***
Камина было бы явственно мало для обогрева большого помещения, но для кабинета этого хватало. Поленья, охваченные огнём, привычно потрескивали, иногда выплёвывая искры на пол. Пусть и не на своей родине, но Алва добился какого-никакого уюта. Способствовал этому не только камин с его теплом и треском дров, но и секретер, отделанный не без вкуса, развешенные по стенам головы животных и ещё детали. Некоторые привносили в обстановку не только уют, но и пользу — тот же самый секретер служил для хранения важных бумаг, а камин позволял быстро и надёжно избавляться от них. Туда вписывался даже сам маршал со своей южной красотой, которая с годами превратилась в почти готическую — чёткие черты лица, чёрные волосы и задорный голубой взгляд, отливающий грузом опыта и безразличием ко многому. А вот неуклюжий Окделл со своими глазами, полными желания мести и прочих прелестей, никак не вписывался. — Эр Рокэ, вы хотели что-то ещё? — Дикон, хоть и вошёл без спешки, но постучать забыл. Это было даже забавно: маршал не мог понять, что это — рассеянность или глупость? Однако на мысли долго не тратился, указав юноше на стул и разливая только что принесённую "кровь". Вид расстроенного, но гордого Ричарда настроение маршалу всё-таки поднял. — Позвольте узнать, чего вы хотели добиться от меня весь день? — Ричард почти дёрнулся в порыве радости, но удержался. Эр всё-таки заметил его попытки намекнуть на то, что ему любопытно узнать личность автора письма. Но напрямик просить нельзя, надо опять намекать. Как показало время, Окделл либо совсем в намёках плох, либо Ворон глуп. Первое было куда реалистичнее. — Я хотел попросить вас дать разрешение на дуэль, — оставалось надеяться, что ложь ничего плохого не принесёт. Хотя от пронзительного синего взгляда врать не хотелось совсем. Однако, вопреки суждениям Дикона, Рокэ только промолчал, отпивая вино из кубка. Просьбу оруженосца он будто бы проигнорировал, оттого мальчишке только лучше будет. Но вспомнил одну любопытную деталь. Ту самую, о которой весь день думал Повелитель Скал. — Ричард, вас ведь не эта просьба сюда привела, — всё так же спокойно заметил Алва. Нет, враньё Окделлам не даётся, вот нынешнему точно. — Не тяните ызарга за хвост, я вас не убью, — пришлось сдержаться, чтобы вслух не добавить "хотя порой хочется". Дикон под взглядом эра ёжился, сползая на стуле как можно ниже, чем веселил Ворона до слабой усмешки на губах. Откуда было знать, что со стороны это выглядит словно оскал закатной твари? — Монсеньор... — слова никак не хотели слететь с языка. Ведь говорил Штанцлер, что нельзя от врага ничего принимать, а тут ещё и просить... Хотя статус врага и спал с плеч маршала, но только для Ричарда. — Я хотел попросить вас. Эта мучительная медлительность в речах оруженосца заставляла почти стонать от томительности. Но Алва только потёр переносицу, выдерживая паузу. Сразу захотелось открыть окно, чтобы впустить немного свежести — вдруг юноша станет соображать чуть быстрее? — Раз так хотели, то просите. Собрав себя воедино, Ричард и попросил. Маршал его выслушал, глотнул вина, осмотрел Окделла ещё раз и кивнул. Ему даже показалось, что надорское чудо облегчённо выдохнуло. Но теперь придётся многое сделать, дабы узнать, кто вызывал Ричарда на дуэль. В основном, конечно, всё сделают за Алву, но лишние слухи поползут. И наверняка дойдут до ушей вспыльчивого Дикона. А тот ещё, размахивая шпагой, будет кричать о чести и плохом-злом Вороне. Кстати, последнему всё это уже настолько надоело, что, не поклянись он, стал бы уже помогать возрождать эту проклятую Талигойю. Но пока обходилось без крайностей.***
