Пуленепробиваемый купидон

I was never grateful That's why I spend my days alone I'm forever black-eyed A product of a broken home Placebo Black eyed

1 сентября 1998 Максим опоздал. Дело было не в принципе, а в обстоятельствах. Бабушка слишком серьезно относилась к снаряжению своего взрослого и вполне самостоятельного внука на торжественную линейку. Выпускной класс, как-никак. В результате пунктуальность была принесена в жертву торжественности. Ткачев пристроился позади всех, благо из-под огромного букета было не видно. Его появление заметил только Вадим и еще один парень, который рассеянно поглядывал по сторонам. Он откровенно скучал, держась чуть поодаль от одноклассников, торжественным речам не внимал и даже не пытался сделать вид, что его хоть что-то из происходящего интересует. – Не мог прийти вовремя? – поинтересовался друг. – Не мог. – Опять в неприятности вляпался? – Слушай, может, хватит меня контролировать? У меня руки-ноги-голова пока еще на месте, сам могу за себя постоять, если что, – огрызнулся Макс. Он не хотел ссориться с Вадимом, но тот своей ипостасью «великого старшего брата» выводил из себя на раз. Да, когда-то его помощь спасала из различных передряг, в которые вовлекал не в меру острый язык озлобленного подростка. На каждое замечание Макс мог ответить так, что у собеседника было только одно желание – укоротить этот язык на всю голову. Немудрено, что неприятностей у Ткачева хватало. Вадим скривился и промолчал. Скучающий одноклассник наблюдал за этой сценой – других развлечений не было. *** – Идешь? Друг стоял рядом с партой, обнимая Лену, симпатичную девушку, которая отхватила себе предмет обожания почти всей школы – самого Вадима Никольского. Макс посмотрел на бесконечно счастливую девушку, на деловитое лицо друга, отчетливо сознавая – он будет третьим лишним. – Мне в другую сторону, – выдавил он из себя улыбку, – бабушка просила... Дальнейшее вранье смысла не имело, поскольку Лена поняла, что препятствий в виде «настоящей мужской дружбы» не осталось, и быстренько утащила кавалера в неизвестном направлении. Настроение Макса и так не было радужным, теперь скатилось до паршиво-мерзкого. Остальные одноклассники обсуждали вечернюю пьянку, которой планировали отметить начало выпускного класса. Собирались ли эту тусовку посещать Вадим с Леной, Макс не знал, да и не стремился. Ему намного привычней было утянуться в свою раковину и захлопнуть створки. – Эй, Макс, ты вечером с нами идешь? Одноклассники у него были вполне адекватны: в меру бестолковы, в меру завистливы, могли посочувствовать или настучать по куполу – по обстоятельствам. Нормальные, обычные, стандартные. Вот и сейчас для них было нормальным позвать его с собой – и плевать, что от подобных сборищ Макс шарахался как от чумы. – Нет, спасибо, у меня дела. Максим очень надеялся, что этот ответ избавит от необходимости отбрыкиваться от ненужных предложений и о нем просто забудут. – Ну, Максик, ну ты чего, – заныла Вика, миленькая блондиночка, отбрасывающая свой сияющий блонд на окружающих. Она бесцеремонно уселась на колени парню и похлопала ресницами. – Ты очень пожалеешь. – Конечно, пожалею. Особенно завтра с утра, когда буду единственным, кто не мучается с похмелья. – Он попытался высвободиться из сияющих объятий, но Вика была девушкой упертой. Она прижалась еще сильнее, поерзала, удобнее устраиваясь на коленях. Видимо, этот трюк, по личным наблюдениям барышни, должен действовать на сильную половину человечества безотказно. – Вика, мне пора, в самом деле. – Пообещай, что придешь. – Слушай, я не... – Пообещай. Проще было согласиться, чем пытаться объяснить. В конце концов, вранье – тоже выход. *** Макс недооценил настойчивость Виктории. Знал бы, свалил в кино или на стадион, все лучше, чем сейчас под вздохи и охи бабушки собираться на ненавистную вечеринку. – Куда мы хоть идем? – В «Магнолию». Знаешь? – Угу. «Магнолия» – небольшое кафе неподалеку от школы. Ценовая политика заведения до недавнего времени позволяла зависать даже студентам, не имеющим золотых россыпей в карманах. Вика, видимо, успела предупредить бабушку Макса, поэтому внуку была вручена энная сумма на «пепси и мороженое». Ну-ну. – Хотели, кажется, у Гоголя? Еще одно культовое местечко. Небольшой скверик, посередине которого возвышался памятник писателю, собирал всех желающих злоупотребить алкоголем, но не имеющих средств на кабаки всех мастей. Сейчас же поход в любое заведение, даже самого невысокого уровня, казался сумасшествием.* – Да, собирались, но Андрей предложил в «Магнолию». Сказал, что с него выпивка. Еще не лучше. Андрей Рагозин был личностью непредсказуемой, от которой старались держаться подальше. Он был сыном состоятельного бизнесмена, чьи широкие плечи еще не так давно украшал малиновый пиджак. Шестисотый «мерин», как обязательный атрибут нового русского, у Рагозина-старшего тоже имелся. Про связи с местным криминалитетом вслух не говорили, но подразумевали. С самим Андреем все поддерживали только хорошие отношения, в том числе и учителя. Они опасались ставить ученику плохие отметки, потому что еще в 1995 папаня – тогда бритый налысо и с золотой цепью, на которую можно подвешивать амбарный замок, – доходчиво объяснил, что именно будет с учебным заведением, если «еще хоть раз что-то». Конфликт разгорелся из-за того, что географичка посмела засунуть контурные карты Рагозина-младшего в какую-то левую пачку, обвинила ребенка в том, что он не сделал задания, и влепила «два». Андрей высказал заслуженной учительнице все, что думает о ее памяти и профпригодности. Учительница, проработавшая в школе всю жизнь, таких матерных изысков, а тем более в свой адрес, не слышала ни разу. Дальше подключилась тяжелая артиллерия в виде папы. В общем, географичка отныне всегда знала, где лежат работы Рагозина. Самое интересное, что любой другой бы воспользовался ситуацией. Но парень вместо этого налег на учебу. Что не мешало ему периодически устраивать жесткие приколы над одноклассниками. Например, подбросить в сумку тихони-отличницы упаковку презервативов, пачку сигарет и банку пива. Или вклеить в дневник соседа фотку целующихся обнаженных парней. Делал он не в отместку, а просто – чтоб поразвлечься. Справедливости ради, когда жертва возмущалась от праведного гнева или рыдала под презрительным взглядом препода, Рагозин всегда сознавался, что это его рук дело. А обиженный получал компенсацию в зависимости от своих потребностей и полученного ущерба. Неудивительно, что, узнав о том, кто является, по сути, хозяином вечеринки, Макс мог ожидать коктейль в виде водки с пургеном. Вечер не обещал быть приятным. * в середине августа 1998 произошел дефолт, сильно повлиявший на цены в стране и, соответственно, достаток граждан.