***
Герцог Алва сидел в кресле, подобрав одну ногу под себя, и думал, как ему поступить с доносами и жалобами на оруженосца. По-хорошему их надо бы уважить ответом, но Дикон был отруган за это и сейчас переживал о своей судьбе в комнате. Приняв решение касательно этого бреда, герцог лёгкой рукой отправляет сгорать и листы с витым почерком, и початые конверты. Меньше его проклинать не станут, а знающие продолжат уважать. Только Ричард будет твердить про свою пресловутую честь, боясь забыть установки Августа Штанцлера. И забудет их. По крайней мере в том уверен Рокэ. Бумага чернеет, скручивается, и фоном ей служит треск поленьев. От чернил не остаётся и следа, только пепел. И герцог невольно думает, что решать проблемы так куда приятнее. Но с Диконом так не выйдет, а жаль. Казниться после выговора от монсеньора надорец не собирался, а по возвращению в комнату заснул. Вот только убежать от внутренних противоречий не удалось. Во сне Ричарда упрекали и кансилльер, и Катарина, и даже отец. С другой стороны в роли искусителя выступал Алва с беспечной жизнью. Превратилось всё это в кошмар, от которого Окделл проснулся довольно поздно. Идти куда-то смысла не было, эр не звал и ничто не тревожило. Значит, время было подходящим для самобичевания. Мысль о том, что своим поведением он предаёт дело Эгмонта, никак не отпускала, нагоняя позолоту на всех Людей Чести. Рокэ эта мысль чернила, как вороньи перья. Оруженосец понимал, что кто-то его обманывает, что он сам путается в людях, но не мог понять, кому ему верить. Однако и вариант того, что обманывают его Штанцлер с Катариной, он не отметал — всё может быть. Однако утром следующего дня письмо с официальной родовой печатью передали Алве, хотя адресовано оно было оруженосцу. Но герцога сильно просили прочесть письмо первым, так что он не отказал ни себе, ни просящему в этом удовольствии. Внутри был вызов на дуэль, но не говорилось, от кого. Было только место и время. Помня вчерашний завет о "не влезать в неприятности", Рокэ распорядился позвать к нему оруженосца на очередной серьёзный разговор. Оруженосец, которого разбудили, был вовсе не рад идти к эру снова. Да и чувствовал, что где-то снова оступился, и вряд ли его станут хвалить. Но воспротивиться не мог, потому, собравшись, сразу же пошёл по заученному маршруту — к Алве. Ночные тени по дороге не мерещились, так как свет темноту разгонял, но отчего-то Ричард привык видеть вблизи Рокэ тени похуже и с вполне известными всем именами. Да и рядом с ним такие были, правда он считал их родными. "А днём даже половицы не скрипят. Видимо, — думает Дикон, — и правда что-то тут есть". Рокэ в этот раз распознаёт, что кто-то явился, по стуку. Русые волосы у Дикона растрёпаны, как и вообще весь он внешне. "Спал, — заключает маршал, но смотрит в глаза и отмечает уже иное. — И знал, что позовут". Но по привычке маршал спрашивает его, как спалось. Ричард держит зевоту в себе, а потом заспанно выдаёт, что бывало и лучше. Видимо, внутренне он более собран, однако Ворону выставить его дурачком перед собой это не помешает. Самое плохое в том, что изначально этого не планировалось. Мальчишку ему почти жаль, но сентиментальным порывам поддаваться герцог не привык. Разговор у них никак не ладится. Рокэ смакует красное кэналлийское, попивая из бокала, а Ричард стоит и рассматривает скрипучие по ночам половицы. Отодвинув от себя вино, маршал всё-таки начинает с тяжёлым вздохом, мол, как же ему надоело разгребать проблемы Окделла. Тот на этот вздох поднимает глаза на эра и мысленно готовиться к хорошей взбучке, так как в руках Алвы ещё какое-то письмо. Остальные в камине — Ричард привык к такому способу монсеньора избавляться от лишних бумаг — а вот это письмо либо было оставлено на сладкое, что мало вероятно, либо пришло поутру. И ни один из вариантов не радует.Часть 2
19 мая 2016 г. в 19:44
Последняя дуэль Дикона была неоконченной. Конечно, Ворон выручил его, но сейчас тот явно не собирался этого делать. И Окделл понимал, почему. В этот раз всё было по правилам, так что даже его смерть не будет стоить маршалу нервов. Но юноша всё ещё помнил о Надоре, о Штанцлере и о своей всё удаляющейся мечте — Катарине Ариго. Умирать сейчас желание пропало, его заменила горячая игра молодой крови. Если бы не насмешка в глазах Ворона, не его прищур, не его усмешка, что пророчила проигрыш Ричарда, тот бы одержал верх. В этом была дикая уверенность, хотя правда больно колола: повелитель Скал не годился большинству фехтовальщиков и в подмётки.
