Счастье в неведении.

Мари начала чувствовать недовольство с первой же секунды как открыла глаза, хотя, казалось бы, что могло омрачить молодой девушке столь солнечное и теплое утро. Деве казалось, что сам факт прихода утра её раздражал, хотя это не совсем так... Начало нового дня, это лишнее напоминание о том, как неуклонно время идет вперёд и этой своей невыносимой спешкой сводило Мари с ума заставляя погружаться в пучину ненужных размышлений... Впрочем, они находили на неё сами собой, словно её сознание, это камушек на дороге о который все запинаются и швыряют от ноги к ноге. Когда же её уже выпнут на обочину и позволят наконец отдохнуть от этого постоянного терзания... - Что с вами, госпожа? - мягко спросила Анастасия, беря со стола тарелки после завтрака и складывая их на поднос. - Вы выглядите неспокойно. - Неужели это так заметно? - спросила дева с легкой улыбкой после того как промокнула розовые уста салфеткой. - Осмелюсь заявить, что заметно настолько, что даже ваш отец заметил бы. Мари тихонько посмеялась от очень точно подобранных слов. - Значит и правда сильно, потому что Ловкач из-за своей занятости, как правило ничего не видит... - последнее явно было сказано с лёгким привкусом обиды. - Хотя я не понимаю, чем он может быть так занят, чтобы исчезнуть из дома уже с утра? - Господин самый преданный из слуг короля... - Но ещё немного и он у него начнёт ночевать, как любовница какая-то. - усмехнулась Мари сложив салфетку в конвертик и прижала её ладошкой к столу. - Госпожа, ваш отец важный человек при дворе, без его участия не решается ни один вопрос. - с легким упрёком пояснила слуга. - Его Величество видимо даже в туалет не может сходить без него... - У вас настроение шутить, леди? Вы ведь знаете, с недавних пор ваш отец так же стал наставником принцессы и учит её вести дела государственные. Для короля и нашего королевства сейчас не простые времена настали, Его Величество нужна верная опора, а кто может ею стать если не сестра? Но несведущего человека опасно пускать в эту сферу влияния. - Не многовато ли работы для одного человека? - сощурилась Мари, словно выискивая подвох в услышанных словах. - Ваш отец хочет оправдать доверие короля и упрочить своё положение. - смиренно отвечала женщина, желая ненавязчиво указать девушке на её... Не самое умное поведение, но Мари не была глупой девочкой, она и сама прекрасно понимала, что вылезшие из неё эмоции выставляют её не в лучшем свете и потому прищур зелёных глаз сменился на какое-то подобие блеклой усталости. - Иногда я удивляюсь тому, как судьба распоряжается нашими жизнями. - как-то философски начала дева. - Почему ты стала прислугой? Ведь служить, это удел не самых умных людей, но почему-то всегда все оказывается иначе, умные люди во служение у глупцов... - Очень завуалированная самокритика, моя госпожа. - улыбнулась слуга, смотря на попытки Мари заниматься самоуничижением, что как правило не присуще дамам аристократического сословия, только если ради того, чтобы выбить комплимент из уст своего ухажера. Забавно, что она так и не извела из себя эту привычку даже находясь под плотным влиянием Ловкача, самолюбию которого даже Опален позавидовал бы. Никого он так в жизни страстно не любил как самого себя... Возможно деве было бы даже полезно перенять эту черту, но она не приживалась как единственный цветок в поле из сорняков. А может оно и к лучшему? Мы не редко просто не замечаем, как за нашей самоотверженной любовью к себе теряем сердце и даже душу. А она ни за что не вернется в тело отравленное эгоизмом, даже если сердце своим жалким трепетом будет пытаться очищать кровь от этой проказы... - Нет, просто рассуждение. Я позавтракала, теперь можно пустить мысли в полет и немного придаться праздным раздумьям. В конце концов этим грех не воспользоваться, когда есть возможность... Теперь есть. Она часто придавалась мыслям о том, что всех этих двенадцати лет могло и не быть, но судьба вписала в свою книгу того, кто продлил роль этой девочки на мировой сцене... Ей конечно не стать звездой, но всё же быть ей героиней одного из рассказов в этом огромном сборнике людских комедий и трагедий... Какой же финал ждёт её? Мари очень рассчитывала на счастливый финал... Пусть удача не оставит её и доведет до последних страниц укрывая от ненастья мрачного писателя, к которому так легко пасть в немилость... - Стоит пройтись. - Что госпожа? - переспросила Анастасия, отвлёкшись на вид за окном. - Да, определенно стоит. - улыбнулась Мари, когда взгляд Анастасии снова вернувшись в дом был обращен к ней. - Если даже тебя очаровала погода за окном сильнее чем чистота самого окна, то определенно на неё стоит потратить своё время. Женщина чуть посмеялась в ответ, отметив, как Мари точна в выражениях и сколь внимательна. Погода за окном и правда была хороша, она словно подзывала к себе, как пугливых щенков зовет к себе добрая рука, приютившая их... Неужели это теплое солнце угомонило тот злой ветер, что истязал землю холодной плетью, бил нещадно, будто хозяин своего бесправного слугу. Даже не верилось, что эта пора вообще может когда-либо настать... Долгожданная оттепель. Или то были просто чувства, говорившие в Анастасии всякий раз, когда она видела улыбающеюся Мари? Ей так шла эта улыбку... Кто-то должен напоминать деве об этом как можно чаще, иначе блеск её прекрасной юности так и уйдет в забвение, никем не узнанный, как это произошло собственно с самой Анастасией. - Так хорошо видеть вас улыбающейся. - не таясь произнесла слуга. - Неужели? Я даже не замечаю, как это происходит, когда меня посещают, - она слегка замялась, делая паузу отдающею смущением, - некоторые мысли. - Вам вовсе не обязательно делать эти неловкие паузы, госпожа... - слегка ухмыльнулась женщина. - Да, мне следовало догадаться, что моя глупая улыбка говорит сама за себя. Кто и что у меня на уме... Верно? - Верно. Но тут её весёлый взгляд сменился на задумчивый, будто за переключатель дернули. - От того я до сих пор не понимаю, как Ловкач всё ещё этого не заметил.... С его-то талантом читать людей, по их обнаженным эмоциям и играть на них как на струнах... Не меняясь в лице, Мари поднялась из-за стола и подошла к окну ловя на свое лицо солнечные лучи, от чего дева слегка поморщилась, когда яркая звезда решила заглянуть в глаза юной девицы. - Может он просто не хочет ко мне присматриваться? Ведь мы почти не общаемся в последнее время. Когда бы он заметил, что со мной что-то не так или что я весела, словно пьяна...? - казалось, что Мари ждала ответа на свои вопросы, но на самом деле ничего она не ждала, ни ответов, ни понимания. - И я даже не знаю, печалиться этому или радоваться. Наверно радоваться, ведь я так боюсь, что однажды он узнает, что... Перестал быть единственным мужчиной в моей жизни. - это она произнесла почти шепотом, почти одними губами, словно у всего вокруг неё были собственные уши, которые могли слышать и доносить своему хозяину. Даже Анастасия еле уловила выпущенные на волю слова. Она не спешила отвечать, за годы она научилась понимать, когда собеседнику просто хочется, чтобы его слушали, и сейчас был такой случай. - Но почему-то радость совершенно не ощущается, лишь... раздражение. - процедила Мари сквозь зубы. Она говорила, что теперь Ловкач не самый главный мужчина в её жизни, но от мысли, что и она не самая главная в его, вызывали необъяснимый скрежет в зубах, такой, какой бывает, когда железные зубья капкана захлопнутся в холостую. Будто потревоженная змея, в ней извивался какой-то комплекс жаля и отравляя чувства. Неужели это страстное желания полного единоличия? Гипертрофированное чувство собственности, коим Ловкач мог похвастаться так же, как и размерами своего... эго. Кажется, она и не заметила, как переняла эту “прелестную” черту от своего названого отца... Интересно, чем ещё была отравлена та забота, что он вкладывал в грудь маленькой девочки? Какими цветами расцвела эта ласка? Прекрасным полевым цветком? Или злой розой, украшенной шипами словно короной? А она даже не подозревает, о той болезни, спящей глубоко в её естестве.... Что же разбудит этот недуг? - Дайте господину время преодолеть этот сложный период и его внимание снова вернётся к вам. Вы ведь знаете, все эти двенадцать лет он в вас души не чаял... - проговорила Анастасия знавшая, что Мари хотелось услышать. Сладкое успокоение, что она остается его любимицей... От этой мысли девушку слегка дёрнуло, как если бы мышцы под её кожей кто-то потянул за невидимые крючки заставляя их натягиваться и менять эмоции на лице одну на другую. С каких пор это стало ей так важно? Она спросила себя и поняла, что совершенно не осознает, когда перешагнула ту черту за которой начинается это... Это чувство... Ревности? Желание получать его время, как вампир кровь... И ей это совершенно не нравилось, дурным было это чувство. - Да, ты права. Я слишком многого хочу. В конце концов, я уже не маленькая девочка, за которой нужен глаз да глаз, он наконец может расслабиться и заняться любимым делом. - улыбнулась Мари оборачиваясь и обойдя стол посмотрела на служанку, которая за прошедшие годы стала близким другом. - Давай собираться. - её тон звучал тепло и мягко, словно приглашающий луч света падающий на лесную тропу, только и ждущей, чтобы направить ноги заплутавшего путника к новым приключениям...или может к долгожданному покою? Если бы мы знали, куда ведут дороги, что мы выбираем... Уже через час обе женщины были готовы и оставили стены особняка, однако далеко они не собирались. Дом Ловкача располагался на самой живописной точке Глухого озера, хотя, казалось бы, куда уж красивее, весь участок был похож на вырванный кусочек Эдема, но даже если так, змеиная придирчивость даже в нём нашла изъяны, которые вывели его на самое лакомое место и выбрано оно было не из красоты одной и потому что возвышалось оно над всеми, а по причинам что ведомы лишь ему.... К слову о месте, Мари всегда казалось, что место, на котором стоит особняк, какое-то... по-особому умиротворяющее, она это слышала не только в сонной трели птиц, что залетали к ним на участок, но и в собственных чувствах. Ей казалось, что они сонным эликсиром струятся по её венам, под самой кожей, что ей казалось она видит, как от него проступают пленяющей голубизной вены... Такие прекрасные, разветвлённые как тропы, как многочисленные корни дерева, обнявшие все тело. Хотя так точнее можно сказать о нервной системе, но это уже ненужное уточнение... Или может это теплый солнечный свет так на неё так повлиял? Да и вид расправленного пледа на траве не добавлял бодрости. - Леди, почему бы нам не посидеть под тенью? - спросила Анастасия так просто и легко, словно разговаривала с другом... Или дочерью, а не с хозяйкой. Подобная легкость в обращение, в голосе не могла не радовать Мари, не нравилось ей это формальное общение с ней в конце концов, Анастасия столько лет с ней, на ровне с Ловкачом, и пусть её забота ограничивалась обязанностями, девушка видела за всем этим искреннее переживание, словно она выхаживала ягненка в волчьей стае. Но вся эта забота была отравлена глубокими переживаниями, вечными страхами, что однажды, Ловкачу надоест приобретённая им игрушка. Ведь именно с такой целью он брал Мари с самого начала, женщина это знала, она должна была стать...сиюминутным развлечение, она не подозревала, что агония ожидания растянется на целых двенадцать лет... И какой должна быть развязка теперь? Анастасия страшилась... Но ещё больше она страшилась своих чувств, которые всё больше брали над ней вверх, с каждым днём. Она не могла позволить этой бедной девушке пропасть в лапах этого зверя... Годы жестоки, они привязывают нас к тому, что было безразлично, к тому что было чуждо... И однажды ты понимаешь, что это что-то уже заняло место в твоем сердце, в твоей памяти. - Анастасия, что с тобой? - обеспокоилась Мари, смотря на задумчивое лицо собеседницы, её взгляд даже не блуждал вокруг, он уткнулся в узор на пледе выдавая глубокую отрезанность от мира. Гувернантку посетила непростительная мысль - сделать всё, чтобы Мари смогла быть с Марком и как следствие остаться с ним. Так она сможет спасти её от Ловкача и игр, что он ведёт со всеми, словно с игрушками. Какое невыносимое пренебрежение человеческими жизнями... Вот кого годы не меняют, так это его. Он остается таким же жестокими, как в тот день когда он только появился в городе... И всё таким же прекрасным, хоть внешность у него было немного специфична... Пожалуй, это и влекло больше всего. - Ах! Простите, госпожа. На меня неожиданно напала дума, накрыла, как ночь своим крылом. - виновата ответила слуга. - Что же тебя так увлекло в мысли? Кажется, это что-то больше чем просто распорядок дня... - с легкой улыбкой спросила Мари. - Да, вы правы. Если простите мне наглость думать о таком... Меня не покидают мысли о вашем самоубийственной дружбе с юным господином. Ловкач так просто не простит тот факт, что его водят за нос, как дурочка. - Я знаю... Ты постоянно это говоришь, забудешь тут... - как-то кисло ответила дева, было видно, что её тоже этот вопрос крайне заботит... хоть и показывала это с крайней неохотой, даже такому близкому человеку, как Анастасия. - Но почему тебя это волнует? - задала она глупый вопрос. - Потому что я желаю, чтобы у госпожи хорошо сложилась судьба, а для этого ей нужно быть смелее... - Смелее? - переспросила дева не до конца понимая, о чем женщина... Хотя она самообманывалась, знала, о её игре в молчанку. - Хочешь, чтобы я всё рассказала Ловкачу и получила его благословение? - Мари сама не верила, что это произнесла, словно это были условия какого-то невыполнимого задания. Однако к удивлению девы, Анастасия отрицательно покачала головой. - Вы не хуже меня знаете, что господин скорее язык себе откусит, чем произнесет “отпускаю тебя” ... Девушка вздрогнула при этих словах. Она всегда знала, что это так, но услышать их, было похоже на то, будто к её ушам приложили раскалённые прутья железа... Казалось, что они сейчас обуглятся и Мари не сможет слышать вообще что-либо... - Не знаю почему, но понимание этого меня сильно беспокоит. - высказала дева свое опасение. - Ничего удивительного, госпожа. Ловкач всегда был собственником, с того самого момента, как он появился в городе. - Знаю-знаю... Но я ведь его дочь, он знал, что однажды меня придется отпустить. Да, он знал, что её придётся отпустить рано или поздно... Но как он прочертит ей путь в новый мир? Словом? Или быть может... он укажет на него остриём ножа? Последнего Анастасия боялась больше всего и в этот исход она верила сильнее всего. Ведь жизнь, это не глупый роман или сказка, в которой поцелуй прекрасной девы способен осветить даже самое чернильное сердце... Нет, так не бывает. Чёрный - смешение всех цветов и он поглотит в своё непроглядное нутро любой