Счастье в неведении.

Прошло без малого четыре года. Мужчина был все еще в поисках, но если раньше свое обещание он воспринимал как некую шутку, то по пришествию времени, шутка стала заветной целью... Теперь в этой призрачной иллюзии он видел свое истинное спасение от своих страхов. Он чувствовал, как время зло усмехаясь, дышало ему в затылок, да так, что он ощущал, как волоски на загривке встают дыбом... Он искал свою химеру не ради исполнения обещания, он искал ее для себя. Для спасения своей души. Мужчина не мог вынести чувство того как холодные пальцы безысходности смыкаются на его горле, что воздух леденел на пути в легкие. Путь его пролегал через самые дикие места, там, где казалось, совсем не было людей отроду. Он бывал в самых дальних городах, встречался с магами и учеными. Как это было глупо, но надежда держала его столь крепко, как и страх... Пока скитания, наконец, не привели его на край света, до, куда казалось солнца свет не доставал никогда... В путешествие своем, он слышал много историй о древних запретных ритуалах, забытой магии, о старых богах, что были забыты и сейчас они прибывали в крепком сне, где-то на самом дне океана, там, где нет ничего кроме холода и темноты... Тьма и холод, вот что он часто слышал... Он отправился по следам одного из самых старых культов, упоминания о нем почти стерты, и что особенно удивляло мужчину, стирались они намеренно. Зачем? Кто-то очень старался убрать все упоминания о культе или же это заметание следов? Так или иначе, на краю мира, средь мрачной гряды гор, змей едва смог найти вход в почти разрушенный... храм? Да, должно быть храм. Что еще мог устроить культ? Вот только чей это был культ? Чем он был так примечателен, что упоминания в истории о нем были чательно стерты... Эта интрига вскармливала надежду змея, заставляла его волноваться как ребенка на дне рождение. И раз это был культ, кому или чему они поклонялись? Пока мужчина пробирался через завалы, он оглядывался вокруг и все больше убеждался в том, что его догадка насчет храма была верна. Это были, судя по виду невиданной древности руины, там были полуразрушенные коридоры с изображением надписей и рисунков, не встречавшиеся нигде раньше, отколотые от статуй головы неизвестных существ, какие-то помеси змей, псов и чего-то еще... Почему это место до сих пор никто не нашел? Неужели никто не мог искать достаточно хорошо как он? Или же это неуемное желание смогло привести его сюда? Поначалу все было сложно, но затем... информация давалась так легко, что наверно и ребенок бы нашел эти руины. Его словно... вели? Но эта мысль вдруг была отметена в сторону, а на ее место пришла другая. Ему вдруг подумалось о том, как там Присцилла? Как она изменилась, и что с ней стало за четыре года? Не забыла ли она еще об их пари...? Все его мысли были разом прерваны, причем так резко, словно по шее топором ударили, отсекли голову, и думать просто было нечем. Он вдруг вышел из полуразваленного коридора в огромнейший зал. Такой, что пламя его факела не могло выхватить стен вокруг из темноты... По его позвонку внезапно прошлись холодные мурашки, как будто спины коснулась чья-то холодная, костлявая рука... Показалось? Мужчина смело шагнул вперед. На какое-то мгновение, что-то неприятное стало забираться ему под кожу. Беспокойство? Кажется, это было оно... Его забеспокоило то, что он знал, что идет по огромному и скорее всего пустому залу, целиком сделанный в скале, он не слышал эхо от своих шагов, как если бы шел по узкому, заставленному коридору чьего-то дома... Разве это не странно? Тьма вокруг него была такой глухой и плотной, что он уже решил, что тут вовсе нет стен, а не будь у него факела, то захлебнулся бы в ней как в трясине. Идя вперед беспокойство, внутри необъяснимо нарастало и дыбилось как кошка, к которой подходит пес. Вот и змей ощущал, как его нервы начинают становиться дыбом. Он больно долго шел вперед, без каких либо поворотов. Пока, наконец, огонь не выхватил впереди себя выплывший из темноты алтарь с парой подранных лент алого цвета. Только взглянув на них, можно было понять, что малейшего прикосновения было достаточно, чтобы они обратились в прах... Но примечательнее всего, оказалось, чаша, что стаяла на алтаре между этих лент по краям. Это скорее был кубок на довольно высокой золотой ножке, а чашей его был череп, увенчанный золотой короной с каменьями. Так же череп был без нижней челюсти и весь покрыт мелкими царапинами, как если бы его пытались держать маленькие когтистые лапки. Мужчина окинул взглядом сперва находку, а затем, обойдя алтарь, попытался оглянуться. Стен не видно и конца пути тоже. - Что за чертовщина... Животное чутье ему подсказывало, что это все неспроста, а место, куда он забрел в особенности не так просто. Еще раз, посмотрев на кубок, он вдруг поднес к нему руку и взял. Змей решил пока оставить это место, прихватив найденный трофей и вернуться сюда позже взяв еще людей с собой... Уходить оказалось на удивление легко, как если бы в спину дул попутный ветер... Откуда ему там взяться? Но ощущение сквозняка скользившего по шее как чье-то дыхание из глубин этой тьмы, и не оставляло его не на минутку вплоть до самого выхода. Когда он вышел на свет, он был уверен, что серые небеса этих земель самое светлое, что тут было. Не смотря на всю странность этих руин, он на мгновение ощутил, как его потянуло обратно туда... Простое, человеческое любопытство гнало его вперед к неизвестности... Однако змей смог побороть это чувство и отвернуться от бездонной глотки темноты, что смотрела на него и влекла к себе, как ребенка яркие конфетки. Он пошел, прочь неся кубок в руке, в голове была легкая путаница... Пора вернуться на материк. Как оказалось, за четыре года в Альбионе ничего не изменилось, разве что знакомые лица стали старше. Мужчина решил встретиться с Присциллой в Оуквэйле, собственно как обычно, он уже отправил ей весточку о том, что прибудет туда через пару дней, зная ее, она наверняка придет туда раньше. Ему хотелось рассказать ей о своих путешествиях, показать свой необычный трофей и так же рассказать о том месте, где он его нашел... И все бы ничего, но как только он покинул те руины, его вновь стало терзать пламя острого желания и страха перед неизбежным... Ему настолько хотелось избежать печального удела, что уготован каждому из нас, что был даже готов скормить зверю себя и свою душу, лишь бы тлен не коснулся его... С тревожным сердцем он ложился спать в одной из комнат в таверне. От этой тревоги мысли не знали покоя, и сон никак не наступал, не дарил прекрасное забытье, позволяя реальности терзать змеиную душу. Но как бы разум не сопротивлялся, усталость сломила его как сухую веточку. И сон, наконец, сомкнул уставшие веки, погрузив