Запомни меня таким

Человек на мосту… его Цель. Он не знает его. Он бьёт изо всех сил, наотмашь, и от каждого удара у него гудят кости, и что-то скрежещет в левой руке. Они почти равны в силе и настойчивости победить, но цели слишком разные. Он дерётся, чтобы убить. Или, если рассматривать неудовлетворительный исход миссии как приемлемый — обездвижить, вывести из строя, сломать что-нибудь в этом большом и чересчур сильном теле. В случае с таким упёртым противником всё приравнивается к убийству. Цель дерётся неправильно. Словно больше натаскана защищаться, а не убивать. Это однозначно слабое место. Никто не может защищаться вечно. Это выматывает. Цель блокирует удары и отводит от лица нож, и слабость эта выпячивается так сильно, что он ощущает её в нагревшемся воздухе между ними. Она так очевидна, что изнутри становится чуть щекотно. Кажется, это называется смех. Он не смеётся, конечно. Хотя никто не может видеть его страшную ухмылку из-за маски. Никому нет дела до вечного тёмного пятна на лице. Они срослись с ней. Если повезёт, он убьёт свою Цель. И всё его существо кричит о том, что это будет правильно. Ему не везёт. Бой быстрый и страшный, и любой другой противник уже давно был бы мёртв. От мельтешения конечностей свистит воздух. Вдалеке звучат глухие хлопки выстрелов, кто-то кричит и отдаёт приказы. Это не воспринимается важной информацией. Цель, кажется, держится на одном лишь упрямстве и нежелании дать ему добраться до других людей за своей спиной. Словно они чем-то важны ей. Цель уходит от удара и перекатывается, блокирует, с силой пинает в грудь и снова подпускает слишком близко; Цель хватает его за лицо, и… Маска вдруг слетает на асфальт, потоки задымлённого воздуха касаются вспотевшего лица, и он замирает и прикрывает глаза на мгновение. Время словно замирает. Как же хорошо. У него всё же есть лицо, он чувствует его. Оно влажное, и воздух кажется прохладным, когда касается кожи. Он вдыхает полной грудью, время снова набирает обороты, и он вспоминает — Цель. Сзади. Он оборачивается. Цель смотрит так, как никто и никогда не смотрел на него. Это не страх и не ужас. Не ненависть. Не брезгливость. Не непонимание. Это… удивление. Шок. Это неверие и… узнавание? Отклонено. Никто не может узнать его. Его не существует. Призрак. — Баки? — спрашивает Цель, и её рот так и не закрывается, а глаза широко распахнуты. Он хмурится и уже готов отвернуться и исчезнуть в валящем отовсюду дыму. Отступление. Угроза раскрытия. Неблагоприятные условия для ведения боя, преимущество на стороне врага. Не дать захватить себя в плен. Он теряется. Слова ненужного вопроса срываются сами собой. — Кто такой Баки? И Цель, которая смотрит на него так, как никто раньше не смотрел, вдруг трескается и осыпается на асфальт цветной стеклянной крошкой. Цели больше нет. На его месте стоит паренёк, щуплый, тонкий, больше чем на две головы ниже. Он в светлой помятой рубашке с короткими рукавами и несуразных высоких брюках с подтяжками. Его пшеничная чёлка из-за ветерка падает на лицо, и он поправляет её, снова зачёсывая набок. Солнце пробивается сквозь облачность, за спиной парня дым, и яркие лучи пробиваются сквозь него, просвечивая розовые уши, делая фигурку и волосы искристо-золотыми по краю. Тёплыми. Живыми и знакомыми до того, что мучительно нужно проверить, прикоснуться. Паренёк щурится из-за дыма и смотрит без страха, ровно. Правильно. У него внутри всё перемешивается и замирает, а за рёбрами вдруг вырастает что-то тёплое, бесформенное, мягкое. Оно пробивается наружу и тянется к этому парню изо всех сил, тянется так настойчиво и упруго, что приходится сделать шаг вперёд, чтобы не упасть. И ещё один… — Баки, — произносит парень. Его голос вызывает волну непонятной дрожи во всём теле, он замирает на месте и смотрит во все глаза. — Что они с тобой сделали? Бак… В чистых, прозрачно-голубых глазах паренька стоят слёзы. Крупные, солёные — он может поклясться, что знает их вкус. Он знает. Знает этого парня… и делает ещё шаг. Слева раздаётся оглушающий взрыв. Он вздрагивает и смотрит туда. На него несётся облако чёрно-серого дыма. Отмена операции. Угроза захвата. Отступление. Отступление. Он автоматически присаживается и уже готовится плавным перекатом уйти под ближайшую машину, чтобы затеряться между раскуроченными металлическими остовами, но вдруг смотрит — туда, где мгновение назад стоял парень. Он не помнит, кто это, но уверен — знает его. Всё тело знает и тянется навстречу, все мысли… Его нет. На месте парня высится огромная фигура в чёрном балахоне. Вместо лица — непроглядная тень от капюшона. Фигура всматривается в него этой чернотой, подаётся навстречу, и внутри разливается страх и ледяная сосущая пустота. Страх до того липкий и отупляющий, что он замирает, не заканчивая движения. Нижняя челюсть начинает дрожать. Вдруг за фигурой мелькает женщина с рыжими волосами, они уже встречались сегодня. В руках у неё ракетница, она не раздумывает, останавливается — и стреляет. Это спасительный сигнал к действию. Он закрывает глаза и, не думая про чёрное пятно вместо лица, перекатывается под машину, встаёт, пробегает до следующей и снова катится по асфальту. Без маски в горле дерёт от дыма и гари. Сзади гулко бухает, подбрасывая в воздух развороченный металл. Картинка меркнет по краям, словно от удара головой или резкого перепада давления, но это не так — боли нет. Она сворачивается, пузырится, как подожжённая в проекторе киноплёнка. Краски становятся всеми оттенками коричневого и чёрного, пока не тухнут совсем. Он задыхается от едкого дыма и падает в пустоту.