Пробовать должен каждый

Непредсказуемое настроение - это та цена, которой женщина расплачивается с бесконечностью

По базе уже который день разгуливает диковинное создание. Длинное, синеглазое и в черной широкой мантии, как у выпускника Хогвартса. Создание подобно Северусу Снегу, то и дело перемешивает, переставляет, сливает и наполняет тонкие колбочки. Потом существо взрывается негодованием или впадает в черную меланхолию, а стеклянные пузырьки разлетаются вдребезги или превращаются в стеклянные запаянные шарики – в зависимости от степени расстройства. И создание в черной мантии встряхивает каштановыми кудрями и все начинает сначала. Это создание я. Почетная невеста Гарри Поттера, волшебник-недоучка, библиотекарь-неудачница и еще много чего в одном флаконе А почему в мантии? А потому что одеть больше нечего! Вся моя одежда осталась на ТОЙ работе, и, кроме белого лабораторного халатика, у меня ничего не осталось. Конечно, парни притащили мне целый ворох рубашек и джинсов (Тони даже что-то винтажное раздобыл), и все это я носила в свободное время, подворачивая рукава и закатывая штанины – если бы на меня вдруг не налезли, я бы точно повесилась. Тор притащил какие-то разрозненные части доспехов и стал уверять, что так одеваются у него на родине молодые воительницы вроде Сив. Поглядев на кожаные клочки, которые он называл одеждой, мне стало дурно. Форменную одежду «Щита» мне никто предлагать не собирался. Тогда Наташа принесла эту черную мантию – сказала, что осталась с Хеллоуина. Кажется, это была какая-то изощренная месть с ее стороны – нарядить меня в эту робу. А мне уже было все равно – под мантию я одевала джинсы и рубашку (чьи - не скажу). Особенно эффектно смотрелся мой католический крестик поверх мантии. Теперь я носила его открыто - во Франции быть католичкой то же самое, что прийти одетой на нудистский пляж. Фьюри смотрел, думал и одобрил – видимо, моя черная мантия отвечала его понятиям о рабочей обстановке на базе. Теперь он даже ставил меня в пример Наташе и Марии. Наташа презрительно улыбалась, Мария скромно молчала. Кажется, последняя даже немного ревновала меня к Нику Фьюри. Да, наш директор был скуп и явно считал меня временным членом команды, чтобы тратиться на одежду на меня. Я была нужна для работы. И только для работы. А вот работа-то и не ладилась. Во-первых, по всему выходило, что процессы, запущенные моими «крошками» в организме, необратимы. Мини-зонды были одеты в специальную оболочку, которая со временем разрушалась, и устройства выводились из организма естественным путем. А программа продолжала действовать. Нужно было либо перекачать всю кровь, либо… воздействовать на организм каким-то излучением и вызвать обратную перестройку клеток. А во-вторых, я сама была самым слабым звеном этой работы. У меня вошло в привычку замораживать или взрывать при малейшем недовольстве, причем не обязательно объект недовольства. Огонь, правда, походил на иллюзорный, а лед быстро таял, но я начинала нервничать и чем больше сдавали мои нервы, тем чаще становились такие неконтролируемые взрывы. С течением времени я нервничала все больше, потому что… Судите сами! Эпизод первый. Доктор Беннер с первых же дней стал моей нянькой - все-таки я была недоучкой по части терминологии и прочих тонкостей. Ну и терпение же у него было! - Передайте мне вон тот образец. - Пожалуйста, – я протягиваю правую руку и вскрикиваю от неожиданности: злополучная конечность превратилась в крабью клешню и железной хваткой сжала пробирку. Пересилив себя, я обхватываю правую руку левой и бесконечно осторожно ставлю склянку на стол. Рука при этом еще и удлиняется – для удобства. - Спасибо, – говорит Брюс Беннер. - Не за что, - я массирую руку и украдкой пересчитываю пальцы – все ли на месте. Эпизод второй. - Как-то плохо упаковали они контактные реактивы, вот у этой колбы край отколот. - Да, надо бы побольше положить упаковочного материала, – открываю я свой многотрудный рот, и тут же закрываю: он полон мелких белых крупинок. С потолка на нас просыпалось почти полтонны мелкого упаковочного пенопласта. В лаборатории веселая снежная метель, в глазах Фьюри – неподдельный интерес, Мария Хилл уже просчитывает, насколько часов встанет работа, пока здесь уберут. Доктор