оттенок, сколь ярким бы он не был... всё обратится в чёрный. И чем больше проходило времени, тем сильнее служанка не хотела, чтобы это случилось с Мари. Она слишком, яркая, слишком теплая и добрая, она не должна была стать ещё одним оттенком в коллекции этой чёрной кляксы. - Иногда родителям трудно примириться с мыслью, что их дети повзрослели. - спрятала она беспокойство, за понятной и житейской мудростью. - Да, ты наверняка права, как всегда... Кроме того, Ловкач не просто папочка, с ним всё сложно... Но я верю, что, то время, что мы вмести, оно как-то повлияло на него... - или на неё? Следом задалась девушка вопросом, на который пока не могла найти ответ... а может она не очень его искала? - Да, определенно, господин стал терпеливее и стал намного реже разгуливать до рассвета по... злачным местам нашего города. Ведь его ждали дома. - Как это романтично... - вдруг ласково улыбнулась Мари каким-то своим мыслям. - Гуляка-парень, что с ночи до рассвета пропадает на дне бутылки вина и у девиц под юбкой, не желая быть растерзанным пустотой, что притаилась в каждом уголке его дома... Никогда бы так о нём не подумала. Женщина с лёгким удивлением взглянула на деву, у которой глаза вдруг засияли, словно это были два аквариума полные чистой воды в которой плескался солнечный свет, а на губах была такая... мечтательная улыбка, что это пугало посильнее её взгляда. - Господин просто не хочет выслушивать ваше поучительские, беспокойные речи, вот и прекратил на долго отлучаться. - Анастасия тут же попыталась согнать прочь тот романтический ореол, что возник над Ловкачом в юных девичьих мечтах. - Хм, должно быть так. Он всякий раз морщился будто я ему тухлятину под нос сую... а не беспокоюсь о нём. - вздохнула девушка и прикрыла глаза. - Ничего. Когда я оставлю эти стены, он снова сможет спокойно гулять, словно кот, что сам по себе. Анастасия, удовлетворенная таким ответом, благосклонно кивнула и улыбнулась. Да, так будет лучше, чем быстрее она вырвется из-под опеки этой змеюки, тем лучше для неё же и будет, ведь хвост этой ядовитой твари не доведёт её до добра... А Ловкач быть может во время очередного своего загула получит ножиком в бок. Уже давно надо, чтобы кто-нибудь его прирезал, как бы жестоко это не звучало... Но это стольким бы помогло, решило бы столько проблем. Ведь он кровососущие чудовище, повисшее на шее Альбиона будто пиявка... Впрочем, одну душу его смерть опечалила бы... Мари. Эта добрая девушка пожалела бы даже его чёрное сердце, заплакала бы о нём, даже зная сколько зла оно причинило всем вокруг, сколькими болями и слезами напитано оно... Что же это, всё же доброта или глупость? Скорее... слепота. Её глаза закрыты она видит его сквозь свои густые ресницы и пред ней образ принца, что спас бедную девочку от чудовищ. Если бы она узнала, что сам он, чудовище, одно из тех, от которых она пострадала... Если бы можно было найти способ ей показать его истинное лицо... Но Ловкач лгун со стажем, его маски искусны, давно стали частью его самого, не отличимые от того лица, что скалилось под ними в улыбке. Наряды его изящны и поражают смотрящих, словно перед ними птица прямиком из Эдема... Но этот лоск, это всё ложь. Под ним он прячет своё грязное оперение, вороньи глаза-бусины полный светервятнического блеска и инстинкта хищника... Нет. Женщина не хотела верить в то, что Мари слепа настолько, чтобы закрыть глаза перед его злодеяниями, что её всепрощение настолько велико, чтобы простить ту ложь, из которой он плёл свои сети... - Быть может... - начала гувернантка говорить каким-то загадочным голосом - ... вам стоит сделать всё тайно... - Всё.... Тайно? - повторила Мари, словно ребёнок пробующий новые слова, впервые услышанные от матери, но потом девушка быстро сообразила, что значат эти слова и беззвучно ахнув приложила ладошку ко рту. - Анастасия, ты меня подталкиваешь к ещё большей лжи? Я итак в ней по самые уши, что уже хлюпает. А ты предлагаешь мне... - дева сделала короткую паузу, словно убеждалась в то том, что её догадка верна, - тайно обвенчаться с Марком. Отец меня тогда в башне запрет и не пожалеет на дракона, лишь бы я так и сидела до белых седин, когда уже никому не буду нужна! Или и вовсе, пока не умру...- возмутилась она, смотря на слугу каким-то всклокоченным взглядом. Сама мысль действовать за спиной Ловкача - была отвратительна девушке, но... Разве она уже этого не делает? Так зачем остановиться... Впрочем, а зачем усугублять? И хоть эта мысль возмущала Мари, она никак не выходила у неё из головы. Конечно, ведь в тайне от самой себя, она только в этом и видела выход... Или не хотела видеть другого выхода? Или боялась...? Дева любила Ловкача, но порой ловила себя на чувстве легкого страха перед ним... Особенно после той ночи. Мари отвела взгляд вспоминая, то, что увидела в ту ночь, когда бессонница и любопытство терзали её юное сердце подталкивая к беспечному поведению. Пусть и прошло уже несколько дней, чувство... завороженности и страха, всё ещё были свежи как никогда, будто это было лишь мгновение назад. Волнение пронизывало лёгкие заставляя их двигаться словно маховик, рождая в голове Анастасии ненужные вопросы о состоянии госпожи... Но Мари была здорова как никогда и это беспокоило деву, лучше бы её плоть была больна, чем разум. - Госпожа... - подала наконец голос слуга, поняв, что тишина между ними как-то неловко затянулась. - Да? Прости если высказалась слишком резко. Вся эта ситуация напоминает отрывок из глупого романа, где девушки глупы как пробки. Но я же не пробка? Так почему я чувствую себя такой дурой... Трусливой дурой. - внесла она поправку и замолчала, словно думая, чего ещё обидного добавить. - И это меня угнетает. У меня не хватает духа ни на что. Не могу решится рассказать отцу обо мне и Марке, и в то же время не могу решится просто поставить его перед фактом, чтобы он никуда не мог деться от того, что у меня теперь есть жених... Вариант умереть кажется самым простым и решает столько проблем. - выдохнула Мари сгорбив плечи, будто сверху её кто-то поливал бранью. - Ох, госпожа, прошу не говорите так. Вы юны и ваше сердце полно вполне понятных сомнений. Но лишь попытавшись их преодолеть вы приобретете необходимые знания и силы, чтобы в будущем не повторять совершенных ошибок. Мари смотрела на слугу ничего не говоря, ровно до того момента, пока гримаса скепсиса не исказила её светлый лик. - Я будто проповедь прослушала или наставление слишком заботливой матушки. Слегка покраснев Анастасия ответила: - Не бывает слишком заботливых матушек... - женщина хотела сказать что-то еще, но была как-то бестактно перебита. - Да? Я не помню уже этого. - с каким-то режущих слух высокомерием в голосе проговорила молодая госпожа, словно хотела этим тоном ранить кого-то... Но кого она ранила... Кроме себя? Напомнив лишний раз, как хрупка та память, что ускользает от неё, будто тени при приближении света... И когда растворятся полностью? Когда Мари проснётся и поймет, что более не помнит ничего из того последнего дня, что она провела с матерью? Не её последней улыбки, ни даже ужаса на лице, с каким она смотрела, когда её дочь уносят прочь черные лапы чудовищ... Всё оно бледнеет и растворяется в утреннем свете. Анастасия посмотрела на госпожу с сожалением и слегка покачала головой, видимо она понимала, что попытки госпожи обороняться ранили её саму... Поднявшись гувернантка, слегка проведя руками по подолу юбки, стряхнула пыльцу. - Госпожа, прошу меня простить, но я должна оставить вас. Мне следует отправиться в магазины сделать несколько заказов в дом, ваш отец в ближайшее время желает устроить приём для своих друзей. - Друзей? - фыркнула Мари. - Они у него есть? Я думала у него только прихлебатели есть... - пренебрежительно кинула девушка. Слуга промолчала, она была не в праве сейчас говорить, кроме того, кажется у госпожи сталось дурное настроение и ей не хотелось бы слышать ответ. - Госпожа, у вас будут какие-нибудь пожелания? Мари ответила не сразу, она словно обрабатывала слова Анастасии подбирая ответ на них наиболее приемлемый... Женщина хотела уже уйти, думая, что дева её просто проигнорировала, так как та абсолютно не выказала никакой реакции на вопрос, но вдруг её остановил голос. - Да. Кое о чём, я хочу тебя попросить… - произнесла она каким-то неторопливым и отстраненным тоном, будто ещё обдумывала, стоит ли ей озвучивать свою просьбу... Анастасия же молча ждала, не желая торопить госпожу, видя на её лице серую тень сомнения. - Ты не могла бы, кое-что доставить от меня, точнее оставить кое-где... Служанке хотела было раздраженно сказать, что Мари стоит выражаться конкретнее, но вовремя себя придержала. Кто она такая, чтобы иметь право что-то требовать от госпожи. - Да. Куда же? - спросила она терпеливо. - Знаешь... - начала дева, закатив глаза к кроне деревьев над головой, словно там ответ и был, меж листвы. - Мост который ведёт на главную площадь с часами. Подойди к нему со стороны площади, - затем она замолчала, словно прикидывая вид, - подойди к нему с левого края, там будет один камень выделяться, он не совсем плотно прилегает и что куда важней, на нём будет маленькая черточка помадой, которую можно заметить, только если специально искать... Как только девушка пустилась в объяснения, слуга поняла, что и кому передать. Видимо то было место для тайного обмена писем, это было крайне романтично и в тоже время глупо. Но Ловкач ещё не знает о их переписки прямо под его носом, а значит всё же этот метод работает. Только надолго ли его хватит... - Хорошо, госпожа. Анастасия чуть наклонилась вперед, беря в руки письмо, что ей протянула Мари. - Я думала сделать это сама, но отцу наверно уже кажется странным что я так часто отлучаюсь в город, хоть в доме всё есть, поэтому я хотела попросить тебя... - Госпожа, вы могли бы сказать адрес, и я напрямую передала бы послание вашему другу. В конце концов из моих рук это не будет так подозрительно, как могло бы быть из ваших. Быть может это мой друг или родственник. Мари вдруг посмотрела на слугу с каким-то параноидальным блеском в глазах, словно по ту сторону окна обронили лампу на пол вызвав бесконтрольный пожар. - Нет, я не хочу, чтобы у твоих помощников возникали какие-то вопросы, рано или поздно, они докатятся до Ловкача. - А то что я под камень положу письмо, совершенно не подозрительно... - с иронией прыснула служанка и обреченно вздохнула. - Ну, я... Я просто не хочу, чтобы кто-нибудь видел его. Мне так спокойнее... - помявшись ответила дева. - Я поняла вас госпожа и выполню вашу просьбу. - Спасибо Анастасия, ты многое для нас делаешь... - Я живу во имя вашей радости, госпожа. - тепло улыбнулась женщина. - Это так звучит, будто ты всю свою жизнь решила посветить другому человеку. - слегка смущенно произнесла Мари потупив взгляд на свои руки, сложенные на коленях. - Пожалуй так оно и есть, госпожа. Моя жизнь давно была поставлена на служение господину Ловкачу, и чтобы я не думала о нём, оно никогда не становилось превыше моих обязанностей. На секунду Мари подумалось, что женщина сейчас признается в многолетней безответной любви к нему, будто в бульварном романе, но Анастасия решила пойти дальше. - Однако потом в доме появились вы. Напуганная девочка, с которой судьба обошлась столь жестоко, даже не дав шанса вырасти, чтобы дать отпор. Я не думала, что вы задержитесь у нас надолго, ведь дети для Ловкача это.... Это что-то чего он всегда сторонился. Но он оказался благороднее чем я о нём думала... - после чего она на краткий миг замолчала словно перебирала на полки с вариантами слова, которые лучше отразят её отношение. - Я поставила свою жизнь во служение вам. Мне хотелось, чтобы из девочки, что он тогда привёл, не вырос озлобленный на жизнь крысёныш. - Ты слишком добра ко мне, Анастасия. Я ведь даже никем тебе не прихожусь... - смущенно пролепетала Мари. - Так было... И это время уже давно прошло. Теперь вы мне роднее дочери, которой судьба меня не пожелала одарить. Я хочу, чтобы вы были счастливы, как хотела бы того ваша мать и я вижу, что ваше счастье с тем человеком, коему отдали вы своё сердце. - Вообще-то говорят первый блин комом... - усмехнулась Мари намекая на то, что возможно её первая любовь может оказаться обманчивой, как и мираж на горизонте. - Странно, что вы настроены более скептично, а не я. - Это врожденное... или приобретенное. Лучше во всём ждать подвох чем потом получить по ожиданиям, словно внезапным ударом по яйцам в драке. - Довольно сложно так жить, госпожа, всегда ждать плохого, даже от того, кого любишь... - покачала головой Анастасия. Хотя тут Мари немного лукавила, самую малость, от одного человека она абсолютно точно не ждала подвоха - Ловкач. Её дорогой отец, с жизнью которого она так переплелась, что Мари начинала удивляться, от чего кровь в их жилах не одна на двоих, будто сок бегущий под корой одного дерева, оживляющая ствол и его ветви. Как можно ждать подвоха от её героя? От своего отца, того единственного светлого пятна, что невозможно было замарать не каким цветом... - Может и сложно. - задумчиво склонила она голову к своему плечу. - Но все же признай, что от некоторых ошибок, это спасает. Впрочем, только время и практика покажет насколько действенен мой метод... - смиренно выдохнула девушка. - Больше не буду тебя задерживать, Анастасия. - произнесла она ровным тоном, хотя в груди теплилось приятное чувство от слов, что Анастасия сказала ранее... Такое приятное, что Мари еле сдерживалась, чтобы смущенно не улыбнуться этому чувству. Что за вечная потребность сохранять непробиваемую броню из недовольства и серьезности... И кто её навязал? Вопрос витала где-то над головой среди листвы носимый ветром... Анастасия поклонилась и поспешила оставить хозяйку... Ей не нужно было слышать что-то, что-то знать... Сама просьба помочь с доставкой письма, служит лучшим доказательством тому, как Мари относится к Анастасии... Разве, зря говорят, что поступки говорят о человеке? Эмоции непостоянны, они обманчивы. Улыбка может быть лжива, серьезность прикрытием... То, что ты сделаешь, прозвучит ярче всякого комплимента. Поэтому женщина, возвращаясь в дом и держа письмо, странно гуляла по нему пальчиками, словно нащупав края самого письма в конверте и желала прикоснуться к нему, как к чему-то...особенному, дару. Будто она себе доказывала, что это правда, что...