Самое нетронутое место в галактике

И снова Рей снилась Джакку. В ее сне солнце заходило, окрашивая песок и дюны оттенками красного, золотого и фиолетового. Небо было темно-синим, звезды мерцали на нем бриллиантовой сетью, и на их фоне высились черные силуэты гор и обломков кораблей. Рей чувствовала, как с каждой секундой уходит дневной жар. Песок под ногами становился холоднее, медленно поднималась луна и понемногу заливала все вокруг призрачным светом. Это все было ей очень знакомо, и все же ей казалось, она ступила на эту планету впервые. Она пришла на Джакку как чужак, но ступала знакомыми тропами. Она брела вдоль крутого изгиба дюны, по полузанесенным песком следам. Даже зная в глубине души, что это старая дорога тидо, она все равно чувствовала себя так, будто никогда не видела ее раньше. Но ноги несли ее вперед, выводя в выжженную солнцем долину, которая сейчас в свете луны становилась серебряной. Рей шла будто в трансе, все дальше и глубже, пока не увидела в отдалении какой-то силуэт, похожий на скелет падальщика, чьими останками раз и навсегда завладел неумолимый песок. Это был ее AT-AT, и впервые при виде его Рей не подумала сразу же о слове «дом». Инстинкт вел ее дальше, шаг за шагом, и каждый шаг казался воспоминанием. Шаг правой ногой. Вот она вернулась в свой AT-AT, еще совсем юная и ослепшая от песка, ее защитные очки разлетелись на осколки под ногой другого мусорщика в брюхе «Инфликтора». Плакать было больно, и поэтому она прижала тыльную сторону ладоней к глазам, свернулась в клубок в гамаке и лежала, тяжело дыша и ожидая, когда придет сон. Шаг левой ногой. Впервые она испытала на себе, что такое Кс’ас’Р’иия. Темнота AT-AT освещалась только бледным светом, сочившимся из дыр в металле. Сам AT-AT стонал под безжалостным ветром, дыханием богов, карой небес. Неустанно гремел гром, и где-то в подсознании Рей что-то шепнуло ей о дожде. Правой ногой. Она чистила свои окровавленные руки после того, как чуть не отрезала себе кисть куском незакрепленного металла на останках крестокрыла. В голове билась единственная мысль - о том, что если она умрет с голода, никто ее не найдет. Никто даже не узнает, что она пропала. Левой ногой. Те долгие одинокие ночи, когда она лежала под звездами, шевеля губами в беззвучном разговоре с теми, кто оставил ее здесь. Было не так много способов сказать «вернись». Рей забралась в недра машины, и на нее немедленно пахнуло спертым жаром, накопленным за день, и затхлым запахом заброшенности. Увидеть ее было трудно, но Рей понимала, что здесь и смотреть особо не на что. В соответствии с порядками Джакку и ее обитателей, AT-AT был избавлен от всего, что обладало хоть какой-то стоимостью. Симулятор полетов и все его провода, гамак и одеяла, все пайки, которые она прятала, даже маленькая кукла пилота. Остались только обрывки и мелкие кусочки, то, за что нельзя было выручить ничего. Она побродила по внутреннему пространству, кончиками пальцев касаясь знакомых поверхностей и углов. Потом тронула выскобленные в металле метки подсчета. За каждой стояла история, день из ее жизни. Какие-то были выцарапаны в отчаянии, другие в безрассудстве, некоторые в бездумной усталости. Каждая была главой, и они шли одна за другой, до самого конца. У последней отметки была самая большая история, самая длинная глава, та, что все еще не закончилась. Пустота не опечалила Рей. Она совсем не чувствовала себя ограбленной, как будто у нее украли ее жизнь и ее прошлое. Напротив, она испытала облегчение, пришло ощущение, что у нее больше ничего нет позади. Каждая вещь, что забрали из ее бывшего дома, была ровно тем, чем и была – вещью. Вещи – то, что ищут мусорщики, то, что переносят с места на место, то, чем платят и обмениваются, то, что можно потерять и снова найти. Она достаточно занималась этим в своей жизни, и планета теперь продолжала свое вращение без нее. Завтра, и послезавтра, и тысячи последующих дней мусорщики Джакку не перестанут просыпаться утром из-за того, что ее нет. Пески пустыни будут двигаться, останки кораблей на Кладбище продолжат свое медленное разрушение, их внутренности продолжат растаскивать и выменивать отдельные части на еду, пока не останется ничего. Здесь будут рождаться, будут жить и будут умирать, и ничего из этого не закончится только потому, что здесь больше нет Рей. Что-то в этой мысли приносило ей удовлетворение, и может быть, оно было чуточку мстительным, это чувство, пылающее глубоко внутри нее. Это было ощущение сломанной предопределенности, словно встать перед ней лицом к лицу, вскинуть кулак и сказать твердо и уверенно, что у нее нет больше власти здесь. Все дело было в том, что Рей ждала очень долго, и что-то яркое, как звезда, обжигало ее изнутри всякий раз, когда она отмахивалась от последних