Выбор Ревекки

            Агнец, агнец белый!             Как ты, агнец, сделан?             Кто пастись тебя привел             В наш зеленый вешний дол,             Дал тебе волнистый пух,             Голосок, что нежит слух?             Уильям Блейк (пер. С. Я. Маршак) Ревекка не знала, как долго бежала сломя голову неизвестно куда. Остановившись у столетнего дуба и опершись об него спиной, она попыталась отдышаться и собраться с мыслями. Что наверняка точно – она все еще в Англии, а еще точнее – где-то в лесу. Храмовник отказался от преследования, но сколько еще опасностей таило это место? Без какой-либо цели, просто чтобы не поддаваться отчаянию, она брела, куда глядели глаза, пока ноги не привели ее к быстроводной лесной речушке. Присев, Ревекка холодной, почти ледяной водой омыла лицо, но если бы так просто можно было бы смыть тревоги, как дорожную пыль. С разлогого дерева упал зеленый, еще молодой лист и, подхваченный течением, завертелся, бросаемый от одного камня к другому. Неизвестно, когда прибьет его к берегу, но на родную ветвь он точно не вернется. Она тоже как тот листок. Только вот недавно отец гордо рассказывал, что принц Джон готов был назвать Ревекку королевой любви и красоты турнира, и вот проходит совсем немного времени – и два рыцаря сражаются за ее жизнь, а она позорной королевой восседает на черном троне и наблюдает смерть достойнейшего и благороднейшего из мужчин. Теперь вот она здесь, совсем одна… Но не в плену, а на свободе. – Я не безмолвный листок! Я еще обниму отца! – Ревекка со злостью, какую в себе и не предполагала, стукнула ладонью по воде. У любого пути есть конец, и река – это и не такое уж непреодолимое препятствие. По камням ее так же легко перейти, как и по мосту. Так думала Ревекка. Оказалось, что сделать это трудней, чем загадать. Вода отточила камни с искусством умелого мастера – гладко и ровно, без единой зазубрины, к тому же коварные потоки время от времени накрывали их, чтобы через мгновение отхлынуть. Пока что Ревекке удалось дойти до середины и не замочить ноги, но следующий камень находился на расстоянии больше шага, а значит, следовало прыгать. – Вот так так! Не зверь, не птица, а лесной дух! – настолько неожиданно было услышать в безлюдном месте саксонскую речь, что Ревекка вскрикнула и оступилась. В тот же момент она оказалась в воде. – Тише, тише, красавица. Вижу, что ты человек из костей и мяса, а не бесплотный дух. Тот, кто напугал ее внезапным появлением, был высок и широкоплеч. Кожаные штаны и рубаха, сшитые оленьими жилами, меховая курка и шапка, надвинутая на широкий лоб, оставляли мало сомнений, каким ремеслом добывал себе пропитание незнакомец. На массивной шее не виднелось даже следа от оков, а значит, он был либо по рождению свободен, либо освободился по собственной воле и без желания хозяина. Из-за мощного телосложения и курчавой бороды нельзя было сказать, молод он или уже в возрасте, но открытый добродушный взгляд невероятно голубых глаз располагал к себе. Хоть и не без робости, но Ревекка подала ему руку, когда он протянул свою. – Я Освин. Это – Балд, – он указал на черного остроухого пса неизвестной породы, который, вывалив ярко-розовый язык, с интересом наблюдал за странной нарушительницей их схозяином покоя. – Думаю, у такой красавицы тоже есть имя. Верно, дружище?