Чёрный коготь

      Мне кажется, многое произошло с того момента, как я закричал. Этот голос, вырвавшийся из меня истошным воплем, прозвучал так, будто его искусственным путем сопроводило эхо стен, принятое микрофоном ветхого магнитофона, того же «Маяка» или «Яузы», превращающих одиночное вещание в самый настоящий вопль дюжины человек, записывающих в студии из голого бетона. Я не знаю, с чем это было связано, но так или иначе я совершил глупость, рискуя разбудить половину поселка. Картина произошедшего была не менее впечатляющей: горящие провода, жуткий гул подстанции, сопровождающийся вибрацией корпуса, струящийся дымок из распахнутых дверей... Апокалипсис локального масштаба. Слишком поздно я припомнил основное правило использования разъединителей, что ими разрешено отключать ток не больше пятнадцати ампер, где для начала снималась нагрузка. А если отгорит и упадет провод? Что дальше? Кого я смогу убедить жалкой историей самобытной аварии без стороннего вмешательства? Становилось тошно от своего поступка. Испытав на себе испуг до мурашек, я стоял как вкопанный, не предпринимая никаких действий.       А время играло против меня.       – Что случилось? – послала Гера встревоженное сообщение. – Ты в порядке?       – Чё-о-ёрт… – только и смог я процедить сквозь стиснутые зубы.       – Ты…       Тут я вспомнил, что на кону висела ее жизнь. Меня буквально передернуло, как от удара веткой по лицу.        – Гера, давай за мной! Быстро!       Я буквально в несколько прыжков преодолел расстояние до дороги, разделявшей нас, и мы бросились со всех ног до моего убежища. Я старался бежать по одно плечо с Герой, не допуская мысли, что травма могла сломить ее в любой момент. Я видел, как ее хромота отзывалась болью в каждом прыжке, она сдерживала стоны, но по выражению ее мордочки было видно, что она с огромным трудом преодолевает себя, опираясь на больную лапу. Я поражался её терпеливости и сдержанности, но вопрос безопасности терзал меня больше. Кого-то могло приспичить выйти в неподходящий момент на улицу, как все обычно делают, идя навстречу угрозе в кромешной темноте. А дождь, тем временем, неустанно хлестал по лицу и глазам. В ботинках хлюпало, а жалкий настил из щебня круговой улицы так и норовил провалиться подо мной, уволакивая в песчано-глинистое месиво.       Оставив позади половину пути, вываливая клубы пара изо рта, я остановился. Гера отставала. Сделав несколько изнеможенных прыжков, она рухнула в грязь. Дракониха не могла сдерживать накопленное внутри себя. Потеря пальца была для нее утратой самой способности к нормальному существованию. Сквозь стоны она сыпала извинениями, говорила, что всё в порядке, ей нужно немного времени на восстановление сил, и что она сейчас встанет и как ни в чем не бывало пойдёт дальше… Зачем она лгала? Пыталась выглядеть сильной в моих глазах? Отказывалась переступить через гордость? О небеса! Что за вздор?       Не задумываясь, я подхватил ее на руки, получив инстинктивный отпор когтями по предплечью, и побежал дальше, не обращая внимания на ее протесты. На удивление Гера оказалась необычайно легкой, хотя в похожей ситуации я, пожалуй, не заметил бы и бобины с кабелем, взваленной на плечи.       – Что ты делаешь? – сопротивлялась она. – Это ни к чему! Я сама смогу добежать!       Я не отвечал, и спустя пару мгновений она обмякла в моих руках. Гера понимала, что ее попытки самостоятельности отнимут у нас драгоценное время, где каждая минута промедления грозит нашему обнаружению. И тогда что? Конец? Ее заберут? Пустят на трофеи? Поместят в клетку лаборатории? От этих ветреных мыслей меня выворачивало наизнанку от ужаса.       Спаситель, который не смог спасти. Порой, бросить на произвол судьбы куда разумнее, чем неосознанно обрекать надежду на провал.       Вот, ещё немного, и я буду у своего поворота. Дождь, грязь, мрак поселка... Я верю, что дом укроет нас от непогоды и посторонних глаз. Временно. Я изрядно нашумел – смыть следы не сможет ни одна суровая погода. Я старался настроиться на последовательность моих действий: укрыть Геру под крышей, быстро запустить резервное питание для отвода глаз, сменить бинты на ее лапе и...       