Моя практика

      Мучительно прихожу в себя. Ощущение странное, будто плывешь под водой, а выплыть никак не можешь. В сознании непонятным образом переплетаются обрывки видений с добрым ангелом из сказок, которые мама рассказывала перед сном младшей сестренке; зло ухмыляющейся медсестрой, называющей почему-то меня «принцем Датским» и вставляющей иглу мимо вены.       Потом в голове чередой проносятся картинки о том, как я навожу порядок в приемном отделении больницы города Тулы: раздаю строгие распоряжения врачам и медсестрам, сходу ставлю правильные диагнозы, сам оперирую сложнейшие случаи, и весь персонал больницы, включая главврача, смотрит на меня с нескрываемым удивлением и восхищением.       ТУЛА! Приемное отделение! Приснится же такое! Надо будет рассказать о своих галлюцинациях нашему Андрею Васильевичу. Он как раз сегодня дежурит.       Наконец, окончательно просыпаюсь и осматриваюсь по сторонам.       А ведь это не сон!       Замечаю, что лежу один в двухместной больничной палате. За окнами уже совсем тёмно. Ощущаю слабость, головокружение и очень сильную сухость во рту.       В дверь заходит пожилая женщина в голубом халате и белой косынке на голове. В руках ведро и швабра.       — Проснулся, голубчик! Вот она что, водка окаянная, с людьми делает! — с назиданием произносит она.       — Да, не пил я! — но тут же понимаю, что спорить тут бесполезно. Все равно не поверят. — Простите, а где я?       — Известно где, в больнице! В шестой, имени Ворохонова! Водички-то попей. Вон стакан на тумбочке.       Нянечка, не спеша вымыв пол и подхватив ведро со шваброй, гордо удаляется.       До меня, наконец, доходит, что это именно та больница, куда я направлялся в качестве заведующего приемным отделением.       Да уж! Хотел, как принц на белом коне, приехать и завоевать провинцию, а привезли на каталке, как последнего бомжа-алкоголика.       И тут я сразу вспоминаю своего попутчика в поезде. Его настойчивые уговоры выпить с ним рюмочку за здоровье жены. Наверняка ведь, подсыпал в коньяк клофелин с тем, чтобы ограбить меня. Гад! А я-то — как последний идиот, попался на эту удочку! Ведь прекрасно знал о таких фокусах мошенников, и сам всегда предупреждал своих знакомых и пациентов о возможном смертельном исходе при смешивании спиртного с клофелином. Хорошо, что сделал всего лишь пару глотков, иначе последствия для меня могли быть куда более плачевными.       Неуверенно встаю на ноги и выхожу в больничный коридор. Сразу же слышу вслед сердитый голос молоденькой медсестры:       — Эй, куда ты пошёл?! Давай в палату обратно!       Это у них так принято обращаться к пациентам?! Веселенькое дело! Я, разворачиваясь, иду в её сторону. Моему возмущению нет предела:       — Это не больница, а просто дурдом какой-то!       Видимо, медсестра эта ещё не в курсе, кто перед ней стоит. Хотя сейчас это не имеет ни малейшего значения. Никто не давал ей право «тыкать» и кричать на меня, кем бы я ни был.       Из соседней палаты очень быстро выбегает взволнованная женщина-врач.       — Это что за крик там у меня? Ночью почему орете? — строго обращается она ко мне.       Я внимательно смотрю на женщину. Лицо! Откуда мне знакомо это лицо?! В голове еще шумит от напряжения, и я никак не могу вспомнить, но,  кажется, что-то очень теплое и приятное связано с этим лицом. Нет, не помню!       — Евгения Павловна! Вы… — медсестра пытается что-то объяснить врачу, но я гневно её прерываю:       — Когда меня пригласили возглавить это отделение, мне сказали, что здесь нормальные врачи, профессионалы! Что здесь приятная атмосфера! Ну и где все это?!       Неужели этим женщинам до сих пор неясно, с кем они сейчас разговаривают?!       Но, не дав мне до конца произнести мою пламенную речь, медсестра тут же снова меня перебивает:       — Он бомж! Он просто с ума сошел! Давайте я сейчас психиатру позвоню! Или полицию вызову!       — А вот это — первая разумная мысль! Вызывайте! Мне нужно написать заявление! — с готовностью соглашаюсь с ней я.       И в эту же секунду с удивлением замечаю направляющегося к нам мужчину в форме полицейского. Он, подойдя к той, которую только что назвали Евгенией Павловной, бережно берет ее за локоток:       — Ну что, пойдём, Женечка!       Я сразу догадываюсь, что передо мной ни кто иной, как муж Евгении Павловны.       — Вы уже здесь? — обращаюсь к нему и с радостным облегчением перевожу взгляд на растерянную и внезапно покрасневшую медсестру:       — Вот видите, люди умеют работать в отличие от вас!       — А что здесь у вас, простите, происходит? — удивленно интересуется у меня полицейский. И мне становится понятно, что в приемное отделение больницы он явился явно не для встречи со мной.       — Степа, ты не мог бы выслушать нашего нового заведующего отделением? — обращаясь к мужу, спрашивает Евгения Павловна, — а то по дороге, видимо, с ним случился инцидент по твоей части.       — Ещё как случился! — подхватываю я слова Евгении Павловны. Ну, наконец-то до них дошло, кто я такой!       Степан готов выслушать меня. А я пытаюсь как могу объяснить ситуацию, сходу начинаю рассказывать ему, как меня сначала отравили, потом ограбили…       — Очень хорошо! Сейчас мы с Вами побеседуем! — говорит полицейский, с неприкрытым воодушевлением в голосе.       — Чего здесь хорошего? — недоуменно смотрю на него я.       — Хорошего, конечно, мало! — охотно соглашается со мной Степан. Он быстренько снимает верхнюю одежду, оставляя её на вешалке в коридоре, и приглашает меня пройти с ним в палату.       Сидя на кровати, подробно рассказываю ему свою историю, как стал жертвой клофелинщика, как поддался на уговоры выпить по рюмочке коньяка за здоровье его жены. И о том, что пропали документы и кошелёк с довольно приличной суммой денег.       — Ну, будем искать, — пытается вежливо успокоить меня Степан.       — Да где вы его теперь найдёте? — обреченно вздыхаю я.       В палате неожиданно появляется Евгения Павловна, которая очень внимательно выслушивает заключительную часть моего рассказа.       — А если бы вы увидели своего попутчика, вы бы его узнали? — тут же обращается она ко мне. Я уверенно подтверждаю, что узнал бы. Разумеется! Я этого подонка прекрасно запомнил.       — Жень, я же в твою работу не лезу, — недовольно вмешивается её муж, — ну и ты в мою не лезь!       Но Евгения Павловна все-таки настаивает на том, чтобы мы пошли с ней.       — Ну, идемте, — не решаясь больше спорить, вздыхает Степа и приглашает меня последовать за его женой.       Мы направляемся втроем к соседней палате. Заглянув через стекло, я вижу лежащего на кровати мужчину. У него довольно глубокие ссадины на лице и забинтованная на месте ампутации кисти рука. Сразу же узнаю в нем своего «обидчика».       — Это он! Лицо его немного побито, но это точно он! — меня охватывает ярость, и я уже готов ворваться к нему. — Вот гад!       — Дальше — это уже наша работа, — останавливает меня Степан.       Евгения Павловна тут же ласково призывает меня вернуться в палату.       — О, правильно, идите, отдохните, — поддерживает её муж.       Я нехотя подчиняюсь, потому что и сам прекрасно понимаю, что очнувшись от наркоза, преступник может меня узнать и устроить побег. И, перед тем как уйти, прошу полицейского, чтобы этого клофелинщика никто случайно не вспугнул. Степан уверяет меня, что будет начеку.       Возвращаясь в палату по больничному коридору приемного отделения, внимательно разглядываю то, что встречается на пути.       В глаза сразу же бросаются и обшарпанные углы, и облупленная краска на панелях. При царе Горохе ремонт тут еще что ли делали?       