SOULMATE

POV Митч Я бежал к машине, на ходу поправляя волосы и все еще облизывая покрасневшие распухшие губы с восхитительным на них привкусом. Скотта. Того самого. Моего. На переднем сидении Джессика сжалась в комок и заверещала, как только я сел в машину: — Митчи, прости, я так испугалась, я не могла позвонить, я просто… не ругайся… Я глубоко вздохнул, и она умолкла. — Ты меня расстроила. Еще раз подобное повторится — и я вообще не выпущу тебя из дома. Но и ругать тебя тоже не буду… Мы с тобой сегодня оба наделали ошибок. Она не поняла, но переспрашивать не стала. — Хорошо, что Скотт спас меня. Он такой хороший, добрый и сильный, он угостил меня чаем с конфетками и дал свою куртку. А еще он очень красиво поет, ты же его слушаешь, когда тебе грустно? Почему мне нельзя об этом говорить? Он твой друг? Мы выехали и встали под светофором. Джесс глядела на меня глазами, полными интереса, а я просто не знал, с чего начать. — Нет, он мне не друг. Да, это его я иногда слушаю, и не говори это при нем, ясно? — Мы с ним еще увидимся? — Сестра обрадовалась, как щенок. — Да, но ты пойдешь к Хизер на ночь. Я договорюсь с мисс Ривер. — Но почему? Я не поужинаю с вами? Почему мне нельзя посидеть с вами? Я буду хорошо себя вести! — Дело не в этом… Джесс, мне нужно сказать тебе кое-что очень важное. Она выпрямилась на сидении, пока я перестраивался на другой ряд, выдерживая паузу и собираясь с мыслями. — Иногда случается, что родственными душами людей могут быть люди одного с ними пола. Например, девочка с девочкой или мальчик с мальчиком. Это бывает очень редко, но все же бывает. И Скотт… — Что? Я не понимаю. Вы как мама с папой? Я пожал плечами. — Ну, можно и так сказать. Ты же знаешь, это нельзя выбирать или подчинить себе. Это просто случилось. — Вы со Скоттом любите друг друга? Я снова замолчал, не зная, что ответить. — Это сложно. — Ничего сложного, Митчи, — заверила она со знанием дела, тыкая в мою сторону пальцем, — либо ты любишь человека, либо не любишь. И если вы настоящие родственные души, то вы любите друг друга и умрете в один день, как… — Я понял тебя. На ее лице все же остались следы озадаченности. — Значит, ты его любишь. — Значит, люблю, мисс Всезнайка. Некоторое время мы ехали в тишине, Джесс теребила шнурок от куртки в пальцах и явно хотела что-то спросить. Она несколько минут набиралась смелости. — Митч? А… а каково это? Иметь пару. Я пожал плечами. — Мы со Скоттом не пара, и я хочу, чтобы ты усвоила это. И если он будет рядом, ты об этом не заговоришь, поняла? Все очень сложно. — Да почему сложно? Он же тоже должен быть нашей семьей! Вы связаны. Кажется, до меня начал доходить весь смысл тех самых треклятых слов с интервью Скотта в студенческие времена. Все тыкают меня в это лицом, мол, мы связаны, значит, я ему должен, а по сути, за что? Но и Джессику винить я не могу. Я знаю, что ей нужна семья, она хочет иметь рядом кого-то еще, кроме как вечно занятого, злого, агрессивного старшего брата. Скотт ей нравится, потому что он умеет очаровывать людей, но со мной это не пройдет. — Джесс, я не хочу быть с ним. — Хочешь! Я знаю, ты грустишь и пьешь из своей огромной фляги, когда тебе плохо, а потом слушаешь его песни, и тебе становится лучше, Митч, я хочу, чтобы тебе всегда было хорошо! Почему ты думаешь только обо мне? Мы уже подъехали к дому, и я припарковался на своем обычном месте. Джесс не отрывала от меня взгляда черных глаз, идеально идентичных моим. — Потому что я твой брат. И ты — единственный человек, которому я что-то должен. Ты, а не Скотт, для меня важнее. Ты — моя принцесса, а Скотт — случайный человек. Когда-нибудь ты найдешь свою родственную душу, может, тогда ты все поймешь, но сейчас я этого от тебя не жду. Сегодня вечером ты пойдешь к Хизер, а я поговорю со Скоттом так же, как говорю сейчас с тобой — наедине. Откровенно. И больше эту тему обсуждать с тобой я не намерен, марш домой, ты сегодня толком ничего не ела. — Все равно тебе плохо без него. И лучше, чем с ним, не будет. Она бросила это и ушла, со всех своих силенок хлопнув дверцей машины, а я просто смотрел ей вслед.

