Жизнь после

Весь день я так и провела наедине со своими кошмарами. Видения о Прим не покидали меня. Засыпая, я видела её на Круглой Площади, а открывая глаза, воспоминания, как острые ножи вонзались в меня. Я потеряла счёт часам, я снова погрязла в своём горе, но в этот раз мне было гораздо легче, чем обычно. Приезд Пита бодрил меня. Мысли о его возвращении отвлекали меня от ужасов, испытываемых мной от Дня Рождения Прим. Всего лишь факт его присутствия помогал мне. Я чувствовала себя лучше, понимая, что он находится где-то здесь. Однако горечь его ухода осела во мне. Я не чувствовала себя виноватой, просто не понимала: почему он не стал спорить со мной? Почему он не повторил свою просьбу ещё раз? Почему силой не потащил меня в ванную? Я предполагала, что Питу вдруг захотелось меня убить, что моё капризное поведение вызвало у него приступ. Но я не верила в это. С Питом что-то не так. И мне надо выяснить, что с ним случилось. Я ещё не могу встать с кровати. Но сам факт того, что мне придётся покинуть своё ложе я уже приняла. Я смирилась с мыслью, что будущее возможно. Что когда-нибудь я смогу выбраться. Я пока старалась не думать об этом. Все кажется слишком отдалённым для меня. Сейчас я вся нахожусь во власти кошмаров, и я не могу думать о Пите, пока призраки прошлого посещают меня. Ближе к вечеру я засыпаю. Знаю, крики были слышны соседним домам. Но я не знаю, были ли они слышны Питу. Его дом был разрушен, и я впервые задаюсь вопросом: где он ночует сейчас? В принципе, вариантов немного: либо у Хеймитча, либо в каком-нибудь из незаселённых домов. Так или иначе, он должен быть где-то здесь, в Деревне Победителей. По крайней мере, я так думаю, чтобы успокоить себя. Когда я проснулась среди ночи, я неосознанно ждала его неуклюжих шагов. Я не понимала этого в полной мере, просто мне хотелось, чтобы он ко мне пришёл. Мне хотелось его объятий, его уверенных слов. Он всегда умел одной фразой подарить мне покой, умел, лишь обнявшись, меня успокоить. Но теперь его нет. И мне одиноко. Оттого я радуюсь, когда вижу светлые полосы, окрашивающие небо в розовый цвет. Наступает новый день… Я люблю наблюдать за рассветом. Мне нравиться смотреть, как сумрак ночи исчезает, как небо окрашивается в голубой цвет. Солнце поднимается из-за горизонта и слепит мне глаза. Но я не могу отвести взгляда и продолжаю смотреть до тех пор, пока яркие пятна не заставляют меня заморгать. Я лежу так всё утро, пока не слышу скрипа половиц. Наверняка Сальная Сей принесла мне завтрак. Уверена, она скоро поднимется ко мне. Но этого не происходит. Я слышу, как кто-то возиться на первом этаже. Но никто не идёт в мою комнату. Неужели они забыли меня? Наконец-то! Поставили на мне крест? Или решили, что с них довольно? Всё равно. И то, и другое одинаково радует меня. Мне улыбается перспектива целыми днями лежать на кровати, ничего не есть, ничего не пить, а позже, может быть, и умереть. Вот только есть одно «но». Иногда мне всё-таки придётся вставать, по крайней мере, пока будут силы, потому что именно сейчас мне надо справить нужду. Крайне медленно и осторожно я заставляю себя присесть. Есть плюсы в том, что Пит пришёл ко мне вчера. Иначе бы я сейчас валялась изнеможённая на кровати. Я пробую привстать. В ноге появляется неприятное покалывание. Мои коленки подгибаются, но я заставляю себя сделать первый шаг. Я чувствую, как кружится моя голова, но делаю ещё шаг. Потом ещё. Я буквально падаю на ручку двери в туалет. Я наваливаюсь на неё всем весом, так что она ударяется об стену, освобождая мне дальнейший путь. В домах, построенных для победителей, в спальнях совмещённые ванна и туалет. Здесь есть какие-то шкафчики, хитроумная сантехника и зеркало с пола до потолка. Я не хотела на него смотреть, я всяческими способами избегала коснуться его взглядом, но, конечно, не