«I’m so tired of being here Suppressed by all of my childish fears And if you have to leave I wish that you would just leave Your presence still lingers here And it won’t leave me alone»
Каждый так пианино в такт биению сердца. Гибкое тело, повинуясь музыке, сделало несколько поворотов, а затем Кагоме прогнулась назад. Низко, пластично выгибая позвоночник. Забываясь в музыке, растворяясь в ней, самозабвенно отдавая себя противоречивым чувствам, глубоко угнездившимся в ее сердце, грызущих ее душу, подтачивающих ее существо.«These wounds won’t seem to heal This pain is just too real There’s just too much that time cannot erase»
Девушка закрыла глаза, отдавшись на поруки собственных чувств. Лишь музыка и собственное дыхание вели ее в этой своеобразной тьме. Нежные движения натренированных мышц вторили звукам, льющимся из колонок музыкального центра, ткали в сознании Хигураши маленький мир, где один единственный шаг может стать фатальным. Прямо как в словах. В ее собственных словах. Мах ногой в сторону, великолепная растяжка. Она падает в импровизированном танце, поднимается для того, чтобы пасть снова. Возвышается над самой собой для того, чтобы вновь спуститься. Движение бедром, плавное и спокойное. Со стороны невозможно понять, что девушка мечется. Из стороны в сторону, наедине сама с собой в собственном мире из звуков и мыслей. В мире, где кричит: «Прости меня».«When you cried I’d wipe away all of your tears When you’d scream I’d fight away all of your fears And I’ve held your hand through all of these years But you still have all of me»
Ложь. Куплет лжив в том эгоистичном ключе, когда принимаешь эти слова на свой счет. Кто она такая, бесцеремонно ворвавшаяся в чужую жизнь? Словом причинившая боль, не сравнимую ни с чем другим. Девушка прикусила губу, но продолжала двигаться, все так же закрыв глаза.«You used to captivate me By your resonating light But now I’m bound by the life you left behind Your face it haunts my once pleasant dreams Your voice it chased away all the sanity in me»
Могло бы стать правдой, но нет. Снова ложь, снова испытание для такого самоеда, как она. Никакого прошлого, лишь грызущее настоящее. Чудовище, раз за разом вопрошающее, требующее ответа на свои вопросы. Смотрит, как золото в глазах на мгновение гаснет, забивается призраками потери и горя. «Your voice it chased away all the sanity in me». Гонится, настигает, напоминает. Но так ей и надо, она заслужила. Кара заслужена сполна. «Она погибла, защищая меня» Больно, душа кричит. В уголках глаз набрякли слезы, грозящие сорваться в свободный полет. Но девушка танцует, вкладывая в свои движения эти чувства. Чувство вины и скорби. «Прости меня» в каждом па. Сочувствие, но не для его глаз.«I’ve tried so hard to tell myself that you’re gone And though you’re still with me I’ve been alone all along»
Evanescence — My Immortal
Колыбельная для разума. Худшая пытка осознавать, что теперь не будет все, как прежде было. Не будет осеннего дождя из золотых листьев, холодных фонтанов и чашек с чаем у электрического камина. Ками-сама справедлив. Она была счастлива, когда в ее руках была золотая нить, но она закончилась, и канву серой посредственности уже нечем разукрасить. Остается заниматься самобичеванием. Или забыться, притвориться, что ничего не было. Больше ничего нет. Будет лучше, если ничего этого не будет. Лучше для него. Он больше не станет забивать голову горестными воспоминаниями по ее требованию. Ведь он ее друг, она заботится о нем. Заботится, как ни о ком не заботилась до. Друг… Друг? Она упала навзничь, растянулась на паркете музыкального зала. Длинные волосы