в её руках символ глубокого доверия, как признание в любви. Женщина поняла, что в какой-то момент, она замерла и стояла посреди гостиной. Хорошо, что Ловкача не было дома, ему бы стало крайне интересно, почему это гувернантка стояла словно истукан и так бездарно тратила данные ей для работы минуту... В конечном итоге Анастасия сделала, что ей следовало и то, о чём её попросили... Найдя место обмена послания, женщина отослала своих помощниц по нужным адресам сказав, что они должны купить, желая сделать по возможности без лишних глаз... Ну, на сколько это возможно рядом с площадью полной людей. Впрочем, если приглядеться, глаз вокруг могло быть много, сколько угодно... Но куда они смотрят? Вверх? Вниз? На тебя? Как сложно сказать, они смотрят во все стороны и в тоже время в никуда... И даже если один из этих взглядов зацепится за, то, что женщину что присматривается к мосту, кто вспомнит о ней? Кому это надо в непрекращающейся беготне часов? В потоке валящихся на голову повседневных хлопот? Никто и не заметил, как какая-то незнакомка задержалась у моста чуть больше чем следовало. Может воды блеск её очаровал? Солнце так внезапно нежно и чисто сегодня... Анастасия нашла нужный камень и не сказать, что не без усилия, даже специально ища именно его, пришлось относительно долго подергать другие камешки выясняя, какой из них тот самый. И к своему удивлению, женщина обнаружила, что нужный был совершенно не помечен. Странно... Впрочем, вчера был дождь, возможно его просто смыло и не стоило в этом искать какого-то подвоха, капли порой бьют словно удары сыплющиеся на голову, стоило ли удивляться тому, что они смогли стереть какую-то черточку... Ещё несколько раз сложив письмо, Анастасия положила его в выемку и надежно прижала камнем, чтобы оно не расправилось и не сдвинуло собственно сам камень, хотя... Осматриваясь, убеждаясь, что никто не следит, она подумала о том, да кто вообще заметит это? Все слишком обращены в себя, чтобы следить за миром вокруг или за другими людьми... Как и ожидалось, всем всё равно. Однако в этот раз данный факт радовал женщину. Не став задерживаться, она поспешила оставить мост и дождавшись своих помощников, гувернантка вернулась домой. А там уже время пошло ощутимо скорее... Мари предпочла проводить время за книгой укрывшись под тенью деревьев, пока в доме слуги наводили порядок готовясь к возвращению хозяина и его гостей... Вздохнув девушка откинулась на спинку кресла-качалки и с удивлением отметила, что солнце уже сползало к горизонту, медленно и лениво, словно капля смолы по стеклу за которым горела свеча... Вид лениво “стекающего” солнца заставил деву подпереть щеку кулаком и в какой-то момент, когда Мари больше не ощущала тепла света, пусть и слабого, она подумала о том, что даже и не заметила, как проводила солнце взглядом до самого горизонта, будто гостя провожала за порог... Тогда она очень не радушная хозяйка, раз не удостоила гостя даже улыбки в путь... - Хотя скорее, это мы все тут гости... - произнесла она, не отводя взгляда с линии горизонта, что становилась все темнее и темнее, по мере ухождения солнца на другую сторону мира. Жизнь каждого рано или поздно зайдет за горизонт, как солнце, но может и как солнце, она засияет на другой стороне? Эти мысли утешали, дарили надежду и отпугивали страх от мыслей о неминуемой смерти. Ничто не должно заканчиваться окончательно, слишком... расточительно. Ещё столько можно успеть, исправить, научиться. Но понимание, это порой худший враг покоя. В глубине души Мари знала, что это всё ещё остается лишь успокоением... Обреченно вздохнув, словно рок уже склонился над её плечом, Мари захлопнула книжку утратив к ней интерес. В самом деле, как долго вообще может держать интерес книга про должно быть саму капризную особу на свете... И почему Мари вообще читала книги такого сорта? Книги о легкомысленных, а порой и легкодоступных девицах, что словно влюбчивые вороны прельщают своим взглядом и словом любого понравившегося юношу, не терзавшиеся стыдом и совестью... Может она не очень умная? Нет, Ловкач бы не простил ей греха недалёкости... Девушка принялась барабанить пальцами по обложке книги, словно бог, желавший достучаться до своих бестолковых фигурок на доске. Ответа не было. Как и в голове на её вопрос... Позади из дома стала доноситься беспокойная возня, будто целый муравейник пришел в движение за спиной у девы. Однако это не заставило ее даже обернуться. Она слишком хорошо знала, что было поводом для этой беспокойной возни. Сегодня у стервятников прием, интересно чью тушу они будут разделывать? Кто ляжет под острее колких фраз и сплетен? Лишь думая об этом Мари хотелось сморщиться, ей претит сама мысль об этом. Обсуждать кого-то - неправильно. Или... Это ниже её достоинства? И благодетель в мгновение обращается в тщеславие. Так просто, что не ясно, всегда ли существовало одно из утверждений или оно просто маска? Вот ещё пища для ума, хотя тут девушка более склонялась к своему тщеславию... Не питала она иллюзий по поводу своей добродетели. Ею даже не все монахи могут похвастаться, что уж говорить про неё, от бога далекую и волею небес недовольную... Девушка фыркнула. Она поняла... Эти книги просто её веселят своей глупостью и наивностью. Жаль в жизни всё складывается не так просто, как строки в голове того бездарного автора, что писал её. Уже темнело... Слуги начали включать фонарики у дома и дорожки что к нему вела. Видимо, чтобы гости с пьяных глаз не завернули в озеро. Хотя некоторым это пошло бы на пользу, и холодный душ, и протрезвели бы... Хмуро думалось Мари, и не только потому что её раздражала суета и гости, о качестве которых она была не лучшего мнения, но и для неё это значило, что опять придется прятаться наверху в своей спальне, будто она секрет какой. Впрочем, она и правда секрет своего отца... Никто не знал, что двенадцать лет назад, Ловкач приютил малое дитя, потерявшееся во взрослых страстях и пороках. И до сих пор направляет прочь из лабиринта старых воспоминаний, что держали разум девы, мешая жить. Но почему её скрывает? Отчего стыдится своего благородного поступка? Роли бессердечного ублюдка, верен он на сцене этой, а может по-другому он просто не умеет? Если бы Мари знала... Но она не могла заглянуть ему в душу или разум, посмотреть, что творится в их чертогах, а потому оставалось лишь гадать... Вспыхнул дом, пожаром тепла и света объятый крепко, и слуги мечутся, казалось бы, в хаотичном порядке едва-едва не сталкиваясь друг с другом. Будто искорки в очаге, но на деле в каждом их движение присутствовала заученная система... Дева отложила книгу на столик рядом и поднялась. Надо идти в дом, пусть ночи и теплее стали, лучше скорее вернуться к себе, слуги становились всё суетливее, должно быть уже совсем скоро придут гости. Не хотелось бы попасться им глаза... Из-за этого Мари ощущала себя маленьким ребёнком, который закрывается у себя в комнате, когда к родителям приходят гости, и не выходит до самого их ухода... Как же это нелепо при её-то возрасте. Но оно выходило именно так...волею Ловкача. Ему не хотелось создать целую кучу вопросов в головах у тех, кто увидит Мари в его доме... И отчасти девушка его понимала, она тоже не особо хотела к себе лишнего внимания... Значит придется терпеть. Терпеть, как и всё в этой жизни, включая саму жизнь. За размышлением над этим мрачным заключением девушка и не заметила, как уже подошла к порогу своей спальни... Опасно так увлекаться мыслями, что не видишь, того, что перед носом, так можно и в тупик упереться, а мало ли кто шел за тобой? Открыв дверь, дева прошла за порог и закрылась... Примерно через час за окном послышалось лошадиное ржание и звук замеревшего транспорта. Девушка не спешила подниматься с кресла и покидать теплый купол света, что вокруг себя создавала свеча. Ей достаточно было слышать и звук показывал ей картину, что писалась на ходу, прямо под её окном. Экипаж замер слегка качнувшись, об этом свидетельствовал едва слышный за шелестом травы скрип уставшего железа и дерева. Видимо он слегка прогнулся под ехавшими в нём людей, значит их достаточно много, чтобы уничтожить хрупкую тишины этого дома. Она итак, словно корочка на ране ребёнка, едва успевала возникнуть, как её вновь сдирали самым наглым и болезненным образом. Дева поморщилась от этой мысли и ещё больше, когда, услышав голоса на улице её догадка оправдалась. Как минимум три незнакомых мужских голоса и два женских. - Слишком шумно… - едва не сквозь зубы прошипела Мари не в силах скрыть яд своего голоса даже для неё самой. Казалось, она в нём захлебывается… Странно, но с какого-то момента она стала замечать, что при каждом излишнем шуме, у неё возникает агрессия… Словно она взбесившаяся собака, которую любой шорох приводил в ещё большее безумие… Как же она больна, в который раз заключала девушка. Но хотела она того или нет, а скорее нет, чем что-то иное, девушка ничего не могла поделать с тем фактом, что голоса незнакомые, нежданные, враждебные её нежному и скромному нутру, прорывались в стены дорогого дома подобно взбесившимся крысам, отважившимся совершить набег на амбар… Конечно, она страшно преувеличивала, раздувая всё до неприлично больших размеров, или смехотворных, тут Мари не могла ответить однозначно. Она лишь ощущала невыносимое жжение в груди, как изжога, что поднималась по желудку вверх, своим кислотным пламенем обжигала горло заставляя глаза слезиться. Это чувство обуяло девушку так крепко, что она невольно схватилась за грудь, будто хотела вырвать из себя эту зловредную искру, обращавшая внутри всё в пожар. Конечно ей это не удалось… Не по силам человеческим рукам вырвать душу из сердца своего, хотя так порой хочется. Но что за жизнь тогда ждет сей сосуд пустой и не займет ли его что-то более тяжкое и чёрное, чем душа людская? Девушка снова вздохнула, и обратила взор к луне сиявшей в космической бездне, задаваясь вопросом: почему? По возвращению Анастасии, первое, что спросила дева, это то, было ли там письмо под камнем адресованное ей? Не получив положительного ответа Мари крайне удивилась, однако никак этого не продемонстрировала. Не к чему, она итак ощущала легкое волнение от своего признания, а рождать ещё больше вопросов в голове она не хотела… мало ли какие они буду, хотя с милой Анастасией у неё были самые доверительные отношения. Снизу раздался просто пронзительный женский смех, пронзительный почти буквально, Мари казалось, что её голову насадили на спицу для вязания одним ухом, а из другого она вышла, лишая не только слуха, но и мыслей, да и возможности мыслить в принципе. Дева скривилась от этого и мысленно припомнила имена всех возможных чертей, о которых когда-либо читала. Этот ужасный, разнузданный, звонкий в самом дурном смысле, смех был еле выносим, о вульгарности его хозяйки остаётся лишь гадать, если у неё не хватает сил и воспитания вести себя тише и почтение, как и полагается женщине. Даже кликуши не голосили столь громко. В который раз дева убеждалась, что аристократы иной раз ближе к свиньям, чем тот народ, что презираю они за простолюдинскую алость их крови. А у самих она цвета лужи поросячей, а сердце комом грязи в ней бултыхалось. - И особи подобной этой, ржущей кобылы, подтверждают моё высокомерное заключение. – раздраженно проговорила Мари, будто собеседник ей какой внимал, впрочем, не разогнали свечи тьмы всей. Ютятся тени по углам, словно мыши, и может быть одна из них слух свой навострила, внемля капризам недовольного дитя. Снизу топот и болтовня сотрясали стены, заставляли их дрожать, словно зверя в страхе. Даже слушать слов противных Мари не хотела, что умного могут обсуждать они? В них алкоголь беседы вел, змеи да феи скручивают свои конечности, превращая невинную беседу в бесстыдный балаган, от которого даже у шлюхи щеки покраснеют. Безобразие какое, нет такого дева невинная точно слышать не хотела, побережёт она уши свои… Ах, лицемерное дитя, которое цепляется ещё за невинность лет своих далеких, её отчаянно дурит, не даёт миру открыться… Может и невинна потому? Но семя в ней гнилое корешок свой цепкий пустило, припало к ней словно паразит к жертве своей. Старается не чувствовать она, как оно врастает всё глубже в плодородную почву, не тронутую жестоким ненастьем и жестокой рукой. Отрицает его существование, как богов отрицает её возлюбленный отец, чья кровь в её жилах текла, лишь в бесплотных мечтах. Склоняя голову в задумчивости у свечи, она часто мечтала, как младенчество её беспамятное проходит в теплой тени его, под защитой от ненастья, под защитой от судьбы злой, что смерть представила ей рано и коварства людей вкусить дала. И сердце билось так часто-часто, представляя в его сильный руках, мирно спящее дитя, дремлющие на островах своих снов, затерянных в океане отцовской любви, которой была она лишена с первого же дня, как свет тронул её глаза впервые… И вот сейчас лишь подумав о том, сердце её дрогнуло в печали. Хотя, казалось бы, к чему грустить о днях, что давно минули, растворились и ничто их не вернёт? К чему душу истончать тоской бесцельной, абсолютно пустой, но видимо таков рок людской, сожалеть о прошлом, каким бы оно не было пусть даже счастливым, он уронит слезу, от того, что оно прошло, а не улыбнется тому, что оно было. Меланхолия, уныние, они словно болота затягивают тебя, стоит лишь коснуться их и вот отравленный воздух клонит тебя к тёмным водам, а собственное отражение в них уговаривает тебя окунуться с головой и забыть в их холоде… Но видимо этому вечеру не суждено было стать иным… Без голоса, без стука, ручка двери дрогнула, заставив Мари, желавшую лечь, но не придаться сну, тревожно ей отдаваться Морфею покуда в доме ненавистные чужаки, вздрогнуть и в волнение, возмущение посмотреть на дверь. Кто смеет? Быть может парочка пьяная бестолковая ищет себе тёмный угол для делишек бесстыдных? Взгляд зелёных глаз уже наполнился искрами, готовясь гласом гневным оглушить наглецов, но за порог ступил каблук знакомый. Шаг его разносится по коридорам как чёрта поступь, но в её покои всегда входил он крадучись. Не слышала она, объятая снами, как, не тревожа комнаты покой, тени мрачной силуэт, не мог насытиться образом её, спящем во мраке ночном… А сейчас видит она его. Гость её ночной, о котором душа невинная и знать не могла. - Ловкач? – не скрывая удивления промолвила она, имя заветное, любимое своё. Ступив за порог и услышав нежный голосок, змей взглянул на неё, быстро, как хищник, застигнутый врасплох. - Мари, дорогое моё дитя, от чего не спишь ты? Час тёмен и глубок, сон дожидается тебя… - Прости, сон не идет мне в душу, пока в доме неугодные мне люди. – произнесла дева с сожалением и раздражением. Хотела бы она уснуть, да не могла. - Что тебя беспокоит? – спросил змей закрывая дверь и видя, что дева позволила ему быть своим гостем, хоть разве могло быть иначе? - Как я сказала – люди. Видимо алкоголь уши тебе залил, и ты слышишь бульканье одно? – усмехнулась Мари, позволяя себе наглости игривость. - Ты не боишься, что однажды, я накажу тебя за такое неуважительное общение с отцом? – после выжидающе посмотрел на Мари. - Отчимом… - добавил он после краткой паузы. - Боюсь, я вышла из того возраста, когда на ребёнка можно ещё воздействовать ремнём. – как-то снисходительно