крохотных остатков вины, этого настойчивого голоса, повторяющего: «Ты уверена, что ждала достаточно? Может быть, еще один день? А что, если ты уйдешь, а они вернутся, но тебя здесь уже не будет?» Значит, они вернутся. Все было вот так просто. Рей покончила с ожиданием, и, хотя она помнила, что где-то там далеко есть кто-то, заботившийся о ней когда-то, теперь все изменилось. И поэтому она снова уйдет отсюда, оставив Джакку такой же, как она и была. Джакку станет всего лишь крошечной точкой света в небе, или будет вовсе не видна, в зависимости от того, из какой части галактики смотреть. Здесь ничего больше не принадлежало ей, кроме старых, запыленных воспоминаний, отлично подходящих к душной, похожей на гробницу комнатке шагохода. Если кто-то прилетит сюда и будет искать ее, он не найдет ничего, разве что услышит истории о ее побеге, приукрашенные так, как это бывает только на торговых заставах. От ее жизни не останется ничего, в чем можно покопаться и что можно растащить на детали. И она принимала это с полным спокойствием. Она двинулась к выходу, и в ней начало подниматься осознание. Словно пески приходили в движение, словно начиналась божественная буря. Это было пробуждение, огромная зияющая пустота прямо перед Рей, шире и ярче чем сама пустыня, громаднее всех обломков имперских кораблей. Рей шла по направлению к ней, отчасти зная, что ждет ее по ту сторону. Но в ней не было страха и не было тревоги. Лишь уверенность в каждом шаге и то чувство, что пылало и искрилось внутри. Теперь у нее были те, кто был ей дорог, те, кому она доверила бы свою жизнь под защиту. И неважно, что ждет ее в самом конце, она не бросит их. Она никогда не оставит их в нужде. Держа это в голове, Рей шагнула наружу, и каждый шаг сейчас приносил что-то новое. Правой ногой. Зарождение сверхновой, уничтожение чего-то старого и выгоревшего дотла. Энергия сжимается и коллапсирует в саму себя, словно смерть, словно нечто, ожидающее возможности быть сотворенным. Левой ногой. Через свое разрушение звезда переплавляется и взрывается светом, цветом и неукротимым сиянием, настолько могучим, что его невозможно сдержать. Правой ногой. Рождение нового чего-то, в колыбели из звездной пыли и чистой энергии придающего самому себе новую форму. Левой ногой. И Рей проснулась. *** На секунду Рей подумала, что она у себя в лагере. Темнота была плотной и густой, но молнии освещали контуры узловатых корней дерева над ней. Она моргнула раз, другой и повернула голову, чтобы получше осмотреться. С тошнотворным чувством она поняла, что поблизости нет ни крестокрыла, ни S4-M1. Она не узнавала ничего рядом с собой, и когда еще немного пришла в себя, в душу начал просачиваться страх, холодный, как дождь, вымочивший одежду. По какой-то причине она лишилась сознания, но голова не чувствовала удара, и кроме спины, ноющей от неудобного лежания на земле, ничего не болело. На теле не было ран, а в мыслях – лишнего присутствия, указывающего, что ей завладела та злобная часть Темной стороны. Была только ясность мыслей, оставшаяся после сна, и все так же горящая внутри сверхновая. И еще то ощущение, что ей необходимо остаться с теми, кто дорог ей, удостовериться, что она никого не бросает. Даже сейчас, несмотря на все, что случилось, Кайло Рен был одним из таких людей. Она знала, что в нем было что-то хорошее. И у него была способность с помощью Тьмы придавать форму Свету, так, что они существовали в нем вместе, как это не удавалось сделать почти никому. Но все равно он был очень уязвим, и будь Рей проклята, если покинет эту планету и не помешает Тьме одолеть и поглотить его. И она твердо решила, что если он в самом деле полностью покорится Тьме и для него не останется надежды (она повторяла себе, что это невозможно), то она остановит его. А сейчас она пыталась снова войти в течение Силы, потянуться за пределы бушующей вокруг бури и почувствовать его и всех остальных живых существ на планете. Почему-то это было сделать легче, но одновременно с тем и труднее, чем обычно. Что-то совершенно точно изменилось, но сложно было сказать, что. Рей не погружалась в Силу так, как делала это во время медитаций, она скорее существовала между разными ее слоями. Она по-прежнему сидела под деревом, по-прежнему на Дагобе, по-прежнему была Рей в своем собственном теле, у которого болела спина и которое гроза хлестала ледяным дождем. Но вместе с тем она была пятнышком света в великой паутине Силы, вселенской и всеохватывающей, частью великого целого. Было так странно быть и тем, и другим сразу, ведь ее учили быть либо одним, либо другим. Потянувшись вовне в поисках Кайло, она действовала как два разных существа, делящих одно тело. В одном измерении она искала его своими человеческими глазами, щурясь под потоками ливня, пытаясь