Извлечение квинтэссенции

IV. Рубедо

У дверей ванной комнаты их нагнал Мальвин — видимо, одолело беспокойство за юного подопечного — но, предупреждая любые вопросы, граф качнул головой, остановился и деликатно постучал по дверному косяку. Справившись о разрешении войти и получив очень сдавленный, полузадушенный какой-то ответ, он кивнул и приоткрыл дверь. Тимофей Ивин стоял у изящной индокитайской раковины, мучительно стискивая свои отглаженные до состояния картона манжеты. Очевидно было, что дело не клеилось. Подавив неуместный нервный смешок, Золотце прочистил горло. — Прошу простить нас, господин Ивин, — склонил он голову. — С нашей стороны довольно эгоистично было оставлять вас в одиночестве. Я сознаю всю чудовищную степень неловкости нашей просьбы и считаю себя обязанным хотя бы… Леший, что?! Руку, простите, помощи протянуть?! — Из солидарности и в знак поддержки составить вам компанию, — безмятежно пожал плечами граф. Тимофей что-то неразборчиво пискнул, отчаянным взглядом цепляясь за Мальвина, но Золотце уже зажег одну из расставленных по комнате свечей и щелкнул выключателем. Просторная комната погрузилась в уютный полумрак. Спасибо пришедшему, наконец, вдохновению: темнота должна была скрыть их лица и позволить хоть немного расслабиться. — Вам доводилось слышать о некоем студенческом развлечении под названием… «Блуждающий огонёк», господин Ивин? — чудовищно светским тоном осведомился граф, опускаясь на небольшую тахту и жестом предлагая Тимофею присоединиться. — Впрочем, названия у него бывают разные, но суть одна. Золотце перевёл взгляд на единственную горящую свечу и от всей души понадеялся, что правильно улавливает ход мыслей графа. Когда Тимофей мотнул головой, настала его очередь подхватить знамя. — В одной руке нужно держать свечу. Задача — следить за тем, чтобы рука ваша не дрожала, и со свечи не капал расплавленный воск — это в ваших же интересах… Сложность в том, — вдохновение не подводило, — что, пока вы держите свечу, вы должны ещё и успеть закончить какую-то фразу или историю, о теме которой мы условимся заранее. — Победитель говорит коротко, проигравший — долго, — кивнул Мальвин, присаживаясь на бортик ванны по левую руку от Золотца. — Успеваете — передаёте свечу дальше, избежав ожогов, нет — принимаете последствия. — Но если свеча всё же капнула воском, придётся начать сначала, — завершил граф. Воцарилось молчание. — Благодарю, — прервал его чуть охрипший от волнения голос Тимофея. — Но какова же будет тема? Бедный мальчик уже был не рад, что согласился, пожалуй, но Золотце его не отпустил бы уже ни за что. Он нарочито беззаботно пожал плечами. — Пусть будет банально и безыдейно, к чему нам излишества. От каждого по одному факту из личной биографии за раз — такому, чтобы он непременно заставил вас покраснеть. Как будто сейчас от Тимофея нельзя было папиросы прикуривать. Золотце невольно залюбовался ярким румянцем, который угадывался даже в полумраке. — Давайте начнем с графа, чтобы дать вам время освоиться, пока до вас дойдет очередь. Что ж… когда будете готовы, скажите, или, гм, подайте сигнал. — Просто сожмите мою руку, — спокойно произнёс граф. Золотце заглушил всё-таки вырвавшийся смешок в ладони. Граф, всё у вас просто!.. А мальчик, может, не ожидал, что при первом же знакомстве с друзьями Мальвина ему придётся проходить через такие процедуры… на глазах, собственно, у Мальвина. Внутри что-то отчётливо ёкнуло. Золотце не дал себе шанса понять, что и по какой конкретно причине: он подумал о том, что батюшка мог похвастаться и более специфическими приключениями, и заодно о том, что о батюшке и его приключениях он точно сейчас думать не хотел, — и отбросил все мысли