взор меткого глаза в слепящею темноту... Свеча потухла, развязывая руки ночи. Что-то вдруг заставило проснуться его, нет, не подорваться, как это бывает иногда от внезапного пробуждения, а просто проснуться... Он открыл глаза и вдруг понял, что в комнате так темно, что хоть закрой, что открой глаза, все равно ничего не видно как будто глаза завязаны. - Проклятье... Но почему нет света из окна? На секунду змей даже испугался, что утратил зрение, но быстро взял себя в руки. - Почему так темно...? - Может потому что ты внутри самого себя? - вдруг раздался замогильный глубокий голос. Змей так удивился, что даже не мог понять, откуда он прозвучал? Он звучал сразу со всех сторон, как если говорят хором и эхом отозвался в голове. Мужчина снова ощутил, как на спину ему лег хлад чей-то недоброй, руки, но только на этот раз он не мог пошевелиться. Она было холодной, костлявой, пальцы ее были неестественно длинные... И хоть ладонь ощущалась на спине, кончики пальцев были на самой пояснице. - Чувствуешь наше прикосновение? Оно держит тебя крепко за хребет... - Да, трудно не ощутить это... Лучше бы вы были пышногрудыми девами с теплыми руками... - он чуть повел плечами. - Шутки? Да... ты всегда прячешь себя за ними. - Кто ты? - Какая разница... У нас слишком много имен. - хотя говорил всегда один голос. - Много хозяев сменил? - насмешливо. В ответ молчали... Мужчина склонил голову. - Это должно быть сон... - Тогда почему ты не проснешься? - Мне интересно, что будет дальше. - Видишь ли, что-нибудь? - Нет. Я слеп? - Да... Свет твоих глаз терзает наши тени, они стенают как замученные дети... - почти проскулил голос, мужчина нахмурился. - Мы отняли твой свет. Твой удел это тьма... Твоя душа слепа, поэтому вокруг тебя так черно. Твои страхи, они отнимают твой рассудок, твою путеводную звезду, что ведет тебя к счастливому забытью... - Страхи? - насмешливо. - Все люди усмехаются, когда боятся и ты... и ты боишься... – он вдруг явственно ощутил кого-то за спиной, но оборачиваться не было смысла, вокруг была бездна. - И чего я так боюсь? - Слабости, тленности, смерти, забвения, старости... Ты раб своих страхов. Этого никто не видит. Лишь тень, что ты отбрасываешь, способна рассказать об этом, но смертные не умеют читать тени, вы всегда гоните их своим светом. Мужчина чуть оглянулся, как и ожидалось, он ничего не увидел, но слова, то, что это существо говорило, то чувство, что окружало его, рождало в его сердце уже знакомую тревогу, только теперь она практически лезла ему под кожу и мышцы как трупные черви. - Что ты? - голос его был ровен и спокоен. - И чего хочешь от меня? - Глупые смертные любят болтать, вы не осознаете ценность тишины? - Я пока не узнаю причину, не смогу... - Надо было и языка тебя лишить. Такого болтливого, лживого... - вдруг с наслаждением произнес этот кто-то. - Мы слышали отзвуки твоих деяний и страха еще на другом конце мира... Мы знаем твое самое вожделенное желание, то, что жаждешь больше всех женщин, выпивки и денег... То, что развеет твои страхи и даст тебе свет... Змей вздрогнул, он уже понял, о чем идет речь. - И что из этого? - Мы вели тебя к нам, как щенка, что волочится за мамкой. – с едва уловимым насмехательством в голосе. Но змей почти не слышал уже своего собеседника, он чувствовал, что это нечто обладало силами, способными дать ему желаемое. - Мы снова можем наполнить ваши тени как раньше... - Вы... - Мы тени и прах, мы Суд Теней. - голос вдруг стал ощутимо тверже. – Мы, то чего столько же, сколько и вас, мы тот, что есть в каждом из вас. Мы, то, что ждет вас за гранью, чтобы придать нашему суду. Мы то, что правит вашей тленностью... Сейчас мужчина был готов поспорить, что чувствовал, как что-то возвысилось над ним... Суд Теней? Тени? В странствиях, он слышал легенды о нечто неуемном, бездонном, бесконечно голодным как бездна... Она ли это была? Некоторые говорили, что когда не было ничего, было лишь великое Ничто, серая пустота... Тогда и появились тени, вмести со светом и Ничто стало равновесием сил. С тех пор свет и тьма тянутся друг к другу и бегут друг от друга... Так вышло, что неуемный голод мрака, всегда желает поглотить свет, превратиться в серый и вернуть мир снова в Ничто, дабы началось все заново. Это ли был Суд Теней? Тьма, что желает призвать всех к ответу и ввергнуть в очистительную бездну? Тьма, что хочет обновления... Внезапно на устах его возникла ухмылка. - Да, мы видим, чего ты хочешь. И мы можем это дать... - Тогда мне не надо просить. Но ведь у всего есть цена. - Верно. - Я соглашусь на нее. Но сперва скажите, почему я? - Этого тебе знать не положено. Достаточно лишь знать, что мы готовы дать тебе желаемое. Змей вздохнул. Внезапно на него нашло невероятное нахальство. - Тебе будет даровано бессмертие, тленность не коснется твоей тела. Все твои навыки и умения станут сильнее, и разить ты будешь всегда точно, а тебя же смерть будет обходить как прокаженного... - к концу, голос почти шептал ему на ухо. - Но руки твои раз в год должны служить нам. За все надо платить... Цена твоя будет платиться кровью. Но что такое жизнь для тебя? Ведь ты крал чужие жизни просто так... Так кради их теперь для себя, Ловкач... Обманывай, оплетай их своими сетями, как паук, будь ловцом их душ и получай их жизни... Мужчина ощутил руки на своих плечах, которые стали чуть сжимать их. - Счет уже выставлен, первая плата уже взята. Они жаждут очищения, мы заберем их свет и утопим его во тьме.... - Что? Плата? Сей... Договорить он не смог, резкая боль в груди заставила его замолчать. - Залог. - насмешливо произнесла тень. - Да, мы определенно поладим... Змей буквально ощутил, как длинный мокрый язык оставил след на его щеке, в то время, когда он сам начал загибаться и падать на пол. Сердце внутри как будто льдом обдало и что-то больно сжало, да так сильно, что боль даже вздохнуть не давала. В тот самый миг, когда он рухнул, глаза его резко прозрели, он просто, наконец, открыл их. Над головой был потолок, под ним пол, облитый ярким солнечным светом. Мужчина спокойно смотрел вверх. В груди и чувствах, как и в голове, было спокойно. Обычно после таких кошмаров просыпаешься в холодном поту, но не в этот раз... - Черт, неужели это был просто сон? Не став медлить, он поднялся с кровати и принялся приводить себя в порядок, уже было полдень, надо было двинуться в путь. Присцилла, скорее всего уже ждет его... В какой-то момент пути он задумался о своём сне, а затем взглянул на прицепленный к поясу кубок. Видимо, то место, и его неуёмные поиски, сильно на него повлияли – раз такая ерунда приснилась. Мужчина вспомнил о Присцилле; они столько не виделись, ей наверняка есть, что рассказать. Он поймал себя на мысли, что в последнее время часто