разглядеть что есть что в темноте и чувствуя непрерывный рокот грома. В другом она забросила в Силу чувствительную нить, рыскающую среди миллиардов форм жизни в поисках одной. Это ощущение раздвоенности, две разных ее, которые в то же время сливались вместе, будто спаянные воедино, едва не вышибло ее из концентрации. Но она успокоила себя и постаралась сосредоточиться на обоих процессах. На обоих планах ее встретила тьма. Буквальная, осязаемая тьма, сразу ослепившая Рей, не несущая в себе ни единой жизненной формы, а затем Тьма, сочащаяся и липкая как грязь, пытающаяся заползти на протянутую нить поиска и затечь внутрь самой Рей. Но он был здесь. Она знала это. Она видела его перед тем, как потеряла сознание, по крайней мере, видела пылающее перекрестье его меча. Исчезать сейчас ему не было смысла, она знала, что он не покинул планету, оставив ее тут. Всего на секунду, но она почувствовала в нем конфликт, ту вечную двойственность, что разгоралась в нем все ярче и жарче с тех пор, как он ступил на Дагобу. Всего на секунду, а может, и меньше, но это сказало ей о многом. Он боролся с чем-то, внутри себя или снаружи, может быть, и там, и там. И он никак не мог просто бросить ее. Впервые за долгое время ей не пришлось раздумывать над тем, что делать. Ее спаянное «я», две части, сплавленные в одно, думало за нее и продумывало все наперед. Она чувствовала, что за то время, которое раньше требовалось, чтобы сформировать мысль, сейчас в ней пробегал десяток. Разум мчался быстрее чем когда-либо, эта новая ясность будто поставила перед ней чистое прозрачное стекло там, где раньше было мутное. Сила. Я управляю ей. Она управляет мной. Я могу двигать ее, я могу двигаться в ней, я могу изменять ее течение и могу перемещаться в ее потоках. Эти мысли стучали в ней как пульс, но на такой скорости, что у нее едва не кружилась голова. Но все равно это все была она сама. В ее мыслях не говорили призраки джедаев, напротив, она была сейчас в полном одиночестве. Каждая мелькавшая мысль принадлежала ей одной, произносилась ее голосом и исходила из ее сути. Я могу потянуться к нему, и я найду его. Так она и сделала. Все это произошло в ее голове за один выдох, и к тому моменту, как начался вдох, она уже пришла в движение. Нить была заброшена заново, и Тьма, пытающаяся заползти на нее, сгорала в тот же миг, как касалась ее. И Рей тянулась все дальше и дальше, через все покровы, которые он мог создать для себя. И она нашла его. Она нашла его не так уж далеко от места, где сидела. Но она не могла прочесть его. Его сущность не окаймляли вспышки никаких эмоций, ничто не указывало на то, что он чувствует. Он просто был, но этого ей было пока что достаточно. Подтяни его ближе. Сдвинь с места. Приведи его сюда, и мы сможем встретиться с ним лицом к лицу. Рей не знала, справится ли она с этим, сумеет ли подчинить себе волю того, кто тоже был чувствителен к Силе. Но неважно, сработало бы это или нет, она все равно попробовала. Она дотронулась до него, поначалу осторожно, почти мягко. Она не хотела верить, что Тьма полностью завладела им. Ей хотелось думать, что он гораздо сильнее. Он был очень силен, и хотя и демонстрировал другим прежде, на что способен, Рей чувствовала, что она одна из немногих, кто знал, какие перед ним на самом деле открыты возможности. Больше, чем то, что Сноук мог использовать в своих целях, много больше того, что он надеялся контролировать. По крайней мере, ей очень хотелось в это верить. Она видела это сама и надеялась только, что Кайло хватит внутренней силы удержаться от всех этих искушений. Но едва коснувшись его, она почувствовала страшное. Это было нечто знакомое ей, и с внезапным прозрением, потрясшим ее до глубины души, она поняла почему. Ту же самую холодную пустоту она чувствовала в пещере, сойдясь лицом к лицу со своим двойником, созданным из чистого Света. Но здесь была Тьма, зияющая бездна, где и находился Кайло. «Мы взорвем все звезды, одну за одной, - кажется, говорила она. Рей слышала ее шепот, хотя и была ему почти что неподвластна. – Ты чувствуешь это, девочка? Ты чувствуешь эту силу?» Она чувствовала и сразу же поняла, насколько искушающей она могла быть. Она клубилась под поверхностью, словно прикрываясь чем-то, обычным на вид, но в глубине Рей ощущала энергию и узнавала в ней извращенную, вывернутую наизнанку версию того, что ощущала в себе. Это был тот самый центр сверхновой, раскаленная добела кузница, создающая новую материю. Но то, что создавалось здесь, было гораздо хуже. Рей помнила, что Кайло говорил ей о своем видении, о мире который был вычищен до основания чем-то наподобие этой силы. Боясь, что ее видение станет реальностью, она наблюдала, как здесь в реальность обращается уже его кошмар. Память всколыхнулась и