О! А вот и кабинет заведующего. МОЙ кабинет! Тут же рядом на стене висит уже даже табличка с моим именем: Соколов Илья Анатольевич. Но как висит? Болтается на одном шурупе! Неужели нельзя было сделать аккуратно?!       Я выравниваю край таблички по стене, пытаясь одновременно отыскать взглядом на полу выпавший шуруп.       За моей спиной неожиданно раздается знакомый уже голос нянечки-санитарки.       — Здравствуйте! Так это Вы наш новый заведующий?       — Ну, да! Я! — отвечаю ей, все ещё борясь с непослушной табличкой.       — А я здесь всю жизнь проработала! — гордо произносит она. — Столько всего навидалась. Знаете! Коленьку очень жалко!       — Кого жалко? — тут же вспоминая, что мой попутчик по купе тоже представился мне Николаем.       — Ну, вот мальчика, которому сегодня руку отрезали, — вздыхая отвечает мне она, — Вы бы, Илья Анатольевич, забрали заявление.       — Мальчика? — с возмущением переспрашиваю я, — да он здоровый мужик! На нем пахать и пахать! А он воровством промышляет!       — Да ничего он не промышляет. Оступился первый раз человек. Дружки подбили. Ой, что ж человек страдает-то? — начинает жалобно причитать нянечка.       — Страдает! Этот человек меня клофелином отравил! И сумку у меня украл! — непонимающе смотрю на неё я.       — Ну, я же говорю вам, в первый раз. Жена у него очень болеет. Лекарства надо покупать. Может быть, один раз-то можно простить? — она вопрошающе глядит на меня.       — Ваш подопечный — ВОР! И должен понести наказание! — суровым голосом отвечаю я ей.       Нянечка снова жалобно просит меня забрать заявление из полиции, напоминая мне о том, что на Востоке отрубленная рука и есть наказание для воров. Внимательно наблюдая за моими манипуляциями с табличкой, она тут же вытаскивает из кармана обычную булавку и подает ее мне. Благодарю её за такую щедрость и быстренько вставляю острый конец булавки в отверстие, пытаясь выровнять края таблички на стене. Крепление, конечно, слабенькое, но пока держится.       А я уже шагаю дальше по коридору. Остановившись у дежурного поста, вдруг слышу, как все та же медсестра довольно громко болтает с кем-то по телефону.       До меня явственно доносятся обрывки ее разговора, из которого можно узнать ну очень много ценной информации. Оказывается, Королёва «отпилила» руку предполагаемому новому заведующему, для того, чтобы сдать его в утиль и самой стать на его место.       Ух ты! Но какой же бред она несет! Хотя тут же откуда-то из подсознания всплывает, что эта фамилия того самого пресловутого хирурга, про которую я слышал еще в Москве. Теперь понятно, кто такая у нас Евгения Павловна! А что? Может, она, и правда, хотела получить эту должность? Да только вот я своим появлением помешал её мечтам осуществиться.       Изабелла, так зовут молоденькую медсестру, услышав, что кто-то подходит к столу и слушает её телефонный разговор, недовольно прерывает беседу:       — Пациент, идите, пожалуйста… — но, увидев меня, внезапно осекается.       — Личные разговоры ведите, пожалуйста, в свободное от работы время! — включаю я грозного начальника.       — Да, конечно, — глядя на меня, смущенно краснеет она и кладет трубку.       А я, между тем, продолжаю обход своего «королевства». Вот и ординаторская. Негромко стучусь в дверь. Проходящий мимо фельдшер пытается меня остановить:       — Мужчина, вы куда ломитесь? Сюда пациентам нельзя! — видать, тоже ещё не в курсе, кто я такой. Ну что ж, пусть знает:       — А я себя уже выписал! Так что я теперь не пациент, а новый заведующий этим так называемым приемным отделением! — отвечаю ему.       Выписал, выписал! Уж лучше сам, пока вы тут меня не залечили! Руки — ножницы, укол поставить нормально не могут! Неизвестно еще, кто пил! Какие руки — такие и стены! Несчастного шурупа, чтобы табличку прикрутить — и то сил не хватило. Или ума? Представляю, какая здесь дисциплина!        