цвета обсидиана разметались по дереву, а разгоряченную голую спину холодило. Девушка тяжело дышала. Дышала тяжело отнюдь не потому, что устала. От переполнявшей ее тело грусти, все время норовившей вырваться в мир безудержным ревом раненого зверя, вырваться со слезами, вызывающими жалость у окружающих. Но нет, жалеть себя она не позволит. Предательские капельки из уголков скатились к ушам, и лицу стало холодно и мокро. Неприятно. Предательские слезы, чтоб их. Жалеть не ее. Его. Он терял, ему больно. Задела за живое. Зачем? Они же друзья. Как она могла так ошибиться, пойдя на поводу у спонтанного чувства собственничества. Она такая же, как и Кога, зря она его так называла всегда. Она такая же. Он рассказал ей то, что его волнует, а она ничего не дала ему взамен. Не смогла.***
Она застыла, ошарашено глядя на Инуяшу, в чьих глазах золото слегка померкло, будто застлалось темной тканью. Тяжким бременем ужасных воспоминаний. Да как это… Он всегда такой веселый, такой… такой. Как такое могло произойти с ним? Воистину, пути Господни неисповедимы. Но так жестоки. Парень смотрел на ее лицо, поглаживая скулу девушки теплыми пальцами. На его руки падали снежинки, таяли, каплями скатывались, чтобы в полете снова замерзнуть и тихо разбиться. Не избегал ее взгляда, такого горестного. Ее губы дрожали, жаждали сказать. Но что сказать? Слова застыли где-то на полпути, комом встали поперек горла, и из легких вырывались лишь короткие выдохи. Она не замечала тающих снежинок, она не чувствовала его пальцев и ладони. Она лишь смотрела на темное золото его глаз, видела, как оно меркнет все больше и больше. Сердце билось все быстрее и быстрее, повинуясь первобытному страху и панике. - Кагоме? Голос дедушки. Сверху, на верхней площадке длинной лестницы. Девушка машинально повернула и приподняла голову на источник звука, только сейчас почувствовав, как пальцы сереброволосого оставляют теплый скользящий след на его коже. Она, сама не понимая того, что делает, начинает подниматься по лестнице. Через несколько секунд она осторожно обернется для того, чтобы решиться сказать хоть что-нибудь. Но вместо этого услышит его бодрый голос: - Ну ладно, пока. До встречи. И он ушел. Не оборачиваясь, угрюмо ссутулив плечи, на которые ложился пуховой накидкой белый снег. В глазах Кагоме предательски защипало, и она опрометью кинулась по лестнице, пробежала мимо дедушки, резво шмыгнула в дом, на второй этаж. Чтобы никто не видел того, что на глазах медленно и верно набираются слезы. Больно. Чудовищно, разрывая когтями нутро. Она боль причинила. Так пусть же и ей будет больно. Она так решила. С того вечера, как подмечали друзья, она стала как «в воду опущенная». Минимум слов, и те по существу, потухшая, сосредоточенная на деле. Вновь несколько скучающая, выполняя все как должное. Как и прежде. Она больше не улыбалась, даже так как умела – словно по команде, вымученно или натянуто. Даже так. Она избегала Когу, ловила на себе его удрученный взгляд. Однажды он подошел к ней во время большой перемены: - Ну… Он рассказал тебе? - Погибла, — звучащий как эхо ответ. Она подняла на черноволосого парня измученный внутренними метаниями взгляд и задала грызший ее вопрос. Грызший с того самого момента, как она утонула в подушке носом тем самым вечером, — чего ты добивался? Коге некуда было деться. Вопрос прямой, заданный наедине, не предназначенный никому, кроме него. И эти нотки в ее голосе… Сосредоточенные, твердые, несколько укоряющие, горькие. Сколько оттенков. Видимо, она не один день думала над ним, задавала себе его не один десяток раз, перебирая сводящиеся к одному ответы. Парень