Кто-то в толпе зевак заикнулся, мол, Окделл позорит Первого маршала Талига своим ребячеством. Услышанное восприняли в штыки, не подумав, что это была провокация. Ричард отчего-то считал, что во всём опять виноваты Рокэ и Сильвестр, хотя это было абсурдом. Но схватка началась. Первое время везло Дику, были удачные выпады, получалось уворачиваться. Окделл успел даже порадоваться, что сможет выиграть хотя бы раз без чужой помощи. Толпа, из которой выделялся только Ворон, уже жаждала чьей-нибудь смерти или просто ужасных ран. Но надорец отчего-то не мог пересилить себя в этот раз, не мог ранить соперника. Тем не менее движение за движением Ричард расходился, не замечая, как начинает проигрывать, как теряет бдительность и, — первая шпага Талига был доволен, — получает ранение. Благо, что дуэлянтом оказался умный человек, и повреждены были лишь верхние ткани. При Вороне убивать непутёвого наследника Эгмонта не собирались, отдавая тому должное. Сам же маршал о своём авторитете никогда не беспокоился, вот и сейчас он просто приказал оруженосцу седлать Сону и скакать, так сказать, домой.
Дорога выдалась нелёгкой. Нет, добрались они быстро, без единого слова или остановки. Но Окделлу было явно не по себе. Хотелось вернуться, исправить всё, доказать монсеньору, что он способен быть ровней отцу. Что он способен победить Ворона в честном сражении. Пускай тот так и не считал, но Дик был твёрдо намерен убить Рокэ. Да, он часто про это забывал, иногда излишне полагался на сеньора, но доказывал потом себе, что ничего, кроме кровной ненависти, нет. Врать себе было глупо, они оба это понимали. Алве было до какого-то момента всё равно, он и сейчас успешно скрывал перемены. А вот Ричард спокойно жить просто не мог. То ввяжется в чужие разборки, то учинит свои. Гора писем касательно его росла, анонимные и открытые советчики по старой дружбе уговаривали прогнать мальчишку. В некоторые моменты идея была заманчива, но теряла престиж при одной лишь мысли о вечной скуке в стране, где никто не воюет.
Но именно сейчас настроение у маршала пропало на корню. Это была вина не Ричарда, другие тоже провиниться не успели, — Алва просто ушёл к себе, как и обычно. Но оруженосец заметил в своём эре что-то странное. И, по своей манере, постарался забыть об этом, облюбовав подоконник в своей комнате. Пока это было единственное место в особняке, откуда его не гнали, где он мог чувствовать себя на своём месте. Хотя в Надоре было бы лучше. Не будь он одним из Людей Чести, то сбежал бы куда подальше. Всё равно, что Рокэ будет смеяться, всё равно и на других предателей, навозников... Штанцлер точно бы не похвалил за такие мысли.
Униженный на публику Ричард размышления рад был продолжать постоянно, но стук в дверь отвлёк. Пришёл слуга, изрядно уставший сегодня, и велел юноше пойти к монсеньору. Тому в таком настроении могло потребоваться от Дикона что-нибудь маразматическое, но то придётся терпеть. Да и настроение самого надорца оставляло желать повеситься, потому по скрипучим половицам шли совсем вяло. Его никто не гнал, однако ускорился он из-за чьей-то тени, мелькнувшей сбоку. Этот особняк порой казался средоточием всего негатива, адресованного роду Алва. Вот только Окделл прекрасно понимал, отчего Рокэ не замечает всего этого — герцог либо пьян, либо просто сидит у себя в кабинете. До теней, кажущихся оруженосцу, дела ему нет и никогда не будет. Дикон усмехнулся. Надо же, его смогла обидеть мысль, что первому маршалу Талига на него плевать. Но ведь всё было обусловлено в первые сроки, тогда Повелитель Скал принял условия и замолк надолго. Именно это сейчас толкало его к первым требованиям. На правах оруженосца с синей перевязью, конечно же.