Когда Окделла вызвал к себе Штанцлер, к сожалению, втайне от герцога Алвы, юноша нервничал. Канссильер тоже не жаловал вспыльчивость Дикона, а узнай он о том, что произошло на недавнем вечере, будет зачитывать лекции. Может, где-то Рокэ и Август во мнениях сходились, но сейчас отчего-то к близкому семье Окделла Штанцлеру зародилось недоверие. Фактов, способных объяснить это, Ричард не находил, но и к интуиции прислушивался. Это ему как-то в один из вечеров посоветовал эр, но тогда всё было пропущено мимо ушей. И причиной было неадекватное из-за "крови" состояние Окделла. Но сейчас он был трезв, поэтому здраво рассудил: коли Август будет вести себя хоть сколь подозрительно, ему ни слова в обвинение Ворона не скажут. Но и расхваливать его не стоит, а то уже самого Ричарда запишут в предатели. А канссильер вёл себя как обычно: рассуждал о дурном влиянии предателя на Ричарда, давил на жалость к Катарине и готовил Окделла к достойным поступкам. Но кое-что новое тоже было. Именно оно заставило Дикона вникать в речи Штанцлера, говорившего о скором исполнении плана. И какого плана — Люди Чести решили, что пора уже избавиться от Ворона. Юноша меланхолично предположил, что тот о планах на себя догадывается; что при попытке покушения без раздумий велит оруженосца убить; что он, Дикон, отказать защитникам принца и Талигойи не сможет. А вслух лишь осведомился, когда эр Август пожелает задуманное воплотить в жизнь. Но не сказал, что собирается с этим провалиться, а если не выйдет этого — и себя убьёт тоже. Потому что давал клятву своему сеньору, потому что многим ему обязан уже сейчас. А самый главный факт, таящийся глубоко в сердце глупого мальчишки, был гарантом жизни герцога Алвы. Но разговор, а точнее монолог, бывший у канссильера, заставил юного герцога Окделла свернуть с намеченного пути в особняк. Завернул он в заведение, которое Люди Чести никогда бы не посетили. Впервые, наверное, Ричард не опасался насмешек в спину от навозников. Так ли сильно хотелось ему напиться? Просто пить в доме Алвы желания не было, а тем более одному и из-за безвыходности положения. Он хотел пожалеть себя, чего никто не делал, перемыть косточки всем, кого знал, и, упаси Создатель, пролить слёзы. Право, такого бы никто не оценил, тем более от оруженосца Первого маршала и Повелителя Скал. Однако слёзы Дик не лил, а пил и в достаточном количестве, чтобы натворить чего по глупости. Присмотреть за пьяным герцогом было некому, а он всё продолжал безобразно пить вино. Уже не из удовольствия или потребности заглушить разум, а из упрямства — эр Рокэ может, значит, он тоже сможет. Но Ричард в очередной раз переоценил себя и теперь был выгнан на улицу: хозяину было плевать, кто он и кто его сеньор, но пьяного дебоша он не вытерпел. Поэтому в ночь был выставлен и оппонент Окделла — не такой пьяный, но старше, опытнее и вспыльчивее. Вызовом на дуэль тот молодой человек пренебрёг, решив дело кулаками и прочими неожиданными низостями для недавнего унара. Может, отпор бы Дикон дать сумел, но был слишком пьян. Признаться, позднее отсутствие оруженосца его эр понять мог, хотя и не без внутреннего волнения. Он ожидал даже очередной дуэли или попытки убийства какого-нибудь предателя-узурпатора, даже себя самого. Но вот чего-чего, а вести о том, что это надорское недоразумение замечено в уличной драке, угадать Рокэ не смог. Он просто собрался и, ничего не сказав потревоженным слугам, отправился спасать честь Окделла и его кости, наверняка уже пострадавшие. Маршал не знал, что один человек, нелепый надорский мальчишка, сможет доставить столько хлопот. И ладно бы всё из-за любви, но тут непонятно из-за чего он напился и ввязался в драку. Вряд ли королеву кто-то оскорбил, а сплетни про отношения с Алвой... Вот это быть могло. Но теории Рокэ строить не стал, собираясь разобраться во всём на месте. И он надеялся, что Ричарду не сильно досталось — всё-таки молодой, глупый и вспыльчивый. Из него ещё предстоит выбить дурь и вбить разум. Почему-то выпадало это на долю Алвы, которому, можно подумать, дел в Талиге мало. На узкой улице народу взяться было неоткуда, но несколько зевак высматривали, что происходит у такого неприличного заведения. Ступив на земь, Моро маршал сам привязал и направился тоже вначале посмотреть, а там уж либо разнимать, либо разгонять публику. Хотя второе маловероятно, ибо Окделл сам до такого дошёл. Но кровь, которая больше была