нашел себя не сразу. - Он опасен, Кагоме, — ответ твердый, но с некой толикой заботы, — поверь мне, тебе будет куда лучше, если будешь находиться от него подальше. Он тебя не достоин. - Мне лучше? – взгляд девушки стал дрожащим. Она неуверенным движением положила свои ладони Коге на грудь. – Мне, по-твоему, лучше? Кога, взгляни на меня, мне не лучше! Он отшатнулся на полшага, вздрогнул от упоминания своего имени без привычного суффикса. Но быстро взял себя в руки. - Ничего, все пройдет. - Не пройдет, Кога-кун, не пройдет, — быстро проговорила девушка, отстраняясь от него, — я своему другу боль причинила с твоей подачи. Я ценю твою заботу, но не надо. Прошу тебя, не надо решать за меня. В тот день она впервые сбежала из школы, за что получила неслабый нагоняй. Санго по телефону выпытывала причину, на мобильный трезвонил Мироку. Она мягко пресекала всякую попытку разузнать подробности, не обижая друзей. Они не настаивали. На то они и друзья. Они поймут, и Кагоме полюбила их еще истовее, чем раньше. Но жалеть она себя им не позволит. Вечером дня, когда она сбежала из школы, позвонил Инуяша. Бодро, как всегда сказав, что позвонил чисто случайно. Будто ничего не произошло. Девушка приникла к трубке, вслушиваясь в тембр его голоса, угуканием соглашаясь с чем-то. - Кагоме, с тобой все хорошо? – спросил он ближе к концу разговора. -М? Д-да, конечно, — сбивчиво пролепетала она. - Мне так не кажется, — бурчание на том конце провода не сулило ничего хорошего, — это все из-за того разговора, да? Ну, неделю назад. - Н-нет, что ты, — Хигураши заволновалась. Вот так всегда, легко и в точку попал, — ну, в смысле, я сожалею, что спросила тебя об этом. - Кагоме, не бери в голову, это случилось давным-давно… Эй, ты чего молчишь? - Прости меня, — только и смогла прошептать она в ответ и тихо положила трубку, не желая выслушивать его ругань. Как это «не бери в голову»? Неужели это ничего для него не значит? Одна половинка ее сознания хотела было возрадоваться, что все позади и ему ни капельки не обидно, но другая не могла забыть того застланного темной тканью взгляда. Потеря дорогого человека не может быть забыта потому, что было это «давным-давно». Вранье. Врет все. Ее мучили сны. Завуалированные, будто в черной дымке, проступающие случайно, хаотично. Молодая женщина, практически как две капли воды схожая с ней самой. Она носила на шее камень со сверкающими на его поверхности искрами, будто тысячами крошечных звезд. Ее смех, улыбки, молчаливое созерцание… В ее глазах Кагоме видела любовь и отрешенность, груз некой ответственности, что ли. И Инуяша… Она видела сон, в котором эта женщина и Инуяша сидели на пригорке и мирно разговаривали о чем-то. Она видела сон, где на причале они обнимались, и где он целовал ее. Сны были жгучими и казались реальными, но будто далекими, от этого и завуалированными. Кагоме просыпалась со жгучей болью в груди. Не могла найти сему причину, но к врачам ходить отказывалась. Не хватало, чтобы и родители начали о ней беспокоиться.***
- Кагоме-сан, мы закрываем зал, — в дверь просунулась голова администратора. - Да-да, конечно, — Кагоме встала с пола, достала из центра флешку и ринулась одеваться. Кажется, она не заметила, как пролежала на полу час, погруженная в свои мысли. Теперь от неудобной позы болела спина. Она шла по заснеженной темной улице. Десять вечера, но темень была непроглядная, отчего становилось не по себе. Инуяша предлагал встретить ее после занятий, но Хигураши мягко отказалась под предлогом заглянуть в магазин к подруге, чем вызвала шквал ругательств в свой адрес. Избегала его… Хотела избегать еще с