выплевывает изо рта с десяток белых комочков, голова у него словно присыпана снегом. - Теперь недостатка в нем не будет. Только, пожалуйста, Вера, не надо вспоминать «Ученика волшебника» Диснея и заставлять танцевать вокруг метлы и совки. Тут уберутся и без нас. Пойдемте, выпьем по чашечке кофе. Он смеется, а мне плакать хочется. Если бы Локи хотел затруднить работу базы, он бы не придумал ничего лучшего, чем подослать сюда меня. Эпизод третий. По идее, в лаборатории должны быть постоянно только мы с доктором. Но здесь все время полно народу. Особенно часто появляются мистер Старк и Бартон. Вот и сейчас Тони экспериментирует с новым визором для стрелка и болтает, не переставая. Как при этом он успевает работать со сложнейшими электронными схемами и не ошибается, для меня остается загадкой. - Знаешь, Наташа предложила тебя удочерить и назвать дочерью полка. Чтобы никому не было обидно. Ты же у нас круглая холостая бездомная сирота. Кстати, а дочь полка – это что? Что-то неприличное. - Да вроде бы нет. - Жаааль… Нет, лучше пусть будет Белоснежка и семь гномов. Чур, я за главного. «Там во мгле печальной гроб качается хрустальный…» - Не могли бы вы создать тишину на пару секунд, – вежливо прошу я и приникаю к объективу микроскопа. Потом начинаю заносить данные в таблицу и через минуту понимаю, что что-то не так: карандаш не скрипит по бумаге. Да и другие звуки прекратились. Я поднимаю голову и вижу открытые рты и выпученные глаза, как у рыб, выброшенных на сушу. Ни одного звука при этом не слышно. Даже извечное стрекотание приборов замолкло. Я и вправду получила абсолютную тишину! Как будто повернула ручку громкости! К счастью, мои фантазии недолговечны: уже через семь минут Тони начинает извлекать из груди какие-то звуки. - .... ть об столешницу, – говорит он прерванную фразу и смотрит на меня. Улыбается. Улыбка у него обаятельная. Не сердится, хорошо. Я вновь возвращаюсь на рабочее место, но продолжаю искоса посматривать на него. - Больше так не делай, – заключает Бартон. Ему приходилось хуже всего в эти минуты, сейчас он ориентируется во основном на звуки. – Хотя со Старком неплохо бы было проделывать такую штуку хоть раз в неделю. Правда, боюсь тогда он в совершенстве освоит искусство жеста. - Уже освоил, мой друг. Еще в школе. Эпизод четвертый. Краткий отдых в моей работе. Сегодня все в сборе, Фьюри возвышается на верхней смотровой площадке над нашей лабораторией как капитан корабля и кажется, ему это безумно нравится. Смотрит на нас, я смотрю на него. А в голове вертятся игривые мысли. «Вот если бы соединить доброжелательность и острый ум доктора, неисправимый оптимизм Старка, прямоту и дисциплинированность капитана, веселый добродушный смешок Тора, изворотливость Николаса Фьюри и профессионализм Бартона, то получился бы просто идеальный вариант мужчины. Эталон. А если еще добавить к этому мерцающие глаза Зеленоглазого лжеца, то…» - Стоп, девочка, вы о чем сейчас думаете? Я испуганно дергаю плечами. Посреди комнат прямо в воздухе сияют два больших зеленых глаза. Отдельно ото всего. - То ли Чеширский кот разучился исчезать, то ли Властелину колец добавили бюджета и они расщедрились на второе Око. Уф, вот это спецэффекты! Тор хмыкает: он-то узнает эти глаза. Я ловлю взгляд Роджерса и чувствую, как пылают мои щеки. Начинаю пятится к выходу, но в спину упирается чьи-то решительные жесткие руки. Куда ни кинь - всюду Клинт! - Стоять! Самое интересное впереди! Это очень увлекательно: наблюдать, как тают в воздухе зеленые как крыжовник глаза. Действительно Спецэффекты на уровне! Эпизод пятый. - Вы надутый болван, мистер Старк. У человека несчастье, а вы… а-а-а, стойте, – но уже поздно следить за языком. Увы, все мои слова теперь обретают плоть. Тони Старк стремительно раздувается и превращается в некое подобие шарика с ручками и ножками по краям. Как его любимый пончик. Даже в таком состоянии он умудряется шутить и, отталкиваясь от потолка веселым мячиком, скакать между лампами. - Сбить его или пусть висит? – невинно осведомляется Бартон. - А то он мне начинает нравиться в таком виде. - Ты же его не видишь. - Очертания вижу. И слышу. Через пять минут мистер Энтони Старк обретает свой настоящий вид и больно плюхается на пол. Совсем в духе Тома и