Поросёнок в мушкетёрском костюмчике

*** Просыпаться по утрам всегда было для меня нелёгким испытанием – этот процесс всегда очень долгий и сложный, настоящий ритуал, состоящий из потягиваний, млявости и попыток ложных пробуждений. Вот ими я действительно очень горжусь, во сне я могу проснуться, одеться, позавтракать и быть уже на полпути на работу, когда разозлённая Айрис снова стукает меня по голове подушкой, будя по-настоящему. Да, я принадлежу к славному племени сов, а Айрис утверждает, что вообще к кошачьему и должен спать не меньше двенадцати часов в день. И каждое утро, выползая из идеально нагретой и такой родной постельки, я готов с ней согласиться. И только когда мы спим вместе с Рокэ, побудка становится делом быстрым. Вот кто бы сказал мне, что у горячекровных испанцев будет холодный, как мороженная рыба, потомок – не поверил бы. Но Рокэ вечно совершает что-то из ряда вон выходящее. Обладает пониженным давлением, например. И каждое утро у него жутко мерзнут руки и ноги, которые он, ничуть не смущаясь, а зачастую вообще не просыпаясь, греет о меня. Однажды, набравшись храбрости, я попросил его одевать носки. Он посмотрел на меня, словно я предложил надругаться над его бабушкой и вежливо поинтересовался, стоит ли ему одевать ещё и варежки в придачу? Больше эту тему поднять я не рискнул. Интересно, можно ли теперь, в свете пересмотра наших отношений, снова попытаться настоять на носках? Я видел, что тут продают очень милые шерстяные, с кленовым узорчиком. - Ты куда? – Рокэ вяло поднял голову от подушки, - Тебе на работу надо? - Ещё не знаю, но ты лежи пока, я завтрак ещё готовить буду, - я поцеловал его в заросшую щёку, больно поцарапав губы. Надо будет заставить его сегодня побриться, а то он выглядит, как какой-то бандит. А ещё надо будет позвонить Лионелю или Эмилю и уточнить, знают ли они, что он сейчас у меня, потому что с Рокэ станется и исчезнуть в неизвестном направление, оставив свою охрану метаться в нервном припадке. Хуан, глава его службы безопасности и, по совместительству, единственный дворецкий, которого я когда-либо видел, периодически раньше уточнял у меня местоположение Алвы. Видимо, эти времена возвращаются. Как же я этому рад. Правда, когда я вошёл на кухню, всю присыпанную пудрой, эта радость немного уменьшилась – планировалась уборка, а я её терпеть не мог, но деваться некуда. Или… пусть Рокэ убирает. И пудру новую тоже он покупает – ни я, ни Жаклин не виноваты в том, что у него случился перепад настроения, на почве необоснованной ревности. Что вообще на него нашло, раньше он себе никогда такого не позволял. Боже мой, это же Рокэ, он само совершенство и первый уверен в данном постулате. Никто не смеет сомневаться в его абсолютной неотразимости, ревность ему не была известна. Кажется. Ладно, пусть проявит свои идеальные способности, протирая полы. А я пока яичницу пожарю… Сказать, что Рокэ был обескуражен, это не сказать ничего. Он долго смотрел на меня своим проникновенным синеоким взглядом, надеясь, видимо, что во мне проснётся жалость и я отменю своё решение. Я почти уже сделал это, но достаточно было вспомнить о том, как я не люблю убираться – и всё сочувствие тут же исчезло. - Ты действительно этого хочешь? – он предпринял последнюю попытку уговорить меня, но я был непреклонен. Так что, через некоторое время, смог наблюдать одно из самых интересных зрелищ – отмытый и выбритый Рокэ Алва, одетый в милейший махровый халатик, недовольно и, если честно, без особого толку, возил мокрой тряпкой по полу, скорее размазывая пудру, чем собирая её. А у меня в голове крутилась только одна мысль – сколько бы заплатили СМИ за подобную фотографию? Я подавил подобную злорадную мысль - моя месть и так была страшна. - У нас будут макароны, - известил я его, проинспектировав полки в кухне. - Просто макароны? – Рокэ недовольно на меня посмотрел, - Твоя месть не имеет границ, да? - С сыром, - сжалился я, - А что-то существеннее только после свадьбы. Я сказал это просто так, без всякой продуманной мысли и уж точно не ждал, что он пойдёт в коридор, где вчера повесил свою куртку, для того, чтобы принести мне кольцо в красной коробочке. Обручальное кольцо в пошлой бархатной красной коробочке. И к ней был прикреплён знакомый до боли брелок – маленький поросёнок в костюмчике мушкетёра. - Ты выйдешь за меня? – Рокэ ухмыльнулся, - Только из-за того, что я очень голоден. Я бы кинулся ему на шею. Честное слово, я бы повис на нём, визжа от восторга, как семнадцатилетняя девочка, увидевшая Патисонна. Но в моей жизни постоянно происходят дурацкие события, которые так или иначе влияют на ситуацию и не дают развиваться событиям по правильному и хорошему сценарию. В этот раз был телевизор, который как раз попался мне на глаза и по которому, радостная и психологически выверенная дикторша вещала о том, что против знаменитого миллионера Рокэ Алва заведено дело – его обвиняют в употребление и хранение наркотиков. - Это правда? – я тупо смотрел на экран, идущий слабой рябью. - А ты как думаешь? – Рокэ возмущённо уставился на меня, - Тебе не кажется, что даже я не стал бы жениться ради завтрака?! – видимо до него дошло, что я смотрю куда-то мимо него и он обернулся. А потом спокойно уверил, что у него