о ней думает... С чего бы? Но налёт хорошего, даже мечтательного настроения, сдул внезапный порыв ветра, принёсший за собой запах гари. Этот запах рождает в людях тревогу и страх, но мужчина лишь заинтересованно повёл носом, как гончая, уловившая интересный аромат. Его такой ерундой, как пожар, ничуть не удивить, он и сам был не прочь побаловаться с огнём. Вот и сейчас мужчина решил, что, возможно, недалеко развлекается банда разбойников. Но чем дольше он шёл по дороге и чем ближе становился к Оуквэйлю, то в нем против воли начинало зреть семя беспокойства. Хотя, с чего бы ему волноваться за эту деревеньку? Однако причина на то была, и мужчина надеялся скорее встретиться с ней, чтобы развеять свои сомнения. Пути оставалось совсем немного, но змей пришпорил коня, почувствовав, что запах несёт со стороны Оуквэйля. Определённо, это был недобрый знак. Пожар никогда не значил ничего хорошего, во всяком случае тогда, когда он уже начинает порождать “запах страха”. Когда деревня была практически за поворотом, мужчина увидел, как острый язык пламени над деревьями облизал небосвод, да так любовно, словно желал своим кончиком забраться под белоснежные небесные уста. На мгновение, поражённый этим зрелищем, змей остановил коня. Он не мог понять, что там произошло. Однако заминка вышла совсем мимолётной, после чего он снова поспешил вперёд. Что же случилось? Это всегда было мирное и тихое поселение, которое чудным образом обходили все беды. Лишь один раз оно подверглось нападению бандитов под предводительством Два Ножа, но это произошло очень давно, ещё во время детства одного из первых Героев. Наконец угрожающий рокот и треск огня докатились до слуха змея, и он тут же представил, что его ждёт впереди... Но, когда он добрался до деревни и взглядом охватил произошедшее, то понял, как сильно заблуждался. Перед ним, вместо Оуквэйля, был огромный пылающий костёр. До него дошло, что тут произошло нечто из ряда вон выходящее. Он не знал, была ли Присцилла в городе, и есть ли смысл рисковать свой шкурой, если её там нет, но что-то внутри него заставляло решиться. Это было что-то очень маленькое и колючее, но очень влиятельное. Мужчина отдался этому чувству полностью, позволив закрыть глаза на страх и сомнения. За пламенем ничего не было видно, словно оно намерено выстроило стены из жара и пылающего дерева, сваливая все новые и новые здания к своим ногам, перекрывая все пути к выходу. Языки огня извивались в воздухе и всё время тянулись к небу, как будто и его синеву хотели сжечь дотла. Змей, оставив коня на безопасном расстоянии, поспешил найти хоть какой-нибудь путь в деревеньку. Его цепкий взгляд хватался за любую возможность, но где бы он его не остановил, там непременно предательски прорывалось пламя, учиняя новые преграды. Однако змей и не думал сдаваться, у него для этого был слишком противный характер. Кроме всего прочего, его стало подгонять растущее беспокойство. Что если Присцилла сейчас тут и отчаянно нуждается в его помощи? Пока этот вопрос терзал его разум, верные глаза выхватили лазейку перед собой. Можно было попасть внутрь через дыру в кровле здания, похожего на амбар, а до крыши добраться по близь растущему дереву. Так себе план; могло оказаться, что двери в амбаре будут закрыты снаружи, и, в конечном итоге, он просто загонит себя в ловушку. Но мужчина решил рискнуть, разве не в этом смысл его жизни? Забраться на дерево труда не составило, но тут он увидел, что крыша постройки уже начала заниматься огнём, и высок был риск её обрушения. Змей не стал рассуждать о своих шансах на удачный исход, а просто доверился порыву чувств и совершил шаг навстречу пламени, которое, как ему показалось, только того и ждало, чтобы поглотить новый расходный материал. Когда мужчина спрыгнул с ветки на крышу, та угрожающе затрещала, оповещая о том, что скоро ей суждено рухнуть вниз. Ему не понадобилось много времени, чтобы это понять, собственно, как и уговаривать себя сойти с небезопасной поверхности. Вот теперь случилось то, чего он так не любил. Исполняя свой глупый план, мужчина не подумал о том, как будет спускаться с амбара. Змея одолела злость на себя и на этот проклятый огонь, который не давал ему пути для отхода, но, вмести с этим, он ощущал, что всё больше его разум начинаем уступать рефлексам. Заглянув внутрь, мужчина понял, что это все-таки не амбар, а конюшня, но почему тогда не было слышно самих лошадей? Отметя этот маловажный вопрос, змей невольно подумал, почему, собственно, вообще не слышно людей. Ни криков о помощи, ни стонов боли… просто тишина, в которой лишь радостно запевало пламя, пожирая все на своём пути. Неужели огонь был так жесток, что даже звуки в его пылающей душе обращались в прах? Как бы то ни было, змей спрыгнул вниз. Оказавшись внутри, его горло тут же сковал кашель – петля дыма затягивалась в жёсткий узел на шее и начинала медленно душить. Всё происходило слишком быстро, даже несмотря на дыру в крыше, концентрация дыма в помещении была безумная. Мужчина поспешил продолжить спуск, но чем ниже он спускался, тем больше у него создавалось впечатление, будто там его ждёт чрево адской бездны. Этот эффект был усилен запахом горевшей плоти, который внезапно дал мужчине в нос. Змею стало дурно от столь насыщенного запаха, что глубоко проник в его ноздри, как будто внизу свалили трупы со всей округе и решили спалить. Несмотря на густой дым, змей почувствовал, как огнедышащая пасть зверя начала вываливать свои языки в надежде коснуться того наглеца, который осмелился влезть в его логово. Пламя жаждало облизать его тело, отделив тем самым плоть от костей, щекотало жаром своего дыхания нервы и душу. Мужчина разом вспотел, как будто внутрь него, как в печь, закинули угли, и теперь там разгорелся обжигающий очаг. Попытавшись игнорировать все это, он продолжил спускаться. Глаза уже начинало щипать от едкой пелены, что застилала их. Нужно было спешить выбраться на воздух. Как только он добрался до самого низа и машинально сделал шаг назад, то сразу обо что-то запнулся, уткнувшись каблуком. Он рефлекторно оглянулся, о чем сразу же пожалел. На полу лежала туша лошади, к гриве которой уже подбиралось пламя. Лошадь была не просто мертва: из её шеи торчали два ножа, а мышцы на ногах украшали глубокие порезы, как будто наносивший их пытался сделать так, чтобы животное от него не сбежало. Это заставило его быть предельно осторожным и, перешагнув труп, он пошёл дальше в едкой серой дымке, пытаясь найти выход. По дороге ему попались ещё несколько лошадей с точно такими же ранами, и теперь стало понятно, отчего было так тихо. Но что же люди? Ответ не заставил себя долго ждать: он проявил себя, как только мужчина добрался до главного входа, который внезапно