Чёрный коготь

      Мое убежище… Сегодня был тот самый день, когда все изменилось. Стены стали светлее, комнаты просторнее, свет лампочек накаливания насыщеннее. Границы моего маленького мира раздвинулись. И теперь я не задыхался от скуки однообразной рутины. Разве на такое могла повлиять какая-нибудь встреча? Находка? Работа?       Нет, все слилось воедино. Находка вдруг обратилась незабываемой встречей, над которой мне хотелось работать вечно, лишь бы она никогда не закончилась.       Мы пробыли в безмолвии не более пары минут, но я считал, что прошла целая вечность, разбившая этот промежуток времени, где мы, не роняя ни звука, смотрели друг на друга, не нарушая тишины. Откровенно говоря, я пытался подобрать слова, сопереживая ее рассказу, но беспокоился, что опущусь до уровня стрельбы избыточными вопросами, такими очевидными для Геры, но жгущими меня изнутри. Я хотел знать о ней все: как она дышит, как сгибает хвост, как охотится, спит, размышляет… Я будто хотел почувствовать себя в ее теле, хотя и знал, что это желание переходило черту. Очевидно, будь я последним дураком, то вряд ли отказал себе, чтобы не спросить об этом вслух.       Вот только была маленькая проблема – она слышала меня без слов. Черт возьми, как к такому вообще можно привыкнуть?       – Мы так и не нашли все необходимое для твоего снадобья, – сказал я, орудуя вилкой. – Я поставлю мясо на тихий огонь, и принесу свои запасы.       Гера оживилась, подняв голову. Ее уши, как по щелчку, вздрогнули.       – Да, конечно!       Не жалея сил и руководствуясь принципом, что «только слабаки носят тяжести дважды», а нагрузил свои руки всем, что только нашел в шкафу и на полках. Тем не менее, пришлось проделывать этот акробатический трюк трижды, прежде чем я разместил свое барахло перед ней. Тут было абсолютно всё, что можно увидеть на столах прожженных химиков и у стереотипных седовласых учёных, помешанных на своем деле, балующихся на досуге неоправданной рисками алхимией: склянки, пробирки, мензурки, реторты, плоскодонные колбы, перегонный холодильник, сосуд Дьюара с азотом, тигли, бюксы, несколько мерных стаканов, муфели для очень высоких температур... Иногда я и сам теряюсь в том богатстве, что успел накопить за годы общения с владельцами лабораторных халатов. Некоторые реактивы я удосужился выкрасть, даже не подозревая об опасности загреметь за решетку. Да что уж там, у меня имелся на вооружении весьма редкий аппарат Киппа для получения различных газов! Ими так давно не пользуются из-за устаревшей конструкции и трудоемкости процедуры, что у меня скорее борода вырастет до пола, чем кто-нибудь заметит его, кхм, пропажу. Припрятывая за пазуху очередную приглянувшуюся вещицу, я руководствовался убежденностью, что имущество, которым никто не пользуется, никому не принадлежит. Право, я не гордился своей склонностью к «приватизации» вещей, но мысль, что эти склянки так и пролежат забытыми, бесполезными, лишь подпитывала мою уверенность, что я даю шанс отжившим свое предметам послужить человеку еще раз. И продолжал спать спокойно.       Мои телодвижения сопровождались звяканьем колб и пением металлических штативов. Гера смотрела на мое богатство с неподдельным интересом. Я перенес к ней небольшой книжный столик и принялся расставлять потенциальные ингредиенты перед носом.       – Ну вот, – я вытер рукавом лоб. – Смотри и опознавай. Я, увы, не знаю, какие нужны, и даже по тем названиям, что ты мне сказала, я совершенно не знаю, к какому элементу относится его определение. Ну, ты понимаешь, у нас эти вещества называются совершенно по-другому.       Гера начала обнюхивать и осматривать колбы и емкости. Когда она попыталась сунуть нос в одну из них, я поспешно ее предупредил:       – Не стоит очень тщательно нюхать, и вообще держи нос подальше от сосуда, и лапой гони к носу запах. – Я показал ей, как это делается. – А вот засовывать морду в склянки нельзя, и глубоко вдыхать тоже не советую. Это не след добычи. Некоторые элементы могут быть опасными для обоняния вплоть до полной потери работоспособности носоглотки.       