Выбор Ревекки

            Кто обольщал когда-нибудь так женщин?             Кто женщину так обольстить сумел?             Уильям Шекспир "Ричард III" (пер. Анна Радлова) Ее последние часы жизни пахли прелой соломой. Ее последний ночлег – камера: пять шагов к дубовой двери, три шага к жбану для испражнений, и обратно к нехитрой лежанке, на которую пожалели даже циновку кинуть. Ее последняя песня – звон кандалов, которыми ее приковали, словно мало было четырех стен ее тюрьмы. Ревекка пыталась говорить с Иеговой, желая получить смирение, но получались лишь упреки. Почему он должен был погибнуть? Пусть никогда не стал бы он ее судьбой, пусть бы достался белокурой саксонке, пусть бы растил с нею детей… Пусть… Лишь бы жил! Не оправившийся от ран, слабый и уставший, разве смог бы Уилфред Айвенго отстоять ее честь и жизнь? Она обязана была его остановить! Не меч проклятого Буагильбера убил его, а она, тем, что разрешила стать ее защитником. Ресницы не удержали слезинку, она скатилась по носу и щеке вниз, оставляя теплый влажный след. Неожиданно дверь отворилась, впуская просто-таки великана огромной силы и свирепой внешности. Не произнеся не слова, он снял с нее оковы, а потом кивнул: мол, следуй за мной. – Кто ты? Куда ты хочешь меня отвести? Еще не настало время казни. Солнечный свет не прогнал еще темень ночи. Великан протянул руку, пытаясь схватить строптивую пленницу. Ревекка, избегая его прикосновения, плотнее вжалась в стену. – Я закричу! Великан что-то промычал, ухмыляясь и обнажая кривые зубы, потом, сжав плечи Ревекки, встряхнул ее так, что затылком она ударилась о стену. Вместо боли и камера, и соломенное ложе, и злодей-великан стали вдруг неясными, расплывающимися. Усилием воли цепляясь за остатки сознания, Ревекка понимала, что проигрывает. Свет померк… Детское наивное чувство: пока глаза закрыты, пока связь небытия и реальности не разорвана – ты в безопасности. Ревекка понимала, что уже не в тюрьме. Радуясь новому дню, щебетали птицы. Где-то застрекотала цикада. Попробовав пошевелиться, бывшая заключенная обнаружила, что лежит не на соломе, а на некой тканевой подстилке. Дочери ли ростовщика не разбираться в тканях! Ревекка чуть защипнула ее между пальцев, прощупывая – похоже на тонкую шерсть, но не она. Скорее редкий для английской стороны хлопок, который используют в рыцарских одеяниях. Точно! Сама «постель» плотнее, чем ткань под пальцами. Это подбивка плаща. Ее спаситель – рыцарь, и наверняка не тот ужасный человек, что, оглушив, похитил ее из заточения. Он сидел рядом. Ревекка чувствовала его присутствие. Проявив непозволительную смелость, легким касанием он обвел пальцем изгиб ее брови, спустился по щеке к губам, очертив их контуры. Стоило остановить его, напомнить о чести и сдержанности. Ревекка так и собиралась поступить, но миг блаженного неведения был так прекрасен, что не нашлось сил противиться искушению, продлить его совсем немного. Гроссмейстер ошибся, объявляя Уилфреда Айвенго мертвым. Кто еще мог спасти ее? Только он. Представив во всех подробностях черты лица героя, она невольно улыбнулась. – Просыпайся, прекраснейшая из дев, светлая как солнце. Ревекка узнала голос. Она просила мужества и терпения, чтобы не закричать, чтобы не плюнуть в лицо человеку со шрамом, который ради удовлетворения собственной любострастной прихоти, как глиняную чашу, разбил ее мир, растоптав ногами осколки. – Не расточайте льстивых слов, сэр рыцарь. – Разве дела мои не красноречивей слов, дева, грозная, как полки со знаменами? – рыцарь-храмовник, Бриан де Буагильбер, демон в человеческой плоти, сидел на земле рядом с его же расстеленным плащом, скривив губы в зловещей