оказался закрыт изнутри конюшни. Змею захотелось начать вслух изрекать все ругательства, которые он знал, смотря на запертый висячий замок. Если закрыто с внутренней стороны, то логично предположить, что запиравший должен быть ещё в конюшне. А что, если его здесь нет? Об этом змей предпочёл не думать, ведь если он здесь один, то тогда он очень скоро задохнётся в попытке выбраться. Ну и, конечно, его не отпускала мысль о том, какой же он сказочный идиот, раз решился забраться сюда. Пока мужчина думал о своём незавидном положении, его руки сами рылись во всём, где мог быть спрятан ключ. Зачем же он это делает? Столько лет ему всегда было плевать на всех, и он никогда не делал что-то, в чем нет выгоды для себя, а теперь он рискует шкурой ради кого-то, чувствуя, что вот-вот эта самая шкура сейчас загорится, так как пламя уже было бесстыдно близко. На мгновение он даже ощутил тревогу по поводу своей скорой смерти, но тут его снова спасли собственные ноги. Мужчина почувствовал, как его нога наткнулась на что-то в сене. Помня предыдущий опыт, он не сомневался в том, что увидит что-то крайне неприятное. Ощущение его не подвело… Разрывая сено руками, он вдруг увидел, как сухая трава стала становиться влажной и приобретать красноватый оттенок, а вскоре и его ладони окрасил в багрянец, будто бы он случайно влез в открытый бочонок с вином. Однако реальность оказалась менее приятной. Раскидав ненавистную солому, змей едва не отшатнулся в сторону. Из кучи сухой травы на него вдруг уставилось мужское лицо, окаменевшее в вечной гримасе ужаса и боли. Глаза были широко раскрыты, как если бы кто-то потянул веки вверх и вниз. Даже в серой дымке мужчина видел эти глаза предельно отчётливо, а их взгляд, помутнённый от ужаса, что заполнил этого человека перед смертью, вдруг коснулся его сердца и что-то в него заронил. Что с ним произошло? Так ли выглядит подлинный страх на самом деле? Змей видел многое, но это лицо отличалось от всех прочих... Как будто искусственная маска на чьём-то черепе. Его щеку внезапно легко обожгла искра, деликатно намекая, что следует спешить. Подавив желание вдохнуть поглубже, змей принялся раскидывать солому, отчего второй раз чуть не дёрнулся назад. Будто было мало одного искажённого ужасом лица, тело незнакомца покрывали множественные порезы, но, пожалуй, самым красноречивыми были следы на горле и грудной клетке. Они были раскурочены так, как если бы какой-нибудь ненормальный воткнул в тело нож или вилку, начиная безостановочно всё месить. Трахея мужчины была обнажена, собственно как и ребра. Они были голы и беззащитны. И эта беззащитность, вдруг, заставила мужчину ощутить укол страха. Что за чудовище могло такое сотворить? Превозмогая свою брезгливость, он стал обыскивать труп. Любое прикосновение к костям вызывало незнакомую до сего момента дрожь. Он никогда не боялся марать руки и лезть своими алчными пальчиками куда не следует, но в этот раз... Даже зная, что это единственный выход, мужчина все равно делал это с заметной неохотой, как будто касался трупа прокажённого. Впрочем, в каком-то смысле это было так. Страх сродни болезни, он поражает наши умы и кости, и змей ощущал, как эта зараза пытается залезть к нему в голову и свить уютное гнездо в сознание. Через этот застывший взгляд, через холодные кости, залитые ещё тёплой кровью... Спустя томительное ожидание, мужчина, в конце концов, обнаружил в одном из карманов нечто, похожее на ключ. Он хотел уже встать, как вдруг ему в глаза бросилось что-то белое рядом с трупом, заляпанное липкой застывшей кровью. Оно словно специально лежало тут, дожидаясь случайного и такого знакомого взгляда. Змей протянул руку и достал из соломы пушистый лисий хвост, уже утративший свою девственную белизну. Шерсть слиплась от крови, рождая в чувствах его смятение и тревогу. Он узнал эту вещь – она принадлежала Присцилле, как одно из её украшений. Она любила цеплять его себе на бедро, или же на коня, которого, к счастью, в конюшне не обнаружилось. В этот миг сердце змея резко ускорило свой темп. Значит, она все-таки тут. Ему подумалось, что с ней могло случиться в этом безумие. Он даже не вспомнил о том, что всегда был бессердечным циником. Сейчас его разум занимала лишь мысль, что женщина, к которой у него была симпатия, может быть подвержена опасности. Это взволновало змея и внезапно придало силы рукам. И это новое чувство изгнало из него мелкого паразита, именуемого страхом. Теперь мужчина точно знал, что ему не стоит сомневаться. Это не было похоже ни на одно из тех чувств, что были для него путеводной звездой, обращая рутину в постоянную игру. А порой и в игру со смертью... Оно было... тёплым. От этого на душе возникало спокойствие и впервые хотелось, наконец, остановиться, чтобы оглядеться, а затем, полюбоваться небесами. В нем внезапно взыграло желание сохранить это ощущение… но это было возможно лишь при одном условие. Схватив хвост и закрепив его на поясе, мужчина рванулся к запертой двери, что ограждала его от вожделенной свободы. И, видимо, боги решили встать на его сторону, потому что ключ подошёл. Бесполезная железка, бывшая ранее замком, сию секунду была скинута на пол. Его губы изогнулись в победной ухмылке над превратностями судьбы. Ведь могло случиться так, что ключ бы не подошёл. Но ведь он – сам Ловкач, а прелестница Удача всегда была на его стороне и озаряла своего любимца светом. Чтобы кто не говорил, женщины всё равно любят негодяев. Как только он распахнул дверь, то жадно сделал глоток свежего воздуха. В следующую секунду, поплатившись за свою неумеренность, мужчина резко закашлялся. Впрочем, дело было не только в этом... Когда змей смог дышать нормально, до него дошло, что не такой уж воздух и чистый. Ему стало не по себе от того смрада, что обрушился на него, оглушая подобно камню, что свалился на голову. Это был запах страшного пиршества огнедышащего зверя. Урчание его ненасытившегося брюха раздавалось со всех сторон, и змею подумалось, будто бы ещё миг, и он тоже будет переварен. Плоть его сойдёт с костей и растворится в прах, становясь частью этого зловония. В мире, наверное, нет более мерзких запахов, чем смрад гниющей или горящей плоти. Он окутывает своим ужасным проклятьем, напоминая о том, что всех ждёт что-то из этого в будущем. Это как настырный шёпот в самое ухо: «Ты следующий». Мысль о вечной тленности причиняет боль, от того мы так и бежим от его запаха. Но ему должно было найти Присциллу. Он был бы и рад сбежать, но не мог, ведь в далёком треске огня ему все время слышался её отчаявшийся голос. Мужчине хотелось закрыть глаза или отвернуться от страшного зрелища, однако он понимал, что искать девушку вслепую не получится. Главная улица города была завалена трупами, некоторые