Гера кивнула, но как-то не совсем убедительно. Но я все равно постарался ей поверить. Впрочем, я не переставал умиляться тому, как она фыркает. Совсем как лиса, которую я потревожил у норы в уральской командировке позапрошлого года. Эх, лисы… Такие красивые, грациозные животные, которые вот-вот попадут в Красную книгу. А вслед за ними и волки, и лоси… Сейчас популярны пробирочные животные и птицы. Скоро, черт возьми, мы докатимся до такого, что будем их выращивать как домашних гусей! Погодите… Ах да, гусей нынче содержать при хозяйстве могут позволить только богатые. Гусь стал таким же редким, как лебедь. Я совсем не понимаю, что происходит с фауной… С каждым годом она все скуднее и скуднее. Перестреляли к чертовой матери всех, кроме людей! Я вспомнил об охотниках, идущих за моей черной подопечной, и разозлился. Сволочи! Ненавижу вас, ублюдки!       Гера продолжала поиски. Она отвергала вещества одно за другим, отбраковав более двух третей реактивов, но вдруг ее взгляд задержался на одной из колб.       – Красная пыль! – взвизгнула она. – Да, это точно красная пыль!       Я посмотрел на этикетку и прочел «марганец». Никаких пометок, говорящих о том, что это какое-нибудь соединение. Он что, действительно красный?       – А точно «красная пыль»? Это довольно агрессивный элемент, мне, конечно, не жалко, но ты точно уверена в том, что именно марганец тебе подходит?       – Да, да! – радостно ответила Гера. – Я красную пыль ни с чем не спутаю!       – Тогда отложу в сторону и продолжим, – согласился я. – Немного осталось склянок, но вдруг ты найдешь еще что-нибудь? Удивительно, я все еще не могу поверить, что марганец лечит такие серьезные травмы у драконов.       Я показывал оставшиеся пробирки. И тут ее взгляд остановился на ржавой жестянке из-под кофе. Ее ноздри расширились, явно улавливая знакомый запах.       – Что? – спросил я.       – Я до конца не знаю, мне надо тщательнее убедиться в содержимом, не уверена я.       – Тогда давай убеждаться.       Я открыл жестяную банку, вынул находящуюся внутри стеклянную баночку, завёрнутую в газету и перетянутую резинкой. Гера отпрянула назад, как только я снял с нее крышечку. Содержимое неспроста хранилось изолированным в две посудины, и было залито керосином, а специфический запах чего-то выглядывающего из него тут же перебил самолетное топливо. Я, тем временем, взял изъеденный кислотой пинцет, и достал небольшой кусочек опасного металла. Как же я не догадался? Жгучий камень! Иначе и не скажешь. Это был натрий. Он хранился в инертной среде – керосине, чтобы не окислялся при контакте с воздухом. Некоторые прячут его под слой вазелина, как литий, который из-за своего небольшого веса и плотности плавает в горючем топливе.       – Так! – попросил я. – С этим камушком осторожно. Изучай его, но не касайся.       Она передала мне одобрение по мыслительному мосту, при этом отметив, что этого мало. Мне осталось только развести плечами. Я поставил натрий рядом с марганцем. Натрий действительно можно назвать жгучим... Плавит он кожу на раз-два! В голове не вязалось, как он поможет регенерации отстреленного пальца… Оставалось надеяться, что Гера знает, что делает. Как там – во всех сказаниях драконы славятся мудростью? Мудрость приходит с годами, а что насчет ее возраста?       – А последнее вещество? – спросил я. – Звездные камешки или… Как ты их назвала?       – Звёздная крошка! – фыркнув, поправили она. – А вот жгучего камня для такого ранения действительно мало. – Она призадумалась. – Последний компонент, он... – Она помедлила. – Он похож на звезды! – с каким-то странным восторгом привела она сравнение. – Я не знаю, с чем можно сравнить звездную крошку, но узнаю ее по запаху и по виду.       – Что ж, у меня есть знакомый, у которого есть похожие запасы. Я постараюсь его навестить в ближайшее время. Мы решим проблему с недостающим натрием.       Гера подняла глаза снизу вверх и улыбнулась. Она не теряла надежду на выздоровление.       – Спасибо!       Чтобы подбодрить ее, я предложил ей наведаться в кладовую, пока приглядываю за плитой, и поискать последний компонент. Убедившись, что она может неспешно передвигаться на своих трех, я добавил, мол, вполне допускаю, что принес не все, что хотел показать. Я слышал, как она штурмовала скрипучие шкафчики и тумбочки, дважды я улавливал, как что-то падает с лязгом, склянки стучат друг об друга, будто елочные игрушки. Потом, вероятно, Гера залезла на стол, и шума почти не было. Вскоре она вернулась ко мне. Передвигалась небольшими прыжками, но ее мордочка не искажалась той болью, когда я занимался заменой повязки.       – Чем меньше болит, – подсказала она, – тем у нас меньше шансов вернуть мне палец. Я стараюсь терпеть и не показывать наружу, чтобы ты поменьше беспокоился.       Я только и сглотнул. Что я мог ответить? Я сунул вилку в рот, едва не проткнув себе язык. Гера одарила меня легкой мимолетной улыбкой. Ее глаза сузились.       – Кстати, я, кажется, нашла звездную крошку, но добраться до неё не могу. Помоги достать, а?       Она повела меня за собой. Мне не терпелось узнать, что же это за звездная крошка? Насколько я осведомлен о своем хранилище, красть с исследовательского аппарата, приближавшегося к солнцу, мне ничего не приходилось. Да и газеты наверняка лгали, что с солнца, нашей ближайшей звезды, собирали твердые образцы. Даже дети в утробе матери знают, что солнце – это раскаленный газовый гигант.       Когда мы пришли в кладовую, то я не сразу понял, что именно она хотела достать с верхних полок, но потом Гера, отвергая все лишнее, на что я указывал, дошла до одной неприметной коробочки, которую не сразу было видно. Судя по всему нос у неё очень чуткий, она узнала ингредиент, и я достал заветную коробочку, вынес на свет, открыл её... Да что же такое? Вообще никак не ожидал идентифицировать «звездную крошку» как серебро. С каких это пор серебро пахнет? В коробочке лежали накопленные за многие годы серебряные контакты и обрезки проводов. Я почесал затылок.       – Ты уверена? – и показал ей содержимое. – Звездная крошка?       – Да, звездная крошка! – кивнула она и опустила одно ухо. – А что, что-то не так?       Сама ситуация приобретала сатирический подтекст. Это снадобье было как три детских набора конструкторов, из которых следовало что-то собрать воедино. Вот только конструкторы были из трех разных материалов – деревянный, пластмассовый, металлический.       – Нет, всё так, – хмыкнул я. – Просто вещества вы используете весьма странные, крайне странные, а названия… – Я не стал заканчивать, дабы ненароком ее не обидеть. Толку-то! Она все равно прочла мои мысли! В топку все! – Вы, между прочим, очень развитые создания, химические вещества вон какие применяете…       Уголок ее рта иронично вздрогнул.       – А что же странного в этом? Звездная крошка – целебное вещество. Как у вас оно там называется? Серебро? Неужели у вас оно нигде не используется?       – Используется, почему нет? Воду ионизирует и очищает, в технике и электронике широко применяется.       Гера закивала, но как-то недоверчиво, будто я нарочно пытался высмеять их методику врачевания.       – Но только эти кусочки большие, их надо будет растереть, и только потом использовать.       Больше я не стал перечить. Кто я такой, чтобы стоять на пути выздоровления Геры? Я молча отнес серебро к остальным компонентам и подошел к плите. Мясо томилось на сковороде, куда я чуть ранее добавил немного воды, чтобы оно не сделалось жестким.       Но тут раздался стук в дверь. Я уставился на Геру, расположившуюся в своем уголку. Я чуть не вскрикнул от испуга. Сердце забилось в груди, как мятник. Черт! Кто это?! Кто это мог быть? Охотники? Соседи? Коллеги по работе? Я задрожал.       – Гера, спрячься скорее в погреб! – послал я ей сообщение. – Видишь ковер, видишь? – Я мысленно спотыкался, не желая даже думать о том, как я вообще вслух такое смог бы произнести. – Вот, вот ковер! – Я бросился к нему сам и резким движением отшвырнул его в сторону. – Прячься, скорее! Сюда-сюда! Спускайся!       Спрятав Геру, я вышел на террасу. Меня разрывало от волнения. Черт-черт, как я вообще буду что-то говорить?! Если это те самые охотники…       – Кто? – отрывисто спросил я у двери.       – Не узнаешь по голосу?       – А! Ты что ли, Кир? – Я вздохнул так, будто у меня из-за шиворота, наконец, убрали раскаленный утюг. – Ну, тогда другое дело, проходи, поговорим.       Щелкнув засовом, я открыл входную дверь и впустил старого знакомого. Мы с ним частенько затевали совместные эксперименты и возились с техникой, но никакой речи о том, что ему можно доверить Геру, и быть не могло. Кир был тем самым человеком, которого в толпе не приметишь. Среднего роста, худощав, короткая стрижка, серые глаза, узкое лицо, острый подбородок… Таких пруд пруди на нынешних заводах.       – В дом заходить не будем, у меня там сейчас такой беспорядок, поэтому давай здесь всё обсудим, если это ненадолго.       – Ненадолго, ненадолго, – сказал он, имея привычку повторяться. – А ты чего весь в черной слизи, случилось что?       Как же ты не вовремя появился! Вернее, насколько я глуп, что до сих пор не сменил одежду?       – А! Да это я сегодня отработку переливал. – солгал я. – Поднял канистру к груди, а она, зараза, оказалась открытой!       Боже, как он вообще поверит в эту чушь?! Или ему стоило рассказать про черную кровь Геры?       – Ничего себе! – удивился Кир. – А зеленку тоже из канистры на себя вылил?       И тут меня спасла моя вечная рассеянность. Скорее, она подыграла моему общению с Киром. Я по чистой случайности не избавился от старой повязки Геры, а намотал себе на запястье, крест-накрест. Обычно я такой фокус проделываю с проводами, которые мне пригодятся в дальнейшей работе, но тут был особый случай несобранности. Вселенский масштаб дурости.       – Нет, зеленку я нечаянно уронил, когда перевязывал руку. Да что ты, в самом деле не знаешь меня? – И нарочито посмеялся. – Я постоянно попадаю в неприятности!       Кир, к моему изумлению, клюнул на эту удочку. Он сочувственно посмеялся и даже похлопал меня по плечу.       – Да уж, тут ты прав! – подтвердил он. – Чего только стоила твоя поездка на «Урале» с люлькой по болотам с приятелем, когда лежал снег! Что вы тогда сделали? Бросили мотоцикл под еловыми ветками, чтобы его не утащили охотники, а сами приползли домой за три десятка километров? Как вы вообще тогда нашли дорогу домой? По биологическому компасу? Снег сыпал, как из-под ковша очистительной машины! А холод? Ну и морозище стоял на улице!       Мы душевно посмеялись. Мне стало легче от лирических отступлений, я чувствовал, как напряжение постепенно уходит.       – А я вот по какому делу… – продолжал Кир. – Свет-то отрубили, а у тебя серьезный генератор под рукой… Ну, ты понимаешь… Если ты не против, я хотел ненадолго подключиться к тебе. Мне без света никак, подработки по вечерам, станок питается от сети, да и холодильник начнет скоро оттаивать…       – Да, подключайся, почему нет? – ответил я. – Условия ты помнишь? Заливаешь полный бак и нагружаешь столько, сколько тебе угодно. Лишь бы удлинитель не превратился в пластмассовую лужицу. Как свет появится – будь готов вернуться на стандартное питание.       – Спасибо! – поблагодарил он. – С меня полный бак. – Кир пожал мне руку. – Ну, ладно, я тогда пойду. Будь здоров! – И зашагал прочь.       Я подождал, пока он скроется из виду и закрыл за собой дверь.       – Гера, все в порядке? – послал я сообщение.       – Да, – ответила она. – Что со мной могло случиться? Лучше скажи, он не заподозрил?       – Кажется, нет.       Я вернулся в дом и выпустил Геру. Тем временем, остывший картофель в сковороде не стал моложе. И вкуснее. Я вернулся к плите, чтобы проверить мясо. Случайно задев край посудины, я обжег палец, что заставило меня с поразительной ловкостью ухватиться за мочку уха. Что всегда меня удивляло, этот способ сохранить кожу всегда безотказно работал. Я старательно принялся за мясо, которое, к счастью, почти приготовилось. Хорошо, что я уделил ему достаточно времени, переворачивая с одной стороны на другую, и придушил огонь. Пахло очень вкусно, и желудок тихонько исполнял басовитый вокал.       – Кстати, а что с тобой было дальше? Лессиарда вылечила твое крыло? – я сконфузился. – Если тебе тяжело рассказывать – не вспоминай…       – Чего уж там, – не сдерживая усмешки, отозвалась она, – Страшное позади, а дальше ничего особенного не случилось. – Она продолжала с высоко поднятой головой. Ее ухо по-кошачьи вздрагивало. – Вышла она с какими-то сухими стеблями в пасти, приказала мне разжевать их и проглотить. Я не перечила, после чего Лессиарда отвела меня вглубь своего логова. Травами так пахло, что голова закружилась, но это было приятным головокружением. Она велела удобно улечься на настил из веток и сухих листьев. Мои веки стали тяжелеть, и я уснула, не запомнив этот момент. Снилось небо и полёт, а потом я открыла глаза. Увидев, что я хочу подняться, Лессиарда схватила меня, словно добычу. Я испугалась, не имея возможности шевельнуться. Целительница