улыбнулась Мари думая, что у Ловкача нет над ней власти, но в ответ змей усмехнулся со схожим снисхождением, будто она дитя находящиеся в глубоком заблуждение в своих рассуждениях. - Нет, моя милая… Наказания бояться в любом возрасте. Наказание, не обязательно ремнём... – произнес он как-то… загадочно. - Конечно, форма наказания бывает разная в зависимости от возраста, обстоятельства и страха. – начала отвечать дева со знанием дела, чем вызвала у Ловкача новую улыбку. Ох, его милая девочка, взрослой казаться желает, от детства наивного бежит, ведь не осталось там нежных воспоминаний, все поглотила серая пелена забытья, оставляя в своём океане лишь место для островов и их печальных берегов. Где память режет как нож, где становится ясно – все сказки мамины страшная ложь. Бежит скорее прочь, уплывает, улетает за горизонт милое дитя к жизни взрослой, но ждёт её и там лишь горечь разочарований… Уж он знает. При этих мыслях Ловкач слегка склонил голову, позволив какой-то мрачной тени наползти на его лицо омрачая блестящий взгляд… - Ловкач, что-то не так? – спросила Мари поняв, что слишком долго затянулось молчание отца, а тот кажется и не заметил, как стих, придавшись тяжести воспоминаний… Только когда девушка мягко обратилась к Ловкачу, мужчина стряхнул с себя нахлынувшую волну мыслей. - Нет, всё хорошо, моя дорога. Просто кое-что вспомнил… - Кое-что? Наверно что-то неприличное, как всегда. – ласково улыбнулась дева, будто чувствуя что-то за его словами. А может ей просто хотелось думать, что она чувствует? Что она знает его лучше, чем есть на самом деле… - Неприличное, да? – он усмехнулся. - Думаешь, что свидания и кутеж, это всё что было в моей долгой жизни? – подойдя к постели и встав перед Мари, сидящей на постели, змей сложил руки на груди. - Судя по тому, как ты сейчас работаешь, то да, у меня складывается ощущение, что всё что ты делал в прошлом, это бил бутылки с вином и бегал за юбками, а теперь отрабатываешь. – посмеялась Мари, видя, как надулся отец… пусть и наигранно, но это выглядело мило. Мужчина насмешливо хмыкнул и сел на постель рядом с девушкой. - Значит это так выглядит, а не как желание принести блага своей стране? - Да ты и пальцем не пошевелил если бы оно не было выгодно в первую очередь для тебя. – насмешливо хмыкнула Мари делая вид будто видит Ловкача насквозь. – Кстати, а почему ты здесь? Кажется, задача хозяина развлекать своих гостей, разве я не права? – поинтересовалась дева, поднимаясь и отошла к окну, будто играя со змеем в догонялки по комнате. - Уже настал тот момент, когда хозяин им не нужен. – усмехнулся змей скользнув взглядом по фигуре Мари снизу-вверх. Его взгляд метнулся так резко вверх, словно он рассчитывал так поднять ветер и… взметнуть воздушную юбку. Зачем? Чтобы бесстыдно поглазеть на девичье тело? Как примитивно, не достойно такого как он, верно ведь? И верно, ведь она его юная краса, его нежданная звезда, что сорвалась и чахла во мраке от страха, тонувшая в объятиях человеческого греха. Как медленно затухало в нём дитя... И пусть похоть двигала им не всегда, даже облаченная в шелка и кружева, она оставалась лишь похотью, жалкой и низменной, как бы не приукрашали её слова… А тогда, им двигала именно она. - Неужели? Что ж, пожалуй, судя по смеху тех кобылиц, что с вами пришли. – высокомерно заявила дева. - Они хоть смеются в отличии от тебя, а ты вечно чем-то себя сдерживаешь. – Мари показалось, что это был упрёк. Своими словами Ловкач вызвал пренебрежительное девичье фырканье. - И сподобиться этим бескультурным бабам? Нет уж, спасибо. Тебе ли не знать, что не вовремя открытый рот лучше всего выдает отсутствие ума. - А ещё, - тут же начал Ловкач отвечать, едва не перебив Мари, - что если его нет, то его присутствие ничем не получиться изобразить, даже загадочным молчанием. Все зависит от того, что говорит это рот. Я знавал не мало людей, что по повадкам своим были чистокровными варварами, но при этом за острым словом они в карман не лезли. Так что советую тебе пересмотреть свое отношение…. Тот, кто мнит себя самым умным, первым же окажется вы дураках. - Но я не говорю про ум, а про манеры. – а потом тут же сокрушенно вздохнула, увидев усмешку на губах отца… конечно, потому что про ум, она всё же начала говорить, но в запале не сразу это заметила. Снова Ловкач ткнул ее носом в собственное высокомерие, как котёнка в лужу… Неприятно, но другие сказали бы что заслужено. Сама Мари это сказала бы и говорит себе прямо сейчас… это высокомерие – бич её, за который она неустанно сыпет себе на голову множество брани, но не могла от него отделаться, как грешник от преследующих его грехов. Ловкач заметил тень карающей руки самобичевания, что зависла над нежным силуэтом его девочки… Как это было прекрасно, ей оставалось только в руки дать розги и казалось она начнет бичевать не только свой дух, но и плоть в надежде найти очищение пройдя через боль, будто через пламя… Дева опустила взгляд, она уже даже не смотрела в окно, а скорее уткнула взгляд в раму, будто снаружи сотни осуждающий взглядов кололи её за все слова, что срывал с её губ горделивый демон. Почему она каждый раз позволяет ему «целовать» её уста, гореть их от злых слов, что бросал её пренебрежительный голос? Порой, как сейчас, ей хотелось молить небеса, что бы голоса они её лишили или молить о милосердии сострадательную душу, вырвать ей язык, чтобы грязных слов чернота не лилась из рта. Но как прогнать её из разума? Только смерти это по силам, но страшится дева рук холодных костяных, что принесли бы покой всем метаниям её… В этот момент, поток мыслей Мари прервало такое резкое, тяжкое чувство легших ей на плечи рук. Она невольно вздрогнула и взглянула на плечо, таким хрустальным взглядом, будто и не знала, чего она там уведет, рука или птицу? А может смерти меч, карающий…? Но это была всего лишь рука отца, лежа на её плечах, они показались ей такими тяжелыми… От чего так тяжко их прикосновение? Что на них такого? То вес сотен жизней, загубленных по прихоти алчной али веселья ради. Их тени обременяют, каждый палец, будто невидимые кольца украшающие, и так их было много, что давно сплавились они в тяжкие кандалы ключа от которых не было в мире, не на этом, не на том… - Отец…? – спросила она почти шепотом, словно за своими мысленными рассуждениями успела забыть, что была не одна в комнате. Он стоял рядом с ней, возвышался над ней, даже со всеми его пороками, о которых она знала, конечно, он оставался святым для неё. Особенно в такие минуты, когда вокруг никого нет и она могла бы вспомнить с невероятной четкостью, каждый раз, когда на переговорах он угрожал самой жестокой расправой, шантажировал, ради достижения цели. Каждую девушку, что с ясным, взглядом бестолковой, наивной куклы падала в его объятия, чтобы провести ночь, как в сказке, а потом понять - куклы лишь для игр… Даже помня всё это, она не могла оттолкнуть от себя образ идола в его жестоко-прекрасных чертах… Пелена на её глазах, плотная как саван, она знала… и знала, что грешна, ведь охотно сама заворачивалась в этот саван, не желая видеть мира, не желая видеть злобы на лице своего бога. - Ты затихла слишком надолго… - произнес он в тон дочери смотря в её ясное лицо. Но эта был обман, искусный обман, ведь взгляд его пал и покоится на розовых, нежных лепестках - девичьих губах. Увлеченная, потерявшаяся в своих размышлениях, дева не видела, как во взгляде его отражаются тяжелые грёзы – вкусить эти уста. - Прости, я задумалась. Ты же знаешь, я слишком глупая, чтобы думать и говорить одновременно… - ироничным тоном ответила девушка с какой-то виноватой улыбкой. – Наверно поэтому так часто несу всякую глупость… - Прекрати. – его ладони начали гладить хрупкие плечи. – Ты совсем юна и возраст дозволяет тебе быть неосторожной в словах. - Может и возраст да, но не жизнь... Ты слишком добр ко мне, Ловкач. Но не оправдывай мою глупость… Ты толкаешь меня в тень заблуждения, а я не хочу в нём потеряться, очень многих оно сгубило… - шептала она, опустив взгляд. – Я не хочу жить в невежестве, как многие, считая себя безупречной. Я не непогрешимый ангел, даже гнев которого праведен. Я хочу видеть свои недостатки… чтобы однажды преодолеть их. Неважно как… - Здравая мысль. – похвалил её мужчина. – Если бы многие так рассуждали как ты… - То всё осталось так же как сейчас, только без лицемерия. – усмехнулась девушка, мягким тоном перебив змея. Может она не идеальна, но её цинизм всегда импонировал Ловкачу, иногда вызывая странное чувство, будто он разговаривает с собой или, что точнее, с частью себя. - Да, в самом деле. Потому что люди неизменны. - Да, а значит и я не смогу стать другой, лишь… как все, нацепить на себя скучную, бледную маску, под которой буду кричать и плакать о своим грёзах и желаниях. Но никто не узнает… потому что маска слишком плотная, она поглотит каждый звук из моего горла и каждую мысль из разума, заменит взгляд бесчувственным куском фарфора, которому всё безразлично… Ловкач молчал, слушая Мари, она сама не подозревала, как много ему рассказывала своими словами, а он поедал их алчно и из каждого словечка выжимал тот смысл, что она тщательно прятала, как особый ингредиент в блюде… - Не бойся, всякий из нас находит свою отдушину… - произнёс он не громко у само ушка, пытаясь утешить ту печаль, что возникла в нежном девичьем сердце, безысходность, отчаяние от перспективы быть запертым в самом себе. - Отдушина? Это глупости, нет никакой отдушины. – её голос стал совсем грустным. - Мы искренни, лишь с бумагой, потому что она всё стерпит и никогда не осудит… Даже возлюбленным мы всегда лжём. Особенно им… - Правду говорят только враги, а друзья и любимые обречены вечно изворачиваться и путаться в сетях из лжи. Да, это так… Слишком сильно правда режет глаза, слишком силён эгоизм в людских сердцах, чтобы принимать правду о себе и о тех, кто рядом… Поэтому у меня врагов всегда было больше чем друзей. Они честнее. – усмехнулся змей. Девушка слегка нахмурившись посмотрела на Ловкача. - Твои речи ещё больше вгоняют меня в уныние. – ответила она капризно, хотя внутри не могла не принять правоту отца. - Ты странная. Ждёшь от меня утешение, но при этом если я начну говорить, что ты не права и в каждом человеке на самом деле есть кусочек радуги, ты бросишься спорить и…говорить, то что я тебе говорил сейчас. Кроме того, … Зачем мне тебе лгать? Давай станем исключением из правил. – его голос прозвучал так… соблазнительно, будто у демона предлагающего бедной душе исполнение её тайных мечт. - Не лгать друг другу? - Да, моя родная… По правде, мы уже идем поперёк этого правила. – он склонился к девичьему плечу. – Ведь я всегда честен с тобой. Разве есть в том сомнения? - Нет… - ответила она чуть дрогнувшим голосом, будто ждала вопроса с подвохом. - Твой ответ греет мне сердце… и потому оно не хранит неверия. Ты ведь ничего не прячешь от меня, в укрытие своей души? – его голос и слова прозвучали вдруг столь пронзительно для Мари, что ей показалось словно… Словно он знал что-то, словно острую иглу вводил в её совесть желая уличить во лжи к самому близкому человеку. От этого чувства, дева слегка поёжилась… - Как я могу лгать тебе? Ты мой единственный и самый близкий человек. – ответила она голосом, который чуть дрожал. Эту дрожь она хотела подать, как трепет благоговения перед отцом, перед идолом… Но это был страх и неуверенность, сжимающие сердце так, что кровь из него едва не брызнула, будто сок из перезревшего фрукта. Да, он был самым близким ей, но не единственный, она лгала об этом сквозь душевные стоны и вопреки своему голосу, что алчил во всем сознаться, как доносчик донести на эту предательницу, что губы её запятнаны ложью, запятнаны чужим поцелуем… А он и без того знал правду, всего лишь поймав деву на не осторожности в собственной комнате… Как могла она так не осторожно бросить письмо, что было так важно, так опасно? Не знал Ловкач, не знал и не понимал… Быть может это юности беспечность? Слепота влюбленности порывов? Он мог гадать бессчётное количество часов, но это не изменит того, что его маленькая девочка, вранья грешок на душу приняла, а значит расплата неизбежно близка… Все платят за свои грехи. Даже он однажды расплатится за всё, что совершил и с кем это совершил. Но как скоро наступит час суда для черного, как чернила, сердца? Ловкач слегка сощурил глаза смотря на Мари… Маленькая лгунья, её голос так предательски срывается на дрожь от того, что она говорит. К горлу мужчины словно ком подступил, когда дыхание сперло от подступающего к сердцу гнева, словно воздух бежал от яростного пламени его злости в надежде спастись… Гнева? Да, он чувствовал его, как он вскипал в нём, словно лава под землёй и это было лишь вопросом времени, как спящая утроба изольёт из себя пламенную кровь. Он восхищался дочерью, ни у кого не хватило бы смелости лгать ему глядя в глаза, как это делала она, и пусть колени её едва не дрожали от страха, она всё же не отступала от своего желания держаться «спасительной» лжи. Которая в итоге её погубит… и не только её. Девушка вдруг повернулась к мужчине и положив руки ему на грудь, произнесла уже более уверенным тоном: - Ведь ты мой рыцарь, как в сказке, который спас меня от тьмы… И это была настолько искренняя правда, что привыкшей к постоянному маскараду змей был не в силах постичь чистоту эти слов… - И я люблю тебя, моя дорогой отец. – продолжила она, будто пытаясь саму себя убедить в том, что, нет, она не предательница, она просто боится… Но по-прежнему чтит его. Ведь даже перед ликом иконы не каждый из нас может быть до концы честен с небесами? Змей заглянул в её глубокие зелёные глаза, пленительные как долина летом, и на его губах стала проявляться, будто лучик средь туч, нежная, теплая улыбка. - Я знаю, - он поднёс руку к щеке Мари одними пальцами нежно погладил, - я тоже тебя люблю, моя дорогая. Ты изменила мой однообразный мир открыв его новую сторону, которую я долго избегал… И избегал кажется не зря… ведь так судьба привела меня к тебе, моё нежное дитя. Он тоже лгун… Почему он вообще удивился тому, что у Мари от него есть секрет? Ведь у него полный шкаф их, его секреты скалятся в костяной улыбке, из последних сил держались, чтобы не поманить сладкой тайной ещё одну невинную душу. Мари улыбнулась в ответ и вдруг поластившись к его руке, прижалась щекой к ладони. Ах, такая большая… Даже в этой кожаной перчатке, в её прикосновение было так мило деве… Даже не смотря на вспоминающиеся в голове картинки того, как безжалостно эти руки сжимали кнут, с такой силой, что кожа начинала скрипеть. От этого по её коже пробежали мурашки… Почему это так волнительно? - Что такое, Мари? – побеспокоился мужчина. - Мне холодно… - тихонько солгала она и тут же примкнула грудью к телу Ловкача ища… что, ища? Она еле устояла, чтобы не вздрогнуть, когда