***

Я легонько поглаживал волосы Джесси, стоя на лестничной клетке, пока разговаривал с Кейт, нашей соседкой. — Извини, что лезу среди недели, но мне сегодня нужно, чтобы кто-то за ней присмотрел. Кейт работала медсестрой в больнице и во время почти каждой своей ночной смены просила меня взять на ночь ее дочь Хизер, так как они с Джесс были лучшими подругами, а муж ее уже несколько лет не в городе. Кейт — единственная, кто понимает меня, потому что ее муж — ее родственная душа, тоже ее предал, заставив их обоих мучиться. — Ничего. Вам нужно все обсудить, я понимаю. Когда он придет? — Скоро должен. Кейт понимающе поджала губы. — Помни, что ты принадлежишь себе больше, чем ему. Я не знал, что ответить, но почувствовал зарождающиеся мурашки на затылке. — Он здесь. Джесси пугливо подняла на меня взгляд, Кейт просто ничего не поняла, и через пару секунд подъездная дверь открылась, и на пороге появился промокший, немного понурый Хоинг, к которому Джесс полезла обниматься, так что ему пришлось нагнуться. Кейт, кажется, невзлюбила его с первой секунды. — Знаешь, думаю, вам пора. Джессика, идем, начинается ваш с Хизер любимый мультик, а вы еще даже не поужинали. Сестра посмотрела на Скотта с некоторым сожалением, помахала ему ручкой, потом подошла обнять меня, пожелала мне доброй ночи. После того, как я пообещал забрать ее завтра утром, дверь в квартиру Кейт закрылась. Скотт, кажется, был смущен. — Привет? Еле сдерживаю желание кинуться на него, как Джесс. — Привет. Идем, нам на пару этажей выше, лифт не работает. Я поднимался первым, Хоинг за мной, с бешено колотящимся сердцем. Или это мое? — Тут довольно мило. — Можно и так сказать. Мы переехали сюда три года назад, после смерти родителей. — Ты… довольно спокойно об этом говоришь. Я пожал плечами и пропустил его в квартиру, небольшую, но уютную. Нам с сестрой хватает: каждому по комнате, кухня и гостиная, отделенная от кухни стойкой. — Добро пожаловать, — сказал я без особого энтузиазма. Скотт не обиделся, он прекрасно понимает, что я рад его видеть, просто потому, что от него теплеет в помещении и с ним мне действительно не так паршиво, как обычно. Но это ведь все иллюзии? — Спасибо. Выглядит уютно. — Да. Я… пожалуй, пойду поставлю чай. В моей голове ментальным образом появилась информация, что Скотт предпочитает фруктовый чай с лимоном и сахаром, в принципе, как и Джесси, поэтому я даже не спрашивал, какой он будет. Просто ушел. Смотреть на него, оказывается, не так легко, как кажется. Просто смотреть. Чувствовать присутствие. Сука. Он материализовался сзади, как приведение, и спиной облокотился на холодильник. Я усердно резал лимон к чаю, весь полностью, вместо пары кусочков, просто потому, что не хочу на него смотреть. На Скотта. — Я задолжал Джессике шоколадку, могу я оставить ее в холодильнике? Я кивнул, мол, можешь. Ты вообще можешь что угодно. — Митч? Я не поворачивался. — Митч. — Что? — нехотя ответил я. — Ты… не расскажешь, что произошло? Я хотел развернуться, запустить ему в рожу лимоном и разораться, что не расскажу, но это было бы идиотски даже для парня с распоротыми венами. — О чем именно? — Обо всем. Про родителей. Про руки, про Нью-Йорк, про себя в целом. Я же ничего не знаю. Наверное, он чувствует себя неуютно из-за того, что я веду себя, как мудак, а он даже не понимает, почему, но, блядь, это сугубо его упущение. — Мне было восемнадцать. Джесси семь, только пошла в школу. Мама готовила ужин на кухне, обернулась посмотреть на время и упала замертво у нас на глазах, потому что папа попал в аварию в тот момент. Они же были соулмэйтами. После похорон я оформил опекунство на Джесси и навсегда уехал из той дыры, где меня ничто не держало. По приезду пристроил Джессику в школу искусств. Не знаю, почему, но я решил, что занятия танцами или музыкой помогут ей легче перенести потери и переезд. Все девочки любят танцевать. Учителя говорят, она очень способная, она занимается балетом. Сам я устроился программистом в рекламное агентство, там и работаю. Вот. Скотт слушал, поджав губы, а я все еще не решился повернуться в его сторону, оправдывая себя тем, что чай еще не готов. — Что с твоими руками? — Боже, Хоинг, не смей меня отчитывать, ясно? Мне жаль, что это задело тебя, я не хотел, чтобы так все вышло, но это не значит, что ты… Просто не трогай меня. — Я просто… Нет, ты не так понял. Просто почему, Митч? Я все же развернулся, избегая