Фея

— Дорогая, это никакая не простуда, — женщина встала из-за стола, начиная рыться в огромной куче бумаг, из которой вскоре она выудила папку с наклеенной бумажкой, гласившей: «анализы», и, не медля, села, придерживая свое добро рукой, в кресло. Пару минут врач раскладывала бумаги в новые стопки и только затем, после проведенных махинаций, подняла на меня глаза, внимательно всматриваясь, будто узнала какой-то секрет, о котором никто, кроме неё, даже не догадывался. Мисс Уокер, чуть помедлив, протянула одну из стопок бумаг мне. Что-то внутри ёкнуло, и я шумно сглотнула, ожидая приговора. Сомнений не было, что это станет моим приговором и он кардинально перевернет жизнь на сто восемьдесят градусов. Навсегда. Необратимо. Не удержавшись, я глазами пробежалась по строчкам и увидела одно слово, от которого холодела кровь. — Вы одна из немногих девушек с проявившимся геном. Вы, Джазмин, - омега. Резкие движения выдавали восторг врача. Женщина постоянно поправляла каштановые волосы, пытаясь пригладить их. Покусывала ушко очков, которые успела снять, и, кажется, визжала. На полном серьезе говорю, я слышала, как она подвизгивала от счастья и уже не пыталась скрыть восторга, хваталась за мои руки, вскакивая со своего места и расхаживая вокруг, совсем не замечая моего состояния. Конечно, за свою «находку» женщина получит неплохую премию, которой хватит до конца её долгой жизни. А в том, что она будет долгая я не сомневаюсь. Моя судьба будет менее радужной. Просто отправят в училище, специально созданное для тех, кого природа решила спасти, сделав подопытной крысой. И для меня то место, куда отвезут, станет тюрьмой. — Джазмин, я отправлю все данные, и примерно через три дня за вами приедут, чтобы потом отвести в школу для омег, где вас всему необходимому обучат. — Но по телевизору говорили, что эти генные мутации находят еще в младенчестве и «счастливчиков» забирают в эту тюрьму, — тщетная попытка перевести все в другое русло, лишь бы вновь не слышать слова врача. Голос дрожит, что раздражает еще больше, и я злюсь на себя. Страх скользкой тиной расползся по телу. Я словно с головой окунулась в болото, и вода, смешанная с плесенью, попала в легкие. Мысль о том, что надо бежать и прятаться, стучала в висках, тупой болью отдаваясь в затылке. Я то и дело вытирала ладони о джинсы. Так хотелось услышать, что всё это наиглупейший розыгрыш и сейчас выйдут все неудавшиеся шутники. В то же время в голове вертелось твердое: «Это правда. Смирись». — Такое, к сожалению, бывает с девушками, но и с парнями тоже, — уже тише стала говорить врач, пытаясь оправдаться. — Я вела вас всю жизнь и ничего этого не замечала. Я подавилась возмущением, открывая и закрывая рот, словно рыба, выброшенная на берег. Мисс Уокер проявила халатность по отношению ко мне, и это испортило все. Возможно, мой случай не единственный, когда из-за этой заразы кто-то пострадал. Может, подать в суд? Да нет, бесполезно, за «находку» она теперь будет неприкасаемая. Судьба с клеймом: «Омега» кажется ничтожной. Меня вырезали из общей фотографии, где я была обычным человеком. Вышвырнули к тем, кого я так старательно избегала. Людям не нравится, что от них отличаются, а особенно они ненавидят тех, у кого проснулся ген. И я была такая раньше до момента, пока не стала одной из белых ворон. Эта бета — теперь так называются все люди в мире не за решеткой — не понимает, что подписала смертный приговор. Я — вольная птица, мечтающая о путешествиях. И возможность была такая, благодаря моим родителям, вдолбившим в голову, что мне нужно образование, а потом все придет, если я только захочу. Они, к великому счастью, не были против моих планов на будущее. Не многие могут этим похвастаться. Крах. — Только вот, — она села за стол, потупив взгляд и начиная списывать что-то с медицинской карты, а у меня появилось острое желание отобрать эту тетрадку и просто сбежать. Плевать, что все данные есть в базе. — Омеги-девушки более расположены к болезням. Вы можете заболеть тем, что у Вас никогда никак себя не проявляло. Это плата за