гримасе победителя. – Твой долг передо мной – твоя жизнь. – Ты продешевил, храмовник: можешь забрать жизнь, без чести она не стоит и гроша. – Все такая же гордая и непокорная. – Как я оказалась за стенами Темплстоу? – она избежала нового неприятного прикосновения, отвернув голову. – Я покинул прецепторию сразу же после оглашения приговора. Мне не пришлось даже кидать клич. Мост опустился как по волшебному знаку, так что вместо того, чтобы приостановить коня, я его пришпорил. Для всех казалось очевидным мое нежелание наблюдать за смертью той, к которой я воспылал страстью. Также очевидно то, что, чем дальше колдунья от жертвы, тем слабее ее чары. Наверняка дозорный на башне получил приказ наблюдать за бегством Бриана де Буагильбера до поры, пока не уляжется пыль от копыт его коня. И кто бы из них подумал, что это всего лишь уловка для отвода глаз, – храмовник так явно любовался собственной хитростью и не обратил внимания, что Ревекка, попятившись, сумела отодвинуться от него и присесть. Она помышляла о бегстве, но понимала, что любая попытка окажется безуспешной. – Для того, чтобы спасти тебя, моя Роза Сарона, я тайно вернулся к стенам Темплстоу. И будь твоя воля, я бы по одному твоему слову вытащил бы тебя и из башни, в которой тебя заточили, пробивая нам дорогу мечом, но, якобы отрекшись от тебя, я сделал твой путь на свободу короче. Дурак Мальвуазен! Пытаясь запугать меня подземной темницей, он сам подсказал мне великолепный план. Подземная темница – не только место отчаяния. Именно там находится тайный ход, позволяющий незаметно покинуть замок. Я знал об этом. Знал и один из преданных мне людей, надсмотрщик Николаз. – Тот страшный человек?! – не сдержала возгласа Ревекка, слушком уж сильны оказались воспоминания о ночном посетителе. – Он напугал тебя, красавица? – храмовник придвинулся ближе, Ревекка же напряглась, готовая в любой момент вскочить на ноги. – Больше он тебя не потревожит. – Ты убил его? Еще одна пролитая кровь? – в ее голосе прозвучал ужас, и Буагильбер, поймав ее на добросердечии, тут же воспользовался случаем показать свое великодушие. – Нет, красавица, хоть он и был с тобой груб, но только для твоего блага. Он занял мое место, надев мои одежды. Николаз нем от рождения, да и умом обижен, но, обнаружив вместо рыцаря храма одного из неверных, мои товарищи сочли бы это дурной шуткой. В любом случае, если начнется погоня, то она пойдет не по тому следу. – Впервые за их встречу Ревекка обратила внимание на непривычно скромное облачение храмовника. Если бы кто не знал, кто стоит перед ним, то принял бы рыцаря за обычного горожанина. На нем была серая рубаха с узкими рукавами и темно-синее блио чуть выше колен, подпоясанный широким поясом, на котором с одной стороны висел кошель с неброской вышивкой, с другой – заткнут большой обоюдоострый кинжал, а на ногах – высокие сапоги с меховой опушкой. Крепкий дорожный конь пасся неподалеку. В удлинённом, завернутом в холщовую ткань предмете, прикрепленном к седлу, угадывался рыцарский меч, с которым храмовник не пожелал расстаться. – Ты в безопасности, Ревекка. Услышав свое имя, она вздрогнула как от удара. – Оклеветанная и загнанная? – Я даю зарок, что беды твои позади! – пылко заверил храмовник. – Мое честное имя стало бы моим лучшим залогом, – Ревекка, улучив момент, встала на ноги и поплатилась за это головокружением. Видимо, успокоительное средство от немого Николаза оказалось слишком крепким для ее головы. Оказавшийся рядом Буагильбер попытался ее поддержать ее, но Ревекка оттолкнула его руку, не испытывая благодарности. – Да, я и забыл, что ты пыталась просить правосудия короля Ричарда, – теперь