подбросила ей непрошеные картины из воспоминаний Кайло. Она видела того Кайло-наполовину монстра, с маской, вплавившейся в череп. Его невероятная тьма оглушала и подавляла. И Рей решила, что не позволит этому стать правдой. - Иди сюда, - окликнула она его вслух, стараясь вынудить двигаться к ней. В это же время на втором уровне своего нынешнего восприятия она пыталась вытащить наружу его эмоции, коснуться хоть чего-то, что подсказало бы ей – он все еще там. – Иди сюда, - повторила она, вложив в слова всю свою сосредоточенность. Каким-то образом это сработало, но не так, как она ожидала. Она почувствовала, как вместо того, чтобы просто соскользнуть, как песчинки с металла, и обнажить суть, оно словно рвалось, то нечто, скрытое под тканью, что нужно было разрезать. И это было больно. Боль от разрывов отдавалась в самом сердце, и если она испытывала такое лишь от того, что тянула его к себе, то трудно было представить, каково сейчас ему. Но она не собиралась останавливаться до тех пор, пока он не окажется прямо перед ней, пока она не сумеет сделать хоть что-нибудь. И все же она чувствовала что-то под этим покровом, что-то мерцающее, словно колеблющееся между состояниями в сознании и без сознания, словно он наполовину был здесь, а наполовину исчез. Это необъяснимо напугало ее, и дело было не в том, что он был опасен, а в том, что он сам был в опасности. Что-то раскололось и раскрылось под напором ее воли, будто кожа, обнажившая глубокую рану, и Рей охнула. От этого ощущения она дернулась всем телом, откатившись назад и упершись спиной в один из толстых корней. В Силе неожиданно возник жуткий вихрь, ужасно похожий на бурю, завывающую над ней и вокруг нее, как громадный дикий зверь, что мечется в предсмертной агонии. Какое-то время Рей не могла определить, действительно ли это звуки бури или же их издает кто-то живой. В своих мыслях она не замечала ничего, кроме пылающей красной боли, до тех пор, пока не поняла, что не только эта боль здесь пылает красным. Послышался свист, отчасти вызванный ветром, отчасти от взмаха меча, и зрение Рей заволокло искрами и дымом. Она снова охнула, глядя на корень перед собой, рассеченный надвое. Нижняя часть упала в грязь у ее ног, и вскинув голову, Рей увидела Кайло Рена, стоящего рядом с ее защитным кругом из корней. Он выглядел так, словно был погружен в лихорадочный сон. На секунду его осветило молнией, и Рей увидела, что поверх обычной одежды на нем накинута пилотская куртка, а мокрые волосы облепили лицо. Он дышал хрипло и тяжело, будто задыхался, его поза выдавала боль и неприкрытую злобу. Он замкнулся в себя, вздернув плечи и наклонив голову, но ноги расставил на ширине плеч. Световой меч в его руке пылал как лава, шипя и разбрасывая искры сильнее, чем раньше, словно подпитываясь от ауры хозяина. Рей подметила параллель, и ситуация, в которой она сейчас находилась, была почти ироничной: она сидела под деревом, он угрожающе нависал над ней. Не хватало только стальных кабелей. Кайло не говорил ни слова. Просто смотрел на нее, стиснув зубы. Его руки дрожали. В резкой вспышке молнии он выглядел как монстр. С воем, который можно было описать только как полный боли и муки, он схватил меч обеими руками и замахнулся назад так, будто намеревался разрубить дерево пополам. Рей пригнулась и откатилась в сторону, едва успев уйти с траектории движения меча. Она упала в грязь и, отчаянно скользя, встала на ноги. К счастью, ее меч по-прежнему был у нее на ремне, и она удивилась, обнаружив это. Если Кайло отправил ее в обморок, то странно было, что он оставил ей оружие. И все же она была благодарна за это и за секунду достала его и включила. Меч с шипением ожил, словно внутри у него зажглась молния. Рей двигалась достаточно быстро, чтобы отразить следующий удар, и клинки встретились, негромко взвизгнув. Кайло жестко давил и оттолкнул ее на два шага назад, прежде чем она сумела оказать сопротивление. Ее ноги скользили, но она встала крепко и устойчиво и рывком повернула клинок ровно настолько, что Кайло был вынужден отступить на шаг. Это было не то, чего она хотела. Она хотела поговорить с ним, сказать ему бороться с этим так же, как боролась она. Но слова оказались бесполезны, когда она увидела, как далеко он зашел. Его атаки были примитивными, основанными на инстинктах, от чего ей в голову пришла мысль о загнанном в угол звере, который пытается пробиться наружу. Драться или убегать, иного не дано, и он пытался делать и то, и другое разом. - Кайло! – крикнула она, одновременно с тем надавив на его разум как можно осторожнее. У нее не вышло, он едва ли вообще заметил, что она здесь. Она замахнулась на него мечом, пока что отбросив попытки выполнять классические формы. У них не было для этого времени, поскольку из двух потенциальных