Я уверенно открываю дверь ординаторской и захожу в комнату. А вот и Евгения Павловна… Надо же! Уснула прямо за рабочим столом.       И все-таки, почему её лицо мне кажется таким знакомым? Не тот ли это ангел из моих недавних видений?! Ага! Ты еще скажи: русалочка, которая тебя со дна морского подняла, пока ты захлёбывался! Во клофелин дает! Навеется же такое! Ну, теперь хоть буду знать, что чувствуют пациенты с таким отравлением.       Ну, быстро — встряхнулся! А руки уже сами тянутся к истории болезни, которая так сморила мою спаси… — ну хватит уже! По работе соскучился? Отдыхал бы себе, пока есть возможность. Ты здесь теперь ВИП-пациент… И наблюдай. Пригодится! И что же там королева отделения написала? Ничего себе! И это диагноз?! Не могу удержаться от замечания:       — Я Вас поздравляю! Вы своим диагнозом едва не угробили пациента, — нарочно громко говорю я.       Евгения Павловна, вздрогнув, открывает глаза.       — Что я не сделала? — она, глядя удивленно на меня, пытается понять, что здесь происходит.       — Ну, это же Вы влепили женщине сорока лет диагноз быстро прогрессирующего постклимактерического остеопороза? — с легкой усмешкой в голосе, обращаюсь к ней я. — А вам не кажется, что для её возраста это как-то рановато?       — Я подумала, — Евгения Павловна трет глаза, пытаясь окончательно проснуться. — А диагноз ставила не я… Я решила просто в частном порядке её проконсультировать. Мне показалось просто… — бормочет что-то невнятное она.       — Когда кажется — креститься надо! А Вы — ВРАЧ! — с чувством собственного превосходства восклицаю я, — и с такими талантами, Вы метите на должность заведующего отделением? У Вас же чёрным по-белому написано, что пациентка принимала большие дозы кортизона. А по медицинской карте можно проследить динамику её веса…       Я тут же открываю историю болезни и нахожу нужную страницу. Показываю, как за короткий промежуток времени вес пациентки резко снижался, а потом еще быстрее снова набирался.       — Значит, катализатором её болезни является не ранний климакс, а… — хочу подвести свой итог я, но Евгения Павловна не даёт мне закончить фразу и тут же быстро подхватывает мою мысль:       — Гормональный сбой! Это кортикостероидный остеопороз!       — Гениально! — с иронией глядя на нее, восклицаю я.       Но она не замечает моего ехидства. Или делает вид, что не замечает? Евгения Павловна продолжает свои умозаключения по поводу назначений для больной:       — Нужно снизить дозу гормонов, назначить высококальциевую диету, и тогда мы добьемся ремиссии. И Тамара будет ходить! — радостно подытоживает она и снова обращается ко мне:        — А, может быть, вы сами захотите сообщить пациентке её диагноз?       — Ну, уж нет! — тут же выражаю свой протест, — Я вам задачку решил, а за свои ошибки отдувайтесь сами! Это же ВАША работа! — демонстративно возвращаю ей карту и выхожу из ординаторской.       Так и хотелось сказать: «Вот, так то!» этой местной знаменитости. Ладно, промолчу. Но как же приятно видеть её восхищенный взгляд. Или показалось? Но глаза… Стоп! Не о том думаешь, начальник! Сейчас прежде всего нужно выспаться. Завтра официальное знакомство с персоналом. И надо сразу расставить все точки над «i»…       А вообще-то, нормально так звучит: «Заведующий приемным отделением — Соколов Илья Анатольевич»!       Уже лежа в больничной кровати, ворочаюсь и долго не могу заснуть. В памяти почему-то все время всплывает наш разговор с Евгенией Павловной и ее удивленный моими медицинскими познаниями взгляд. Чувствую, как счастливая улыбка невольно появляется на моем лице. Надеюсь, что я произвёл на эту местную звезду должное впечатление! То ли ещё будет, госпожа Королёва!       Наконец, очень довольный собой, спокойно и безмятежно засыпаю…