– присев на корточки, он погладил пса по голове, а Ревекка отогнала беспокойство. Освин бросил на нее только один оценивающий взгляд, но такой, словно раздел ее догола. Или же ей так показалось. Длинная грубая сорочка, в которой Ревекке предстояло взойти на костер, намокла и облегала тело, почти ничего не скрывая. Она скрестила руки на груди и отвернулась так, чтобы волосы покровом спрятали ее лицо, но молчать в ответ было бы совсем неучтиво. – Мое имя Ревекка. – Ревекка… – Если она ожидала, что услышав ее имя, он окатит ее презрением, то ошиблась. Освин повторил ее имя почтительно, даже с трепетом, словно произнес имя королевы. – Ты ведь так совсем замерзнешь, Ревекка. Пойдем к моей пещере, погрейся у костра, обсохни, отдохни. Да ты, наверно, голодна? У меня будет чем тебя угостить, красавица. Не собираясь принуждать или уговаривать, Освин встал и побрел путем, известным только ему. Этот человек был пока что ее единственной надеждой выбраться из леса, потому Ревекка последовала за ним. Пещера, где обитал Освин, пряталась так надежно, что случайный путник мог бы пройти мимо, приняв ее за зеленый холм, если бы не весело потрескивающий костерок рядом, на котором жарилась нанизанная на прутья рыба. Одну из них, зарумянившуюся до темной корочки, Освин протянул Ревекке. – Благодарю тебя, благородный Освин. – Благородный? – весело хмыкнул тот. – А что! Я не гну спину пред побежденными олдерменами, плевать мне и на мудреных норманнов. Так что, ты права: тут я господин, и это моя земля, а вот мой верный слуга, – браконьер швырнул рыбью головку черному Балду. Пес поймал ее на лету и тут же проглотил. – Только госпожи у меня нет. Ревекка не отказалась от угощения, но и не торопилась приступать к еде, пока радушный хозяин не начал есть. У нее снова закрались сомнения в собственной безопасности, когда Освин, передавая рыбу одной рукой, как-то слишком придвинулся, словно случайно дотрагиваясь другой рукой до лодыжки Ревекки. Так, чтобы это не выглядело резко и вызывающе, она ближе поджала ноги к себе и незаметно расправила подол юбки, теперь, наедине с чужим мужчиной, казавшийся невероятно куцым. – У такого господина и казна должна быть богатой: один кошель полон золота, другой серебряных фунтов, – стараясь подражать голосу отца, когда тот совершал свои сделки, Ревекка начала разговор о том, что волновало ее больше всего: своем возвращении под отчий кров. – Эхххх… Будь такие деньжищи у моего хозяина молодого Роберта Трасселла, он, наверно, выплатил бы свой щитовой долг и остался бы на своих землях с молодой супругой, а я бы уже женился на моей Бранде, – спокойно поведал Освин, сосредоточенно разбирая рыбу. Он снял самое вкусное – мясцо с ребрышек, на кончиках пальцев протянул почти под самые губы Ревекки, и вроде как удивился, когда она испуганно отшатнулась. – Прости меня, – потупив глаза, сказала она, извиняясь то ли за отказ, то ли за то, что неосторожно разбередила прошлые раны. – Это ты не сердись, красавица. Мне уже столько времени не с кем было словом перемолвиться, разве что только с этим разбойником, – Освин кивнул в сторону дремавшего Балда. – Ты мог бы вернуться к невесте, – осторожно продолжила Ревекка, желая подтолкнуть браконьера к нужной ей сделке. – Моя Бранда, скорее всего, уже жена другого. Я ходил вокруг ее дома, как дикий зверь, так и не решаясь показаться. Да и не стала бы она даже смотреть в мою сторону, вести о гибели Роберта Трасселла достигли ее ушей раньше, чем вернулся я, – Освин вздохнул и отшвырнул то, что осталось от его трапезы, в сторону. Вроде как крепко спавший Балд тут же подскочил, набросившись на объедки. – Что же произошло? Что такого страшного совершил ты? – встревоженно спросила Ревекка. Освин нехорошо рассмеялся: – Думаешь, я убил своего хозяина, еврейка? – он вытер рукавом губы. – Скорее в его гибели виновно ваше племя, опутавшее его долговыми обязательствами, как паук