Псих

Стайлс зашел в свою квартиру, которая оказалась перевернута вверх дном. Везде на полу валялись журналы, вырезки из журналов, их обрезки, как будто кто-то не слишком аккуратно кромсал глянцевую бумагу. Он тут же понял, что та записка, которую «М» прислал в участок, состояла из слов и букв из этих журналов и газет. В голове закипела злость — он водит его вокруг пальца снова и снова. «М» был в квартире — «М» знает, где он живет, он знает, какая машина принадлежит ему. «М» знает намного больше, чем кажется Мистеру Стайлсу. Он сразу подумал, что на письме найдут только его собственные отпечатки. Возможно, что еще пальчики пропавшей девушки, но это маловероятно. Скорее всего, он просто пытается запутать, пытается огородить себя вместе с ней от полиции, от расследования, чтобы все уже посчитали её телом, которое вот-вот умрет, почти трупом. Стайлс сжал кобуру, в которой был тяжелый увесистый пистолет, и тихо открыл защелку на ней, собираясь доставать оружие. В квартире было тихо, и ему это показалось даже с л и ш к о м тихим для обычного распорядка. Обычно соседи шумели, в квартире шумели какие-то приборы, а за окном разносились звуки большого города. Под окнами периодически раздавались крики, иногда — проходили драки, которые приходилось унимать, спускаясь и показывая значок — обычно тогда все бежали так, что сверкали пятки. Стайлс осмотрел пространство перед собой. Он все еще стоял в дверях, прислушиваясь к шуму квартиры. Окно в большой комнате — гостиной — было открыто нараспашку. Стайлс тихо сделал несколько шагов вперед — максимально тихо, пытаясь не издавать никаких шумов. Если здесь есть кто-то еще — он сможет поймать его только в том случае, если будет вести себя максимально неслышно. Парень, обходя беспорядок, пытался осмотреть гостиную на предмет кражи. Он старался не наступать на шелестящую бумагу, а если наступал, то плавными, длительными шагами. Этот «М» следил за ним, либо уже был здесь ранее. Гарри все больше думал на своего друга — Зейна, но также подозревал и своего напарника — Найла. Оба были в его доме, и не один раз, за столь малый период их общения. Он взял телефон и написал сообщение Хорану, чтобы тот вызвал копов и криминалистов, предупредив, что находится в квартире и собирается осмотреть ее — вдруг тот, кто устроил погром в его квартире, не успел уйти. Подойдя к столу, Гарри обнаружил конверт, испачканный в крови. Точнее, с отпечатком кровавой ладони. На лбу парня проступило несколько складок, между бровями выделилась особенно большая. Его дыхание стало достаточно тяжелым, ноздри начали раздуваться, воздух он начал выпускать сквозь стиснутые зубы. Злило то, что «М» играет, играет и устанавливает свои правила, которые нельзя нарушать. Но которые невозможно не нарушать. И каждый раз, когда ему что-то не нравилось, он делал ответный шаг, то и дело показывая всем, что только лишь он здесь правит балом. Пройдя по гостиной, стараясь не оставлять следы от своей обуви, полицейский нахмурился, натянул перчатки, которые до этого лежали в кармане его брюк, на руки и поднял несколько журналов с пола. Они явно не принадлежали ему. Возможно, «М» было весело собирать вещи из домов своих жертв. Помимо девушек, он брал какие-то вещи из их домов, если похищал их оттуда. Подозрение на это появилось из-за нескольких женских журналов, которые даже при ошибке почтальона не смогли бы оказаться у него на столе. Вокруг — на этаже и под ним, в основном жили либо пожилые люди, либо одинокие мужчины, которые вряд ли бы читали журнал с заголовком «Леди Гага снова принесла мир своими нарядами». Стайлсу было интересно, знают ли вообще его соседи о том, кто такая Леди Гага. До этого думали, что это никак не связано с делом. Сейчас Стайлс не сомневался, что «М» собирал всё это не просто так. У него был какой-то план, возможно, он пытался подставить Стайлса, но тогда это было бы очень глупо — такая явная подстава, в которой даже неопытный смог бы разобраться. Гарри ругнулся про себя, найдя конверт