очень хорошие адвокаты и ему не светит ничего страшнее штрафа и обещания пройти обследование. - Так это правда? - На меня работает контора Приддов, эти кровопийцы отмажут меня от всего, что только можно представить, не бойся. В жизни бывают самые разные моменты. И очень часто мы ведём себя, как последние идиоты. Или как психопаты-убийцы. Или – девочки-подростки. Но мама всегда говорила, что мы должны вести себя, как Окделлы, не роняя честь фамилии и не забывая о том, что у нас даже девиз когда-то был. «Твёрд и незыблем», что-то вроде того. Но я не знаю, как вести себя, когда мужчина, которого ты любишь делает тебе предложение, а одновременно ты узнаёшь, что он употребляет наркотики. Не знаю. Поэтому я поступил так, как, наверняка, сделала бы мама или Айрис, всё же мы с ними похожи. Я схватил поломойное ведро и вылил грязную воду на Рокэ. А потом вырвал у него брелок и сбежал в ванную. Похоже, в наших отношениях снова наступил кризис. *** Я сидел, привалившись спиной к душевой кабине, а промокший брелок активно сох на горячей батарее. А Рокэ остался за дверью. Наверное, это было неправильно – сначала обливать его, а потом прятаться в единственном месте, где он мог бы вымыться. Но смотреть я на него не мог, это дурацкая уверенная улыбка – «отмажут» его видите ли. У него совсем головы нет? Хотя нет, вроде бы была. Тогда нет мозга, вот это уже точная информация. Что он думал, когда брался за эту отраву? Придурок! Он говорил, что когда-то чем-то подобным баловался, ещё в студенческие годы, но снова? Зачем? Можно сказать, что-то до ужаса романтическое, например, «мне было без тебя невыносимо и я не смог справиться с собой» или что-то подобное. Только это не отменяет желания ударить его. Мне казалось, что я достаточно знаю Рокэ, я был уверен, что он никогда не возьмётся за наркотики, это было… не его! Он никогда так не мог поступить. Это же слабость, а он никогда не показывал своих слабостей. Да для него даже признать простейшую простуду и начать лечение, было настоящим подвигом. И ещё он всегда понимал, что на нём лежит ответственность за фирму, сотрудников, меня. Эта ответственность помогала ему работать и двигаться дальше. Раньше. - Я собрал воду, Дик, - из-за двери голос Рокэ звучал неестественно и негромко, и я с трудом подавил трусливое желание включить воду, что бы вообще его не слышать. - Надеюсь, вылил не в раковину, иначе мыть её будешь сам, - говорить о правильных и серьёзных вещах не хватает сил, и я хватаюсь за его фразу, как утопающий за соломинку. Он замолкает, а потом аккуратно уточняет, где лежит тряпка для мытья раковины. Меня начинает душить смех, а Рокэ прислоняется к двери – тонкая фанера скрипит, и я думаю, что он может выбить её одним ударом. Если бы захотел. Но он просто прислоняется и начинает говорить. О глупости всякой. О том, как он лазил в моём ноуте, пугаясь странных специализированных программ и не найдя порнухи. Или о том, как моя мама обвинила его в моём растлении, а мистер Эпинэ отказывался говорить, куда меня направили. - Знаешь, малыш, - он тут же поправился, - Я помню, только по имени. Мне под кайфом всякая хрень мерещилась, словно мы в каком-то мире другом. Ну там шпаги, дуэли, все дела. И ты что-то вроде Д’Артаньяна – плохенькая лошадь и любовь к неприятностям. Только ты оруженосец, а я твой монсеньор. И мы вместе воевали, а потом даже восстание подавили. А Катарина была королевой, нехилое такое повышение для секретаря. Смешно? Я отрицательно мотнул головой, забыв, что Рокэ меня не видит и, только поняв это, сказал, что нет, совсем не смешно. И мне не хочется слушать про всякий бред, который он видел под какой-то дурью. - Дик, ничего серьёзного не принимал, клянусь. Так баловался по мелочи, пресса раздула всё до ужасных размеров, глупости всё. Я не кололся, хочешь, посмотри – я чист. - Я не хочу, чтобы у меня возникала потребность проверять подобное. - Я просто расслаблялся. И ничего тяжёлого не было. - А если бы было? Ты пройдёшь обследование. Обязательно, - я поднялся с пола и открыл дверь, повозившись с щеколдой. Рокэ стоял передо мной мокрый и несчастный, а мне всё равно хотелось ему врезать. Вдох-выдох, успокойся Ричард Окделл, всё решаемо. И это можно будет решить. - Чем закончились эти твои бредни? - Ты пришёл ко мне, а я читал тебе стихи. А потом я не помню. Так что можно считать, что недосмотрел. Я ошарашенно на него посмотрел – он губил своё здоровье, ради наркоманских фантазий на тему мушкетёров с собой в главной роли? Про Рокэ часто говорили, что он чокнутый, но впервые я в этом убедился. И я не придумал ничего лучшего, чем зло его поцеловать, кусая обветренные, где только умудрился, губы и надеясь, что до этого придурка дойдёт, что он мне важен. И было бы совсем идеально, если бы он догадался, что и сам себе он тоже не чужой. - Обещай, что недосмотришь! - А что насчёт свадьбы? - Я подумаю. После того, как ты вымоешься и протрёшь раковину. Это было самое дурацкое согласие, которое я мог дать. А ещё нужно найти хорошую частную клинику, чтобы обследовать Рокэ, позвонить маме и близнецам, заказать пиццу, потому что очень хочется есть, а готовить я после всего произошедшего не буду, забрать просохший брелок. Надо дальше жить. И обязательно завести собаку.