о составе их небольшой компании, возможных последствиях и этических терзаниях. О, держитесь, Тимофей. За графа, да. Глубоко вздохнув и скользнув ладонью под прохладный шёлк индокитайского халата, в краткий миг тишины Золотце услышал шелест ткани напротив и лёгкий, едва различимый вдох, как перед погружением в холодную воду. Абсолютно невозмутимый граф Набедренных принял у него свечу и задумчиво поднял глаза к тёмному потолку. — Что ж… Однажды в детстве на одном из приёмов, на который меня взяли с собой родители, я был приглашён на танец. Меня охватил столь чистый и неподдельный восторг, что не сразу удалось понять, что мой партнёр в танце ведёт меня. — Простите, партнёр? Граф пожал плечами, ухитрившись удержать пламя свечи — равно как и свой голос — совершенно ровным. — Юный граф Тепловодищев, будучи в состоянии несколько изменённого сознания, принял меня тогда за даму, — взгляд графа был неописуемо ясным. — Очень вышло неловко. Свеча вновь перешла к Золотцу. От присутствия друзей — и совершенного незнакомца — дышать было на порядок труднее, когда думалось о том, что каждый из них его сейчас и видит, и слышит. Золотце прикрыл глаза, чувствуя, как сладко ноет где-то под ложечкой. И тут же придумал, что такого рассказать, чтобы покраснеть пришлось не только ему самому. — Прошлой весной на одном из письменных экзаменов я позволил себе... отвлечься, — вдохнув побольше воздуха, Золотце медленно сдвинул полу халата. — И невольно задумался о том, что было бы, заметь один мой... знакомый, что за голенищем моего правого сапога лежит шпаргалка. Кажется, сдать работу до конца отведённого времени мне тогда помешало то, что я не мог перестать представлять... — он на секунду прикусил губу, ощущая медленно разворачивающийся внутри узел напряжения, — как он, прижав меня к скамье за бедро одной ладонью, проводит второй по моей ноге, чтобы достать листок из сапога. И договорить. — И именно сейчас это очень... неловко. Дрожь катилась по телу волнами, когда Золотце передавал свечу Мальвину — и, соприкоснувшись с ним пальцами, он не выдержал и выгнулся под собственным ласкающим движением. Благо, бортик ванны в графском особняке был достаточно широк. Горячий туман жёг глаза, но голос Мальвина он всё же расслышал. — Господа, если быть до конца честным… Ничего более неловкого, чем это, со мной ещё не происходило. Напряжение враз разлетелось вдребезги — Золотце, не удержавшись, фыркнул от смеха. Кажется, даже мальчик Ивин подавился нервным смешком — и тут же получил свечу. И затих на добрых полминуты, в течение которых, кажется, боялся даже вдохнуть лишний раз. Золотце умилился бы такой очаровательной неиспорченности, если бы его самого не трясло так сильно. — В ивинском доме спальни воспитанников, конечно же, общие, — начал всё же Тимофей, не контролируя собственный голос, рвущийся, как тонкая ткань, нитками расползающаяся. — Однажды... однажды ночью я оказался свидетелем тому, как... Леший. Люди вообще могут так сильно краснеть? — Как мои соседи по комнате, играя в... подобную этой игру... протягивают руки друг к другу, заставляя соседа первым прийти к... первым достичь... Золотце, не выдержав, укусил себя за костяшки пальцев свободной руки, чтобы не приняться объяснять искомое понятие. — Кажется, они тогда поспорили на что-то — кто будет мыть весь месяц пол за остальных или дежурить где-то... И было чудовищно, чудовищно стыдно... и с тем вместе — я не понимал, почему мне... почему они не позвали меня, — еле договорил Тимофей, передавая немилосердно прыгающую свечу графу. Очень хотелось наклониться к Мальвину и спросить, точно ли его другу есть восемнадцать, и если есть, как он ухитрился до них дожить... но, кажется, было