из них лежали друг на друге, как небрежно сваленная куча брёвен. Их почерневшие обгорелые конечности тянулись куда-то вперёд и застыли в безмолвной мольбе о помощи, уже не замечая, как пламя обращает их в прах. Все выглядело так, словно в Оуквэйле проводили зачистку, как если бы тут разразилась какая-то страшная эпидемия. Но вскоре змей заметил кое-что другое, что-то, что ему совсем не понравилось, однако он был не до конца уверен в своём предположении. С чего же начать поиски? Куда могла пойти Присцилла по прибытии сюда? Это походило на какой-то дурацкий тест на выяснение того, насколько хорошо он её знает. Ах, если бы можно было просто сдаться и узнать правильный ответ, но будь проклята жизнь с её единичными попытками. Каждый раз, как в последний… Змей решил довериться инстинктам, они редко его подводили. Он стал заглядывать в здания, попадающиеся на пути, и звать девушку. Скорее всего, она была без сознания, иначе смогла бы уже выбраться на улицу, и ему не пришлось бы устраивать этот обход. Змей в мыслях усмехнулся. Что если Присцилла и в самом деле смогла спастись, а он зря капается в развалинах, то и дело обжигая свои прелестные рученьки. Если это окажется так, то он непременно устроит ей хорошую взбучку, когда найдёт. Но за этими утешающими и насмешливыми мыслями скрывалось то, что ему хотелось запереть глубоко в себе, чтобы никто и ничто никогда не вытащило это на свет. Оно делало его слабым и, что хуже всего, зависимым. Внезапно от поисков его отвлёк детский плач, который раздался так громко и резко, что резанул по ушам подобно ножу. Было невозможно не обратить на него внимание. Глянув в сторону голоса, мужчина ничего не увидел, однако он точно понял, откуда исходит звук. Плач раздавался по ту сторону огня, за развалившейся стеной одного из домов и звучал так, будто бы целый мир его отделял от змея. Хотя, смотря как на это посмотреть, ведь в определённом смысле так всё и было. Против воли, мужчина прислушивался к этому голосу, зовущему родителей. Как этому ребёнку удалось уцелеть? Змей сделал шаг по направлению звука, но под его ногой вдруг раздалось хлюпанье, как если бы он на полном ходу наступил в лужу. Опустив взгляд, мужчина увидел растёкшуюся лужу крови, след от которой тянулся в сторону ближайшего здания, как будто кого-то тащили или он сам полз по земле. Заинтересовавшись, змей проследил за следом, и он привёл его к свалу каких-то досок, которые, похоже, некогда были цельной постройкой. Однако огонь внёс свои коррективы, обращая всё на своём пути в хлам. Кровавая дорожка вела точно под них. Кровь была яркой, насыщенной и совсем свежей. Пламя в её алом цвете плясало и извивалось, как будто было очаровано этой живительной субстанцией. Огненные змеи, будто пресмыкаясь, падали на землю, но едва подползали к кровавому питью. На мгновение он сам ощутил, что и он принял на себя бремя этой красоты, зачарованный кровью, медленно пропитывающею землю под его ногами. В этом было что-то, внушающие подобие одержимости в сознание. Однако мужчина смог отогнать от себя странное наваждение, на секунду затуманившее его разум. Оно отпускало его неохотно, сползая с мыслей как нечто липкое и вязкое... Когда это странное ощущение, наконец, отпустило, мужчине показалось, будто прошла вечность. Как он смеет мешкать сейчас и отвлекаться на такие глупости? Это наполнило его злостью к самому себе. Гнев перекрыл его слух и чувства, он уже не слышал, как жалобно зовёт тот детский голос, как рычит огонь за его спиной и как чавкает под ногами земля, напитавшаяся кровью. Он шёл вперёд по кровавому следу, сам не зная почему, но уверенный, что ему надо именно туда, будто его целенаправленно кто-то вёл за руку. Заглянув в развалины, он увидел внутри лежащего человека, от которого и тянулась та дорожка. Это была женщина. Как ни странно, но её тело было совершенно не тронуто огнём, как будто его голодные руки не смогли добраться до заветной цели, и пылающему зверю пришлось довольствоваться обгладыванием бесполезных деревяшек. Присматриваясь, мужчина увидел в незнакомке нечто, что взволновало его. Женщина лежала на животе, её лицо было беспомощно уткнуто в угли, а длинные черные волосы засыпаны золой, которая придавала им серебристо-серый цвет. В её образе он улавливал что-то знакомое. У него внезапно пересохло в горле от посетившей его догадки, и от этого все прочие мысли стали разбегаться и биться в истерике о стенки черепа. В этих изрезанных руках была знакомая утончённостью, сочетавшаяся с грубостью. Разве это возможно? Змей вдруг, почти не контролируя себя, схватился за доски. Почувствовав мягкую, живую плоть, огонь, что теплился в этих развалинах, принялся щедро облизывать его руки. Мужчина тут же ощутил прикосновение пламени, которое пыталось добраться до его кожи, прожигая перчатки. Его языки жаждали обвить кости... Ему захотелось зарычать, как озлобленному псу, от боли, но он молчал, закусив губу, будто кто-то мог смотреть на него и оценивать. Взгляд мужчины был направлен вперёд, на ту бездыханную женщину, которую он в голове боялся назвать по имени. В какой-то момент его чувства стали для него сильным обезболивающим. Чем дольше он смотрел на “незнакомку”, тем глубже его пробирал внутренний холод, остужающий всякую агонию. Но в тоже время этот же холод сковывал его сердце, отчего оно билось всё медленнее. Горевшие останки когда-то жилого дома, треща, разваливались и едва не сыпались на голову змея, когда тот пробирался через обугленный скелет здания. Чем ближе он становился к своей цели, тем сильнее его слух забивала тишина, набиваясь в уши, как вата, в которой застревали все звуки: и рокот огня, и плач ребёнка, звучавший совсем сиротливо в творящемся вокруг хаосе. Этот жалобный слабый голосок звучал, как нечто чуждое этому месту, что не должно было здесь звучать никогда... Вот и он перестал его замечать, как будто какой-то бестелесный призрак тщетно пытался до него докричаться. Теперь куда более важная мысль занимала его разум, и она же его путала и запугивала, как ребёнка темнота ночи. Прежде он никогда не ощущал такого, чтобы кровь клокотала в его голове не от возбуждения, а от страха. Это чувство направляло его вперёд, отбирая контроль над действиями, не позволяя инстинкту самосохранения взять вверх. После того как он, наконец, прошёл сквозь пламя, зло прошипевшее ему в спину, змей ощутил сильную слабость, захватившую его тело в тот момент, когда он увидел Присциллу. Это всё-таки была она, её прекрасные волосы он не спутал бы, ведь его пальцы все ещё помнили их шёлк. Помедлив, мужчина приблизился к телу. Ему не хотелось признаваться, но его испуганный разум бежал прочь от факта, что эта та самая женщина, к которой он так стремился. Он опустился на колени