джедаев они превратились в двух людей, борющихся за выживание против того, чего не понимали. Он вел себя так, словно это она пыталась его убить, и она думала о нем точно так же. И это нужно было прекратить, немедленно. Они зашли слишком далеко, и поодиночке, и вдвоем, и Рей не собиралась наблюдать, как все достигнутое ими пропадет в никуда. Они оба проходили испытание за испытанием, и на самой Дагобе, и до событий здесь. Она видела его тревоги, его страхи, то, что создало его таким, какой он есть. Она знала то будущее, с которым он боялся встретиться, и знала, что он встретился с ним сейчас, так, как этого никогда не происходило раньше. На него обрушилось все сразу, и теперь он, как надтреснутая кость, готов был сломаться под этим давлением. Рей надавила сильнее. Физически она сделала три шага вперед, на каждом шаге нанося удар, не столько для того, чтобы ранить его, сколько для того, чтобы оттолкнуть. Ей нужен был простор для движений и мыслей. Он почти не защищался и каждый блок норовил перевести в выпад. К счастью, она была на волосок быстрее его, и благодаря той ясности мышления, невероятно четко понимала, что нужно делать. Он отбивал каждый удар, на каждом делая шаг назад, как она и планировала. Силой мысли, а может быть, и силой духа, она нанесла ему жесткий удар. Цель она выбирала с максимальной точностью, как если бы стреляла из бластера, и вложила в удар немалую толику своей концентрации. Ты лучше, чем оно. Ты сильнее его. Ты очень многое преодолел, и сможешь преодолеть и это, если постараешься. Удар достиг цели, но эффект был слабым. Он всего лишь оскалил зубы и выкрикнул что-то невнятное. Шаг в ее сторону, два удара, слева и справа. Рей едва не споткнулась о собственные ноги, так быстро он заставил ее отступать. Его красный клинок почти что слился с ее голубым. Одних положительных намерений будет недостаточно. Его не выйдет просто подбодрить утешительными словами или хорошими мыслями. Чтобы переубедить его, мягкости и осторожности тоже будет недостаточно. Рей должна была стать сильнее Тьмы. Ей придется оттащить ее от него так же, как она оттащила ее от себя. И что-то подсказывало ей, что этот процесс может ему навредить. На самом деле, от Энакина и Оби-Вана она знала, что не сможет по-настоящему спасти Кайло. Спасать его было не в ее власти, так же как она никогда по-настоящему не спасала саму себя. Ей предоставили нужные инструменты и возможность покинуть Джакку, оставив позади ту жизнь, сбежать из которой она и не надеялась. Но в значительной степени это удалось благодаря ее собственной инициативе и силе, которые достались ей крохотными, как неоперившийся птенец, и которые она растила и развивала до тех пор, пока не сформировалась настоящая Рей. И поэтому сражаясь с Кайло и сражаясь за него, она не могла просто вытащить его на свет и ожидать, что все будет в порядке. Что бы она ни сделала, это будет крайне болезненно, и повреждения могли остаться надолго. Но она должна была использовать свой шанс. Она могла дать ему то, с чем можно работать дальше, недостающий кусочек картины или просто рычаг, который нужен был ему, чтобы стряхнуть с себя эту гнетущую его сущность. Это она могла ему дать и надеялась только, что силы, на которую она рассчитывала, как раз хватит, чтобы вернуть его в реальность, выдернув из плена бури, ревущей у него внутри. Кайло. Бен. Кто бы ты ни был там, пожалуйста, послушай меня, умоляла она. На его лице ничего не отразилось. Он только отшагнул назад, и затем ринулся на нее, его атаки становились все более беспорядочными. Она отражала их как могла, стараясь смягчать удары. Пожалуйста. Она надавила сильнее. Это будет не выстрел из бластера. Это будет нечто подобное скорее залпу Старкиллера, сокрушающему целые системы. Это будет нечто такое, что может просто стереть его с лица земли. У себя в мыслях она видела апокалиптическое алое зарево умирающей галактики, видела его – монстра, у которого одна половина лица была человеческой, а другая – лишь машина. Она видела образы из своего видения, плачущую Лею, корабль Первого Ордена на Дагобе, и все это восходило началом к нынешнему моменту. Потому что она знала, где она была. Сейчас она стояла на том самом месте, которое явилось ей в видении с Оби-Ваном. Кайло Рен повернулся к ней лицом, искаженным чистой яростью, рассудок почти покинул его. Он взмахнул мечом, целясь вправо, как если бы намеревался рассечь ее напополам, и… Рей не стала давить. И не стала толкать. Она вспыхнула. *** Было мгновение, когда наступила невесомость, как будто на корабле пропало управление гравитацией. Кайло Рен чувствовал, что его тело словно бы ничего не весит. Ему казалось, его кости полые, как у птицы, а кровь в теле легче воздуха. Но это было нехорошее чувство, потому что это было