змей невинно приобнял девушку за плечи, даря ей тепло своих рук. - Тебе стоит лечь. Сейчас я уйду и ложись под одеяло. – ответил он сдержано. Но постель так холодна и велика, будто с того момента, как дева была ребёнком, она стала ещё больше, как пасть, что разевается всё шире, чтобы поглотить тебя… Пасть бездонного чаяния в сладких грёзах и мучительных метаний от одного края к другому, в страхе признаться, чего так хочется сердцу в груди… И он снова бросает её в этот шелковый ад? Как он жесток в своём непонимании… - Тебя ждут гости? – спросила она, не громко смотря в сторону каким-то пустующим взглядом… томительная печаль его отравляла. – Ох, эта тщеславная жажда чужого внимания и нет ей утоления, как голоду вампира. - Да, но… Один из них особенный и очень ждёт встречи со мной. Я не могу просто его проигнорировать. Ты ведь сама понимаешь, верно? - Верно, понимаю… - она мягко выпуталась из объятий. - Как и всегда. – она слегка улыбнулась, взглянув на отца. Конечно, как и всегда… Она ближе всего к его сердцу чем кто-либо ещё, она должна лелеять его нежный стук. Эта честь, что он вручил ей из своих жестоких рук… Но то не нежный стук, а клокочущая тьма в груди его. Она бурлит и извивается, вытекая сквозь ребра и пряча свою тягучесть, под красотой белой рубашки, под обходительностью прекрасной маски. И когда невинное дитя, оскал поцелует любя, то и маска зверю больше будет не нужна… - За это я всегда любил тебя. – говоря он приложил ладонь к её щеке, лаская белое личико так как лаская взглядом из тёмного угла, тьма смотрела на лучи солнца. – Понимание и терпение… Золотые качества, которых не достает многим людям. Особенно женщинам. - Женщинами правит хаотичная природа чувств и эмоций. Противоположность вам – мужчинам. – тут же ответила Мари, будто адвокат на суде, на что получила тихую усмешку. - Правда? Кто же ты у меня тогда, неужто андрогин? Мари словно камень сглотнула, и он у неё застрял поперек горла, но справившись с ним, она оттолкнула его руку, будто та была в чём-то испачкана. - Не говори глупости. – недовольно ответила дева и прошла мимо Ловкача обратно к постели. – Я просто исключение из правил, они ведь есть всегда, верно? – и не дожидаясь ответа она продолжила. – Всё, иди уже к своим гостям, я вдруг резко поняла, что устала. – буркнула девушка угрюмо сев на постель. - Когда-нибудь, я в самом деле накажу тебя за такой тон… - насмешливо хмыкнул Ловкач, слегка задрав нос, когда шёл к двери. - Ты всегда меня баловал, я больше не верю этим угрозам. – ответила она с нежной улыбкой, однако… в ней было что-то провокационное, что-то, о существование чего, даже сама Мари не догадывалась, но собаку съевший на этом Ловкач, быстро уловил это, будто акула каплю крови в океане… он сохранит эту каплю в хищной памяти. - Что ж, я сам в это виноват. – продолжил он говорить с насмешливой иронией над самим собой, которая других тут же насторожила бы в мгновение ока, ибо так волк точит клыки перед укусом. Вот только Мари слишком хорошо его знала, это рождало в ней такую невероятную беспечность, что она граничила со слепотой способную погубить даже самую хитрую дичь… Девушка ничего не ответила мужчине, лишь с легкой, даже застенчивой, улыбкой поглядела на него. - Сладких снов, моя дорогая. – нежно произнёс Ловкач, открывая дверь и обходительно тихо закрыл её за собой. Улыбка тут же медленно сошла с розовых девичьих уст, будто дождь смыл её очертание со свеженаписаной картины… Почему вдруг стало так тоскливо на душе, лишь шагнул он за порог, как унёс с собой задор, радость и восторг, оставив лишь оковы уныния ключ от которых был давно где-то потерян во времени… или нет? Или обман это был искусно сплетенный разумом? Звенел он в кармане его, будто колокол в храме, она слышала ведь. Стоило ему оказаться рядом, как тиски сжимавшие молодые груди спадали словно тугие ленты с пышных волос. Ничто не могло удержать дыхания полного жизни, заставляющие легкие трепетать, как птиц крылья на ветру… Мерзавец и злодей, как он может быть так жесток?! Хотела бы она возопить это на весь свет, но понимала, что сама для себя сковала эти ужасные оковы и сама сделала его ключом к ним… Эта мысль лишь сильнее и в который раз опечалила мысли юной девы, опуская всё глубже в пучину мрачных размышлений, не первую ночь заменявшие ей сон. Вот и в этот раз произошло, как и прошлый, освободив плоть от бремени одежды, она упала в постель отдаваясь мыслям на растерзание и те пролетая, друг за другом, отрывали кусочек за кусочком его разума, уносили их прочь, всё дальше от земли заставляя Мари чувствовать себя так, будто она вмести с тем теряет собственную душу… Внизу хлопнули двери и бежавшие по коридору голоса, звучавшие звонко, но противно, будто воронье гарканье под окном, снова стали глухими покинув эти стены. - Наконец они убрались… - уже сонно, но бессонно, пробубнила Мари и опустила уставшие веки, заставляя мир потухнуть перед глазами. Она даже не успела заметить, как это произошло, сон просто подхватил её, словно дерзкий танцор заскучавшую деву, и под слышимую лишь ему мелодию, увел прочь невинную душу в свои владения. Ветер этой ночью был особенно нещаден, будто кто-то привязанного на цепи пса раздразнил… Раскачиваясь в каждом своем движение деревья мучительно стонали, будто бьют их как рабов и с каждым облетевшим листком они будто часть жизни своей отдавали той плети жестокой, что, стегая обнимала их тонкие тела, в свои жалящие объятия, словно гадюка любви желая. Лес содрогался от протяжных голосов, что, вскинув руки к небу молили его, угомонить своего жесткого посланника, но оно безмолвно было в этот час, а звёзды словно пары хищных глаз, с кровожадностью садиста взирали на стенавших. Чем мир прогневал небеса, что богам не мила эта ночная пора? Ведь ночь, так прекрасна и тиха в стихотворениях об этом каждая строка… Ветрами били землю, приминали траву, хрупкие цветы рвались словно паучья нить на этом невыносимо холодном ветру. Пыльца летела прочь, быть может заронив зерно в иных краях, там больше счастья найдет она. Но холодней всего была она - луна. Лик её серебренный, содрагал сердца, заставлял их съёжиться в груди, жаться к самым темным уголкам под рёбрами. Бледнокрова она и мертва, холодность смертоносной стали была в её очах, но будоражила она взгляды тех, что отваживался смотреть в них. Страх и восторг пронизывал смотрящих, подобно тому, как волчий вой в ночи, пронизывает душу заплутавшего путника… Вой… Он вторил ветру целой стаей голосов мчащихся по лесу в страстном охотничьем порыве, будто охраняющая гвардия они сопровождали луну, бежали за её призрачным следом на похолодевшей земле, купались в её внимании, когда она словно тайная любовь выходила из туч на небесный балкон и влекла своей красотой души тронутые печалью… Мрачная поборница уныния терзающая сердца застывшие в сомнениях, безмолвный, безучастный свидетель столь многих злодеяний, как может быть она так безразлична к тем, что порой молятся ей ночами в надежде на лучшею долю, но всегда жесток её молчаливый серебренный лик… Вездесущи звёзды, подобны злым охотничьим ищейкам, что блуждают по небосводу в поисках людских страданий. Они вынюхивают соленый след из слёз на щеке, резкий запах алкоголя на чьем-то столе и крови тепло влекло их поближе к земле… Холодна и пуста их жестокосердечная хозяйка, словно ища утешения, она драмой каждый поглощена, будто в первый раз обратила взор на муравьёв, что копошатся под ложем её, полуночным из облаков. Она следует зову своих ручных псов и спешит на их вой, раздающийся в черноте ночной, ей звёзды шепчут куда смотреть, где кто-то больше не может терпеть, одиночества тяжесть али любви мучительную сладость. Блестящим скопом скучковались они, как щенки у волчицы, направив свой далекий взгляд далеко вниз, под ноги её, туда где свет падает, будто подол бесконечно длинного платья. Зрительское место готово, кто-то из актеров внизу в волнение томится, занавес поднят, кто-то жизни сегодня лишится…. Дым срывался с сигареты тонкой нитью, он срывался и нить тут же рвалась о ветки, которые неизбежно возникали впереди, ведь тот, кто курил в этот раз не стоял на месте самодовольно пуская дым в потолок. Сорванные листья, ветки и трава, всё под его ногами словно хватало его за них, даже камни, о которые он запинался в странной спешке, казалось пытались удержать его за носки, не давая пройти к сердцу леса… Да вот только гостю на него плевать было, его интересовал другой, точно такой же гость, как и он сам в этой мрачной обители. Вот только встретиться они должны были на довольно разных условиях. И чем сильнее было сопротивление, тем настырнее мужчина рвал и топтал под собой корни и траву, отбивал носки на бессовестно дорогих сапогах, позволял безответно бить себя по лицу веткам, будто то были пощечины всех оскорбленных им женщин… Пока он бежал, то даже не заметил, что перестал курить, а просто вцепился зубами в сигарету, как собака в кость. Она дымилась, тлела будто кричала от боли, медленно затухая, но жестокие уста вновь делали затяжку разжигая в табакe с новой силой искру мучительной смерти… Но что ему сигарета? Лишь потакание свой дурной привычке, которую он любил так сильно, как и самого себя… Однако сейчас это было больше похоже на попытку успокоить себя, ведь встреча его ждала волнительная и он бежал к ней, не ведая страха, будто дева, влюбленная безоглядно и сердце его, вдруг забилось с такой же быстротой, как и его шаг, что едва не летел, пронося над камнями и бревнами, как парящею птицу. Плащ за спиной, будто крылья развивался, хватали его сухие костяшки и злые колючки кустарников, что под деревьями и на тропах шелестели, как змеи шипели. Крепко врезались когтями в плотную ткань, но с хрустом ломались их хлипкие косточки, вырывались когти с мясом и беззвучно плакали кустики и веточки. Не знали они за кого уцепиться пытались и сколь тщетно это было, ведь за эти ноги даже людские руки хватались, ища милосердия, но увы, дьявол под ними ходит, а значит нет сострадания у их обладателя… Что ему дело до каких-то сорняков? Он мчался вперед, птицей чёрной, тенью мрачной, будто призрак он стремился на чей-то зов и луна свидетель, бежит он на зов, что звучал в нём самом… Распирал его грудь неприлично громко, будто целая хищная стая развернула свой мрачный оркестр заглушая стуки сердца. Он бежал на этот вой, как голодный щенок на запах крови, дыхание спирало от нетерпения… Со стороны казалось будто и правда пыл влюбленности сжимает его горло, осушает лёгкие заставляя с жадность вдыхать ноздрями воздух, как последний в жизни… Падает пепел под ноги ему, очерчивая редкую, тонкую, серую тропку, след, который будто хочет, чтобы по нему прошли, выследили это полуночное чудовище, которое вперед гонит страсть, дикая ужасная и разрушительная будто природное бедствие… Он почти слепо бежал вперёд уже предвкушая, то, ради чего бежит… пока наконец вдруг не остановился, словно напоролся на невидимую стену перед собой. Но никакой стены не было, он замер как вкопанный, остановленный неведомой силой за шкирку, будто бегущий ребёнок… Перед Ловкачом чуть поодаль на коленях стоял силуэт человека с руками, связанными за спиной и мешком на голове… рот зверя превратился в насмешливый оскал, обнажая ряд голодных белых клыков. На площади было уже совсем безлюдно, тихо, будто город вымер, хотя все просто легли спать, им не было дела до того, что будет происходить за их окнами и даже под окнами. В конце концов, в городе, а тем более большом, всегда что-то происходит… Кроме того, люди в определенном смысле привыкли к тому, что ночами по улицам бродит хищный зверь в обличи человека, со стальным клыком в лапе… Они просто стали спешнее возвращаться домой, чтобы не оказаться один на один с пустотой ночных переулков… В прочем это касалось женщин, пока не было случаев, чтобы этот убийца убил мужчину. Трус должно быть, боится, что ему сопротивление оказать смогут… А какой отпор может дать женщина? Только закричать, да на крик кто побежит? Своя шкура дороже… Поэтому должно быть Марк был так категорично против ночных свиданий, не желал он такой судьбы для возлюбленной. Но Мари была упряма, будто стадо баранов, утверждала, что в ночи легче ей бежать, с ней ничего не произойдет, с ней всегда верная сталь, вернее руки всякого друга она была. Вот и в этот раз, снова свидание и снова парень будто на иголках, стоял под часами на площади, иногда слыша, как из переулка доносится негромкий пьяный смешок, будто тот над ним насмехался… Стоит такой молодой, наивный, одинокий с видом пугливой лани, трусишка, сразу ясно, да что же привело его сюда в этот поздний час? Или то не страх, а то самое беспокойство, что заставляло Марка беспокойно озираться, желая скорее увидеть любимую на другом конце моста, чтобы заключить в объятиях… Раньше они встречались, исключительно в те дни, когда дева гостила в городе, раз в неделю на целые сутки, по причине чего, она упорно умалчивала, не желая говорить. Но Марк и не собирался давить… Так или иначе в последнее время одного свидания в неделю стало больно мало для них, настал тот период, когда им хотелось видеться всё чаще и всё дольше, дольше не размыкать объятия… В них просыпались все те чувства, за которые Ловкач убил бы свою дочь на месте. Ожидание сводило его с ума…. Они договорились на сегодня, Мари сказала, что её отец будет занят и она сможет спокойно покинуть дом и встретиться с ним. Но почему она так и не раскроет ему правду о том где живёт? Словно прячется от него… Чего она страшилась? Вряд ли Марк настолько глуп, чтобы заявляться без приглашения в её дом, ведь судя по словам девы, отец у неё крайне серьезный человек с которым стоит быть осторожным. Но почему, он так и не понял… Парень повернулся к луне подняв голову. Как она хороша и главное, безмолвна. Не расскажет не кому о их долгой любви… такой чистой и прекрасной, что у Ловкача свело бы болезненной судорогой лицо узнай он об этом. Как и на всё святое, у него на любовь была аллергия. Хорошо, что он не знал. Марк томительно вздохнул на луну, будто собирался стекло протереть, но ограничился лишь вздохом. Где же она, звезда его, потерянная на этой грешной земле и обретенная им, будто то был шанс укрыть друг друга от невзгод дневного света? Пусть темнота укроет их в эту ночь, он не отпустит её из своих рук, пока солнце не полоснёт по их объятиям будто раскалённый клинок… В этот момент за спиной стал слышен стук каблучков, который для его ушей был словно нежный звон праздничных колокольчиков… Мечтательно полуприкрыв глаза, Марк резко обернулся, желая скорее увидеть свою возлюбленную и понял, как он ослышался… Это не был стук милых туфелек, а стук подкованных каблуков, что звучали так, будто дьявол решил выбраться из бездны, чтобы очаровать луну, безразличную к комплиментам и слезам, и