Джерри. Эпизод …. Ах, какая разница! Было этих эпизодов очень-очень много. Почти каждый день. Только вот напряжение с каждым днем растет, потому что результатов работы не было, а обуздать свои выходки у меня не получалось. Слова мои обретали странную силу – стоило мне что-нибудь ляпнуть или просто среагировать на слова другого, как происходило неминуемое – мои фантазии становились явью. Особенно если настроение у меня было плохое. А оно портилось с фантастической быстротой. В тот день мы с Тони Старком занимались составлением программы, которая позволила бы обработать получаемые материалы – аналогичной той, что составили для меня серые услужливые тени на ТОЙ работе. Мистер Старк в который раз удивлялся моей информационной тупости: у него в голове не укладывалось, что можно забыть уже однажды созданное сверхтехнологическое новшество. А мне было грустно. Сегодняшняя дата была точкой отсчета моего одиночества, начала моих бесконечных блужданий по темным парижским улицам. В этот день три года назад я получила извещение о смерти отца, о том, что он покончил жизнь самоубийством (это так долго было моей тайной). Теперь я знала, что зеленоглазый пришелец из Асгарда оборвал тонкую нить его жизни. Но легче не стало. Мой отец оказался достаточно сильным, чтобы сказать «нет» самому Локи, но сил не хватило на то, чтобы остаться в живых. Я уже давно свыклась с этой болью, и все-таки в этот день у меня по традиции все валилось из рук. Это был день тихой грусти. «Если бы знать, что хоть один человек сегодня разделяет мою печаль». И вдруг словно острая тонкая спица вонзилась в мою бедовую голову и я услышала настойчивый торопливый голос, синими кругами расходящийся в моей голове: «А девочка наша очень устала. Осунулась и круги под глазами. Когда же кончится эта проклятая работа, и она сможет отдохнуть? Ее никто не готовил к такой работе и таким …способностям». Я оглянулась: доктор Беннер смотрел на меня с обычным сочувствием но губы его были плотно сжаты. «Человек не может долго без солнца. Если он долго не видит солнца, то у него мозговые клетки деформируются. Надо бы сказать этот довод шефу, когда буду просить об отпуске». Что это? Кто? Резкий суровый голос, как тычок, по ребрам: «Темнота. Глубокая. Беспроглядная ночь, в которой никогда не встает солнце. И не будет расцвета. Вообще ничего не будет. Только ее тонкие пальцы, которые сжимают мою руку. Как же много я имел и как мало ценил ее. Наташа…» Мысли! Я слышу их мысли! Я хотела узнать, кто мне сочувствует, и вот теперь я слышу, что они думают. «Наш доктор аж помолодел. Еще бы, в его положении – и такая славная дочурка у него объявилась. То-то он с ней так носится. Дочь полка. Неужели это и правду приличное?» - голос Тони, оранжево-желтый, ехидный проносится через мою голову. «А та стрижка ей совсем не шла. Когда я в первый раз ее увидел, еще подумал – слишком короткая. Женщина не должна быть с короткими волосами. У Пегги были такие локоны. Пегги. Она была. Она в прошлом. А сейчас волосы отросли, щекочут ей шею. Как хочется подойти, потрогать эти каштановые завитки на затылке» - голос прошит серыми, металлическими нитями человека, привыкшего командовать, но иногда проскальзывают в нем мягкие сиреневые нотки. Как скрипка ведущая оркестр. Стив Роджерс сидит в углу и что-то рисует. С некоторых пор это стало его постоянным занятием. Мне он свой блокнот не показывает, особенно, после того как я нечаянно материализовала парочку его фантазий. «Она смотрит. Как же здесь темно, в этом углу. Ничего не видно». Я почти непроизвольно щелкаю пальцами и выпускаю на волю с десяток ярких маленьких солнышек, заставляя их плясать вокруг Капитана Америка. Его уголок озаряется светом. Младший агент, который мечтает об отпуске на солнышке, завистливо вздыхает. - Не отвлекайтесь, мисс Вера – сухо говорит Тони. «Да-а-а.. И почему девчонки любят задохликов? Синдром медсестры? Нашему Тощему Стиву такое внимание и не снилось, когда он был при мышце. А тренировок он и не думает бросать. Только все без толку. Возвращается измотанный и печальный из спортзала. И картиночки свои все рисует. Художник». «Почему она не может ему помочь? Телекинез, пирокинез, эти солнышки – все что угодно. А вот вылечить их не может. Или просто недостаточно