слов вставал. Ближе к центру, да еще час пик, образовалась толкучка. Яся без всякого стеснения вжался в меня всем телом, вцепившись в отвороты моего пальто, устроил голову на моей груди, щекоча нос помпоном, и... задремал. Стоя. В толкотне. Как лошадь.       Я смущенно оглянулся, но на нас никто не обращал внимания. Тогда я, поправив сползшую сумку, поудобнее взялся за поручень одной рукой, а второй... осторожно обнял Янислава. Прислушивался к голосу, объявляющему остановки, и размышлял, что мне делать с этим внезапно свалившимся на мою голову «счастьем».       Чумной, неряшливый, шумный, суетливый, болтливый, навязчивый... Добрый и открытый. Такой... хм... как не от мира сего. Может, и ладно, может, и неплохо, что я проведу питерские каникулы не один. Разве это вот... оставишь без присмотра?