Ваш шанс. — Шанс? Вы называете это шансом? — вскакиваю со стула, махая перед лицом испуганной женщины бумагами, которые она мне вручила пару минут назад. — Это тюрьма! Вы не понимаете, что подписываете смертный приговор. Научат? А Вы спросили надо мне это? Мать вашу! Все-таки выхватываю у неё из рук тетрадку, за которую она схватилась, как за спасительный круг. Будто он мог спасти её от моего гнева. Два раза, «ха». И так же резко разворачиваюсь к выходу, чтобы известить свою семью о том, что ближайшие лет десять меня не увидят. — Три дня говорите? — хитро улыбаясь, выплёвываю уже перед выходом. Выйдя в коридор, я встретила встревоженную маму, пытающуюся рассмотреть со всех сторон свою проблемную дочь. Уверена, она всё слышала и сейчас винит себя. — Мам, я очень устала, поэтому давай обо всём поговорим дома? Да и не хочется играть на публику, — кивком указала на зевак, засматривающихся на нас. Конечно, природа не обделила красотой женщин в нашей семье. Мама выглядела в свои тридцать шесть не больше, чем на двадцать пять. У неё были блондинистые кудри, спадающие на плечи, а её искрящиеся карие глаза сводили не одного мужчину с ума. Фигуру она всегда держала в порядке, занимаясь в спортзале, и делала каждый день зарядку. Папа всегда говорил, что ему безумно повезло, что он её встретил. Я была не менее симпатичной (да, наглость - второе счастье). От мамы я переняла цвет волос, но за свои семнадцать лет успела отрастить их ниже талии, из-за чего приходилось, откровенно говоря, мучаться и постоянно собирать в высокие хвосты. В остальном я - копия отца. Молочная кожа, не поддающаяся никакому загару, но так даже лучше, да. По-кукольному большие темно-синие глаза с длинными пушистыми ресницами. Вздернутый нос и полные нежно-розовые губы. Друзья всегда говорили, что я красавица. Девушки в нашей компании завидовали фигуре, но дело все в быстром обмене веществ. И мне никогда не нравилось, что некоторые пытались так же худеть. Честно, иногда я даже завидую девушкам с обычными пропорциями. Пока я думала, как мне повезло с генами, то почти даже забыла о своей сущности. Пропустив даже то, как мама доволокла меня до машины и усадила туда. И только тогда, когда автомобиль мягко остановился, я поняла, что дома. Дом. Какое прекрасное слово. Столько воспоминаний связано с этим местом. Все фотографии меня маленькой, мама, съевшая арбуз — так она объясняла беременность — первые шаги братишки, мой первый и последний поцелуй. Вот только ближайшие десять лет я не увижу это места, и тех людей, окружавших меня семнадцать лет. Если бы я путешествовала, то могла бы вернуться туда, где меня любят и ждут. Почему только в моменты, когда всё уже успело разрушиться, в моей голове стали появляться эти мысли? Идиотка. Выйдя из машины, подбегаю к маме и крепко обнимаю её. Запах лаванды обволакивает, и я чувствую, как мама нежно касается моих волос, пропуская те через пальцы. Я знаю, что она удивлена. Её дочь редко проявляет нормальные чувства по отношению к родителям. Но это не означает, что я их не люблю. Просто мама и папа стремились стать нашими друзьями, теми, кто никогда не предаст и поддержит, будет рядом в трудную минуту. Отстранившись от неё, я покрепче сжала тетрадь и листы с подтверждением о моей сущности, сминая их еще сильнее. С этими клочками бумаги в мою жизнь ворвалось торнадо, разрушающее все на своем пути и оставляющее только то, что нужно для его поддержания. — Мам, я тебя сильно люблю. Кайл – мой младший братишка - выбегает на крыльцо и радостно улыбается, махая руками. Он искренний, и его чувства меня вдохновляют на совершения. Для своего брата я готова свернуть горы, и его мне будет не хватать больше всего, поэтому сегодня собираюсь от души повеселиться с братишкой. И за весельем я не замечаю, как проходит весь день и наступает вечер. Тот момент, когда я расскажу всей семье о своей болезни (для себя я решила это называть так). Мы с Кайлом спускались по лестнице самым небезопасным образом — он сидел на моей спине, размахивая руками и указывая, куда мне идти дальше. С громким