украсть её ледяное сердце… По площади со стороны моста к нему шёл Ловкач. Да-да, именно к нему, Марк не ошибся в своих догадках, ведь не сворачивал он шага своего, а что ещё хуже, смотрел прямо на него, как смотрит ворон, метя клювом в чей-то глаз. Парня оторопь взяла. Ловкач?! Боги, что это изувер забыл в этот тёмный час здесь и почему так странно смотрит на него? Мальчика себе что ли ищет? Марк похолодел изнутри… Нет уж, лучше смерть. А потом он подумал о том, что рано себя кошмарит, ведь он даже ничего не знает, а, чтобы узнать, надо было открыть рот. - Господин. – отважился он заговорить первым и сделал легкий поклон, выражая своё уважение его персоне. Подойдя, змей остановился на почтительном расстояние… достаточном, чтобы никак не дотягиваться до парня, он знал, так ему будет спокойнее. Только какой толк от этого, когда пули летят быстрее человеческой реакции? Нет, он не собирался его убивать, лишь поговорить, что-то спросить… - Вечер добрый, юноша. – кивнул змей отвечая Марку. – Такой молодой и так поздно блуждаете один под луной. Что вас загнало под её холодный свет? Наверно, как и всех молодых – любовь? - Как верно вы подметили, я жду возлюбленную свою. - Я и сам когда-то был молодым… - Был? Вы не справедливы к себе, вы в рассвете сил своих, я по сравнению с вами желторотый головастик. Они разговаривали так обыденно и спокойно, словно находились на светском вечере, а не посреди площади ночью яркой… Марк знал, что с такими, как он, ни в коем случае нельзя терять лицо и голосом дрожать, иначе возьмут в оборот и заметить не успеешь, как пляшешь под чужую дутку, будто кукла деревянная. - Ох и льстивы ваши слова, юноша… - погрозил он пальцем с хитрой улыбкой на устах. - Прошу меня прости, если они лестью вам кажутся. – он прикрыл глаза, будто пряча взгляд и слегка поклонился извиняясь. – Вы спросили о том, что же я тут делаю, извольте я спрошу, что же такого видного мужчину привело сюда, как и юнца вроде меня? - Я тут тоже кое-кого жду… молодого парня, мы должны были встретиться. – начал он говорить задумчивым тоном, будто вспоминая того, о ком упомянул. - Лучше бы то женщина была. – слегка посмеялся Марк. - Простите, моя встреча не несет той же цели, что и ваша… - ответил он с легким пренебрежением и прищуром, подразумевая что-то что в приличном обществе не произносят. - Простите, - снова принялся Марк извиняться, но уже с заметной нервозностью, видимо он понял, что озвучил то, чего не следовало, - я не имел в виду ничего подобного… Простите. А кого вы ждете, быть может мы знакомы? - О, несомненно, вы знакомы. – совсем тихо ответил Ловкач с легкой усмешкой на устах, как кот заигрывающий с мышкой, загнанной в угол, а потом громче добавил. – Этого юношу зовут Марк. - Марк? Какое интересное совпадение, меня тоже так зовут. – от волнения, он кажется поглупел и не понимает к чему дело идет… Ведь Мари всё нет, зато есть Ловкач…. - Конечно, ведь именно тебя я и хотел тут видеть. – ответил он серьезно и на «ты» прекратив ломать комедию, что пришлось тут развести. - Что? Меня? Господин, я вас не понимаю. – изобразил он непонимание, впрочем, вполне искреннее. Ловкач усмехнулся, смотря на какое-то детское смятение на ясном юном лице… И что она нашла в этом мальчишке? Змею это было категорически непонятно. Он бы больше понял, найди она себе ухажера постарше, может как сам Ловкач, молодые пташки часто тяготят к волкам с легкой сединой в шерсти, жаль, только седина не показатель ума и может это лишь очередной старый глупый пес? Кроме того, старые псы не церемонятся, они слишком стары для игр в невинность и нежность. Какая она всё же нежная внутри, как пух под жестким оперение, что отталкивает от себя ветра и воду, пока пух согревает розовую кожу… Не смотря на печаль своего прошлого, что-то трепетное ещё уцелело в сердце? Не смотря шрам на нём? Думая об этом, мужчина на мгновение забыл о стоящем перед ним Марком, будто парень стал прозрачен как призрак… - Да, тебя, мой дорогой. – он слегка стукнул тростью по вымощенной камнем земле, от чего металлический наконечник на его трости издал лёгкий звон, как если бы змей призывал толпу к тишине. Хотя, как показал его недавний опыт, только звук выстрела может заткнуть орущие глотки. - Но чем я мог привлечь ваше внимание, господин? – не понимал Марк и ему не хотелось, чтобы это было, то, о чем он сейчас подумал. - Тем что стоишь здесь. – продолжал змей обходить прямой ответ, наблюдая как его оппонент мучается в догадках. - Что? – он нахмурился. – Я вас совершенно не понимаю… Говорите прямо, я не котёнок, чтобы играться со мной. - Да? А лицо у тебя очень даже милое… - Ловкач усмехнулся, когда увидел, как Марк нервно сглотнул. Снисходительно рассмеявшись над страхом и напряжением юного ловеласа, змей успокаивающе махнул рукой. - Расслабься. - ответил он мягким и светлым тоном, который тут же помрачнел. – Но не слишком… Я здесь по причине того, что мне ведомо, кого ты ждешь в это час ночной, под бледной луной. - Откуда же? – напрягся парень, будто ждал удара. Но полученный ответ совершенно не был похож на удар, но ощутился так, будто Марку дали в под дых кулаком, увенчанным в кастет. - Она моя дочь. – ответил он кратко, так как знал, этого «щелчка по носу» хватит, чтобы свалить мальчишку. Услышав это, парень оторопело уставился на змея, словно впервые его увидел. Впрочем, в живую он и правда видел его впервые, но это не меняло того факта, что услышанное было последним, что Марк ожидал услышать хотя бы потом что известно, что у Ловкача нет детей и никогда не было, а тут выясняется, что у него дочь, да и которой уже семнадцать лет! Как он все эти годы скрывал её? Почему никто не знает о ней? Сказать, что она всё это время была за границей, он не мог, ведь он встретил Мари, когда ей было тринадцать, кроме того, она ни разу не говорила о том, что покидала Альбион. За эти четыре года девушка однозначно поведала бы о таком, проведи она тринадцать лет жизни в другом месте. - Ваша... Дочь? – его голос с какой-то дрогнувшей ноткой переспросил. - Да. – змей же в противовес Марку, говорил так четко и уверенно, что казалось вбивал буквы в воздух, как гвозди в гроб. – Теперь, я думаю, ты понимаешь почему я здесь. Я знаю, что вы должны были встретиться тут с Мари. Так же я знаю, что вы уже четыре года встречаетесь… - после чего он замолчал, наблюдая за проступившей на лице парня реакцией, однако к его удивлению, это была досада, а не страх. - Я ведь говорил ей, что рано или поздно о нас станет известно… - проговорил он, опустив взгляд, а затем снова направил его на собеседника и в нём заметно прибавилось смелости. – Теперь я понимаю почему она боялась рассказать всё своему отцу… Я и не подозревал, что её отцом окажется столь влиятельный человек. Ему хотелось сказать, что знай он, что её отец Ловкач, то он похитил бы её и увёз прочь, от этого чудовища, но… Это был бы плохой способ начать знакомство с зятем, поэтому продолжил развивать начатую мысль: - Мари боялась рассказывать вам о нас, она считала, что вы не сможете принять того факта, что она взрослеет и её придётся отпустить. Простите мне мои слова, но я никогда не подумал бы, что вы можете быть её отцом, отцом в принципе… Вы не создаете такое впечатление, не у меня, не у общества. - И тем лучше. – насмешливо хмыкнул змей. – Как ты заметил, я не стремлюсь афишировать тот факт, что у меня есть дочь. - Интересно, почему? – прищурился Марк начиная вести себя так смело, что имел наглость задавать вопросы. - Потому что так будет для неё безопаснее и на этом мы прекратим эту дискуссию. Разговор сейчас пойдет о вас с ней. – тут же подвёл черту Ловкач, ставя на место начавшего наглеть мальчишку. - Много говорить не придется, я уверяю вас, господин Ловкач. Я люблю вашу дочь, мы встречаемся уже четыре года, и я хочу подвести это к логическому финалу. Я прошу у вас руки сердца Мари. – выпали Марк как на одном духу без какой-либо тени сомнения в голосе или в лице, будто испарился как дым, тот дрожащий мальчик, забавлявший змея своим страхом. Откуда взялась эта самоубийственная смелость сметь ему говорить такое в лицо? Мужчина сохранял непроницаемое лицо, но под его маской, внутри, будто что-то щелкнула, как если бы лопнул узелок, порвался шов, соединяющая что-то, что держалось из последних сил… При этом внутри, в голове, каждая мысль превратилась в жалящею и шипящею змею запертые в узкой банке. Одна другую душила и травила в попытке вырваться, в итоге выживет самая злая и ядовитая… ей и выползать на волю. - Вот как… С чего же ты решил, что я соглашусь? – прищурился змей приглядываясь к парню. - От чего же тогда нет? Однажды это должно произойти, ведь ваша дочь уже взрослая девушка, она может сама выбирать свою судьбу. Мы любим друг друга, разве есть причины этому мешать? Но в ответ Марку Ловкач лишь высокомерно фыркнул, задрав нос, будто ему подсунули какую-то пакость. - Любовь… Это та шутка, после которой все плачут, да? – одной фразой змей сразу обозначил свое отношения к чувствам и всему, что их касается. - Вы может и скептик, - нахмурился парень, - но Мари не разделяет ваших взглядов, и я желаю её руки, а не вашей. Уступите. – внезапно начал наседать Марк желая услышать желаемый ответ. Чувствуя это мужчина крепче сжал в пальцах набалдашник трости, перебарывая желание забить ею сопляка до смерти прямо тут, чтобы он в собственной крови испустил дух… - Как я могу доверить свою кровь в руки, что я совсем не знаю. - Зато знает она, разве это не важно? То, что она чувствует… - Не важно. – гаркнул Ловкач, прервав Марка и дав волю эмоциям в этом коротком, но довольно показательном отказе… Не важно… Совершенно не важно, чего она хочет, чего желает, не важно, что она чувствует. Она лишь глупый, едва оперившийся птенец, что высунул свой клюв из родительского гнезда, где её давно уже ждёт судьба. Ждёт, когда бурый детский пух сойдет с перьев открывая их пленяющею белизну, будто невинный первый снег… Её шею давно и нежно обнимают вороньи когти, черный клюв ластится под её чистое оперение, будто паразит лезущий под кожу. Он давно уже там, отравляет, рождает сомнения, подталкивает и тормозит одновременно, запутывает в сети сплетенных им чувств, липких как клей. Но она выберется из сомнений, как корабль выплывающий из тумана на рассвет, она уже на пути, просто не осознает этого до конца… что выбора у неё нет и никогда не было. Зачем нужен выбор, когда он всегда был с ней рядом? Такой очевидный, как тот факт, что утро наступит. Всё прочее не имеет значения, она должна была стать его ещё тогда, он просто был достаточно милостив, чтобы дать ей вырасти… и так жесток, чтобы превратить это во что-то большее, чем игра злого зверя… Парень нахмурился, категоричность Ловкача ставила его в тупик. Отцы, конечно берегут своих дочерей, но… Но он даже слушать его не хочет, словно Марк говорит с глухим. - Тогда почему бы нам не собраться всем вмести, с Мари, и вы сами увидите наши чувства и тогда уже сделаете определенные выводы? – парень сделал шаг к Ловкачу, желая сблизится с ним. – Поймите, мне дорога Мари, я хочу сделать её счастливой, вот уже четыре года я только о том и мечтаю. Я уговаривал её познакомить меня с вами, чтобы ускорить осуществление её мечты. Ей не хватает любви сильнее, чем вы думаете, а вы не можете ей дать того, чего она хочет… У змея заболела грудь от гнева, что начал её ворошить от слов этого мальчишки. Внутри возникало чувство, как… Как если бы лёгкие надували воздухом как шарик, до приделал, и они начинали болеть от невозможности вместить в себя всё поступающий воздух, который вот-вот их разорвёт. Мышцы начало сводить от желания дать волю рукам. Держать себя под контролем Ловкачу всегда было больно, будто он пёс, на шее которого строгий ошейник с шипами во внутрь… Его гнев изящен, но порой, как сейчас, он обращался во что-то ужасное, обезображенное, не знающие границ. В такие мгновение на изящество было плевать… Ему хотелось работать ножом, будто он мясник, а не лучший стрелок во всём Альбионе. Он хотел чувствовать, как кровь согревает его вечно ледяные руки, чтобы яд в венах горячел и испаряясь превращался в дурман, в котором его разум мог потонуть... Это чувство клокотало в его глотке, как рвущийся из печи поток горячего воздуха, когда её открывают. Просто неслыханная… смелость, дерзость! - Вы… - внезапно обратился в уважительной манере и тоном, в котором кажется было уважение или удивление. – Вы звучите довольно убедительно, молодой человек. И с таким напором, что мне кажется будто вы и правда настроены серьезно. – иронично усмехнулся мужчина. Марк слегка вздохнул и перестал хмуриться от чего его лицо просветлело и в свете луны он выглядел по-настоящему красиво… Змей окинул немигающим взглядом его белый лик. Да, он знает это лицо, точнее… то что под ним живет, прячется под кожей, будто за маской… нет, за щитом. Там не было чудовища, чей лик изменен и в тоже время постоянен, как нерушимые горы, ему не нужна маска. Он не испорчен притворством, сладостью порока, во лжи необходимостью… Ловкач ещё помнит это чувство, и пусть теперь оно вызывает лишь усмешки злой оскал, это не значит, что память пуста, будто опустошенный временем сосуд. Молодости чистота, краса и печаль. Что-то теплилось ещё на самом донышке его воспоминаний. И поэтому Марк злил его ещё сильнее, чем должен был. Это была ревность… или зависть? Желание тоже ощущать, свежесть и новизну чувства, что приелось, будто каша, которой закармливали в детстве, к которой развилась неприязнь и ненависть, как что-то само собой разумеющиеся… Или просто злость, которую в нём поселили годы? - Потому что так и есть, господин. – подтвердил юноша, когда черты его лица смягчились, впрочем, даже хмурясь он не выглядел так мрачно, как Ловакач, которому и хмуриться не надо. Странно, что при этом его лицо не отталкивало, а притягивало… - Как я могу быть уверен в этом? – спокойно спросил змей. - Вы не сможете узнать, если не дадите мне возможность ответить. Конечно, он имел в виду дать ему и Мари шанс, чтобы Ловкач увидел всё своими глазами. Юноша пытался достучаться до мужчины, но он не знал, что все его попытке заранее обречены на провал. - Да, ты прав… - вздыхая ответил Ловкач и Марку на секунду показалось, что он смог достучаться до него, но затем он увидел, как тёмные уста исказил порез холодной улыбки. – Но ответ меня не интересует. - Что!? – пораженно вырвалось из уст парня. – Но я думал, что вы…. - Понял тебя? – договорив за Марка он, усмехнувшись, облокотился рукой на трость, поставив её сбоку от себя, от чего принял слегка расслабленный и даже какой-то беспечный вид, аки злодей, рассказывающий герою свой злодейский план прежде чем его убить. - Верно. Я надеялся, что вы позволите нам показать, как мы любим друг друга… Как я люблю Мари! - А ты уверен, что она любит тебя, ммм? - протянул