на столе. «М» специально освободил здесь место, отодвинул всё к краям или скинув что-то вовсе. В конверте были фотографии, но Гарри не имел полномочий для того, чтобы открыть его без присутствия кого-либо. Сначала все нужно сфотографировать, снять отпечатки, если они есть, а только после этого они могли открыть конверт, который скрывал много интересного, как казалось «М». Он знал, что Стайлс не сможет открыть конверт до приезда криминалистов. Он скрыл в конверте то, что очень не понравится нашему детективу. Там было несколько фотографий. Точнее, довольно много фотографий. По одной фотографии каждой девушки, того, как мучается каждая. Если оценивать качество фотографий, то их бы вполне можно было бы назвать профессиональными, но «М» было не до смеха, ведь он не хотел, чтобы его поймали из-за какой-нибудь маленькой детали на фотографии. Он тщательно подбирал снимки, а затем написал на них записку для Гарри. Он пытался писать как можно более печатными буквами, такими, чтобы они не отличались от как-нибудь машинописного шрифта. Ему было забавно делать это для Гарри, он ведь водил его вокруг собственного хвоста. Сложив девять фотографий первых жертв, он сделал на них надпись белым маркером, после чего просто разорвал все девять снимков. Его смешило то, что он представлял, как криминалисты будут пытаться сложить их. И то, каким шоком для них и самого Гарри может стать то, что лежит в этом конверте. Он оставил там единственную непорваную деталь. Фотография Черри стала самым основным фрагментом этой композиции. Он сделал эту фотографию в самый первый день. Тогда она была вся в грязи, в своей грязно-серой ночнушке, которая изначально была белой. Она спала, когда похититель сделал это фото. Закрытые глаза девушки, кровоподтеки на её затылке могли бы испугать Стайлса. На фото — полупрофиль Черри. Она выглядела как беззащитная зверушка, загнанная в угол, дрожащая от ужаса и страха. Приоткрытые губы девушки выглядели довольно соблазнительно для Малика, ему так и хотелось, чтобы эти губки коснулись его вставшего члена, сомкнулись вокруг него и двигались вперед — назад. От этих мыслей он не мог сосредоточится и чуть не лажанулся: ему даже показалось, что он лажанулся, ведь мужчина едва не поцарапал свою ладонь об этот чёртов конверт. Если бы хоть капля крови или частичка кожи осталась на конверте, его бы могли вычислить. Ему очень не нравилось то, что приходится прикладывать столько усилий, чтобы лишь посмеяться над Стайлсом. Но желание посмеяться над ним было гораздо больше, чем-то, что приходится прикладывать усилия. Детектив Стайлс осмотрел квартиру, держа в руках пистолет. Он обнаружил грязные следы примерно 42-43 размера, идущие от окна и до спальни. Проследовав за ними, Гарри осмотрел комнату, где было особенно много следов обуви — как будто «М» специально наследил здесь или искал что-то. Стайлс бегло осмотрел спальню на предмет возможной пропажи — открыв шкаф, он быстро проверил пару ящиков на наличие документов; все оказалось не месте, и детектив закрыл дверцы шкафа, снова возвращаясь к осмотру квартиры на наличие хоть кого-нибудь. Он заглянул из комнаты в ванную (на всякий случай, хотя и следов там не было), прошел по коридору на кухню — нигде никого не было, но детектив не переставал думать, что за ним идет слежка. В любом случае, он не останется здесь, как бы сильно ему ни нравилась квартира, нужно было тщательно осмотреть все здесь — от мебели до одежды — на предмет камер и жучков. Была надежда на то, что похититель оставил их где-нибудь, по ним можно было бы отследить местоположение «М», которого собирался найти Гарри. Детектив дождался группу криминалистов, которые смотрели квартиру, обнаружив то, что в квартире нет взлома, а окно было открыто изнутри. Нигде не было отпечатков, даже на том самом конверте. По крайней мере, при первом осмотре они их не нашли. Однако, при более подробном осмотре в лаборатории, обнаружены и содержимое, и отпечатки. Однако, когда криминалисты сравнили