могла устоять. Потому что та картина, которая открылась мне, когда я подняла свои глаза на зеркало ужаснула меня, и, как бы я не хотела, я не могла оторваться. Это призрак. По-другому и сказать нельзя. Мое тело будто обросло паутиной. Я бы себе дала лет пятьдесят. Мои волосы давно запутались и превратились в колтуны. Я сомневаюсь в том, что мне удастся с ними справиться, скорее всего, мне придётся их обстричь. Моя кожа белая, покрасневшие шрамы светятся на ней. Мои глаза непривычно тусклые. Из них будто кто-то высосал жизнь. Темные круги достигли необычайных размеров, они сильно выделяются на моей бледной коже. Щеки впалые, сильно выраженные скулы. Но даже они меркнут на фоне выпирающих костей. На мне можно пересчитать рёбра, через ткань длинной футболки отчётливо выделяется бедро. Да и одежда моя замарана потом. Мои слёзы оставили на ней въевшиеся следы. Я похожа на труп. Это зрелище было страшным даже для меня самой. Раньше я пару раз заглядывала в зеркало, но ничего настолько страшного я там не находила. Да, сальные волосы, да, красные глаза, но всё это казалось мне второстепенным и не настолько запущенным, насколько было сейчас. Сегодня же во мне что-то щелкнуло, что-то подсказало мне, как далеко я зашла. Я уже отдалилась от мира, за моей спиной уже стояла смерть. И я снова стояла перед выбором: жить или умереть? До этого я не относилась к этому серьёзно. Казалось, мне больше нечего терять. Но воспоминания о Прим и её солнечной улыбке будто передавали мне её жажду жить. Она радовалась всему на свете, она любила этот мир. Для неё всегда был чужд такой образ жизни, в котором сейчас оказалась я. Моя сестра не признавала такой жизни. Она никогда не переставала мечтать. И могу ли я отказаться от такой позиции? Не предам ли я её? К тому же в моих мыслях всплывает Пит. Его приезд. Как он вообще в таком виде смотрел на меня?! Я даже догадываюсь о причине его ухода – наверняка мерзкий запах на километр разносится от меня. Я бы не хотела выглядеть так в его глазах. Я бы не хотела разочаровывать своего давнего напарника. Ведь он всегда верил в меня. Он всегда говорил, что я даже не представляю, на что я способна. И могу ли я не оправдать его ожиданий? Не предам ли я его? Слишком большой груз приземлился на мои плечи. Снова мне приходится выбирать. И я бы стояла здесь вечно, если бы не услышала за дверью шум. Топот пары ног, слышу, как он запнулся и зашипел. Я поворачиваю замок на двери в ванную, и сильнее вжимаюсь в стену. Мне стыдно показываться в таком виде ему на глаза. Мне не хочется, чтобы Пит такой меня видел. Тем временем, мой слух не подводит меня – я слышу, как Пит шагает по всей комнате в безуспешных поисках. - Китнисс, - тихо, но беспокойно говорит он. – Китнисс, ты где? Мне не хотелось, чтобы Пит знал, что я нахожусь в ванной, но мне также не хотелось, чтобы он продолжал искать меня. И желая, чтобы он, наконец, покинул мою комнату, я выкрикнула: - Я здесь. И слышала, как отдаляются его шаги. Теперь перспектива выходить ещё больше пугала меня. Хотела бы я вернуться к нормальной жизни? Готова ли я пойти на этот шаг? Я думаю о том, что в случае, если мне не хватит сил, я могу вернуться обратно, залезть в свою любимую постель, но если же, я сейчас не приложу усилия, то нормального состояния мне уже не вернуть. И я делаю выбор. Я включаю кран. Я слегка поворачиваю колёсико, регулирующее воду, а после, решившись, включаю на полную. Вода льётся звонким потоком, разбивается о дно. Я чувствую себя дикаркой, когда завороженно смотрю на этот поток. Мне страшно касаться воды. Я всё ещё сомневаюсь, что поступаю правильно. Я уговариваю себя. Говорю, что так будет лучше. И когда секундная решимость накатывает на меня, я опускаю руку под струю воды. Это ощущение кажется мне странным. Моя кожа покрывается мурашками, а сухая кожа