рядом с телом и коснулся пальцами её руки. Кожа была холодной, как будто она умерла уже довольно давно, ещё до пожара. Её безжизненная бледность заставляла бледнеть и самого змея. Внутри как будто что-то оборвалось и рухнуло вниз, с треском разбившись. Сердце? Он попытался перебороть то чувство, что начало его глушить и прибивать к земле, как пойманную силками птицу. Оно подавляло в нем всякое желание что-то делать, рождая лишь желание пасть рядом с этим мёртвым телом и самому стать безжизненной кучкой праха. Однако здравый рассудок смог победить, и мужчина понимал, что ему следует как можно скорее забрать тело Присциллы и уносить ноги. Положив руку на плечо женщине, он перевернул её на спину, к себе лицом, и вздрогнул ещё сильнее. На бледной шее был безобразный рваный разрез, как если бы по ней с силой провели зазубренным ножом. Змей даже на секунду подумалось, что если поднять тело, то голова просто отвалится. Вид страшной раны слегка отрезвил его мысли, и он ощутил облегчение, как будто камень с его сердца свалился. От разреза его взгляд перешёл к лицу. Её лицо... он не узнавал в его чертах той, что так боялся увидеть. Он не знал эту женщину. Это всё-таки была не Присцилла. На миг его заполнила радость и лёгкость, как будто он был лишь пустым сосудом. Он ошибся! Значит ли это, что ещё есть шанс на то, что Присцилла жива? Ещё никогда он не был так рад своим ошибкам, как в этот самый момент. Выпрямившись, его обуял гнев на самого себя. Как можно быть таким слепым? Как он мог в этих безобразных волосах и руках увидеть свою Присциллу? Что затмило его больной разум? Но хуже всего этого было осознание того, что он только впустую потратил время, и это внезапное озарение обжигало его сильнее, чем само пламя. Пока он пробирался сюда, Присцилла могла где-то страдать в дымном плену. - Проклятье... - зло прошипел мужчина. Труп мёртвой незнакомки теперь вызывал у него лишь жгучие омерзение. Когда ему удалось, выбрался наружу, то больше не было слышно ничего, кроме рокота пламени, пожирающего всё и всех вокруг. Даже крик того ребёнка замолчал. Змей просто уже не слышал детский голосок, срывающийся на страшный вопль раздираемого животного, когда огонь начал поглощать его тело, сдирая кожу и мясо. От сгорающей плоти смрад усилился, и мужчина почувствовал, как к горлу подкатил комок тошноты, от которого немедленно захотелось избавиться. Змея вновь взяла за горло растерянность, он не знал, что теперь делать. Опять делать выбор? Не ошибётся ли он снова? Внезапно его посетила здравая мысль – ответ был прост и напрашивался сам собой, как нечто очевидное. Пока он корил себя за собственную глупость и промедление, ноги сами приблизили его к таверне. Тут же он услышал звук, как будто только и ждавший его появления. Из-за двери раздался приглушенный кашель, сильно искажённый треском ломающегося дерева и разгорающегося пламени. - Присцилла? – змей наудачу крикнул её имя, точно не зная, она это была или нет. Кашель усилился, и тот, кто его издавал, казалось, уже готов был выплюнуть собственные лёгкие. Или же то, что от них осталось после едкого дыма. Попытка ответить? - Присцилла, это ты? – он решил повторить вопрос, но уже чуть громче и смелее. - Ох, ты…?! – вдруг удивлённо прозвучал женский голос, пытаясь пробиться сквозь кашель. - Проклятье, что тут произошло и какого черта ты всё ещё внутри?! – змей говорил со злостью, но на деле хотел скрыть облегчение в своём голосе. - Прекрати гавкать! Я понятия не имею, что тут произошло. В какой-то момент люди вдруг начали бросаться друг на друга, а потом и на всё, что видели. Они словно с ума сошли! Потом… Слушай, может я потом тебе расскажу, а то мне тут немного задницу припекает огнём. – в голосе женщины сквозило недовольство, что, собственно, можно было понятно. - Хорошо-хорошо. – змей пытался открыть дверь, которая по закону жанра, ему не поддалась. – Черт, как в каком-то дешёвом романе… – прошипел мужчина. – Дверь не открыть! - А я и не заметила. – сарказм в голосе Присциллы уколол его слух. – Я лезу наверх на крышу, встреть меня там. - Крыша? Ты с ума сошла, а если она обвалится под тобой?! - Не ври, я не так много вешу! - Черт, я не это имел в виду! Но ответа уже не последовало. Эта её неслыханная наглость, даже в такой момент, обращала мужчину во вспыльчивого подростка. Рыча, мужчина отбежал назад и стал обдумывать, как ему лучше всего подняться наверх. Путь к крыше был, но здание начинало медленно развалиться, потому времени было в обрез. Змей поддался наплыву чувств и полез наиболее удобным для него способов, решив, что если он и дальше будет так медлить, то всё закончится очень плохо не только для Присциллы, но и для него. Когда он схватился за одну из досок чтобы подтянуться и забраться выше, то не смог удержать вскрика. Его ладони, а от них и руки прямо до локтей, пронзила жуткая боль, как будто огонь заронил своё зерно ему под кожу, и теперь оно вспыхнуло, будто на него пролили масло и подожгли. Змей понял, что на ладони ему лучше пока не смотреть, однако ноющая боль его не оставит, это стало ясно сразу. Закусив губу, змей продолжил попытки подняться на крышу. На миг его заставила усмехнуться мысль, что если Присцилла слышала его голос, то теперь будет дразнить девчонкой. Что за ребячество… Когда он, наконец, поднялся, и напряжение с рук немного спало, то он почувствовал, как пылающая боль понемногу отпускает. Теперь он понял, куда стремилась Присцилла – к полуразрушенному окну. Он заглянуть в него и увидел, что пол внутри частично обвалился под натиском огня, но если он протянет руку, то женщина смогла бы за неё ухватиться. В этот самый момент что-то с грохотом свалилось внизу. Мужчину пробирали мушки от волнения, пока он не заметил выбравшуюся из дыма Присциллу. - Чёртова лестница... - кашляя, прорычала женщина. - Давай быстрее, пока пол под тобой не обвалился вслед за лестницей! Присцилла не нуждалась в уговорах и тут же направилась к окну, где её уже ждал спаситель. Увидев его силуэт сквозь дым, она на секунду остановилась. Они не виделись всего лишь четыре года, но было ощущение, как будто прошла целая вечность. Лишь теперь Присцилла ощутила, как на самом деле сильно скучала по нему. Огорчение и обида захлестнули её; почему после сколького времени их встреча должна была произойти именно так, а не как обычно? - Неужели ты так сильно по мне скучала, что всё вокруг загорелось? - насмешливо произнёс мужчина, протягивая женщине руку. - Замолкни! - дерзко ответила Присцилла. Она старалась казаться храброй, но её нерешительность легко выдавал испуганный взгляд, блуждающий по доскам пола. - Чего ты медлишь?! - Проклятье, я всегда боялась высоты... - Очень вовремя. Прыгай уже! Я чувствую, как у меня начинают