Маршал звал Ричарда от скуки. Конечно, он придумает ему пару занудных поручений, за что-нибудь отчитает и поиздевается, но всё будет для вида. Рокэ понимал, что когда-нибудь его нелепая игра вскроется, и даже с упоением ждал этого. Окделл, наверное, по-новой вызовет его на дуэль, будет возмущаться и смешно затихать под взглядом синих глаз. Слишком легко он поддавался чужому влиянию и не раз платил за свою глупость. Но хотелось надеяться, что все его выходки впредь будут обратимы. Алву от мыслей отвлёк тоже посторонний звук — старые доски скрипели, когда по ним кто-то шёл. Так и определили, что Дикон решил-таки явиться. Маршал усмехнулся и подумал, не пора ли привести особняк в порядок.
— Эр Рокэ, вы меня звали? — мысленно Ричард устало сетовал на свою нерешительность перед убийцей отца. Но утверждение приобрело вопросительную интонацию, и Ворон хищно улыбнулся. От этого, скорей, оскала у вошедшего оживились нервы.
— Звали, — кивает Алва, — и даже просили называть меня монсеньором, — иногда это "эр" по-настоящему раздражало, но сейчас скорее выручало. Можно было немного пожурить непутёвого Ричарда этим, не ища оправданий.
— Простите, монсеньор, — с неудовольствием исправляет себя Окделл, после чего тяжело вздыхает: бороться со своими привычками оказалось не по силам. — Так для чего вы меня звали?
— А причин на это предостаточно, — Ворон недвусмысленно кладёт руку поверх приличной кучи писем, — но у нас сегодня одна. Скажите, юноша, вы всегда были таким проблемным ребёнком?
— Монсеньор, я не ребёнок! — Дикон сразу понял, что сейчас его хорошенько отчитают перед сном. И сниться ему будут все его проколы. Но сейчас стоило дать толку с характером, иначе можно разозлить маршала и быть наказанным. — Но и сдержаться на оскорбления не могу, всё-таки это трогает мою честь.
Этот разговор Ричард сопровождал страстными жестами, а зря. Чернила, мирно отстоявшие на своём месте невесть сколько, оказались опрокинутыми на Алву. Тот стремительно принял свой родовой окрас, прощаясь с белой рубашкой. И ни капли не злился на сжавшегося оруженосца, лишь сверлил лукавым и насмешливым взглядом. Нельзя Окделлу спорить и вообще разговаривать, когда эмоции в нём через край. Из-за нелепого стечения обстоятельств (криворукости Дикона и неудачного расположения чернильницы) в комнате повисла тишина. Сейчас маршал и его оруженосец смотрели друг на друга и тем переговаривались. Ворон смотрел с обречённостью и насмешкой, Дикон же со стыдом и раздражением.
— И после этого вы будете утверждать, что достаточно ловки для дуэлей? — Рокэ в своей манере приподнял бровь, понимая, что сейчас посинеет и он сам. Надо было сменить одежду, но разговор прерывать не хотелось — Ричард забавно покраснел и готовил извинения за свою неуклюжесть, которая, к слову, часто веселила маршала.
— Простите, эр Рокэ, — Окделл чуть не предложил с дуру постирать рубашку, но потом отвёл взгляд от Ворона. Было чертовски стыдно так опростоволоситься, когда он вполне мог доказать свою правоту. Хотя кого он обманывает, думает Ричард, ведь переспорить его эра не получится и у Леворукого со всеми его кошками.
— Прощаю, Ричард. Но вы мне сейчас пообещаете больше не ввязываться туда, откуда, вы знаете, не выйдете победителем, — нет, Алве было всё равно. Просто каждый раз выручать оруженосца становилось нудной привычкой, вредной для Окделла. Кэналлиец видел, как Дикона разозлили эти слова, но брать их назад не собирался. В конце концов, не всё же быть нянькой для того, кто, по идее, твёрд и незыблем.
На том разговор был окончен, как посчитал Ричард. На требование монсеньора он вяло кивнул, для себя решая не следовать этому и всё равно отстаивать свою честь. Считалось, что учиться на практике действенней, чему он охотно верил. Однако никогда Дикон не рисковал пропускать уроки, что давал его эр. Из них он пользу выносил, а вот из уроков жизни — маловероятно. Потому под определение "ребёнок" он подходил, но словечко подошло бы и более грубое. Но оба поступали так, как знали. И если Алва хоть с чем-то считался, то Окделл успешно сносил все границы в своей частой глупости. Превзойти его в этом мог, пожалуй, только Арамона.