чувство потери контроля. Он не мог отвернуться, не мог вырваться из того, что вызвало подобные ощущения. Вокруг него было одно лишь ничто, черное и пустое, безжизненное и холодное. То, что он чувствовал, было старше самой галактики, древним в таком смысле, какой не выражался числами и событиями. Там была тьма. Там не было ничего. И как раз тогда, когда это ощущение внутри него взметнулось до чего-то, похожего на страх, он упал. Он двигался, наверное, через тысячи воспоминаний, но проживал их все разом. Они извергались яростным торжеством цвета и звука, чистая эйфория в них смешивалась с концентрированной агонией. Кайло чувствовал, как его разрывают на части и снова сплавляют в одно, и он погружался в мысли, в память, плыл среди множества вещей, которые видел и которых никогда не видел прежде. В одном воспоминании он увидел себя ребенком, вцепившимся в руку матери, они с ней смотрели на синее свечение в задней части корабля, который спешно покидал атмосферу, словно спешно удирал от них. Оба, и ребенок, и взрослый в Кайло почувствовали, как болезненно сжалось горло, и оба пытались подавить горе, потому что Хан сказал быть сильным. Другое воспоминание, улицы крохотного поселения на планете, где, наверное, всего было только два торговых поста. Сапоги испачкались в грязи – в красной пыли, ему говорили, что если вдохнуть ее слишком много, то умрешь через несколько часов. Электроника его маски фильтровала воздух короткими вдохами, и он смотрел, как двое детей перебегали дорогу, совершенно беззаботно и не тревожась о токсинах вокруг. Никто здесь не боялся его, и не будет бояться еще по меньшей мере час. Но его меч висел у него на поясе, неизменно верный ему. Когда опустится ночь, эти улицы запятнает совсем другой красный цвет. Потом – наполовину воспоминание, наполовину галлюцинация. Он видел своих рыцарей, выстроившихся в шеренгу на опасно узком краю большого камня. Он сам стоял ниже их, словно ожидал суда. Все были неподвижны точно статуи, ряд суровых судей с приговором в мыслях. Один шагнул вперед, указал на него, и его голос прогремел, подобно раскату грома. Потом он снова был на тренировочной площадке вместе с Ашей. Узкие щели ее мандалорской маски были направлены прямо на него. На этот раз в руке у нее был бластер, и она не отбегала укрыться за защитной стеной, как ей стоило бы сделать, как он сам учил ее делать. Вместо того она стояла перед ним совсем рядом, как близкая знакомая, с равной вероятностью желающая пожать ему руку или прострелить дыру в груди. «Ты сделал это?» - спрашивала она, голосом, искаженным до шипения, так, что он едва мог ее понять. Снова и снова. «Ты сделал это? Ты сделал это?» От выстрела из бластера все в его глазах залило красным и опять изменилось. Другой рыцарь, с волосами алыми, как огонь, как кровь, как знамена Первого Ордена. Она стояла на корабельном мостике, отвернувшись от Кайло и скрестив руки на груди. Гибельно-черная галактика расстилалась перед ней, и он видел краешек улыбки на ее лице, она словно бы пребывала в каком-то блаженном состоянии. Сават Рен слегка повернулась к нему, так, что теперь он видел, как огни панели управления отражаются в ее глазах, и ухмыльнулась. «Сэр?» - произнесла она, и ее голос был как туман, свивающийся кольцами голубого и серого, ярким контрастом на фоне красного, красного, красного… Вот он стоял на том же мостике своего корабля и глядел, как система Хосниан исчезала в огне и пыли. Но потом была еще одна система, и еще одна. В сцене перед время словно начало отматываться назад, и события пошли в обратном порядке. Хосниан сложилась в целое из кусочков, и с пятью остальными системами случилось то же самое. Но затем возникла сине-зеленая планета, которая собиралась из мелких, как осколки разбитого кувшина, частиц, с осторожностью соединявшихся вместе. «Альдераан – мирная планета», - послышался голос его матери, умоляющий голос. А потом он увидел, как Альдераан вспыхнул и сгорел, и услышал, как миллионы жизней разом оборвались. Время продолжало искривляться. Он видел Эндор, видел Явин, видел Хот. Он видел, как галактика проходила через все повороты своего восстания, и видел, как его семья тоже проходила через него. Люк побеждал, а потом сражался, а потом тренировался, потом учился, а потом стоял перед двумя дымящимися скелетами, чьи обгорелые дочерна руки были протянуты в его сторону, словно пытались дотронуться. Два солнца Татуина сияли в небе как два огромных глаза, наблюдая, как судьба галактики ложится на его плечи. И снова вперед – дюжины тел рядами лежали на залитой дождем площадке широкого прохода. Дети, у которых на поясе висели тренировочные мечи. Среди них подростки, взрослые, что были чуть старше. На каждом раскрытая дымящаяся рана – след смертельного удара. Один падал