объяснила мне, что нельзя двигать крылом ещё, как минимум, дня три, потому что оно долго заживает, а потом видно будет, по обстоятельствам, как идет мое выздоровление. Она предложила мне сонной травы. Понимая, что это будут скучные три дня, я съела, и снова провалилась в сон, даже не посмотрев, что с моим крылом. Когда снова проснулась, то обратила на него внимание. Распластано по земле, покрыто мазями и по местам разрывов странными острыми листьями. Боли я почти не чувствовала, мазь отдавала приятным холодком. Наконец, вышел срок лечения. Лессиарда разрешила мне встать. Ох, было непросто! Лапы дрожали и подгибались, когда я попыталась оторваться от настила. Пошевелить травмированной конечностью боялась, но моя спасительница подбодрила, сказав, что сложить его можно, но распускать не надо. Спустя некоторое время, когда я достаточно окрепла, она предложила помогать ей с травами и целебными мазями, пока я не смогу самостоятельно подняться в небо.       Что ж, рассказ подействовал на нее благотворно. Гера сидела на хвосте, забавно придерживая забинтованную лапу, как собака, настойчиво выпрашивающая лакомство. В душе я радовался, что она быстро восстанавливает силы.       – Ты улыбаешься, – заметила она. – Лучше поглядывай на мясо. Я, конечно, не придирчива к еде, но мне не хочется есть угли.       Я, смущенно моргнув, повернулся к плите.       – Что ж, – неуверенно начал я, стоя к ней спиной, – это, гм, потрясающая история, но я изучал тебя в лесу и никаких шрамов или рубцов на перепонках не видел.       На мгновение её взгляд резко наполнился гневом, а солнечные радужки глаз вспыхнули. Как раз в этот момент, когда я вновь к ней повернулся, я хотел сообщить, что еда готова, я увидел хищного зверя, норовящего сорваться со своего места и вгрызться в шею. Но когда ее голос зазвучал гулким рычанием в моей голове, я от испуга едва не уселся на горящую плиту.       – Прошу принять к сведению, что у драконов мембрана между пальцев крыльев! Ты понял?! – Она оскалилась. – Не смей говорить о них так, будто я мерзкая жаба, возомнившая летать!       Да что на нее нашло? Я сглотнул, будто мне приставили нож к горлу. Ее голос… Он полоснул меня изнутри, и я ощутил, как виски пульсируют от вспышки боли. Я схватился за голову. Меня затошнило. Дыхание остановилось.       – О небо! – простонал я. – Что я такого сказал?       – Я… Ох, прости!       – Это… неприятно, черт… Зачем ты это сделала?       – Пожалуйста, прости! Я… я…       Боль начала отступать. Она пропала так неожиданно, как и появилась. Я поднял взгляд и осмотрелся. Как так? Еще секундой ранее я чувствовал себя, будто мне в голову забивали гвозди, а теперь… Я не знал, чем это сравнить. Это как будто порез, который затянулся в мгновение ока. Будто рана, прижженная раскаленной кочергой.       – Прости! – раскаивалась Гера. – Что я наделала?! Я не со зла! Пожалуйста, прости…       Так вот что случилось. Гера сидела передо мной и трясла за колено. Ее голос дрожал в моем сознании, как тоненькая струна, которая вот-вот оборвется еще до прикосновения пальцев. И она никогда не сможет петь. Никогда.       Она была готова разрыдаться. Живой женский голос. Обычный, немногосложный, тонкий. Тронь его и он растает, как снежинка. Любая вариация хрупкого предмета. Хрустальный кувшин, стоящий на краю стола. Капелька дождя, упавшая с крыши. Сухой лист, попавший под ноги. Гера продолжала безостановочно лепетать мне «прости». Это слово разливалось по всему телу, как бальзам. Оно текло по венам, приливало к голове, проходило через сердце.       – Я знаю, – каялась она, – что обожгла тебя, нагрубила. Я не хотела так, не хотела, чтобы ты почувствовал… Эта связь… Ты испытал мою ярость на себе. Прости, больше…       Она не смогла закончить.       А мясо так и осталось на плите. Благо, я его выключил. Вот только есть уже никому не хотелось. Аромат стал отталкивающим, противным. Нет, я не держал зла на Геру, я всячески старался понять, как тяжело ей приходится. Она потеряла дом, потеряла коготь… Ее, сироту, наш мир встретил так же жестоко, как и всех, кто остался один.       Стало совсем тихо. Дождь за окном перестал барабанить по стеклу. И где-то там, далеко, монотонно гудел генератор. Неужели стены стали толще или это я разучился слышать посторонние звуки?