плавиться кончики волос! Она усмехнулась. Змей всегда был щепетилен к своей внешности, и она даже пару раз поймала его за тем, как он укладывал волосы. Раз уж он так заговорил, значит, огонь и правда уже совсем близко. Набравшись смелости, Присцилла чуть отступила и тут же сделала рывок вперёд. Почувствовав, что пол под ней сейчас начнёт обваливаться, она оттолкнулась и прыгнула, схватив мужчину за руки. Ударившись грудью, она неприлично выругалась. - Ну да, смягчить удар нечему. – усмехнувшись, заметил змей. Но Присцилла вдруг ответила ему на это лишь вялым, блуждающим взглядом, как будто она смотрела свозь него. - Присцилла? И в этот момент одна из её рук, ослабнув, отпустила его. От неожиданности змей даже перестал чувствовать боль, и вся насмешливость разом выветрилась. - Черт, ты что делаешь?! Он прекрасно всё понял, но надеялся, что если она будет отвечать ему, то худшего не произойдёт. Этот чёртов дым, огонь и жара совсем вымотали его, почти не оставив сил. И не его одного... Обеими руками схватив запястье Присциллы, змей потянул её наверх. - Когда я дотащу твою задницу до постели, ты за это поплатишься, причем ей же... - тихо прошипел мужчина. Это паясничество позволяло ему оставаться в сознание и укрыться от страха, который медленно завладевал его сердцем. Предательская дрожь начала сотрясать его руки, и это была дрожь подступающего бессилия. - Нет-нет... - тихо запротестовал змей самому себе. - Я что, все это время любила слабака? Раз ты девушку поднять не можешь... – в полубреду пробормотала Присцилла, находясь на грани своего сознания. Змей вдруг удивлённо уставился на неё, как будто впервые увидел. Эти слова прозвучали так странно. Конечно, это можно списать на её состояние, но, как правило, именно в такие моменты сознание выдавало правду. Любила? И сколько это длится? Почему она молчала все это время? Это посеяло смятение в душе змея. Он никогда не позволял любви к нему пробудиться в других людях, и поэтому мужчина делал всё, чтобы страсть оставалась страстью или же обращалась в ненависть. Что тут пошло не так? Эта странность открыла в нем второе дыхание, наливая руки силой. Ему захотелось привести Присциллу в чувства и подробнее расспросить об этом. Почему раньше у него не возникало такой мысли? Неужели он искренне считал, что их встречи длятся столь долго просто из-за секса? Теперь он сомневался в этом чуть больше, чем полностью. Мужчина потянул женщину на себя, и, казалось, словно её тело стало в разы тяжелее. Но от этого лишь сильнее нарастала злость, подпитывающая его упорство. Присцилла уже совсем утратила связь с реальностью и выключилась, даже не представляя, что висит на волоске. Её сознание находилось в сладостном забытье, вверив свою жизнь в руки человека, на которого можно рассчитывать в самую последнюю очередь. Но змей не собирался её отпускать, и это был единственный раз, когда голос чести звучал в его голове, подобно громкому набату. Если бы это кто-то увидел, то непременно не поверил бы своим глазам. В его голове стало совсем тихо, замолчало голодное пламя вокруг, был лишь стук собственного сердца, а через него он хотел услышать, как бьётся сестры Присциллы. Оно билось в его руках... быстро и беспокойно. На пороге тьмы она стояла и словно ждала, когда же следует сделать шаг... В этот самый момент, когда тишина в голове казалась всеобъемлющей, крыша, затрещав и издав грохот, как поминальную музыку, обвалилась, сметая всё, что было на её пути. Под удары горящих досок попала и Присцилла, и руки неудавшегося спасителя. Их размер и сила, с какой они рухнули вниз, буквально выбили женщину из рук змея, увлекая её за собой и погребя под своим весом. Мужчина смог устоять, но одна его рука была переломана, а вторая ободрана так, будто чьи-то кривые когти содрали с неё кожу и разодрали мышцы до кости. Змей, издав крик, похожий на рычание зверя угадившего в волчью яму, поддался назад, едва не рухнув вниз. Боль была такой сильной, что его осознание на короткое мгновение отключилось, сделав его абсолютно беспомощным. Ткань одежды стала стремительно пропитываться кровью из ран, которые пульсировали, выталкивая багровую жидкость на волю. Разум стал возвращаться к нему, пробиваясь сквозь агонию, однако, когда это случилось, он пожалел, что не потерял сознание от боли... Даже если бы это означало сгореть заживо. Едва шевеля ободранной, но относительно здоровой, рукой, мужчина постарался спешно спуститься, чтобы ощутить твёрдую землю под ногами, которая уж точно, в отличие от хлипких досок здания, не развалится под ним. На короткий миг, все его чувства ушли куда-то на задний фон, уступая пресноватому чувству самосохранения. Оно глушило всё остальное и взяло бразды правление на себя. В этом состояние, змей, наконец, оказался внизу. Только тут он обратил внимание, что огненная гиена, клокоча и щелкая клыками, уже пожрала всё вокруг себя и теперь тянула свои длинные когти в его сторону. Мужчина поспешил убраться прочь. Теперь его тут уже ничего не держало. Когда он был достаточно далеко от Оуквэйля, откуда он мог видеть лишь дым, поднимающийся над деревьями и застилающий небеса серой вуалью, змей, наконец, обрёл себя. Боль в теле стала ломать его разум и заливать собственной кровью. В голове была глухая тишина, плотная, как стена, и ничего кроме боли не отвечало ему по ту её сторону. Ветер в его ушах звучал так громко на фоне той пустоты, что звенела в его чувствах. Не было слез, не было агонии утраты… просто пустота. Кто-то говорит, что слезы – это не всегда плохо, что они исцеляют душу… Но что делать, если их нет? Он думал о том, как сейчас Присцилла медленно, не приходя в сознание, догорает в том общем для всех пепелище… а он уже ничего не может с этим поделать. Змей лишь надеялся, что её смерть настала раньше, чем пламя испепелило её сердце. Лишь на короткий миг мужчина почувствовал, как болезненно заныло сердце от того, что он подвёл Присциллу. Не смог её спасти, и она теперь никогда не проснётся на рассвете, а он больше не увидит её глаз, ещё затуманенных сном… Но эта боль вскоре отпустила, а на её место пришла пустота. В этом скорбном трансе он, наверно, так и стоял бы, если бы вдруг рассудок не уколол его мыслью о том, что необходимо уйти. Дым, скорее всего, уже заметили все в округе, и скоро тут будут люди, а ему не хотелось, чтобы его видели покалеченным, как подстреленного волка. Превозмогая боль, змей смог забраться на своего коня и направил его с дороги в лес, чтобы никого не встретить по пути обратно. Когда лисий хвост на его поясе мягко коснулся бедра, мужчина оглянулся на Оуквэйл, после чего решил, что больше никогда сюда не вернётся. *** Змей на некоторое время решил остановиться в летнем доме, позволяя его телу восстановиться. Он