уже не до того. Слишком много чувств и ощущений затаилось в темноте ванной комнаты. Темнота была живой, тёплой, осязаемой. Темнота дышала и обволакивала, впитывала каждый звук, каждый шорох и вздох, мазала по рукам, накладывала мягкие, как масло, тени на лица. При свете одной, всего одной свечи, и той — неровно мерцающей сейчас в слегка вздрагивающей руке графа — сколько ни гаси взгляд ресницами, сколько ни отводи глаза, рассмотреть можно было многое. Как граф, закрыв глаза, медленно откидывает голову на спинку тахты и чуть раздвигает полы тонкой белой рубашки, касаясь кожи под ней. Как Тимофей хмурит свои красивые брови вразлёт, судорожно сглатывая и отворачивая лицо, будто ищет, куда уткнуться разгоряченным лбом. Как совсем рядом Мальвин длинно выдыхает, пока его ладонь неторопливо скользит по твердеющему с каждым движением стволу. Как он чуть приподнимает бёдра, свободной рукой вцепившись в край ванны, как длинные ровные пальцы сжимаются чуть ниже головки… Леший, леший, это было лишним. Золотце изо всех сил стиснул зубы, ускоряя темп — и тут же почувствовал обжигающую боль от льющегося на пальцы расплавленного воска. И, зажмурившись и дрожа, соскользнул в горячий плотный туман. — Господа, — тихий, ещё не вполне ровный голос графа Набедренных вырвал его из окутывающего забытья. Встрепенувшийся Золотце услышал учащённое, срывающееся дыхание Тимофея Ивина — и увидел его ладонь, сжимающую руку графа. Возблагодарив лешего, Золотце слетел с бортика ванны на пол, чуть не разбив колени. — Граф, скорей, помогите мне, — шепнул он, ухватив с пола захваченный из гостиной в порыве вдохновения бокал для шампанского вина. Тонкие пальцы графа скользнули по нежной бархатистой коже, сомкнулись поверх чужих, двинулись последний завершающий раз — и Тимофей, тихо вскрикнув, задрожал и выгнулся. С немыслимой смесью облегчения, восторга и брезгливости Золотце смотрел, как несколько капель, «несущих память о тетраоксиде трисвинца», решают его судьбу. — Благодарю вас, — в который раз за утро невыносимо остро ощущая себя персонажем театра абсурда, произнёс Золотце и поднялся на ноги. — Возможно, вы оказали огромную услугу науке, господин Ивин… — но господина Ивина явно пока не волновала ни наука, ни что-то другое. Он с трудом восстанавливал дыхание, всё ещё не отпуская ладонь графа. Добро пожаловать в наше скромное общество, господин Ивин. Надеемся, наши невинные развлечения перепугали вас не слишком сильно. Да-да, так вот мы обычно и развлекаемся. Наскоро приведя себя в порядок, Золотце вышел и аккуратно притворил за собой дверь ванной комнаты. Уголки губ раздвигались в чрезвычайно довольной улыбке: как по нотам! И дело было не только лишь в одном спасении золотцевского предприятия. Слаженность их сегодняшней игры вызывала у него желание аплодировать. Долгие часы несения высококачественной ахинеи на пару с графом Набедренных давали свои плоды, без сомнений… но настраиваться на одну волну с Мальвиным и хэром Ройшем оказалось не менее увлекательно. Словно наблюдать за той самой умозрительной реакцией, которую они так вдохновенно разрабатывали. Сублимация с помощью острого пламени… Золотце удовлетворенно вздохнул, мысленно пробежавшись по выстроенной ими последовательности. Интересно, если всех их представить алхимическими субстанциями, что же стало бы пресловутой квинтэссенцией в итоге всех этих преобразований? Золотце не сомневался лишь в одном: это было бы нечто выдающееся. И он ни за что не упустил бы шанса стать частью этой реакции. Пока же на пути к выдающемуся оставалось найти собственную одежду и отнести, гм, драгоценный груз в Порт. И постараться по пути не разбить хрупкий бокал для шампанского вина.