смехом мы уселись за стол, дожидаясь только отца, обещавшего через пару минут подойти. — Джозев, тащи себя за стол, живо, — уперев руки в боки, прикрикнула мама. Иногда я удивлялась, как она управлялась с таким большим отцом. Но он никогда не сопротивлялся, и сейчас было точно так же. Папа подошел к ней и поцеловал в лоб, крепко обнимая. — Ну, милая, не сердись, пожалуйста, — погладив свою жену по волосам, он вновь чмокнул её в лоб и сел за стол. — Я же для нас всех стараюсь, дорогая. Теперь дело осталось за малым, если так можно сказать. Но, к сожалению, так нельзя было сказать. Это оказалось реально сложно. Мысль о том, что могу расстроить всех их разом пугала. Мне не хотелось мучиться от угрызения совести. Поэтому я просто выпалила: — Я омега. Вскочила из-за стола и позорно убежала в комнату, надеясь, что никто не увидел скользнувшие по щекам слезы. И, заперев за собой дверь, сползла по ней. Известие о моем «счастье» сломало весь мир, который я так кропотливо строила. Никакой это не шанс, а самая настоящая пытка. Родиться девушкой-омегой - самое настоящее несчастье. Слезы текли огромными каплями по лицу. Четыре десятилетия назад случился взрыв болезни, спровоцированной какими-то открывателями, а проблема была проста — они допустили ошибку в своих вычислениях, и случилось необратимое. Люди умирали целыми городами. В общей сложности умерло шестьдесят процентов населения планеты. Тогда природа пришла на помощь, видоизменяя гены некоторых людей. Они и стали первыми людьми, ставшими альфами и омегами. Они приобрели запахи, и их обоняние стало более чутким для того, чтобы найти пару. Альфа был главой семьи, и ими становились сильные люди, те, что могли постоять за свою семью. Ими могли стать как мужчины, так и женщины. Их каждый год мучил гон, так называется их особенность, заключающуюся в том, что они теряют самообладание и готовы в этот промежуток времени на все. И так было до момента, пока он не найдет свою истинную пару. После эта особенность засыпала. Альфы выполняли роль мужчины, оплодотворяя омег и бет, у которых осталась возможность иметь детей. Женщины в принципе ничего не могли сделать, их организм не стал выделять сперматозоиды, но и родить уже, как омеги или беты, они не могли. Омегами могли быть так же и женщины, и мужчины. Но они претерпели больше изменений. У омег была течка — особенность их вида, заставляющая откровенно течь омегу и желать все движущееся, от этого лезть на стену. Только в течку они могли забеременеть. Да-да, даже парни, у которых течка была каждые три месяца. У парней из ануса текла жидкость, которую позже прозвали смазкой, у девушек - из вагин. Девушки-омеги были редкостью, потому что во всем мире и так женщин становилось все меньше и меньше. Природа поиздевалась вдвойне. Менструация никуда не исчезла и каждый месяц была гостем у них. Течка же была раз в полгода, что, конечно же, радовало. Но так же их наградили ужасным иммунитетом, поэтому они были подвержены заболеваниям и рано умирали. Для предотвращения изнасилований, а на самом деле для личной выгоды, каждый правитель страны создал по два комплекса. Один для альф, а второй, естественно, для омег. Он находился под строгой охраной и за огромным забором, чтобы никто не мог пробраться. Там их изучали, стараясь успеть раньше узнать все особенности этого заболевания. В моей стране был всего лишь один город с такими комплексами, ибо страна была маленькой. В некоторых державах их было больше двадцати. И через три дня я попаду в одну из тюрем, где мне надо найти свою пару, потому что единственная возможность выжить — найти альфу. Тогда девушка может спастись и прожить даже до пятидесяти. Как-то не радостно, да? — Солнышко, ложись спать, — тихо говорит папа, и я знаю, что он будет ждать, пока не услышит, как я упаду в кровать. — Люблю вас. *** Второй день начался не менее грустно. За окном лил проливной дождь, стучавший по окну. Мне не хотелось никуда выходить, потому что я боялась увидеть семью и вновь разрыдаться. По плану сегодня была встреча с друзьями. Сегодня мы как