теперь прямого взгляда ему в глаза. Слишком близко, черт. — Это личное. Тебя не касается. Больше чувствую, чем вижу, что он закатывает глаза. Тот Хоинг, который всегда был недосягаемым, как Нептун, сидел у меня за спиной и надеялся, что я сжалюсь. — Митч, я всегда был рядом с тобой и буду, хочешь ты или нет, это неизбежно. Я знаю каждую царапину, я знаю, что ты чувствовал, когда их ставил… — Раз ты такой дохера всезнающий, тогда что ты тут делаешь? — не удержался я. Вспылил. Скотт Хоинг — это не то, что можно прописать в аптеке, как успокоительное. Скорее уж яд. — Я хочу знать причину! Я хочу быть уверен… — Чувствую, как мне на плечи сзади ложатся его огромные горячие ладони, пальцы задевают ребра, а лопатки прижимает к груди. — Хочу быть уверен, что этого больше не повторится. Я вряд ли смогу это вынести. Я отскочил, словно ужаленный, в угол, потирая плечи. Мне не нравится это чувство. Отходить от Скотта мне не нравится так же сильно, как и моя от него зависимость. Хоинг смотрит на меня, как на испуганное домашнее животное, как будто я — пугливый хомячок и меня нужно выманить, дать принюхаться, приручить, но есть одна проблема: я не ебучий хомячок. — Плевать я хотел, ясно? На тебя. На эту нашу связь. На то, что ты там себе думаешь и когда-либо думал. Можешь ты вынести или нет, это мое тело и я сам с ним справлюсь, а ты можешь валить на все четыре. — Или что? Что, если я не отстану? Чертов ублюдок, видимо, тоже разозлился. Самое гнусное и хреновое в этой ситуации ― это его правота. Мы оба заранее знаем, что будет, если он не отстанет: ровно ничего. Мы с ним будем вместе. Он будет каждое утро просыпаться у меня под боком под вопли Джессики и улыбаться полуостывшей чашке чая, целовать меня в щеку прежде, чем идти на работу, а после прихода помогать Джесс делать уроки, пока я готовлю ужин. Вот, как это будет. Я научусь улыбаться, а он будет любить это больше, чем любую другую вещь на свете. — Ты ебанулся, Скотт? Скажи честно. Ты думаешь, ты — мой личный Царь и Бог и ты решаешь, что делать с моей жизнью? Я искал тебя до полуночного безумия, я слышал твой голос, и мне так чудовищно хотелось находиться рядом с тобой, я так слепо верил в твою идеальность. Ты отшвырнул меня. Теперь, когда мне не надо, когда я научился справляться со всем сам, когда я потерял все и выстроил все заново, ― ты, сука, решил прийти и просто так меня взять? Это, как минимум, неуважение. Я человек, а не твоя персональная собака. Хоинг долго сканировал меня этими своими глубокими светлыми глазами, но я нет, я неприступный. — Ладно, прости. Успокойся и скажи, что я могу сделать? Свалить из моей чертовой жизни раз и навсегда. — Я не знаю. Я просто ненавижу тебя и очень долго ненавидел, но я не могу сказать, что пока тебя не было, мне было проще. И Джессика не простит мне, если я тебя отпущу. Я не хочу растить ее так, я хочу, чтобы у нее была семья и ее окружала любовь, а единственная моя любовь — это ты. Что, если ее соулмэйтом окажется какой-нибудь неплохой парень, а она просто не захочет с ним быть, потому что научилась этому у меня. Или если он погибнет, и она умрет вместе с ним — что останется у меня? Я не хочу всю жизнь сидеть в тени в своем темном углу, а именно так и будет, если тебя со мной не будет. Скотт смотрит на меня, как на ребенка. Да, я жалок. Да, я омерзителен самому себе и порезы на моих запястьях — тому подтверждение. Да, я бесконечно туп, эмоционален и вспыльчив. Он тянет ко мне руки, как будто спрашивая разрешение, можно ли меня обнять. Нельзя. Но он все равно обнимает, потому что обманывать его я не умею, что бы я ни говорил, он все равно будет знать правду. Почему он меня так раздражает? Разве он не должен быть самым прекрасным? Хотя, он и есть. Невероятный. Теплый и легкий, и с ним тоже так спокойно, приятно. Разве я могу позволить себе такую роскошь? Или нет, даже не так. Заслуживаю ли я этого? Руки Хоинга, сжимающие меня за спиной, сами отвечают на этот вопрос. — Митч. — М? — Ты бесконечно зол и глуп. И когда-нибудь мы оба все равно умрем, так назови хоть одну причину, по которой я должен проживать свой остаток не с тем человеком, которого люблю? Я нашел примерно с десяток, но не озвучил ни одну. Фонарь, бьющий в оконное стекло светом, погас, чай на столешнице остыл, лимон начинает заветриваться, а я стою в центре целого мира, прижимаясь к человеку, которого просто чертовски удобно обнимать.