Ловкач сквозь сжатые губы, будто вводил в парня иглу отравленную сомнением. - Конечно, ведь мы четыре года вмести... - после чего он сделал паузу и добавил. - По возможности... - Ох, правда? По возможности? - повторил Ловкач с недобрым прищуром, явно что-то ставя за слово “по возможности”. На счастье, самого Марка, парень был не глупый и сразу смекнул о чём речь. - Нет-нет, господин. Ничего такого... - спешно заверил он собеседника отрицательно махая ладонями, будто это должно было ещё сильнее убедить Ловкача. - Я чту старые порядки и нормы поведения. Кроме того, как я сказал, я люблю вашу дочь и достаточно уважаю, чтобы не лезть к ней под юбку. - Приятно это слышать. Потому что, если это не так, ты знаешь, что я с тобой сделаю, юнец. - высокомерно ответил змей, однако парень на удивление, не потеряв лица ответил: - Я осознаю риск. И избегаешь его? Как ты скучен... Меланхолично подумалось Ловкачу. И что Мари нашла в нём? Впрочем, притронься он к девушке, мужчина разделал бы его прямо тут, аки тушку теленка. - Приятно слышать, что ты не только уважаешь свою возлюбленную, но ещё и обладаешь благоразумием, чего многим не хватает. - Благодарю. – Марк благодарно кивнул, слышать похвалу из уст Ловкача было лестно, что уж скрывать и потому парень справедливо предложил, что начало их доброго знакомства положено. Наверно этого змей и ждал, пряча острее усмешки, за доброжелательностью улыбки. - Я рад слышать, что вы на самом деле не такой, каким вас все расписывают. - Оу, правда? И каким же я предстаю в глазах людей? – с наигранной заинтересованностью спросил мужчина. - Вы должно быть и сами знаете. – в голосе Марка начала проскальзывать расслабленность. - Может и знаю… Во в всяком случае услышать из чужих уст всегда интереснее и более полно. - Что ж, тут вы правы, господин… - он вздохнул, будто готовился к долгому монологу. – И правда о вас ходит много кривотолков из-за вашего, как говорят, скверного характера, будто жестоки вы не по годам и алчны не по-человечески. Будто убиваете, не раздумывая… И я бы сказал, что вздор это, если бы не последнее происшествие, - он с легким прищуром посмотрел на Ловкача, словно уличил того в чем-то приступном, однако к ожиданию Марка, змей даже не подумал начинать оправдываться, что уж говорить о попытках это сделать, хотя Марк сделал некоторую паузу для этого, - ведь буквально на днях вы застрелили рабочего на одном из своих рабочих предприятий. Правильно? - Правильно, и я не считаю это за преступление. А это заявление уже немного удивило парня. - Правда? А многие вас осудили… - Многие? – в это мгновение на его устах прорезалась злая, злорадная насмешка, словно дьявол усмехался над святым миропорядком богов. – Где же эти многие? Они только и умеют, что шептаться и прятаться за спинами. Что они осуждают? То, что сделали бы сами, но чужими руками? – он снова усмехнулся, но уже с едкой ноткой иронии. – Я не боюсь замарать руки и делаю, то, что обязан делать. Этот человек хотел поднять бунт. Как поступили бы вы? - Я бы поговорил с ним, может нашли бы компромисс… - начал как-то наивно рассуждать Марк и Ловкач тут же грубо перебил его. - Пуля. Вот самый весомы аргумент, который позволит вести вам переговоры так, как вам это надо. Если у вас её нет или вы не готовы её использовать, то знайте, вы всегда будите рабом чужой воли. Вот и вся правда. – произнес змей, словно топором рубанул юноше по языку. – Невозможно быть лидером, если ты не готов проливать чью-то кровь. Я готов, я достаточно силен для этого, а они нет. Это зависть. – он высокомерно усмехнулся. – Вот и вся песня, мой дорогой друг. - Но разве готовность раздавать смерть за право своей воли не значит, что однажды это смерть может настигнуть и вас? Мужчина ответил не сразу, он как-то странно посмотрел на Марка, словно ждал, что эта смерть придет именно от него. Но закономерно ничего не последовало... - Я похвалю того, кто сможет меня убить. – произнес он с какой-то холодной насмешкой. - Что-то у вас мрачное настроение. – поежился юноша от тона собеседника. – Или стало холоднее… - Вы правы, стало прохладнее. Будто подтверждая слова Ловкача, по земле проскользнул ветер, под самыми ногами, заставляя их плащи дрогнуть, будто те испугались чего-то или кого-то. - Пора это завершать. – негромко произнес змей. - Что? – спросил Марк не расслышав слов, в надежде, что ему повторят, но вместо этого случилось кое-что иное, совершенно не предвиденное… что-то чего он никак не ожидал и слух от этого не стал яснее, а скорее наоборот… Набиравший силу ветер вдруг начинал звучать совершенно глухо, будто парню уши заложило, а воздух всё ещё пытался, что-то ему нашептывать. Но увы, все тонуло в возрастающей глухоте, а что ещё хуже и мир тонул прямо перед глазами. Ясная от лунного света улица, холодно-серебренная, она вдруг стала какой-то серой, будто кадр из старых воспоминаний, и стремительно темнела. Тьма захватывала ее с боков, сверху и снизу, сжимала свои вязкие объятия, пока лучик фонаря не потух в разуме Марка. Последнее, что увидел юноша, это ноги Ловкача, которые вдруг оказались на уровне его глаз. А потом ничего. Чернота. Тело горе возлюбленного рухнуло от удара на землю совершенно безвольно, будто марионетка, которой разум обрезали как все ниточки большими ножницами. Ловкач вздохнул, смотря на своего собеседника, для которого мир потух за секунду, и увидев на его затылке слабый кровавый след, он поморщился, сделав шаг к телу. - Если вы его убили, то я убью вас. – сухим тоном проговорил Ловкач, но всё же с трескучим в нём недовольством. Мужчина наклонился и приложил пальцы к шее Марка желая ощутить, как бьется его пульс. В этот момент вперед выступила пара незнакомцев, что стояли позади парня. У одного из них в руке был пистолет на рукояти которого было немного крови. Их лица были сокрыты платками и тенью, падающей от капюшона. Лиц не видно, одетые в черное, в плащах, сказать, что это были подозрительные личности, всё равно что сказать нечего. Всё по канонам приключенческих романов с наёмными убийцами, странниками и ворами… - Не беспокойтесь, мы знаем куда и с какой силой ударять, чтобы добиться нужного результата. Помните, вы обратились к профессионалам, а не головорезам вроде здешних наёмников. И в сам деле, юноша был жив, что крайне радовало змея и это он, разумеется, не желал демонстрировать, своим исполнителям. - Действительно, потому что убить его, я мог бы и сам. – ответил он, выпрямляясь и снова расправляя свою гордую спину. Глядя на него было ясно - этот человек предпочтет сломаться, но не прогнуться. - Мы сделали всё, как вы просили. – сухо отвечали змею голоса, которых явно не впечатлял величественный вид их заказчика. - Хорош, значит дело за малым. Отвезите его в лес в указанное мной место, там же вас ждёт плата за оказанные труды и последнее распоряжение. Вы же понимаете о важности молчания? - Господин, - начал говорить второй мужчина, по голосу которого было слышно, что это кто-то, кто что-то успел понять в этой жизни, слишком старый, чтобы звучать наивно, - с детских лет нас обучают нашему ремеслу. Спрашивая об этом, вы оскорбляете нас и наши умения. Ловкач не смог сдержать усмешки. Какие обидчивые. Сколько чести… и пафоса. Над такими всегда тянет поострить. - Как и то, что нам было велено не убивать цель. Наши догматы не позволяют этого. – произнес первый, чей голос был помоложе. - Золото окупит ваши грехи. – насмешливо произнес Ловкач, явно не воспринимая всё это всерьёз. В конце концов любой грех искупает золотой блеск монет, от него даже у мертвеца, нормальным становится цвет лица. Иначе почему так сладко на сердце, от металлического звона у Ловкача? - Вы видимо не понимаете, что это своего рода… религия. Кровь, вот настоящая плата. - Я не люблю религию. – тут же ответил змей резким тоном, не терпящим перебивания. - Любую. И пока этот разговор не перешел во что-то, что нам всем не понравится, давайте его, прекратим. Кроме того, золото вы всё же тоже берёте. – с какой-то ноткой ехидства подчеркнул змей. В конце концов, религия религией, а кушать что-то нужно… - Да, в конце концов, тело одной кровью не насытить… Но к вам это ведь не относится, верно? – это определенно риторический вопрос, так как задавший его человек совершенно не спешил получать ответ. Он отвернулся и пошел в противоположную сторону от Ловкача, а за ним последовал и его молодой спутник, предварительно подняв с земли бессознательного Марка и закинув на плечо, понёс во мрак теней, что отбрасывали дома пряча переулки. От этой фразы Ловкач непонимающе поднял бровь, он совершенно не понял к чему она… или понял? Что было ещё хуже и рождало в его голове некоторые вопросы. В любом случае, это не имело никакого значения, главное результат. А теперь, надо было возвращаться, его ждут, он итак отлучился на дольше чем рассчитывал, а оправдание в виде шлюхи в переулке не очень подойдет. Он с ними за одним столом сидит, что и бегать далеко не нужно… С его лица медленно сошел этот странный оскал при виде незадачливого незнакомца, теперь он больше походил на нежный изгиб радуги в небе. Оскал, будто оборотень обратился в добродушную улыбку, такую приветливую, как сыр в мышеловке. Казалось, что в любое мгновение, змей приблизившись обхватит своего пленника за плечи и пустится с ним в пляс, словно ветер сорвавший с цветов лепестки, ведь ему так одиноко парить, ветви в эту ночь так злы, лишь царапают его невесомую плоть, сдирают прочь невидимые одежды. Что за чувство его переполняло? Должно быть так себя ощущал бокал до краёв заполненный вином. Алые капли срывались с них, как душа грешника в пасть Гиены, они отчаянно цеплялись за безучастно гладкий, холодный хрусталь оставляя за собой тропу из кровавых слёз, пролитых в мольбе. Бесполезно… Их бытие оборвётся у подножья их спасительной Голгофы. Так и Ловкач, чувства наполняли его от чего ему казалось, что ветер вдруг обратился в ласковые крылья, влекущие мужчину вперед, тянущие за собой, как манит жестокое божество вид ягненка на жертвенном алтаре… На душе было легко как у влюбленного юноши при взгляде на любимую, но что это была за “любовь”? Она точила свои клыки, будто набор ножей, небрежно брошенных лезвием вверх, маня и пугая своим блеском запутавшиеся души, тяготевшие к стали словно то были осколки их лопнувшей мечты. Она навострила когти и готова разить наповал... - Во имя любви… - с злой ухмылкой прошептал змей и подойдя к сидящему на коленях человеку, так резко опустил ногу, что веточка под его каблуком переломилась с хрустом подобным хрусту костей в тонкой шее. Он взглянул вниз на пленника. Такой беззащитный, и правда ягненок на заклание… Не став тянуть, в конце концов, только вид женщины на коленях по-настоящему прекрасен, змей схватил мешок на голове у человека и сжав его сдернул прочь, так резко, что казалось сейчас вслед за грубой тканью полетят ещё и волосы. Перед ним предстал молодой парень, по его лицу текла, прокладывала свою кровавую тропу, алая капля, берущая начала откуда из волос, видимо его кто-то знатно приложил по голове. Он был помят подобно старой игрушке побывавшей в зубах игривого пса, казалось ещё немного и у него оторвётся рука, а может и голова, судя по той крови, что поделила красивое лицо на две части… Лишь она выдавала в этом очаровательном юноше живого человека, а не красивую куклу. Голубые глаза были сокрыты веками, что держала своими жестокими руками головная боль, не давая парню посмотреть на мир, увидеть, как ночь сгустилась над ним, сгорбилась словно пожилая леди ожидающая, что ей уступят место, но нет… К беде бедного парня, это место предназначалось ему и только ему, никого другого не алчет видеть луна с высоты своего тёмного ложа. - Что происходит? Где я? – произнес он слабым рвущимся голосом, будто его только что отпустили руки, что сжимали горло в отчаянной попытке задушить несчастного пленника. Он хотел поднять голову, чтобы посмотреть хотя бы просто вперед, не питая надежд взглянуть наверх, лучше уж так чем просто смотреть в землю. Однако как оказалось сил не было даже на это... Только парень попытался напрячь шею, как она тут же невыносимо заболела, скручивая все его болевые ощущения, будто позвонки ощетинились как ежи и изнутри пронзали несчастного иглами. От боли он резко дернулся и всхлипнув согнулся ещё сильнее потратив больше сил, чем пытался собрать в этом простом движение. Голова у него раскалывалась так, как наверно чувствовал бы себя орех в зубах у белки будь он живым. Ему казалось, что от его черепа откалываются целые куски, как скорлупа… ещё эта кровь, не удивительно, что ему так больно. Смотря сверху вниз на этого бедного мальчишку, змей не мог сдержать улыбки…. Какой-то странной улыбки. Она не была злой, насмешливой, сочувствующей… Она была доброй, с такой обычно родители смотрят на своё упавшее дитя, прежде чем поспешить ему помочь. Если бы за этим следил кто-то со стороны, то неизбежно вздрогнул от этого странного зрелища. Ведь эта улыбка была фальшью, умело собираемой целые года, ширмой на фон для актерской игры. Он обдурит тебя светом и теплом своей улыбки, чтобы ты не видел, как за спиной его руку холодит стилета сталь. За этой улыбкой скрывалось зло, вот что с ней было не так… Это все равно что смотреть на красивую куклу с некоторыми неправильными чертами в лице. Она так похожа на человека и в тоже время, что-то в ней не так, это инстинктивно вызывает опасение или даже страх… будто что-то изнутри подгрызает тебя, что-то, что оживляло этот прекрасно-неправильный образ. Змей слегка склонил голову к плечу наблюдая за тем как от усилия парня новая капля крови стала пропитывать светлые локоны, прилипшие к гладкому, нежному лицу… От этого зрелища уголки его губ поползли вверх, как у садиста при виде истекающей кровью жертвы. Хотя почему как? Мужчина наклонился к парню и по странному нежно скользнул пальцами по его скулам к подбородку и ухватив его так же ласково, как если бы это была девушка. Он поднял голову юноши помогая ему посмотреть наверх, на себя… и он знал, что сейчас ему очень больно от этого… иначе, какой смысл это делать в принципе? Но когда его глаза откроются, ему станет ещё больнее, но уже где-то там, куда взгляд проникнуть не мог… И в это мгновение бедный пленник стал со скрипом открывать веки, так медленно и осторожно, будто готовился взглянуть на палящее солнце в небе, и когда это произошло, его глаза застекленели, будто он забыл на краткое мгновение о всякой боли, что порабощала его мысли. - Вы? Но… почему? – спросил он обессиленным, от случившегося ему откровения, голосом. Ловкач мягко усмехнулся, поглаживая парня под подбородком, ему нравилось заигрывать с жертвой, как кот с мышкой… - Потому что так нужно, Марк. – ответил он мягким тоном, будто не желая терзать раненый слух парня жестокими нотками, на которые был способен