Часть I. Sucker love
I see you found my underground Help yourself to guns and ammo Nothing here has ever seen the light of day I leave it in my head Timo Maas Feat. Brian Molko. First Day
25 июня 1999 года. Выпускной класс, выпускной вечер. Умопомрачительные платья, высокие каблуки, замысловатые прически, дорогой парфюм, строгие костюмы, непривычные галстуки, громкая музыка, накрытые столы. Вот он, твой персональный конец, твое личное начало. «Твой первый день остатка твоей жизни». Так могли думать все 57 выпускников, однако жизнь одного из них имела четкий раздел намного раньше. *** Точкой отсчета для Максима Ткачева стала смерть его родителей. Глупая, нелепая, разделившая жизнь на «до» и «после». Той аварии могло бы и не быть, если бы родители подождали до утра, задержавшись у бабушки Максима всего на несколько часов. К утру вьюга успокоилась, видимость пришла в норму, но их было уже не вернуть. Машину занесло на трассе. Очевидцы поговаривали, что «десятку» подрезала какая-то крутая тачка, но официальное заключение экспертизы гласило, что водитель Ткачев Анатолий Васильевич не справился с управлением в связи с неудовлетворительными погодными условиями. Отец умер на месте, мама, не приходя в себя, в больнице. Следы второго автомобиля занесло снегом... Двенадцатилетний Максим ждал их возвращения вечером, но был готов и к тому, что увидится с ними только утром. Вызов в кабинет директора, вместе с другом Вадиком (за что, они еще ничего не успели натворить, только собирались), стал полной неожиданностью. Заплаканная класснуха, запивая корвалол водой, сообщила ребятам о трагедии. До лучшего друга новость дошла намного раньше, чем до затуманенного сознания Макса – мозг выставил блок и отказался принимать услышанное. Вадим вглядывался в лицо друга, готовый прийти на помощь, классная Елена Викторовна держала наготове стакан с водой и флакончик с пустырником, директор выжидал молча. Никто не удивился бы слезам и истерике, но все видели только маску. – Это шок, – сказал директор, – он пройдет. *** Директор позвонил отцу Вадима. Тот забрал ребят. Приезд бабушки, похоронные хлопоты – все это проходило мимо сознания подростка. Робот, в которого превратился веселый, добродушный мальчик, совершал требуемые действия на автомате. Окружающие ждали, что Макса прорвет на похоронах, когда всеобщая истерия достигла своего апогея. Закрытые гробы, трогательные надписи, бабушка, прижимающая к себе внука... А Максима здесь не было. Остались лишь оболочка и пустота, подобно той, что рыли могильщики для ушедших навсегда. *** Если б не лихие девяностые, мальчишке наверняка оказали бы больше внимания. И, возможно, смогли б выдернуть из искусственного кокона. Увы, суровые времена, крушение привычного уклада, новые ценности и цены, другие идеалы и ориентиры. Бандитские разборки, малиновые пиджаки, златые цепи на тех дубах, что в малиновых пиджаках – вот он, дух времени. Новостные программы давно уже превратились в сводку криминальных отчетов, и всем, по большому счету, было наплевать на подростка, оказавшегося на попечении пожилой женщины. Да и это можно назвать везением, могли ведь и в детский дом упрятать. Это сейчас забота о сирых и убогих на первом месте, а тогда – глобальный передел собственности, простите – не до вас. Лучший друг и его семья пытались отогреть сироту, оставшегося без родителей. Но вот парадокс, эффект был обратный. На любое проявление внимания Максим все больше замыкался в себе. Он никогда в жизни не смог бы признаться Вадиму, что из-за заботы его семьи он чувствует себя еще более обделенным. И никакие заменители с этим справиться не смогут.