хочет?» - черные глаза доктора Беннера на секунду поднимаются на меня. Слепой стрелок тоже повернул голову, словно почувствовал тепло. Бартон. Зачем приходит он – я не понимаю. Как не понимаю и то, как он вообще ориентируется. Даже несмотря на блестящие Старковы разработки. «Какое-то там излучение. Как мишени на стрельбе. Д,а точно десять световых пятен диаметром 3х4 см и со сложной траекторией движения. Если бы я мог…». «Вот это она может, а решить научную проблему - кишка тонка. Только солнышками развлекается» - Наташа холодно щурится, как кошка на огонь. Комната начинает плыть у меня перед глазами. «Кажется, я совершил тактическую ошибку. Вместо того чтобы привлечь на свою сторону специалиста, я предпочел отдать все в руки дилетанта. Что ж никто не защищен от ошибок». Фьюри. «Тощий Стив. А что, удачное для него теперь имя. Надо будет запатентовать» - Тони. «Стоп, мне нельзя нервничать. А я так переживаю за эту девочку. Почему у нее ничего не получается? Ведь в первый раз получилось» - Брюс Беннер. Голова пылает. Я смотрю в угол, освященный солнечным сиянием. Вижу склоненную над блокнотом русую макушку, тонкую цыплячью шейку, торчащую из воротника. Карандаш быстро летает над бумагой. «Пегги… У Пегги были такие замечательные темные волосы…». Я закрываю глаза. Что-то звенит и медленно катится по полу. Солнце. Темнота. Слепота. Тощий Стив. Она не может вылечить их. Просто не хочет. Последняя песчинка переломила спину верблюда. Ярость поднимается темной волной и захлестывает меня с головой. И эта ярость бессловесна. Сознание мое гаснет. *** Когда Вера пошатнулась и стала оседать на пол, никто сначала ничего не понял. Это произошло слишком быстро. И когда пол прогнулся и зашатался, тоже никто ничего не понял. Потому что в мире было только одно такое огромное зеленое существо, крушить стены и выворачивать наизнанку мироздание. А теперь их было двое. Леди-Халк росла быстро, мышцы набухали на руках и ногах, и глаза загорались безумием. Мантия трещала по швам, пока не превратилась в элегантную черную накидку на шее. Она была огромна, ужасна – и фантастична. Воплощенная ярость обиженной одинокой женщины. Грива черных волос цеплялась за голые ноги, когда леди-Халк шагала через весь зал к замершим от неожиданности Мстителя. Ее голос был хриплым визжанием рыси в отличие от медвежьего рева Халка. - Врассыпную, быстро – скомандовал Бартон. Он испугался меньше, потому что видел только общий силуэт, очертания чудовища. Женщина –Халк протянула вперед руки и, как тростинку, вырвала опорный столп капитанского мостика. Сверху посыпались приборы, стекло мониторов. Она встряхнула головой как собака, разбрасывая во все стороны блестящую стеклянную крошку. И этого мгновения хватило, чтобы в дело вступил настоящий Халк. Два зеленых монстра сцепились клубком и катались по залу, подминая под себя все, что попадалось на пути, разнося стены и пробивая сверхпрочные переборки. Наконец они скрылись в пробитой темной дыре, откуда еще долго доносился визг рыси и рев дикого зверя. Капитан Америка опомнился первым. Он ласточкой нырнул в темное отверстие, преследуемый по пятым дробным топотом кованых сапог Тора. За ними потянулись остальные. Зеленых монстров найти было легко: за ними тянулся след искрящихся проводов, оборванных тросов и пробитых стен. Наконец в обширном пространстве ангара они и застали их. Леди-Халк явно уступала своему противнику в силе, но тому не хватало женской маневренности и гибкости. Она охотно пускала в хот ногти и зубы. И все же Халк ухитрился отбросить зеленую женщину в дальний конец ангара, где она ударилась головой, сползла на пол и затихла. - Задержи его, - крикнул Капитан, благословляя свое новое легкое тело, которое словно пушинка перелетело через весь зал и опустилось на пол перед лицом огромной женщины. - Легко сказать. Разомнемся, зеленый тролль. – Тор издал переливчатый вопль как индеец в пампасах и сделал первый выпад. «Только бы получилось, только бы сработало» - Стив Роджерс лихорадочно листал блокнот. – «Только бы она поняла, что я хочу». -Вера, Вера, - позвал он, вытягивая вперед руку. Леди-Халк пошевелилась. – Посмотри сюда, Вера. Здесь я нарисовал тебя. Такой, какой ты была… недавно. Такой, какой я тебя вижу даже сейчас. Такой, какой