специально возвёл особняк вдали от городов, дабы никто его не беспокоил. А сейчас ему меньше всего хотелось, чтобы его покой нарушали… Шло время и телесные повреждения заживали, а кость в руке крепчала. Но все это происходило так быстро, что и сравнить было не с чем. Прежде, когда змей был ещё совсем молод, во время своего обучения он тоже сломал руку, которая иногда болела и по сей день. Он помнил, что она тогда очень долго заживала, но тут… Прошло лишь пару недель, сломанная рука уже была целой, и ею вполне можно было двигать, более того, даже пропали те давние боли, что были напоминанием о глупой молодости. Ободранная рука и вовсе была уже здорова, словно ничего и не было, лишь небольшие шрамы на ладонях от ожогов напоминали о случившемся. Это ставило его в крайний тупик. Разве такое реально? *** Вечером, мужчина затушил свечу и лёг отдыхать. Хотя покоя не было в его душе. Теперь, когда прошло достаточно времени, он все чаще отдавал себя мыслям о Присцилле. При каждой воспоминание о ней, его накрывала странная пустота, не выражавшая ничего. Это немного пугало. Когда разум его был на грани сна и реальности он вдруг ощутил, именно ощутил, чей-то неразборчивый голос у своего уха. «Первая капля в вечность...» – прошептал голос, и мужчина резко поднялся, зашипев от боли, неудачно оперившись на ещё не до конца зажившую руку. - Капля в вечность? - глубоко дыша, повторил мужчина. - Вечность... Ему вдруг вспомнился тот странный сон, что он видел накануне трагедии в Оуквэйле. О ней сейчас судачил чуть ли не весь Альбион. Причину гибели городка вмести со всеми его жителями, списали на бандитов, но все же некоторые упорно распускали пугающие слухи, что жители сами начали убивать друг друга, что подтверждало слова Присциллы. Интересно, как об этом узнали другие, если все и всё там и сгорело. - Плата... – он не узнал своего голоса, который прозвучал тихо и хрипло. - Неужели это был не сон... – ещё тише прошептал мужчина, словно боясь, что его услышат. Змею стало не по себе. Вмести с той услышанной во сне фразой, к нему словно пришло озарение. Если это был не просто сон, то он, в самом деле, говорил с Тьмой. Значит, он всё-таки обрёл искомое им долгое время... Это бы объяснило, почему он так быстро идёт на поправку. Но, получается, тогда Оуквэйл на его совести. И Присцилла тоже? Впервые сквозь пустоту к нему пробилась холодная дрожь. Тогда они говорили о цене, а он не привык вдаваться в размышления о ней, ведь змей никогда не стоял за ценой. Он всегда готов платить по счетам, ведь он может всё. Но сейчас, ему стало впервые по-настоящему страшно от того, что он совершил... Сколько там было жизней? Сколько было невинных детей? Сколько? И, самое главное, его Присцилла... Все они умерли из-за него. Он не смог её спасти, потому что он лично её казнил и предрешил её судьбу. Он решил, что она должна умереть ради него вмести со всеми остальными. От этой мысли дрожь стала зарождать в нем нечто, от чего его начинало выворачивать наизнанку, как если бы он был выпотрошенным кроликом. Мужчина возненавидел себя. Вечность поприветствовала его тропой, начерченной кровью, и эта дорога вела в никуда... - Я выиграл пари. - с горько усмешкой произнёс мужчина. С тех пор спокойный сон оставил его. Груз бездонной вины свалился на его плечи и терзал каждую ночь страшными снами. Кошмар того дня не оставлял его в часы отдыха ни на минуту. Когда все спали, он был жертвой в клыках самых безжалостных демонов - вины и совести. В своих снах он слышал крики и журчание стекающей крови, которая словно ручей омывала его ноги и поднималась все выше и выше, заставляя захлёбываться в ней, пока он, как окаменевший, не мог пошевелиться. Он чувствовал, как холодными ночами его обнимали за грудь сгоревшие до костей ледяные руки Присциллы, и она сухим удушливым голосом шептала ему на ухо как сильно любит его и скучает по их встречам... Окружавшие его тени, лезли ему прямо под кожу, прогрызая себе ходы прямо к сердцу. Это была его плата перед собой. Порой змей и вовсе отказывался засыпать, чтобы больше не видеть белеющих в огне костей его жертв, не чувствовать запаха палёной плоти, от которого его начинало тошнить. Он больше не мог видеть тот миг, когда Присцилла падает в огненную утробу из-за его необдуманного решения... Иногда ему казалось, что он начинает сходить с ума. Разум бился в голове как загнанный зверь и скрёб когтями изнутри его череп. Ему порой думалось, что ночи для него теперь стали ещё темнее, как и его собственная тень... Он должен был что-то сделать, чтобы очнуться, иначе он возжелает смерти, которая для него теперь навеки недоступна из-за благословения бессмертием... или проклятья? *** Однажды вечером, сидя в кресле у камина, змей смотрел на пляшущее в нем пламя и медленно пил вино. Тишина… – теперь он понял её ценность. В душе его воцарилась безмятежность и холод. Уже прошло несколько лет, он больше ни разу не посещал Оуквэйл, как тогда и решил. Более того, то место после пожара стало непригодным для жизни. Люди избегали и страшились тех земель по непонятной причине… Земля там стала будто заражённой чумой или проказой. Бесхозная и оставленная людьми, та территория медленно стала захватываться болотами. Он невольно вспоминал Некрополь, чья судьба был пугающе идентична с той, на какую он обрёк Оуквэйл. Быть может, он сотворил второй… Мужчина понял, чего он достиг и что теперь над ним тяготеет. Ему вспомнился тот момент, когда он впервые увидел Суд. В душе он громко рассмеялся над собой и над тем как с ним поступили. В первую встречу над ним посмеялись, все человеческие клише о страхах и тьме они выпустили наружу, выволокли из его разума и поиграли с ним. Теперь он видел их, он видел три мрачный силуэта, что всегда были сокрыты от него черным саваном. Почти безмолвные и почти недвижимые, они всегда ожидали его прихода во тьме… Они знали, он придёт. Он всегда приходит. С каждым новым визитом, змей чувствовал, как что-то в нем перегорает и медленно, но с муками умирает, оставляя после себя только спокойствие и безразличие. Как будто что-то сжирает его изнутри, как червяк, который выгрызает сердцевину и оставляет лишь пустую оболочку. Он был пуст... И тут змей внезапно решил, что раз он теперь пуст, то он вновь должен заполнить эту пустоту. Но для начала надо оставить прошлое, и в этом будет его счастье. С этих пор и отныне навсегда, он больше не он. Теперь он - Ловкач. Ловец, обманщик, хитрец... Тот, чьё призвание забирать, разрушать и присваивать себе. Теперь, когда его бокал опустеет, а сон вновь накроет мысли, он будет спать спокойно. Отныне и более, его больше не будут беспокоить кошмары. Так он решил вечером. А на рассвете проснулся новый, наконец-то выспавшийся Ловкач...