раз собирались встретиться у Милки и посмотреть какой-нибудь фильмец. Так и поступим. Волосы пришлось долго расчесывать, потому что вчера я этого не соизволила сделать. Легкий макияж и одежда потеплее, потому что я жуткая мерзлячка. Все - я готова в бой. Быстро сбежав по лестнице, я поцеловала маму в щеку и крепко обняла. — Я вечером вернусь. Мам, ты… — я внимательно посмотрела на родного человека, у нее залегли темные круги под красными глазами. — Ты поможешь собрать мне вещи? Она коротко кивнула и пошла заниматься своими делами, считая, что я не заметила, как её глаза заслезились. «Все. Вперед. Иначе ты никогда не уйдешь отсюда и тебя силком заберут, не дав собрать вещи,» — уговаривала я себя, вместе с этим уже зашнуровывая кроссовки. Схватив зонт, я выбежала на улицу. И уже через пятнадцать минут была у дома Милки. Все давно собрались и спорили, какой фильм сегодня будут смотреть. Парни хотели ужастиков, а девушки всеми частями тела были за мелодраму. Мы переглянулись с Милкой и дружно засмеялись. Я села в излюбленное кресло, которое никто никогда не занимает. — Джаз, — Френк повернулся ко мне. — Вот чтобы ты хотела посмотреть? Я задумалась и решила, что в последний раз можно посмотреть комедию, чтобы они не только плохое обо мне вспоминали. Ведь я любила ужастики и выбирала такие, от которых мурашки даже у парней шли. Только Милка могла спокойно смотреть со мной такие ужастики. — Американский пирог. Реакция была разнообразной, но согласились, что это не так уж и плохо. Они включили этот фильм и расселись. Кто-то о чем-то шептался, некоторые что-то очень громко жевали, и становилось от этого так спокойно на душе. Я привыкла к такой жизни. И теперь у меня отберут её. После просмотра все переместились на кухню, где уже ждали пицца, сделанная мастерицей Милкой, и чай. Все бурно обсуждали фильм, но я молчала. Мне казалось, что с сегодняшним днем все кончится. Это будет конец жизни обычной девушки Джазмин Аранд. Я ставлю жирную точку. — Ребят, — привлекаю всё внимание на себя. — Мне надо вам кое-что рассказать. Сжимаю в руках теплую кружку и смотрю на свое молоко. Только для меня Милка делала исключение и разогревала молоко, зная мою невероятную тягу к этому напитку. — Как же все-таки это трудно. Но сегодня я ставлю жирную точку, — поднимаю глаза на Милку. Она моя лучшая подруга с самого детства, и я предаю нашу дружбу. — Я омега. Тишина. Тишина. Тишина. — И что? Ты все равно остаешься нашим дорогим другом. Что ты себе напридумывать, глупая, успела? — спохватывается первый Френк, а остальные дружно закивали, словно китайские болванчики. — Дураки. Они дружно засмеялись, наваливаясь на меня кучей и начиная массовые обнимашки. А потом каждый по отдельности наговорил мне всяких милостей и пожелал удачи, при этом крепко обняв. — Ты только смотри нам, — пригрозила пальцем Милка. — Ничем не болей, чтобы мы не волновались. И пиши. Мы все вместе читать будем. У меня самые лучшие друзья. Куда бы я без них. Я даже слезу пустила, но быстро утерла рукавом толстовки, которую подарил Френк. *** Сумки были собраны, а машина уже стояла. Но мама сказала, что что-то забыла и побежала в дом. Отец и брат крепко обнимали меня. Папа еще держался, но Кайл даже не пытался. — Береги себя, пожалуйста. Отец смотрел на меня, и я видела, как он заставлял себя быть спокойным. Он глава семьи, и ему не подобает плакать. Даже если его дочь уедет, но я знаю, что он очень сильно любит свою дочку. — Дорогая, возьми, — она протянула наш семейный альбом. — Когда будет совсем плохо, помни, что мы всегда рядом. Я крепко обняла её и позволила слезам катиться из глаз. Я никогда не буду одна. Сев в машину, я в последний раз взглянула на дом и тут увидела толпу друзей, которые весело махали мне, крича о том, что будут ждать. — Спасибо, — тихо шепчу, давясь слезами. А теперь мне предстоит жизнь с чистого листа. Как жаль, что я не знала раньше, что мне придется уехать от всех этих дорогих людей. Я бы проводила с ними больше времени. Не обижала бы маму и с братиком проводила бы больше времени. — Прощай.