ты можешь… должна стать. Милой и доброй девушкой. – Зеленая женщина слабо взвизгнула. Даже сейчас она могла одни ударом впечатать в стенку хрупкое тело Тощего Стива. - Вера, иногда мы говорим глупости, что не верим тебе, не верим в твой метод. Но это не правда. Потому что он работает! Он должен работать! Достаточно посмотреть на меня, на Бартона. Ух… глупости я говорю. - Просто посмотри сюда – и вернись. Вернись к себе самой. Я не умею говорить красивые слова. Ты просто нужна нам. Ты нужна всем нам. И мне. Зеленые огромные глаза распахнулись. Они были мутные и бессмысленные, как у младенца. Но, как пламя свечи, в них загоралась искра разума. Зеленая женщина протянула руку и взяла блокнот. Она смотрела долго, бесконечно долго, и по щекам ее текли слезы. Раздался низкий голос, неправильный и грубый, какой бывает у глухонемых. - А…я… да…а..н…о э..ээ… вы..деее..ла со…лнца. - Еще увидишь. *** Я очнулась на полу в каком-то темном ангаре. Было холодно, нещадно саднила губа и где-то вдали раздавались глухие удары и выкрики, словно там сражались. В руках у меня был крепко зажат какой-то блокнот. Я бросила лишь один взгляд на него, и моя услужливая память сразу мне все рассказала, я застонала, как раненый зверь. Руки и ноги у меня были словно вывихнуты в суставах. Было очень противно и стыдно. Стив сидел рядом на корточках и его глаза слегка светились в темноте как у сиамского кота. Он молча кивнул мне и помог встать. Слова сейчас были лишними. Когда мы, ковыляя как две хромые лошади, дошли до середины, в круг света вылетел Тор. Отдельно от молота. Над ними нависла огромная страшная зеленая морда. Оскалились белые зубы. Халк. Доктор Беннер. Мой коллега и друг. Почти как отец. Я решительно отвела в сторону руки Капитана, набрала в грудь побольше воздуха и … запела. Zapachniało powiewem jesieni Z wiatrem zimnym uleciał słów sens Tak być musi, niczego nie mogą już zmienić Brylanty na końcach twych rzęs... Tam, gdzie mieszkasz, już biało od śniegu Szklą się lodem jeziorka i błota Tak być musi, już zmienić nie zdoła niczego Zaczajona w twych oczach tęsknota... Wróci wiosna, deszcz spłynie na drogi Ciepłem słońca serca się ogrzeją Tak być musi, bo ciągle tli się w nas ten ogień Wieczny ogień, który jest nadzieją *** Запахло в воздухе, ароматном осени. С ветром зимним улетел слов смысл... Так быть должно, ничего нельзя изменить… Бриллианты слез на твоих ресницах. Там где землю снега забелили, Льдом сковали озера морозы... Так быть должно, ничего нельзя изменить… И в глазах твоих затаилась грусть… Снова весны прольются дождями, Теплым Солнцем сердце нам согреет... Так должно быть, ведь тлеет в сердцах наших пламя, Пламя вечное - и это надежда... Доктор Беннер беспомощным кульком свалился к моим ногам. По щекам его текли слезы. Я рухнула рядом. Тесным клубком, спина к спине мы сидим на полу, слишком усталые, чтобы помнить об условностях. - Очень интересно. Никто еще не пытался успокоить Халка, распевая ему колыбельные на… какой это был язык? - Польский. - Вот-вот. На польском. -Теперь будешь знать. Тор молчит и посапывает в темноте. Потом говорит: - У меня слуха нет. Мне ётун на ухо наступил. - Значит, будешь по старинке. - это как? - Молотом успокаивать. У меня даже нет сил, чтобы смеяться, я только вздрагиваю как от икоты. Потом прибегают все остальные, последней несется Наташа с огромным теплым одеялом в руках. Она закутывает меня в него, как в кокон. - Эти мужчины всегда забывают о самом важном. здесь же холодно! - Мисс Романова, ваша черная мантия… - Наташа. Меня зовут Наташа. Ничего, у меня вторая есть. Я их несколько держу: надо же мне в чем-то на шабаш летать. – примирительно говорит рыжая. – И нечего было брать во внимание этих мужиков. Они еще и не такое думают о нас. - А вы… ты знаешь? Она молчит, но довольно чувствительно шлепает меня по спине. Последним идет гений и филантроп. На ладони у него … мой крестик?! - Отлетел в сторону, пока ты нашего ученого мутузила. Вот что значит научные разногласия. Прими в знак моего смирения и покорности. Могу еще на колени встать. - Да? И увидеть на чем передвигаются зеленые женщины и очень ли их конечности отличаются от всех прочих? Нет уж… Тони улыбается. - Позвольте мне еще раз сказать – I am sorry.