несчастную муху своими сетями. Нет! Несчастный Роберт Трасселл так и не достиг Святой Земли. Его корабль утонул в шторм, едва покинув английские берега. Только вот оруженосца сэра Роберта, Освина, там не было. Трус даже не ступил на борт, сбежал, не желая лить кровь на чужой войне. Ревекка надеялась, что ее имя не выдало ее, еще лучше было бы, если бы Освин оказался из тех людей, для кого все равно, кто перед ним: еврей или христианин. Но разве такое возможно? – Не вини себя. Земля, залитая кровью, очистится лишь кровью пролившего. Ты слушал советы сердца твоего, и оно тебя не обмануло. Разве не самое ценное, что нам дается – жизнь? Она продолжается, и кто знает, что нам еще готовит судьба? Есть много женщин, которые с радостью назвали бы тебя своим мужем. Только в этой чаще ты вряд ли их найдешь, – не отвечая на упрек, попробовала затушить искру гнева хозяина Ревекка. – Ты права. Я уже не помню и лица моей Бранды. Все, что осталось от нее – только имя. – Тогда отпусти ее. Найди себе хорошую женщину. Сейчас моя благодарность за твое добро – только слова, но мой отец щедро отблагодарил бы тебя другим способом. – Зачем мне твой отец? – Нет, Освин, – Ревекке пришлось скинуть со своего колена руку придвинувшегося к ней браконьера. – Ты христианин, я же еврейка. Наша связь противна, что вашей церкви, что синагоге. Не так давно ей почти теми же словами ей приходилось охлаждать пыл вожделевшего ее храмовника, и теперь оставалось отдать должность деликатности Буагильбера, убеждавшего ее в своей правоте больше словами, чем делом. – Что еврейка, что христианка, между ног все женщины одинаковы. Тебе же предстоит узнать, чем добрый христианин отличен от неверного. Не строй недотрогу, я же вижу, от каких украшений след на твоей ноге. Бесцеремонно подмяв Ревекку под себя, браконьер ограничился коротким исследованием ее тела поверх рубахи, но только чтобы, взвалив ее себе на плечо, потащить к своему убежищу. Пинки ногами, удары кулаками по спине, попытки вывернуться – все это действовало на Освина не сильнее укусов назойливой мухи, а ее крики только больше заводили насильника. Ревекка продолжала яростно отбиваться, даже когда браконьер повалил ее на кучу шкур. – Нет! – Ты уж прости, но я изголодался по женщине, – не желая дольше возиться и теряя терпение, Освин стянул ее запястья ремнем. – Тебе понравится, и ты сама пожелаешь остаться. Он попытался приласкать жертву, но не получил благодарности. Когда он с трудом раздвинул колени Ревекки, где-то снаружи яростно залаял пес, потом завизжал, но Освин не обратил на это ровно никакого внимания. Задрав юбку пленницы, обнажая ее бедра, он отодвинулся, оттягивая момент окончательного победы и наслаждаясь открывшимся зрелищем, как военачальник перед решающим ударом. Внезапно из груди его словно вырос окровавленный отросток. Глаза Освина выпучились, а рот раскрылся, издавая стон. Испуганная Ревекка внезапно поняла, что этот отросток является острием меча, пронзившим браконьера. Подняв взгляд, она увидела над собой и над насильником бледного, как призрак, Буагильбера. Презрительно скривившись, он вынул меч, ногой толкнул пораженного противника в сторону и вдруг сам упал, как срубленное дерево. Ревекку трясло, но, на удивление, разум был холоден и ясен. Как будто все произошло не с нею, а она только наблюдала за происходящим, и наблюдала равнодушно. К счастью, охваченный похотью Освин не думал о крепости пут. Освободиться от них не составляло особого труда. Кроме Ревекки, на полу пещеры лежали два мужчины. Или два тела? Она проверила – Освин был точно мертв. В храмовнике же еще теплилась жизнь.