отпечатки пальцев, то обнаружили совпадение с отпечатками Черри из её дома. Зейн просто запихнул в её ладонь конверт, оставляя следы. Это было неким посланием для Гарри, чем-то вроде того, что Черри пока еще жива, но что будет завтра? Для криминалистов было чертовски неприятным сюрпризом то, что пришлось собирать большое количество мелких кусочков всех фотографий, составляя послание. Это было довольно длительным занятием, однако Стайлс не участвовал в этом. Он смотрел на фотографию этой девушки, рассматривая ее до мелочей, пытался найти хоть какую-то зацепку — может, отблеск в её глазах или какой-то особенно тёмный участок на фотографии, и там мог оказаться, например, дорожный указатель (было очевидно, что «М» сделал это фото на улице, почти во мраке ночи, на едва освещенной улице или же трассе. И смотря на это, смотря на фотографию, проводя по её болезненно выглядещему лицу пальцем, Гарри понимал, что жизнь этой маленькой девочки сейчас полностью зависит от него, и мужчина, сопротивляясь усталости и сну, рассматривал фото, вглядывался, делая для себя некие заметки. Он понимал, что должен спасти хотя бы ее. Он понимал, что не хочет допустить смерти этой маленькой девочки, что должен найти «М» и заставить его ответить за всё, что он сделал. Он осознавал, что эта маленькая девочка возможно чем-то зацепила его. Но в то же время подозревал, что такое влечение и жажда спасти ее могли быть вызваны всем поведением «М», и он не отдавал полный отчет себе в своих же действиях. Криминалисты, собравшие послание от «М», долго не решались отдать это детективу. На изуродованных фотографиях тел девушек аккуратным почерком, белым маркером были выведены слова, обращённые детективу. На самом деле это было страшным, особенно ужасным это было для Черри, которую тоже касалось именно это послание. Всё-таки решившись на то, чтобы показать Стайлсу это (скорее по тому, что это было обязательным, и в итоге они тоже определяли действительную ценность жизни Черри). Они даже тянули жребий на то, кто именно отнесёт Стайлсу результаты. Стайлс был напряжен во время изучения и прочтения послания. Однако, несмотря на своё состояние, он лишь устало выпалил «спасибо», когда увидел, что именно ему принесли. Ему действительно хотелось выпустить пар, а лучше — всю имеющуюся в пистолете обойму в этого «М». И еще одну, для полного счастья. Возможно, что даже еще одну вдогонку — для абсолютной уверенности. Однако Стайлс был спокоен и сдержан, он понимал, что если выйдет из себя, то жизни девочки будет угрожать огромная опасность в виде психически неуравновешенного человека. Хотя… чёрт, она уже и так уже была с этим ненормальным уродом, и, что говорить, Стайлс мог либо играть в Его игру (и в этом случае девочка, возможно, даже осталась бы жива, но была бы у Него в руках, и Он бы точно не упустил шанс ещё поиграть с ней), либо создать свою игру, свои правила (но Гарри также понимал, что в этом случае «М» мог просто убить ее, жизнь Черри в этом случае была в большей опасности, чем при первом варианте). За счет этого, в Гарри боролись смешанные чувства, и он метался от одного варианта к другому, пытаясь взвесить все плюсы и все минусы. Записка, которую передали криминалисты, еще сильнее заставила Мистера Стайлса разрываться между ними. «Соскучились по мне? Ох, я чертовски надеюсь на то, что ответ положительный. Ведь я придумал еще много занимательных приключений для Вас, мой многоуважаемый Детектив Стайлс. Вы и не представляете, как я мечтаю видеть (хотя бы) Ваше выражение лица, но увы, мне этого не суждено. Однако, если вы будете решать все мои загадки, посланные вам, быстро — я могу сохранить жизнь Вашей Вишенке. Однако, не обещаю, что не сделаю ей больно. Или не отрежу ей, например, её чудесный язычок, или не менее восхитительный пальчик. Какую часть этой маленькой девочки вы хотите первой, Мистер Стайлс? С любовью и ненавистью, Ваш дорогой М». Все мышцы тела говорили о том, что Гарри зол, что он действительно хочет спасти девушку, но