Я не успел обрисовать сознанием четкий план. Наконец, мы оказались и у моих ворот. Я пнул калитку ногой (обычно, я редко закрывал ее на засов), и вошел во двор. Осторожно опустив Геру на крыльцо, я открыл дверь, после чего занес беженку внутрь. Темно, хоть глаз выколи. Когда я научусь оставлять легкий диодный свет от аккумуляторов на ночь? Экономил электроэнергию? Черт возьми, они потребляют ничтожное количество аккумуляторных запасов!       Вопросы-вопросы, самобичевание, угрызения совести… Человек та еще ошибка природы.       – Побудешь здесь, – спросил я, – пока я буду вводить резервный источник электропитания?       – Да, – мысленно ответила она.       Жутко, конечно, слышать в сгустившемся мраке чей-то голос в своей голове, но когда-нибудь я к этому привыкну. Я поинтересовался, как далеко она может передавать мысли? Она ответила, что связующий мост между нами становится прочнее с каждым пучком информации. Я облегченно вздохнул и поплелся в генераторное помещение.       Включив аккумуляторное освещение, я принялся искать канистру с горючим, об которую по иронии споткнулся, едва не потеряв равновесие.       – Порядок, порядок… – бормотал я себе под нос. – Везде должен быть чертов порядок!       Я снял крышку с тары и начал заливать топливо в бак. Поставил холодный запуск, произвёл мелкие манипуляции перед запуском и повернул выключатель на старт. Двигатель взревел и плюнул клуб черного дыма, потом схватилось зажигание, и силовой агрегат принялся гудеть и кашлять. Ему требовалось время на прогрев.       Охотники, треклятые охотники! Как скоро свора этих алчущих ублюдков догадаются заглянуть на чай к каждому из жителей поселка? Как скоро они обнаружат след черной крови? Конечно, проливной дождь усложнит им жизнь, но я не уверен, что остаточные фрагменты не помогут им рассчитать примерное направление нашего побега. Во что я только ввязался…       На пульте контроля работы всех систем заморгали индикаторы проверки целостности и исправности электроцепей, в помещении стало светло. Я подошёл к пульту и провёл по нему пальцем, на панели проступила яркая краска, на моем лице всплыла невольная улыбка, что помогла мне ненароком отвлечься от гнета размышлений.       – Как давно я не вытирал с него пыль?       В мгновение меня приободрила мысль, что разговаривая с собой, я уже не выгляжу шизофреником в глазах моего дежурного психиатра. Думаю, Гера прекрасно все слышала. Думаю, мне не придется ее с ним знакомить.       Я повторно проверил датчики и показатели стабильности работы электроцепей. Как ни странно все характеристики были в пределах нормы, только стрелка напряжения билась в конвульсиях чуть-чуть сильнее, чем обычно.       – Ах да, как же я мог забыть? – одернулся я. – Пора убрать генератор с холодного запуска и напряжение тут же нормализуется.       Я не уверен, что Гера что-то понимала технической части, но я неумолимо продолжал болтать вслух, чтобы она не чувствовала себе брошенной. А про технику я способен болтать часами, пока кто-нибудь не удосужится сунуть мне в рот кляп. Окружение из гуманитариев вряд ли меня остановит, и это продолжится до тех пор, пока я не услышу что-то вроде «извините, но вам в следующую дверь».       Я повернул ручку обогащения до упора – обороты слегка упали, и стрелка контроля напряжения вошла в зеленую зону. Свет немного стал тусклее, я снова пробежался глазами по панели целостности систем и прочих показателей и удивился, что проблем не было.       – Поразительно, первый пуск за два с половиной года.       Удовлетворившись результатами, я вышел из машинного зала и негромко позвал Геру.       – Сейчас приду!       – В смысле? – разволновался я, чуть не прикусив язык. – Ты вышла из дома? Разве не понимаешь…       Через несколько секунд я увидел её, она смотрела на меня исподлобья, ее глаза возбужденно горели в свете фонаря у крыльца.       – Что с тобой?       – Компонент… для снадобья! – Ее восклицание впилось мне в голову, как раскаленная игла. – Там, у куста!»       Она попыталась толкнуть меня в сторону, где она нашла этот самый «ингредиент». Когда мы подошли к калитке, она приблизилась к кусту, и зубами сорвала стебель растения, и протянула мне как пес, принесший брошенную ветку.       – Мята? – хмыкнул я, почесывая затылок. – Ты серьезно? И что, это и есть один из компонентов того снадобья, которое может помочь?       – Да! – кивнула она. – Не хватает ещё красной пыли, звездной крошки и жгучего камня! Прижимая лапу к груди, она отвела взгляд в сторону. – Вот только есть ли в этом мире такие вещи… Я не уверенна, найдутся ли остальные.       – Сможешь определить их, если я найду нечто подобное? Скажем, у меня есть кое-какие запасы химических веществ.       – Пожалуй, без проблем, – кивнула она. – Я неоднократно видела и даже держала в собственных лапах каждый из этих элементов, я помню их запах, помню, как они выглядят. Но вот только какой шанс, что среди твоих запасов окажется все необходимое? Не возражаю, одним из них меньше, мы нашли, как ты сказал, мяту, но это меньшая часть того, что нам нужно. Жаль, что это еще полбеды. Если мы не успеем в течение двадцати дней отыскать недостающие ингредиенты, то помочь уже будет нечем, травма зарастёт, и я так и останусь без пальца, калекой, неспособной добывать пропитание, и…       – Прежде всего, вернемся в дом, – напомнил я. – Мы тут как на ладони. Не волнуйся, мы что-нибудь обязательно придумаем.       Она покорно пошла за мной, я открыл входную дверь, нащупал выключатель и зажёг свет. Гера крылом прикрыла мордочку.       – Как ярко! Бьет в глаза!       Я кивнул и сказал, что постарайся на него не смотреть и скоро привыкнешь. Несомненно, её зрение в разы было острее, чем у людей. А люди, подобные мне, вообще могли спать с настольным фонарем над головой, отбрасывающим свет едва ли не в ноздри.       – Располагайся, как и где будет удобнее, – радушно сказал я, сорвавшись в очередное бормотание: – Я не знаю, как вообще и где живут драконы и, разумеется, не могу знать, где комфортнее будешь себя ощущать в человеческом жилище. Тут неброско, всякое валяется, советую смотреть лишний раз под… лапы. Даже я до конца не привык к такой обстановке, постоянно цепляюсь за что-нибудь руками, чаще всего большими пальцами ног…       Она, прихрамывая, дошла до середины общего зала, огляделась, потом заглянула в одну комнату, затем в другую, и наконец устроилась в уголке того места, откуда начинала поиски. Я поинтересовался:       – Тебе точно там хорошо? У меня ты можешь не скромничать, хочешь – залезь на диван, хочешь – вообще на мою кровать, мне отнюдь не жалко.       Я услышал несколько смущённый в ответ голос в мыслях:       – Нет, мне и здесь совсем даже неплохо, я у себя в логове примерно так же располагалась, поэтому мне очень напоминает подобное место о доме. Если ты не против, я останусь тут?       Мне всё же казалось, что она не меру скромничает и не хочет злоупотреблять моей добротой и гостеприимством.       – Может тогда тебе чего-нибудь мягкое постелить, матрас, например, или одеяло? Ну, или на старый диван ложись, там-то точно можно хорошо отдохнуть.       Она запротестовала:       – А вот это точно лишнее, я привыкла ночевать в пещере или на лесной поляне, но уж точно не так, как люди. Не переживай за меня, ты итак предложил мне укрыться в твоём жилище, я очень тебе за это благодарна. Спасибо, что не оставил меня под тем кустом.       Она выразительно улыбнулась. Я расплылся в ответной улыбке как дурак, стоя посреди комнаты с опущенными руками. Видел бы меня кто-нибудь в этот момент, я бы со злости отнял у него фотоаппарат.       – Хорошо, – брякнул я и замолк на мгновение. – Ах да, бинты!       Я помчался за аптечкой и вернулся так быстро, как только смог. Разложив всё необходимое перед ней, я заглянул ей в глаза, хотя мне всегда давалось с трудом вот так смотреть напрямую, а в данном случае находясь на расстоянии вытянутой руки… Я стыдился, что некто различит в них что-то потаенное, сокровенное, которое затем истолкует на свой лад. Но в случае с Герой… Скажем так, мне было проще в этот момент думать, что поутру мой сон растает, как первый снег. Но когда видишь эти глаза, желтые, обжигающие как полуденное солнце, начинаешь верить – сновидение переступает все рамки выдуманной иллюзии.       – Потерпи немного, – сказал я.       Она кивнула. Я перетянул ей лапу жгутом, как меня некогда в школе учили на предмете «Безопасность жизнедеятельности», и, медленно, оборот за оборотом разматывая грязный бинт, я промыл рану и обработал её йодом. Стоило коснуться мне её раны пропитанной йодом ваткой, как она активно принялась вырываться и скулить. Но я не отступал. Дважды она предпринимала попытки рефлекторно убрать лапу под себя, но я держал её крепко, и приговаривал, чтобы Гера терпела, что иначе никак. Она даже угрожающе зашипела и обнажила зубы, что заставило меня на мгновение остановиться. Я вытер рукавом скопившийся пот со лба.       – Да тихо ты, сейчас уже закончу! – огрызнулся я. – Ты только тормозишь меня.       Я старался как можно меньше причинять ей боли, но раз за разом, из-за ее движений, получалось только хуже. То она пыталась отдернуть лапу, то попыталась ее зачем-то облизать, но все усугубляли звуки, которые вырывались из-под стиснутых зубов. Шипение, рычание, скуление, ворчание, стоны… Весь этот оркестр смешивался в такую кашу, что я несколько раз замирал, боясь продолжать. Меня пугало, как ее шея содрогается от животного рокота. Я отвлекался, чтобы её успокоить, мне становилось ее жалко, но ничего с этим нельзя поделать. Чем быстрее закончу, тем лучше для Геры.       Наконец, я закончил накладывать повязку. Рубашка прилипла к спине. Пот капал с меня градом. Сколько времени прошло? Минут пять? Серьезно? Чертовы часы!       – Ты как? – спросил я.       Она лежала совсем изможденной и тяжело дышала. Она выглядела так, будто едва вышла живой из изнурительной схватки за добычу.       – Болит, – тихо отозвалась она в моей голове.       – Извини, я старался, как мог.       – Не смей…       – Что?       – Не смей снова делиться своими силами!       Тон был таким грозным и колким, что я, сглотнув, судорожно закивал головой.       – Может быть, оставим поиск ингредиентов на потом? Я добуду нам что-нибудь поесть.       – Нет, я в порядке, – вяло говорила она, сходя на полушепот. – Я готова. Лучше поторопиться, иначе…       – Полчаса погоды не сделают, – заявил я, сгребая содержимое аптечки в коробку. – Как ты определишь звездную крошку, когда у тебя даже веки опустились?       Я добился своего, она уступила, моргнув мне в знак согласия. Я отправился делать ужин ей и себе.       – А ты жареное мясо ела когда-нибудь? Или вы едите только сырое? А сколько за раз можешь съесть?       Не дождавшись ответа, я указал ей на внушительный кусок мяса, килограмм пяти–шести на вид. Она медленно подняла голову.       – Смеешься? Столько мне уж точно не одолеть. – Она описала головой круг, мол, «по моим размерам определить что ли не можешь?» – А что касается жаренного… Не знаю, я, честно говоря, несколько раз только и пробовала подпаленное, когда добычу у огненной горы поймали, довольно вкусное было тогда пиршество.       Я, снимая напряжение, артистично вращал нож в руке, представляя себя самым настоящим матерым поваром-добытчиком.       – Тогда тебе это точно понравится. Ну, я на это надеюсь.       Я отрезал приблизительно пятую часть.       – Как так вышло, что ты много знаешь о врачевании? Тебя учили родители?       Гера посылала нетвердые ответы в мою голову, но, кажется, интересная тема помогала ей отвлечься от травмы. Я чувствовал, как она крепла с каждым словом, что не могло меня не радовать. Она по-прежнему выглядела неважно, движения ее крыльев и хвоста были неторопливыми, неуверенными, но уши сполна передавали ее энергию и участие.       – Я набиралась опыта у целительницы, пока не попала сюда.       – Значит, ты ее ученица?       – Кто ученица? Это я-то ученица? – скромно отозвалась она. – Но ты что, какая из меня целительница? Её дело вовсе добровольное, Лессиарда по причине своей непригодности к прочим драконьим делам стала помогать всем, кто попал в передрягу и вышел из них не в лучшем виде. Её в молодости на охоте ранили, и она утратила способность к полётам. Старейшины рассказывали, что она с усердием изучала всё, что касалось врачевания, но ей ничего не помогало. Что бы собой не обременять наше семейство, Лессиарда хотела безвозвратно уйти, но все понимали, что это равносильно совершению самоубийства, и так как она за всё время постижения тропы врачевания немало накопила знаний, то ей предложили помогать покалеченным, раненым и тем, кому хоть как-нибудь нездоровится. Она была только рада помогать сородичам и приносить этим пользу. С тех пор много сезонов минуло, помощников у неё немало, а мне по душе все же охота, но и не моё это лечить, хоть и сама я нередко к ней заглядывала, тем более что я приносила ей еду.       – А еще по какому поводу ты к ней заглядывала? - поинтересовался я у неё.       – Этих поводов не счесть… Бывало, что лапы об острые камни пораню, то на охоте сцеплюсь с кем-нибудь.       