храмовник стоял, гордо скрестив на груди руки, со взглядом, полным превосходства над наивной еврейкой, не познавшей тягот жизни. – Он справедлив и доказал это, покарав виновных в резне евреев, устроенной крестоносцами во время его коронации. Разумно, ничего не скажешь, его люди со смертью ростовщиков списали свои долги, ваш же народ получил неких козлов отпущения и краткий мир. Надолго ли? Одно решение суда вынесено. Станет ли Ричард его оспаривать, когда жертвой пал один из его любимцев? К тому же храбрые пилигримы за время странствий опять поиздержались. Чем не повод поискать колдунов в домах неверных заимодавцев? Или же ты собираешься просить справедливости у принца Джона? За свой суд он сдерет с твоего отца семь шкур, хотя и не упустит возможность получить нечто и от тебя, Ревекка. Что будет после того, когда он решит скрыть позорную связь, я не стану говорить. Злые слова Буагильбера несли слишком много правды: во время тех событий, что он описывал, погиб один из родственников девушки и величайший из сынов еврейского народа, раввин Иаков из Орлеана, прибывший с дарами для новопомазанного короля. Что касается принца Джона, то Ревекка до сих пор вздрагивала, вспоминая его похотливые взгляды на турнире в Ашби. – Все те же речи, сэр рыцарь, – наконец-то опустив голову, произнесла она. – Ты знаешь мой ответ. – Ты говорила, что душа моя – как запущенный сад, заросший сорными травами. Я давно уже впустил тебя туда как хозяйку и знаю: немного твоей воли и ласки, и этот сад зацветет. – Не зацветут цветы на иссохшей земле. Я же и есть эта земля, сэр рыцарь. Ревекка заметила, как храмовник сделал к ней осторожных полшага, но осталась стоять на месте. Коварство не было свойственно ее натуре, но даже кроткий зверь, загнанный в ловушку, огрызается. – Ты – ручей с прохладной водой для изможденного странника. Не будь жестокосердной и позволь ему напиться. Может, это всего лишь жажда. Утолив ее, он отправится дальше, спасенный от смерти и благодарный, – решив, что смог сломить ее сопротивление, храмовник подобрался совсем близко, так что еще немного – и он смог бы прижать ее к себе. – Я же, в свою очередь, обещаю… – Остановись, сэр рыцарь! – пользуясь моментом, быстрая как молния, Ревекка выхватила из-за пояса храмовника кинжал и отскочила назад. Ее триумф оказался кратковременным. – Стоило ожидать подобного безрассудства, – в то же мгновенье Буагильбер оказался рядом, сжав ее запястье и не позволяя острию кинжала коснуться ее горла. Отчаяние придавало Ревекке силы, но борьба была неравной. Вцепившись в кинжал уже обеими руками, она пыталась развернуть его на себя, тогда как храмовник играючи отворачивал его в сторону и только ждал, когда, сдавшись, она разожмет пальцы. Для него это было всего лишь забавой, распалявшей его азарт охотника. Внезапно Ревекке показалось, что захват железной ладони стал слабее. Храмовник резко потянул кинжал вниз, тогда как она снова попыталась его поднять. Кинжал ушел в сторону и был остановлен самим же противником Ревекки, вонзившись в незащищенный доспехами бок. Храмовник отпустил запястье противницы. Испуганная Ревекка отбросила кинжал и попятилась назад. С храмовником творилось что-то неладное. Его лицо стало багровым и покрылось испариной, на лбу выступили жилы. – Что ты сделала, ведьма? – Ревекка понимала, что рана могла разозлить напыщенного норманна, но она не была настолько серьезна, чтобы вызвать такие последствия. Согнувшись, он держался не за кровоточащую рану, а за грудь, словно ему не хватало воздуха. – Убирайся! – прошипел храмовник. Ревекка не заставила повторять еще раз, как можно быстрее бросившись прочь от злополучного преследователя.