заметна на Ричарде, заставила Алву смягчиться. Жаль, остальные этого не заметили, дивясь его жестокости. — Юноша, может, вы объясните причину потасовки? — впрочем, Ричард только при одном взгляде на эра отскочил от мужчины и с повешенной головой, пусть и пьяной походкой, подошёл к Алве. Тот холодно усмехался, в чём Окделл видел чуть ли не смертный приговор для себя. Он наконец-то понял, как его выходки мешали маршалу. — Эр Рокэ, нет, монсеньор... — впрочем, внятного ответа от побитого и пьяного оруженосца никто не ждал. Радовало уже то, что относительно он был цел — пару дней отдохнёт и придёт в норму. — Вы можете смеяться, но я вступился за вашу честь! Ворон, до этого считавший, что Окделл скорее сам его оскорбит, чем вступится, удивился. Неужели Дикона, неспособного мальчишку, так волнует честь Алвы, которая даже ему самому безразлична? И забавно, и трогательно, но не оправдывает Ричарда. По крайней мере в глазах сеньора и его самого. Ричарда маршал пожалел, но, право, посторонние этого не заметили. Они видели только то, как юношу за шкирку закинули на лошадь и велели не отставать. Сам же горемыка уже представлял, как его сошлют за такой проступок в Надор и никогда не простят. Для юного влюблённого сердца это было трагедией, тем более что трезвым разум не был. Наверное, поэтому Рокэ так спешил вернуться и уложить его спать — спящая пьяная туша способна на меньшее число бед. Но и требовать быстрой езды от такой туши было нельзя, поэтому за первым же углом кони сбавили ход. Сегодня от Ричарда ждать было нечего, а о том, кто его побил, позаботятся позже. Глупый Окделл даже не думал, что его могли специально провоцировать. А ведь тот, кто навредил ему, за это поплатится. Алва бы пошёл против всех законов, дабы наказать мерзавца. Но Дику этого не нужно. Он с чего-то решил, что защита какой-то призрачной чести маршала дороже здравия и жизни самого защитника. "Глупый, глупый до безумия, — невесело усмехнулся Рокэ. — Без присмотра совсем пропадёт". Когда слуги провожали его в кровать, Ричард им старался не мешать — понимал, что и без того хлопот доставил. На самом деле всё было не столь плохо, но он вбил себе в голову, что совершил нечто непростительное. Но пьяный человек в горизонтальном положении ото сна сбежать не мог, поэтому вскоре Хуан сообщил герцогу, что дор Рикардо сладко спит и проблемы не представляет. Алва, наливая себе вина, хищно улыбнулся: "Есть неотложное дело..." Когда солнце только появлялось на горизонте, а птицы начинали заводить свои трели, несостоявшийся дуэлянт сам написал к маршалу. В письме он изложил следующее: кто он таков, какие причины побудили его к дуэли, почему он не явился и то, что больше Ричарда он не побеспокоит, как и Алву. Последнего ответ устроил, но Дикону сообщать пока не собирались. Позабавиться порой хотел и Ворон, поэтому распорядок дня поменял — Хуан его оруженосца разбудил только к обеду, сообщив, что сразу после трапезы сеньор желает видеть его у себя в кабинете. Однако такая поблажка касательно сна Дикона не обрадовала. Он вспомнил, что натворил вчера, что сказал монсеньору, что почти признался... Отчего-то показалось, что земля ушла из-под ног, хотя эра поблизости и не было. Но страх грядущего разговора заставлял нервничать, потому поесть толком не получилось. Маршал же с самого утра был расположен к беседам. Причиной тому было не лёгкое опьянение, а уверенность в том, что Окделл неровно дышит к нему. Самому мальчишке об осведомлённости эра знать не стоило, потому ограничиться решили его объяснением вчерашних слов о защите чести Алвы. Ему самому было смешно, ведь если он бы стал каждого, кто его оскорбляет, вызывать на дуэль, народу в Олларии стало бы совсем мало. В том числе не было бы Августа Штанцлера, после которого, как доложили герцогу Алва, Дик и напился в кабаке, подрался, вверив себя дрянным повадкам. От них, кстати, его отучать собрался сам Рокэ, ведь выходило, что недоглядел он, а не канссильер. Хотя этому гайифскому гусю и хотелось отвертеть шею раньше времени.