под клинком, и в мгновение ока на его месте был уже другой. В этот раз дети падали под ноги молодому мужчине со шрамом над глазом, у него в руках был меч Рей, меч Люка, и он ощущал, что делает что-то правильное, но одновременно с тем что-то очень неправильное. Все это время в голове Кайло шумели голоса. Они смешивались, менялись, и то, что начинал говорить один, заканчивал другой. Ты был мне братом… …пребудет с тобой Сила. Я люблю те… Присоединись ко мне, и мы… …монстр! У меня не было выбора… …так умирает свобода… … Пойдем домой. И его затопило образами дома, всеми значениями, что имело это слово. Разноцветные комнаты, где он рос, когда Лея была сенатором; узкие коридоры и тускло освещенные каюты «Соколы»; хижина на краю огромного серо-синего океана, где Люк тренировал его; и даже, странно, тот лагерь, где он жил вместе с Рей. Не было ни следа его монохромных, скупо обставленных кают в Первом Ордене. Не было тех помещений, что он делил со своими рыцарями. Ничего из этого не мелькало в многоцветном потоке его мыслей. Домой. Пойдем домой. Пожалуйста, пойдем домой… Вернись! – услышал он крик множества голосов. Один принадлежал его матери, и был еще голос отца, и Люка, и Энакина, и бесчисленных джедаев до него. Но даже слыша все эти голоса, в то же время в этом невероятном, запутанном, бурлящем хаосе своего разума он слышал только один голос. Это была Рей, и взрослая, и ребенком она молила и кричала вслед своей семье, своим друзьям и ему. И в последнем акте этого безумия он увидел три сражения вместе. Одно среди огня, одно среди дыма и одно среди снегов. Энакин Скайуокер и Оби-Ван Кеноби дрались друг с другом над морем лавы, оба заключенные в той легендарной битве, которая словно застыла во времени. Оба вскинули руки над головой в одинаковых замахах. Люк Скайуокер дрался с Дартом Вейдером в залах Облачного города, где из полов поднимались клубы дыма и пара, и мечи в нем становились размытыми лучами света. Именно здесь по-настоящему изменился ход истории. А потом – он сам и Рей в окружении массивных черных стволов деревьев и бескрайнего белого снега. Сражения перемешивались между собой, и в конце концов начали чередоваться с лихорадочной быстротой. В один шаг он со снега попадал на решетку пола, а с нее - на черный камень над ярко-алой магмой. Мечи сталкивались с воем, подобным вою ветра. История повторяла саму себя, издевалась сама над собой, откатывала саму себя назад, переписывала и перекраивала, бросала друга против друга и врага против врага, до тех пор пока он не перестал понимать, что он видит, все было одной и той же битвой, что происходила тремя разными путями. И все оборвалось с одним ударом, тем, что раскроил ему лицо с такой силой, что казалось, задел череп. Мысли вытекали наружу вместе со всем, что было внутри, смешиваясь с серой массой воспоминаний, окропленных кровью его чувств. С каждым ударом сердца из него вытекало все больше, и потом он понял, что стал совершенно пуст. В нем не осталось ничего, и ничего не подсказывало ему, кто он и что он видит. Он просто стоял перед разлитой лужей себя самого, как сторонний наблюдатель собственной смерти. Он смутно заметил, что нужно было бы вернуть все, собрать себя воедино, но его не заботило это. Было только ощущение пустоты и невесомости. Но в этот раз оно было приятным. Перед глазами снова все помутнело и обрушилось в зияющую черноту. Он висел там, в сознании, но не осознавая ничего, бодрствуя, но словно бы во сне. Потом раздался голос. Нежный, теплый, такой, что он захотел бы потянуться к нему, если бы только нашел в себе силы. Кайло. Бен. Вернись. *** Чьи-то пальцы гладили его волосы. Чья-то рука касалась его лица, холодная и мокрая от дождя. Даже с закрытыми глазами он все равно видел беспорядочно мерцавшие время от времени вспышки молний. И держа глаза закрытыми, он лежал распростертый, неподвижный, чувствуя себя невесомым, хотя с каждой секундой, с каждым ударом сердца ощущал, как все больше возвращается обратно в свое тело, так же, как разлитая вода собирается обратно в сосуд. - Пожалуйста, - услышал он ее шепот. Ее пальцы отвели прядь волос с лица. – Пожалуйста, очнись. И его поразило, совсем немного, что она словно умоляет его. Ее голос был печален, и он понял, что первым чувством, по-настоящему вернувшимся к нему, было какое-то напряжение в груди, как будто схожая печаль. Ему хотелось как-то избавиться от нее, и если бы только он мог это сделать. Мышцы, казалось, стали весить целую тонну каждая, кости заменил невероятно тяжелый металл. Даже веки как будто кто-то удерживал закрытыми, и нужно было приложить огромное усилие, чтобы приоткрыть глаза хотя бы чуть-чуть. Ему хотелось снова спрятаться в себя, отыскать ту приятную невесомость и отдаться ей. Ему хотелось уснуть навечно