рук начинает саднить. Моё тело требует влаги. И я покрываю свои руки водой. Я пропускаю струю между пальцев, играюсь с ней, знакомлюсь, жду. А когда дожидаюсь, и вода в ванной набирается, я осторожно опускаю свои ноги на дно. Вода кажется горячей, но я всё глубже захожу в ванну. Я выкидываю грязную футболку в угол комнаты, и поморщив нос, ложусь в воду. Я стараюсь не смотреть на своё искалеченное тело и прикрываю глаза. Приятное чувство невесомости охватывает меня, я плаваю где–то на грани бодрствования и сна. Я долго смакую этот момент, просто лежу и отмокаю. И когда моя кожа морщится от воды, я заставляю себя подняться и взяться за мыло. Я ожесточенно тёрла свою кожу и смывала жир со своих волос. Я просидела в ванной больше часа и была невероятно вымотана, когда вернулась в свою комнату. У меня не было сил, а голова сильно кружилась. Я думала, Сей принесёт мне еду, но сколько бы я не ждала, её шагов не было слышно. Тогда я решилась спуститься на первый этаж. Должна признаться, идти было трудно. Но я представляла, как я после, объевшись лягу на кровати, и от этих мыслей шагать по лестнице становилось легче. Я спустилась на первый этаж и услышала, как с кухни до меня доносились звуки. Я сразу различила голоса: Хеймитч и Пит, и даже немного смутилась. Я и понятия не имела, почему сегодня ко мне никто не пришёл, почему они оставили меня без завтрака, и в чём секрет странного поведения Пита. Мне хотелось узнать ответы на все эти вопросы, но во мне также присутствовало желание вернуться обратно в кровать. Я чувствовала, что меня туда будто тянет, мне буквально тяжело стоять на ногах. Здесь я чувствую себя странником, попавшим в чужие края. И я снова прилагала усилия - я даже не знаю, откуда во мне взялось столько сил – и шагнула на кухню, услышав низкие мужские голоса. - Ну ты даёшь! Надо же такое сказать, – Хеймитч смеялся над Питом, а тот недоумевающе смотрел на него. – Ты будешь спать на том диване, на котором я тебе скажу, и у тебя не получиться ничего у меня оттяпать. Я не вдумывалась в слова ментора, а просто застыла на пороге комнаты, дожидаясь, когда мои гости поднимут свои взгляды на меня. Осознание увиденного доходит до них постепенно. Я бы даже могла бы рассмеяться над их резко меняющимися лицами, если бы не была так истощена. Казалось, каждая пылинка в этой комнате остановилась, чтобы на меня посмотреть, а все звуки, доносящиеся из открытого окна, разом утихли, и весь наш дом поглотила тишина. Мне было неловко под пристальными взглядами Пита и Хеймитча, и я съёжилась, спрятав свои ладони в рукава свитера. Мне кажется, прошло довольно времени, и звук упавшей полупустой фляжки Хеймитча помог всем прийти в себя. Пит сразу же прикрыл рот, а сам Хеймитч бросился спасать разливающееся спиртное. У меня не было сил, и я еле добралась до стула. Я свалилась на свободное место рядом с Питом, и тот резко вскочил, принявшись ещё пристальное рассматривать меня. Да, я знаю, что даже в таком виде я внушаю людям страх, но от меня хотя бы не разит, и мои волосы кажутся чистыми. Хоть и до ужаса запутанными, но чистыми. Мы играем в переглядки, но я не выдерживаю и обессилено прикрываю глаза. Пит тут же срывается с места и через секунду я вижу перед собой порцию еды, любезно оставленную Сей. Я из последних сил принимаюсь за пищу, и лишь съев пару ложек поднимаю глаза. Напротив меня уселись Пит и Хеймитч и, как заботливые родители, нежно смотрят на меня. Меня трогает такая забота. Причем трогает до глубины души. И мне вдруг становиться очень стыдно, что они всё это время сидели и ждали, когда я смогу сюда прийти. Мне стало жалко Хеймитча за безмерную заботу обо мне. Мне стало жалко Сей, так преданно выполняющей за меня все дела по хозяйству. Мне стало жалко Пита, который приехал и нашёл меня в таком состоянии. Война вымотала меня, и