пройти все испытания, приготовленные «специально» для него — сможет ли он это сделать? С т о и т ли это делать? Его действительно мучали вопросы — что же подготовил этот псих? Каким будет следующий его выпад? Это было страшно, особенно страшно, если думать о Черри. Он мог сделать с ней все, что угодно. И самое страшное — Стайлс не знал правил игры, которую затеял «М». Он мог бы сделать по совести, по долгу, по чести, так, как должен Себя проявлять коп. А что, если «М» поставит задачи совсем наоборот, и тогда придется делать то, что делает обычно тот, за кем Гарри охотится? Что, если ему придется решать, кому из невинных людей умереть: случайному человеку, или этой маленькой девочке? Гарри понимал, что это будет чересчур для него, он понимал, что «задание» может быть слишком сложным и мучительным. Он знал, что в голове этого Психа могло происходить все, что угодно, и выбор между двумя — это, возможно, было бы даже слишком неинтересно, он мог похитить гораздо больше людей. Но Гарри как мог отгонял от себя мысли о том, что он не справится — он должен справиться, от него зависит жизнь человека, и он не может сказать себе «я не могу» или «я не хочу». Понимал, что это будет очень сложно, но, тем не менее, он мог бы, следуя его правилам, найти этого ублюдка. Если говорить от самой Черри, то она была в диком ужасе. То, как Зейн собирался издеваться над ней, не выходило у нее из головы. Она планировала бежать, ведь в ином случае Зейн мог убить ее, а не просто покалечить. Девушка испытывала звериный страх, который обычно чувствуют загнанные в угол жертвы хищников. Тот самый страх, когда ты понимаешь, что бежать некуда, но все равно продолжаешь бежать, пытаясь спастись от ужасного хищника, который беспощадно будет играть с тобой, а после просто убьет, забыв о тебе, как о ненужной мелочи, которая была, возможно, «для галочки». Зейн действительно внушал этот страх, он внушал такой страх практически всем жителям Нью-Йорка. Возможно, единственным, кто не испытывал страха перед ним, был детектив Гарри Стайлс. Возможно, что и он испытывал страх, но это было совершенно другое чувство. Он был обеспокоен тем, что, возможно, не сможет спасти жизнь Черри, которой было всего семнадцать. Она была младшей из всех тех девочек, которых похитил «М». Страх испытывали все жители города, именно поэтому даже хотели «отменить» Хеллоуин, который должен был состояться очень скоро. Однако главы города решили, что можно просто ввести комендантский час в городе. Конечно, никакого наказания за нарушение не предполагалось, просто администрация города не несла бы ответственности за тех людей, кто нарушил бы правила, а тех, кто «гуляли» бы в комендантский час — сажали бы в «обезьянник». Администрация тоже боялась. Боялась того, что количество смертей может возрасти в геометрической прогрессии, ведь в Хеллоуин все наряжаются, устраивают эдакий праздник, дети гуляют одни, и порой до самой поздней ночи. И во многих таких костюмах может быть использована искусственная кровь, поэтому эту проблему можно было решить только тем, чтобы снять с себя всю ответственность после наступления темноты. Патрули полицейских машин собирались расставить по всему городу, во всяком случае там, где проходили какие-то мероприятия, поэтому риск убийства в толпе был исключён, хотя, сказать честно, не полностью. Убийство в достаточно большой толпе всё так же могло произойти, ведь никто и не заметил бы, что какой-нибудь человек упал, истерзанный ножом. Кроме прочего, никто не мог поручиться за районы, где были не высотные здания, а маленькие домишки — это ведь идеальное место для того, чтобы между домов тихо пронести труп, например. Администрация и не думала ставить там копов — просто предупредила всех о том, что введен комендантский час, и о том, что, разумеется, будет работать патрульная полиция, но основная масса их будет в городе, в местах большого скопления людей. Однако никто не знал, чем этот Хеллоуин обернется для Нью-Йорка. Никто, кроме «М».