Я помешивал в это время кидающийся горячим маслом картофель и переворачивая скворчащие ломти мяса. Благо, я догадался их жарить отдельно, так как в последний момент решил, что она может отвергнуть еду из-за крахмального овоща. Странно, что я об этом не спросил, но и с ее стороны не было замечаний. В конце концов, она слышит все, о чем я думаю. А я думал сейчас о том, что она тихонько смеется надо мной.       – А ты помнишь, когда впервые пришла к целительнице? – продолжал я орудовать вопросами.       – Да, помню, как уж это забудешь… – Гера помрачнела и тяжело выдохнула. Перебинтованная лапа лежала поверх целой, но не касалась ее злополучным местом, находясь в некоторой степени на весу. – Я училась летать. Разбегалась, расправляла крылья, пытаясь удержать равновесие, когда лапы отрывались от земли... Я пылала уверенностью, что это проще некуда, а посему спустя несколько дней практики отважилась взлететь повыше, как те, кто с обрыва обычно пикируют. Нашла овраг, а за ним совсем близко роща. Я была уверена, что достаточно высоко взлечу, да и что вообще хорошо летаю. Ох, как же я ошибалась! Я и на треть требуемой высоты не поднялась, будучи критически близко к роще к этой, и разворачиваться на кончике крыла тоже не умела. Признаться, я отвратительно тогда летала в сравнении с нынешними навыками. Опуская подробности, я, потеряв уверенность, отдавшись панике, упала и покатилась кубарем, а потом ещё и приложилась головой то ли об дерево, то ли об камень… Очнулась быстро, светило недалеко ушло с неба, голова в крови, одно моё крыло было разорвано…       Я стоял, обдумывал, представлял и не замечал, что картошка на сковороде начинает подгорать. Запах не мог отвлечь меня от вовлеченности в рассказ. Я чуть не уронил вилку на пол.       – Ты крыло разорвала?       – Да, я ужасно разорвала кожу меж пальцев… Я не сразу решилась подняться. Когда все-таки встала, я ещё долго думала, как удобнее сложить повреждённое крыло. Оно сильно болело, я плакала… – Она удрученно покачала головой. – Я уже представляла, что мне будут говорить взрослые, бранить, отчитывать, но меня это мало волновало. Я боялась, что меня постигнет участь целительницы. Навсегда попрощаться с небом… Осознание этого доставляло мне больше боли, чем травма. Вернувшись к гнездовью, я, минуя все напуганные взоры, пряча от всех глаза, пошла сразу к врачевательнице. Она оказалась не занята, и грелась под лучами солнца. – Гера пошевелила крыльями, поджала под себя лапы, но мгновенно выпрямила их, проскулив о своей забывчивости. – Мне даже её будить не пришлось, Лессиарда услышала, как я приближаюсь, уловила мое сдавленное дыхание… Её никакими травмами не удивишь, она встретила меня спокойно и тепло, но я никогда не забуду, как решительно врачевательница зашагала вглубь своего логова, велев мне ждать там, где стою и по возможности поменьше двигаться. – Ноздри Геры расширились. – Слушай, тебе не кажется, что что-то горит?       Я закрыл рот, с коим слушал ее, и обернулся. Опоздал, картофель безнадёжно пригорел, образовалась черная корка, словно я жарил не желтые клубни, а выцветшие галоши. Что я мог сделать вилкой, когда перед глазами маячило изодранное крыло Геры?       – Проклятье, опять нажарил сажи на ужин! – выругался я вслух. – Прости, Гер, я не хочу тебя пугать, но картошка… Просто ты так увлекательно всё рассказываешь… – Я осёкся. Я хотел сказать, что… – Я, видимо, совсем потерялся, а она смотрела на меня и словно смеялась, как я терзаюсь мыслями, гасну под влиянием желаний, вопросов, ожидаемых представлений… Этот вечер стал как та самая картошка, за которой я не уследил, которая обычно вкусна и приятна на язык, но я ее порчу одним только присутствием, краснея перед существом, на встречу с которым никогда не надеялся.       А она видела меня насквозь, читала как с листа.       – Всё в порядке, не переживай, я всё понимаю, – успокоила Гера, ненавязчиво улыбнувшись.       И я опять встретился с ее глазами. Что она поняла? Насчет чего мне не переживать? В порядке? Что в порядке? Дом, окружение, я? Ничто не в порядке с тех самых пор, когда я впервые услышал о генной инженерии. Я думал, что наука доберется до драконов раньше, чем это сделают они. Но это они добрались раньше, чем мы. И имеет ли отношение к их происхождению наука или нет – мне было наплевать. Гера в моем доме, она здесь, она рядом. И я вижу, как в свете лампочек играет ее чешуя, черная, как бездонная пропасть.