его голос. Кроме того, доброта из его уст может ранить сильнее всякого ножа, ведь она бьют всегда в сердце, не знает промаха яд его слов… - Нужно? О чем вы? – с совершенным непониманием в голосе спросил Марк, казалось, что его глаза начали блестеть от отчаяния. Он смотрел в тёмные глаза змея ища в них разгадку его поступка, но находил в них лишь глухую черноту, скрывающею от парня всё что могло там быть. Разве он чем-то провинился перед этим человеком? Разве они не разговаривали всего… как давно он был в отключке? Но теперь это уже было совершенно не важно. Его сердце сжалось, как если бы кто-то через соломинку высосал из него все соки, оставив лишь иссушенную кровавую оболочку. Что это было? Страх? Разочарование? Потерянность? Он даже не мог определиться, все эти чувства и ещё какие-то бились в нём словно бабочки, пойманные в банку. Ему казалось, что он даже слышит, как они бьются о рёбра, казавшиеся ему сейчас хрустальными… Или это просто пульс? Просто кровь, которая бежала по венам с удвоенной силой в надежде вдохнуть в замирающее сердце сил. Или хотя бы смелость, которая таяла с в нём с каждой секундой… - А ты ещё не догадываешься почему ты тут, юнец? – спросил мужчина терпеливым тоном. - Нет, господин… не знаю, не понимаю… - произнес он как-то взволновано, как если бы к его горлу поднесли меч. В этот момент Ловкач отпустил его подбородок и резко, словно плетью, хлестнул по щеке пощёчиной от чего юноша не смог сдержаться и взвыл. - Значит ты ещё глупее чем я думал, когда решил ухаживать за моей дочерью. Хотя в том её вина, ведь ты не знал. Я ещё поговорю с ней об этом… - резонно заметил змей, но затем легко усмехнулся. – Впрочем не знание законов не освобождает от ответственности, верно, малыш? – усмехнулся змей, и Марк мог поклясться, что это не предвещало абсолютно ничего хорошего, это усмешка сияла подобно погибели на лезвие кинжала. - Господин, поймите, я не желаю вашей дочери зла, я всячески настаивал о том, чтобы она нас познакомило, но она постоянно откладывала это… - принялся он сбивчиво бормотать, оправдываясь как грешник на божьем суде. - И не напрасно… Как думаешь, почему? Думаешь она боялась? И думаешь зря? Хотя сейчас ты уже так не думаешь, да? Она хорошо знала кто её отец и знала на что он способен. – он снова взял парня за подбородок длинными пальцами и приблизился к его лицу удушая юношу ощущением словно… словно он заглянул в крематорий в разгар чумы. Откуда пришло в голову это сравнение? Он даже не знал, но он не мог отделаться от этого чувства, будто тлеющее чудовище из праха и угля говорило с ним и из его пасти вырывался смрад догорающей плоти. Что он? Что это за монстр? - Вы… Вы не можете так поступить с ней, вы не можете просто запретить нам встречаться. – решил воспротивиться он воле Ловкача, хоть у того и было очевидное преимущество. Змей бросил на парня снисходительный взгляд, как на ребёнка, что решил противостоять взрослому. - Оу, ты правда так думаешь? Почему же? – спросил мужчина, приподняв бровь, как партнёр в интеллектуальной беседе. - Потому что это сделает Мари несчастно, а вы кажется слишком её любите, чтобы настолько её огорчать… - произнёс он наконец выровняв дыхание, на что Ловкач опять как-то странно улыбнулся, не то снисходительно, не то с угрозой. - Да, я очень её люблю… - произнес змей и взял в свои руки лицо юноши. – Как и всякий отец своё дитя… - но несмотря на его слова, что-то было не правильное в его голосе, неуловимое, как в той обманчивой улыбке. - Тогда отпустите меня, и она не узнает о произошедшем. – произнес Марк хмуро и зажмурил один глаз, когда на веко натекло крови. - Что? – Ловкач оскорбленно поднял бровь. – Это шантаж? Думаешь ты для неё значишь куда больше чем я? – мужчина просто поразился наглости этого щенка, который в своём положении смел ещё выдвигать какие-то условия. - Мне придётся ей рассказать, так как я не хочу ей лгать. Разве не это принцип любви? Ловкач иронично посмеялся, будто юноша как-то удачно пошутил. - Принцип любви только на том и строится, глупый мальчишка. Ложь. Постоянная ложь, пусть ложь во благо, она всё равно остается ложью, это кровь любви, по-другому она не живёт. - Кто же так сильно ранил ваше сердце? – спросил Марк с каким-то подобием ухмылки на устах, когда прослушал ответ Ловкача, звучавший будто призывной лозунг. Эти же слова уже не вызвали в змее столько веселья, а скорее наоборот, он помрачнел, будто все тени что отбрасывали деревья наползли на его гордый силуэт, тянулись к нему как к магниту… а может юноше это и не казалось, а так оно и было? Но ясно было одно, кажется он… что-то задел в нём? В Ловкаче? В этом существе было ещё что-то живое и чувствующее? Нет, это не могло быть правдой. Когда Марк осознал, что сказал и кому, он даже не успел испугаться, как последовала расправа. Выпрямившись, Ловкач не стал долго оттягивать желанное наказание за наглость, он тут же с силой ударил носком ноги по лицу парня, так, что тот рухнул на спину и первое мгновение не мог пошевелиться. Сильная боль как выстрел пронзила его сознание, настолько сильная, что Марку она показалась… нереальной, будто он видит дурной сон, от которого вот-вот проснётся. Она оглушила все его чувства оставив в голове какой-то звенящий, сияющий, как вспышка, след. На какое-то микро-мгновение, это стало неким обезболивающим, но затем трезвость разума вернулась к юноше вмести с накатившей, как лавина, болью. Ему казалось, что каждый нерв в его теле завопил от боли, кроме голоса, который как не странно молчал, лишь иногда перебиваясь всхлипами. На лице было что-то горячее, будто разогретое вино пролили на него, только почему у этого вина привкус железа? А всё оказалось просто. Сильным ударом, Ловкач разбил парню губы и нос заставив кровь залить его лицо, будто мало ему ушибленной головы. Дело начинало принимать скверный оборот… Марк хотело было попытаться встать на колени, на сколько это было возможно, но его планы тут же пресекла нога Ловкача, вставшая ему на грудь, словно на помост и нажавшая на неё. Теперь парень был беззащитен ещё больше, как перевернутый ёж. - Надеюсь, это напомнило тебе о том, с кем ты говоришь? Или думаешь, если ты приударил за моей дочерью, я буду относится к тебе по-особенному? – он слегка усмехнулся и наклонившись к парню уперся локтями в своё колено, взирая на того сверху вниз. – Впрочем… да. Мне хочется отнестись к тебе по-особенному. – после чего змей наклонился ниже и поднял с земли палку. – Я давно знаю о тех шашнях, что ты водишь с моей Мари, но влезать с истерикой и скандалить, настраивая против себя мою дорогую девочку было бы глупо, верно? – он холодно усмехнулся, что не будь Марку сейчас больно, он бы почти наверняка покрылся инеем. - Поэтому я просто ждал подходящего момента. – он упёрся палкой ему в живот, словно та была его тростью и продолжил говорить. – Лучший охотник, это тот, кто умеет выжидать даже, не смотря на риск… - он сощурился, подразумевая под риском, тот факт, что Марк мог затащить Мари в постель. – Но я верил в благоразумие моей дочери и что демоны прошлого охранят её от глупостей. Как приятно, что мои ожидания не были обмануты и я так горд моей малышкой, несмотря на то, что я совершенно не понимаю, что она нашла в тебе. – фыркнул змей с пренебрежением. – Хотя теперь это уже не важно… Куда важнее, что ты послужишь прекрасным перегноем для взращивания ещё большей её любви ко мне. Услышав это, Марк не смог скрыть удивления и вопроса в своих глазах при словах Ловкача. - О чём вы? – произнёс он с трудом, так как шевелить губами по понятной причине было больно. - О том, что Мари принадлежит только мне, мальчишка и мириться с твоим присутствием я не собираюсь. - Но… - оторопел парень от услышанного. – Вы не можете вечно её ограждать от других, она… - Ей не будут нужны другие, если я стану этими другими. – самодовольно усмехнулся Ловкач, смотря за тем, как впадает в ступор наивный мальчик не понимающий, что отец может хотеть сердце своей дочери, ведь ему невдомек, что кровь в них не одна и с самого начала судьба у неё была стать его игрушкой. - Я не позволю вам этого сделать! Вы чудовище, и она боится вас, именно поэтому она не хотела нас знакомить, теперь я это понимаю! – прорычал Марк неистово став пытаться сбросить с себя гнёт Ловкача, но тот с силой нажал палкой на живот парня заставив того замереть от боли. - Но, как и всякое понимание, оно пришло к тебе слишком поздно, мальчишка. – после чего окинул того взглядом. – Как же мне поступить с тобой? Насилие и боль способны превратить в покорного животное даже самого человечного из людей. Может… отрезать тебе язык и продать в качестве игрушки для извращенцов? У тебя довольно милое смазливое личико, они таких любят. Марк с яростью смотрел на Ловкача отчаянно вошкая руками за спиной в тщетной попытке как-то ослабить путы связывающие его руки. Он не мог поверить в происходящее с ним. Неужели это всё не сон? Неужели это правда, что он услышал? Бедная Мари… Даже сейчас, после всего услышанного, он не мог перестать думать о ней, о той печальной судьбе, что уготовил ей этот монстр, желая сгубить её прекрасную жизнь во имя своих жестоких прихотей. - Но даже это было бы слишком опасно… - голос змея стал холодным, как при вынесении приговора. – Я всегда предпочитаю поступать наверняка и с тобой вряд ли случится исключение. - В любом случае, я постараюсь сделать всё возможное, чтобы ты ответил за содеянное тобой… - прошипел Марк сквозь зубы, как зажатая в клещах собака. - Нет, если ты останешься здесь. – ответил змей кратко. - Что? Ты… - оторопел юноша, но не успел договорить. - Да, ты правильно все понял, мальчишка. – перебил он Марка невозмутимым голосом. – Ты остаешься… - он вдруг начал надавливать палкой на живот пленника всё сильнее. – Здесь… - договорил он шепотом. Марк напряг руки со всей силы на какую был способен инстинктивно пытаясь разорвать верёвку на своих руках, даже если это было невозможно. В конце концов, когда тебя пытаются убить, ещё и таким ужасным способом, желание сопротивляться и бороться возникает само собой, как у всякого живого существа. Боли в животе становилось нестерпимой, особенно нестерпимой, когда под тупым концом палки уже начала рваться не одежда, а кожа, открывая путь к нежному и хрупкому миру под собой. Ловкач чтобы ускорить процесс, стал слегка прокручивать палку, буквально ощущая, как от боли вздрагивает слабое тело под ним, неспособное оказать абсолютно никакого сопротивления. Его дрожь от тела передавалась по палке вверх к жестоким рукам сжимавшие её. Ловкач похабно усмехнулся. - Расслабься мальчик и всё кончится быстрее… - говоря он и нажал сильнее надавливая всем весом, что палка начала трещать, но вмести с тем, он добился результата ведь из-под неё стала вытекать кровь, голос Марка начал рождать на свет какой-то болезненный скулеж с трудом дыша от той крови, что текла у него изо рта… или это кровь от разбитых губ? Мужчина взглянул в лицо, терзаемое болью и слегка склонив голову принялся его рассматривать, будто критик, подвергающий сомнению новый вид искусства. Живая, постоянно меняющаяся картина предстала перед ним и каждая её линия, каждый штрих становился всё искажённие и искажённие с каждой секундой, напоминая что-то пришедшее прямиком из сна… В этом Ловкач находил какое-то очарование или успокоение, которого ему долго не хватало. Он смотрел на это бледнеющее перекроенное страданием лицо, и оно ему всё меньше напоминало то, о котором ему рассказывали его нанятые люди, то лицо, что он представлял, читая письма, которые он посылал его милой Мари… Теперь оно было почти такое же как все другие, что змей видел до этого – мёртвым. Казалось, что Марк от боли уже беззвучно плакал не в силах вынести такой мучительно-медленной смерти, которой Ловкач определенно наслаждался. Смотреть как в крови тонут твои проблемы, то ещё удовольствие… И кто-кто, а Ловкач знал в этом толк. Змей слегка закусил губу, будто от экстаза, когда одним сильным рывком загнал палку во внутренности парня, почувствовав, как по рукам пробежало приятное чувство разрываемых чем-то тупым внутренностей и отпустив заставил её торчать. Выпрямившись и отступив назад Ловкач расслабленно выдохнул, как если бы сбросил со своих плеч бремя весом в целое небо… И даже тогда, юноша ещё не умер, он лежал, словно пришпиленная к земле бабочка, хрипя и судорожно содрогаясь уже почти неживым телом скорее рефлекторно… - А ты не хочешь умирать быстро, как я погляжу. Что ж, хорошо, тем приятнее зрелище для меня… Скоро ты присоединишься к другим тут. – в его усмешке проскользнуло что-то хищное, что-то такое, что можно уловить во взгляде зверя, когда ягнёнок забредает в его логово. Марк почти ничего не видел, но всё ещё мог слышать его голос… пока на это у него были силы. И услышав Ловкача, парень повернулся голову на бок прижимаясь щекой к траве, такой холодной, она словно хотела приласкать его, угомонить хоть на секунду страдания… Она была нежна, как подушка в колыбели у дитя, она желала стать его последним ложем, ведь в жилах его бежала жизнь для её хлипких корешков. Земля здесь подобна хищному зверю и цветы на ней росли советующие, даже сорняк, был подобен маленькой злой твари опьянённой алым пойлом, что лилось на них подобно воде… Будто чувствуя это, юноша медленно моргнул от чего с его глаз сбежали слезы, от боли, а ещё больше от досады… Он ничего не мог сделать, не мог спасти возлюбленную от монстра, что так тщательно скрывается, под ликом заботливого отца… От осознание открывшейся правды, душе становилось больнее чем телу, ведь смерть его неизбежна, она уже крадётся, едва приминая траву своим легким шагом хищника, но его дорогая Мари… Сколько лжи и боли ждёт её впереди? Смерть была бы добрее с её золотым сердцем. - Ты пожалеешь о том, что задумал… - с трудом почти беззвучно произнесли его губы, как напутствие на прощание. – Но ты этого уже не увидишь. – с холодной насмешливостью ответил Ловкач, наблюдая, как угасает жизнь в ярких глазах. Это всегда было самым прекрасным зрелищем… будто в солнце меркнет последняя искра. Миг за секунду до смерти, был сравним для него с последним солнечным днём перед бесконечной полярной ночью. Как вампир, он отнимал эти последние мгновения и навечно заключал в темнице своих воспоминаний, словно эти тлеющие угольки были способны осветить его собственную тьму… их лишь нужно раздувать время от времени. Несчастный юноша понял, что более не способен держать веки открытыми, он не даст зверю перед собой пригреться их последним лучиком, пусть мёрзнет вечно в объятиях злой ночи. Последнее, что он успел увидеть, это тёмный, высокий и широкий силуэт, который медленно размывала потеря сознания. Бедный парень не мог даже догадываться, что его ждёт такой финал… - Пусть волчьи клыки будут милостивы к тебе… - цинично усмехнулся змей.