вряд ли я уже смогу стать прежней. Мне кажется, я уже никогда не научусь скрывать своих слез. Эмоции для меня теперь – это что-то неожиданное и необыкновенное, и я не могу держать их в себе. Я чувствую, как моё лицо становится красным, чувствую, как к горлу подступает комок непрошенных слёз. Я сглатываю, но у меня не получается, и первые капли скатываются по моим щекам. Кажется, слёзы попадают в тарелку, но мне всё равно. Я понимаю, где мы все оказались, я чувствую, какие сломленные мы сейчас. Мы трое, трибуты, победители, участники Революции, мы потеряли всё. Мы стали кусочками одного большого паззла, когда-то представляющего нас, и всё на что мы способны – это держаться и собирать себя по кускам. Хеймитч подносит ко рту фляжку, чтобы также не расплакаться в такой трогательный момент, а Пит уходит к мойке, а после возвращается и начинает протирать стол. В этой гнетущей тишине слышны только звуки ложки, ударявшейся об тарелку. И когда моя еда оказывается съеденной, Пит предлагает всем выпить чай. Я ем сырные булочки, которые мне приготовил Пит, и наслаждаюсь любимым вкусом. Пит вспомнил про то, что я любила булочки, хотя полгода назад он уточнял мой любимый цвет. Я не могу не радоваться такому сдвигу в поведении Пита, однако, стараюсь не преувеличивать: нам ещё есть над чем работать. И не известно, какие секреты таит в себе охмор. Мне становиться интересно, чем Пит планирует заниматься в Двенадцатом, как давно он вернулся сюда. Множество вопросов возникает в моей голове, но лишь прикончив вторую чашку чая, я решаюсь задать хотя бы один из них. - Уже нашёл занятие в Двенадцатом? – спрашиваю я. Я никогда не была дружелюбной, но после долгого самобичевания в собственной кровати, я вообще разучилась разговаривать с людьми. Однако, это не отталкивает Пита, наоборот, он заинтересовано смотрит на меня. Как будто увидев во мне что-то новое, он коротко мотнул головой, а после сказал: - Нет. Сначала думал поставить тебя на ноги, а уж потом… Поставить на ноги? Так значит, он опять решил спасать меня. Он не бросает меня, даже когда от этого не зависят наши жизни, даже когда только прошлое связывает нас. Совесть больно укалывает меня, мой мозг подкидывает мне яркие картинки, где в Тринадцатом я бросила охморенного Пита, оставляя его с бедой один на один. Как я бежала во Второй, в Капитолий, стараясь не думать о нём, как я ставила его ниже собственной мести, упиваясь мыслью о смерти Сноу. Я снова чувствую себя должницей, во мне просыпается желание лечь в кровать. Укутаться в любимых одеялах, блаженно прикрыть глаза, погрязнуть в собственных кошмаров, утонуть в луже своих слез. И вот я уже собираюсь подняться наверх, и прилечь в своей грязной и затхлой комнате, как Пит говорит. Причем так, как будто произносит эти слова ежедневно, совсем просто, как само собой разумеющееся: - А ты не хочешь сходить в лес? Для меня это кажется слишком большим подвигом. Я только поднялась с кровати, но идти в лес… Возвращаться в места, которые я раньше считала своим домом, это сильнее меня. Я пытаюсь отвертеться, придумать причину своей трусости и нежеланию идти вперёд. - Я… ну… наверное, сегодня не получится… - начинаю я, но тут же замечаю, как меняется взгляд Пита. Он понимающе кивает, и говорит: - Ладно. Сходишь потом. И я успокаиваюсь, потому что для меня было невообразимо страшно возвращаться в лес. Видеть любимые поляны, слышать родное пение птиц. Кажется, если я перешагну через забор, то весь этот мир разом испарится и меня поглотит мгла. Всё то, что я когда-то любила в раз оживёт и станет мучать меня воспоминаниями. И мне снова придётся замкнуться в себе. Но я не хочу. Я хочу нормальной жизни. И я готова признаться в этом самой себе. Потому что я увидела перед собой что-то кроме бесконечного горя и чудовищных смертей. Я увидела перед собой Пита.