и забыть обо всем, что творилось снаружи, обо всем, что творилось в нем, обо всем, что случилось. Но он все яснее и четче осознавал происходящее и начал запоминать движения кончиков ее пальцев и ногтей, тихонько скребущих его голову. Это было не так уж плохо, подумал он. Быть в сознании казалось ему все менее ужасной мыслью. Ведь она была рядом с ним, мягко возвращая его в себя самого. Нет, она не сама делала это. Он чувствовал, как она подталкивает его, да, но чувствовал и как он сам прокладывает себе путь обратно, каждой клеточкой тела, каждой ниточкой нервных клеток, каждым электрическим сигналом, пробегавшим по нейронам, вплетая разум на свое место. Он хотел очнуться, открыть глаза и открыться миру, и увидеть ее, склонившуюся над ним. И поэтому, собрав все силы, что были в нем, он открыл глаза. Сперва приоткрыл только наполовину, и его ослепила белоснежная молния. Она мелькнула над вершинами деревьев и высветила их толстые черные силуэты. Потом планета снова погрузилась в грозовую темноту, и он закрыл глаза, защищаясь от дождя. Но он услышал, как Рей задержала дыхание, и обе ее руки легли на его лицо. - Кайло? – спросила она, теперь с отчаянием в голосе. Он вяло подумал, что похоже, она думала, что убила его, и от этого ему почему-то стало смешно. Уголок рта дернулся, и к языку, кажется, начала возвращаться способность говорить. Он сумел выдавить только тихое мычание, очень далекое от связных слов, но их хватило, чтобы показать, что он жив. Рей оказалась на нем сверху так быстро, что он понял, как же ему на самом деле больно. Часть тяжести приходилась на грудь, и ребра протестовали против такого обращения. Но боль заставляла его чувствовать себя более живым, более в сознании, и он наслаждался ей. Руки Рей у него на лице были холодными, и все щупали и гладили его, словно такие движения могли помочь вытащить его на поверхность. И это действительно помогало, потому что он моргнул и постарался сфокусировать зрение, чтобы расплывающаяся фигура перед ним снова стала Рей. Она изумленно выдохнула. Он заметил смещение веса и изменение ее позы. Теперь ее руки частично обвились у него вокруг шеи, а лбом она прижалась ко впадине между его ключицами. Он еще раз попробовал заговорить, вместе с тем пытаясь понять, что происходит и что уже произошло. Казалось, в мыслях у него был дымящийся кратер, выдающий следы разрушения или атаки. Но худшее было уже позади. - Рей, – только и сумел произнести он. Его голос был слабым даже для его собственных ушей. Ее руки обхватили его крепче, и он подумал, что слышит ее смех. А может быть, это был плач. Странный звук исходил откуда-то изнутри нее, и вместе с ним она снова и снова, как спасительную мантру, повторяла много раз: «Ты цел». Он цеплялся за взлеты и падения ее голоса, следуя за каждым вдохом и каждой фразой, и это еще чуточку укрепило его в здесь и сейчас. Он знал, где находится – по-прежнему на Дагобе, по-прежнему в присутствии бесчисленных призраков, по-прежнему под огромным куполом галактики, где его ждала его судьба. Он был жив, и даже в своем туманном состоянии ему было ясно, что нечто громадное внутри него изменилось. Он не знал ни что это, ни как это определить, но знал, что оно заняло свое место. Чувства возвращались к нему завитками мороза, притягательным светом и дробящимися бликами цвета в душе. Оставался страх, и печаль, и тревога, и… Что-то хорошее. Он не назвал бы это радостью, потому что знал, что это не она. Это было чем-то более странным, более глубоким, и оно пришло к нему в форме девушки у него на груди, обнимающей его так, словно благодарна за каждый его вдох. Оно пришло в форме дождя, падающего на него сверху, в ощущении холода и влаги на лице, в звуке ветра и рокоте грома. Это было просто состояние бытия, и это было хорошо. Конечно, все еще не закончилось. Он знал, что ничто в его жизни не бывает простым, понимал это даже выжженными остатками разума, пытаясь собрать себя воедино. Буря продолжалась, ветер свистел сильнее, чем раньше, и сама земля Дагобы под ним содрогалась от этого. Но все это было новым, другим, и Кайло знал, что даже несмотря на все, что уже произошло, несмотря на все, через что они прошли вдвоем, все менялось прямо сейчас. И пока его силы возвращались к нему короткими набегами волн, пока его разум расставлял все кусочки по своим местам, словно заново собирая фреску на стене, пока Рей крепко держалась за него, но не как за спасательный трос, а скорее как за напоминание, где-то в подсознании у него возник голос, уютный и знакомый. Он вернул воспоминания о детстве и принес образы диких цветов, и водопадов, и полос ткани самого разного цвета, и запах кожи и машинного масла. «Бен, - произнес голос его отца, и в нем не было ничего, кроме теплоты. – Это твои первые шаги».