Извлечение квинтэссенции

III. Цитринитас

— «Добрая и ясная киноварь и будет этим содержимым. Итак, работа завершена, а истина — в твоих руках», — зачитал Золотце. — «Ты увидел киноварь. А теперь следи, как влага начнет улетучиваться из сосуда». Фыркнул даже хэр Ройш. — Вот тоже неплохо. «В нашем Камне скрыт весь секрет порошка магистериума, который есть солнце, луна и Крепкая водка». «Крепкая» с заглавной буквы! — «Прогони золото через Царский цемент или через сурьму». — «Самая трудная работа заключается в том, чтобы хорошо приготовить Материю. Большая часть Адептов обошла молчанием эту часть делания и начинала описание Великого Делания, предполагая, что приготовление Материи известно...» — о, это они зря. — Увы, господа, вы сами уже успели дать обет молчания… «Когда мы интернализируем тигель в нашей душе, мы рисуем сосуд внутри нашего существа, который открыт, позволяя загрязнениям или нежелательным продуктам делания выйти вовне или рассеяться, а также субстанциям и силам из вселенского духовного — войти». — Господа, — хэр Ройш переплёл пальцы. — Все эти пассажи, безусловно, занимательны, но не кажется ли вам, что мы нисколько не продвинулись и только лишь зря интернализируем тигли? — Вообще-то, у меня есть предположение, — Золотце изобразил крайнюю задумчивость. — Вот здесь… хотя нет, граф, пожалуйста, пролистайте назад… вот оно. — «Золото есть наисовершеннейший из всех металлов; это есть отец нашего Камня, а между тем, это есть только Материя: Материя Камня есть семя, содержащееся в золоте», — прочёл вслух граф Набедренных. — Семя, содержащееся в золоте? Как катализатор? Но это же совершенный абсурд, друзья. — Помнится, к нему мы и стремились в начале беседы? — улыбнулся Золотце. — Но не на практике же? Где мы его возьмём? — А главное, как поймём, что это то, что нам нужно? — Но согласитесь же, звучит вполне разумно. Учитывая, что мы ранее добавили в реакцию операцию умножения и навески камня… через один шаг, да… Но взгляните! «Искомое же семя должно быть очищено золотом и память в себе нести о тетраоксиде трисвинца...» Что? — Полагаю, подразумевается сурик, а это… — граф сверился со сноской внизу страницы. — Пигмент оранжевого цвета. Красно-оранжевого, если точнее, и крайне сильный реагент. Жорж, вы как хотите, но я не помню среди наших друзей подходящего человека, тем более — готового пожертвовать «семя, содержащееся в золоте» на эксперименты. Увы, — граф закрыл книгу, положил её на стол и помрачнел лицом. — Поймите мою печаль: я убеждён, что ваша идея несостоятельна, но моё предположение недоказуемо. Золотце скорчил гримаску. Он рассчитывал на сообразительность юного Ивина. И — не без того — на подтверждение своей догадки о немалой его очарованности графом Набедренных (если Золотце верно расшифровал взгляды украдкой, смущённый румянец и затаенное восхищение в глазах). Пожалуйста. Ну пожалуйста. Тимофей Ивин тихо кашлянул. Леший. Как ему сегодня везёт. — Граф… Возможно, я мог бы вам помочь? — Что вы, — рассеянно махнул рукой граф Набедренных, глядя куда-то вдаль. — Вы видите меня впервые, я не осмелился бы попросить о таком даже давнего друга, тем более — вас. Гостиная застыла. — Тем не менее, — голос Тимофея стал чуть твёрже, он будто бы сомневался в своей уверенности и пытался прислушаться к себе. — Если это вам поможет выяснить правду… я готов. Граф Набедренных перевёл на него взгляд. Долгий и полный восхищения. Золотце еле удержался, чтобы не закрыть лицо руками. — Что ж, в таком случае, вы спасёте меня, юноша. А в том случае, если прав окажется господин Золотце, — спасёте судьбу этого города и, возможно, всего отечества. — Господин Ивин, я бесконечно признателен вам, — Золотце еле удержался от вздоха облегчения. — И вам, господин Мальвин. Что бы мы делали без вашего друга! — Ну что же, — хмыкнул хэр Ройш. — Если вы и впрямь готовы… — Ванная комната — до конца по галерее и направо, — улыбнулся граф. — Вы найдёте там всё, что необходимо. Остальное — не ваша забота, думаю, господин Золотце сам проследит за транспортировкой… материала до лаборатории. Невыносимо рдеющий Тимофей кивнул и тихо выскользнул за дверь. В воцарившемся настороженно-восторженном молчании, наполнившем комнату искристой пузырящейся тишиной, словно шампанским вином, Золотце перевёл взгляд на графа Набедренных — и снова уставился на дверь. Граф спрятал смеющиеся глаза за опущенными ресницами и легко поднялся из кресла. — Граф, — тихо шепнул Золотце, оказавшись за пределами комнаты, — вам не кажется, что неплохо было бы присмотреть за нашим юным спасителем? — Друг мой, — тот, казалось, не заметил почти оскорбительной вольности пассажа о «юности» упомянутого спасителя, который был едва ли на два года младше их самих, — в самом ли деле вы думаете, что ему требуется именно моя помощь? — Разумеется, я не могу не присоединиться и не… — не выдержав, Золотце укрылся за широким струящимся рукавом халата, пережидая волну чудовищной неловкости, — проконтролировать процесс лично, но не будете же вы отрицать, что наилучшим образом вдохновить господина Ивина способны только вы? Продолжать беседу без спасительной ширмы рукава представлялось решительно невозможным. Леший, о чём, о чём они сейчас говорят. Ладно же: начали — надо закончить.