what remains

Он попробовал максимально тихо открыть входную дверь. Ключи специально опустил на шарф, чтобы избежать стука металла о деревянную поверхность столика. Он боялся её разбудить, хотя и понимал, что такой звук до спальни даже не долетит. Скинул тяжелые ботинки, тоже непривычно тихо для себя опуская их на полку для обуви. Он вовсе не был в чем-то виноват. Он не знал. Тот факт, что в какой-то момент он просто пропал на неделю и ни разу не позвонил, было для него нормально. И было нормально для всех девушек, которые иногда задерживались у него в постели. И для брата. Но не для нее. За эту неделю он получил всего одно смс сообщение, которое перечитывал раз двести. «Я надеюсь, ты жив.». Он был, и ей об этом сообщило уведомление о прочитанном сообщении. Но больше он не выдал себя никак. И, должно быть, это было ошибкой. Оставив куртку в прихожей он побоялся сразу идти в спальню. Выкурил три сигареты подряд на кухне, после чего пришлось открывать все окна на первом этаже. Выпил пятьдесят грамм виски. Смелости не прибавилось. Он не боялся, что она будет злиться, он не боялся, что она обиделась. Все эти проблемы были легко решаемы. Он боялся, что её вовсе нет в доме, и всех её вещей тоже. С ним такого еще не было, а потому он ожидал худшего. Пошел второй виски. Он принял душ на первом этаже, пытаясь убедить себя, что все в порядке. И пошел на второй этаж словно на казнь. Дверь открылась бесшумно, но ему показалось, что прогремел атомный взрыв. Он чуть не схватил инфаркт, когда не сразу увидел торчащую из-под одеяла макушку. Конечно, она была дома, она не могла его бросить. Он понимал, что делает слишком много всего неправильно, и в его возрасте пора бы уже начать думать. Но ему было очень сложно побороть свои старые привычки, ему была чужда моногамия. И самое неприятное, что именно эта девушка все это прекрасно понимала. И именно поэтому он так боялся, что она откажется это терпеть. Он с осторожностью опустился на кровать, не сразу решаясь залезть под их одно огромное одеяло. Если она проснется и как всегда задаст один из своих вопросов, он не найдет, что ответить. Он не сможет защищаться, и тогда она точно уйдет. Мысли о её исчезновении из его жизни были его личным психическим расстройством. Она уже год это все терпит, взамен получая так мало, что любая бы сбежала через месяц. И он пытался утешать себя тем, что раз она и сейчас здесь — она его любит. А если любит, разве уйдет? Тысячи параноидальных мыслей крутились в голове. А что, если она просто ради комфорта здесь, а каждый раз, когда он исчезает, она проводит время с тем, кто её ценит? Это вводило его в истерику. Каждый раз, исчезая на какое-то время, уезжая «по делам» или на концерты, он возвращался и несколько дней внимательно за ней наблюдал. На наличие улик, не изменилось ли её поведение. Она не давала повода в себе усомниться, в то время как он сам был ходячим поводом для сомнений. Он думал, что однажды сойдет с ума. И от старта шизофрении его спасало только одно. Он всё же решился забраться под одеяло и осторожно обнял теплое спящее тело рядом. И только коснувшись кожи, забыл, зачем вообще существует. Ткнулся носом в шейные позвонки, прикрытые волосами, прижал ближе. Она точно сейчас проснется, но теперь он понял, что нужно ей сказать. Наступил тот момент, когда нужно ей это сказать и именно сейчас он готов. Но она не проснулась. Сквозь сон точно почувствовала его присутствие и прижалась ближе. Наверное, нужно сказать ей утром. Так хочет судьба. Завтра он будет для нее идеальным мужчиной, завтра он начнет бороться со своим внутренним «Я» и начнет воспринимать мир от лица «мы». Наверное, он уже готов. Он не знал, но безумно хотел быть готовым для нее. За целый год этих отношений они провели вместе в совокупности месяца три максимум. И даже несмотря на все истерики, что она закатывала из-за женской обиды, он четко видел то, что она привязана к нему насмерть. С ней такое впервые, она еще слишком молода, и бросается в омут с головой первый раз. Он уже так не может. Он на самом деле был влюбчивым в молодости, и это не раз играло против него. Поэтому сейчас он так долго идет к тому, к чему она пришла через неделю. Завтра он скажет ей наконец, что любит её. И он точно знает, что она ответит тем же. Она не говорила ему этого ни разу, но он не требовал, ему не нужно было это слышать, все было очевидно. С её стороны. Что касается его самого, то он лажал. И больше не намерен это продолжать. Утром он все скажет. Но проснувшись утром, он не нашел её в постели. И в душе, и на кухне, и в гостиной на диване. Даже на заднем дворе - она любила иногда начать свой день с бассейна и солнечных ванн. Он не нашел её зарядки от смартфона в розетке около кровати, её книжки в гостиной на столе, её натурального шампуня на полке в ванне. Он не нашел её чулков на полке в шкафу, и её белья в ванной комнате, не нашел её любимого кардигана на пуфике в гардеробной. Он даже не нашел её черной зубной щетки в стаканчике, и её туфлей на полке рядом со своими ботинками. Единственное, что ему осталось, это шлейф её парфюма, который он подарил ей, когда в очередной раз провинился. Больше всего он боялся найти браслет, который подарил ей, но она его не оставила. Ушла. Но ушла вместе с браслетом, который он застёгнул на её руке неделю назад, когда впервые почувствовал, что на этот раз серьезно влюблен. А потом он испугался и сбежал, оставляя свое сердце ей. Но она не знала об этом, он должен был сказать сегодня. И только браслет был надеждой на то, что она ушла не навсегда. И он боялся даже брать в руки телефон, чтобы позвонить ей и что-нибудь сказать. Он надеялся, что она вернется. К вечеру. Завтра. Через неделю На следующих выходных. На Рождество, или хотя бы к его дню рождения.