того злополучного вечера после побоища снежками, а после телефонного разговора это желание укрепилось еще больше. Не нужно, чтобы он был с ней рядом. Он опасен? Нет. Опасна она. Она свернула за угол вглубь жилого массива. Жуть, девушка прислушивалась к каждому шороху. Сознание взвизгнуло и корило свою нерадивую хозяйку, что от компании парня все-таки отказываться было крайне непредусмотрительно. В переулках между домами играли неясные тени. Хигураши прижала к себе сумку чуть сильнее и ускорила шаг. В голове бухало сердце. Как оно переместилось из груди туда – не ясно, но, казалось, что кроме его пульсации больше ничего не было слышно. В мозгу гремела лишь одна мысль: «Быстрее». Из-за ближайшего угла вынырнул силуэт, и Кагоме резко нажала по тормозам. Бежать? Некуда! Оставалось только кричать, что, собственно, она и хотела сделать, уже набирая в грудь воздуха. Но тут силуэт резко метнулся в ее сторону и бесцеремонно зажал ее рот ладонью. - Сдурела?! Это ж я! Знакомый голос, только сейчас начало доходить. Знакомый запах забивает нос, а неровный свет фонаря показывает ей того, кого испугалась. Платиновый хвост через плечо, шапка, золотые глаза. - Инуяша? – пропыхтела Кагоме, прикусывая, тем самым, его ладонь. Парень шикнул и отдернул руку от рта девушки. - Нет, блин, демон в пальто! - А что ты тут делаешь? – проговорила Хигураши неуверенно, в глубине себя начиная паниковать. - За тобой пришел, неужели не ясно? – пробухтел парень в ответ, осматривая покусанную руку. – Зараза, до крови прокусила… - Извини, — девушка понуро опустила голову. - Да не бери в голову, — он улыбнулся ей, словно подбадривая, — пошли уж, чего встала. И они шли вдвоем по хрустящему снегу. Складывалось впечатление, что Инуяша специально вел ее окольными путями до дома, нарочито сворачивая не туда или делая огромный крюк. А Кагоме покорно шла за ним следом, не особо вдумываясь, куда, собственно, идет. - Слушай, я все насчет того разговора… Девушку будто прострелило электрическим разрядом. К горлу подступил ком, который она судорожно сглотнула. Вот она, одна из причин того, почему она избегает сереброволосого. - Тебе повторить? Все это случилось давным-давно, я смирился с этим. А тебе, видимо, это накрепко запало в душу. Почему? - Я всегда причиняю тебе боль своими вопросами, — выпалила Кагоме. Если он так хочет, то она скажет ему все, что думает. - С чего ты так решила? – Инуяша осклабился и остановился, увлекая Хигураши за плечи и разворачивая к себе лицом. - Думаешь, я не заметила? – снова предательское щипание в глазах. Не плакать. Не плакать, я сказала! – Твое лицо выдает тебя, даже когда ты об этом не знаешь. Я повелась на вопрос Коги. Я не знаю, чем я руководствовалась, не знаю, чего хотела добиться. Как и на школьном фестивале я тебя спросила про ваши взаимоотношения с Когой. Я вторглась в твой мир бесцеремонно и без спросу. Я не имею никакого права, Инуяша! Не имею никакого права называться твоим другом! Как я смею бередить твои раны, о которых ни черта не знаю? Не знаю, с чем ты сталкивался по жизни и не имею права знать. Я тебе больно сделала, а друзья так не поступают! Минутное молчание размером с вечность. Тянется и тянется, и тиканье секундной стрелки на часах Инуяши, едва слышимое, бьется в мозгу с огромнейшими интервалами. Сказала. Сказала, что грызло. - Ну, как бы то не было, мы квиты. - Чего? – она подняла на него глаза. Тело предало, клокочущая внутри грусть обрела форму слез, скатившихся по скулам и щекам. Парень подхватил одну указательным пальцем. - Мы же пообещали друг другу рассказывать о том, что нас волнует. Я уж подумал, что ты забыла. А нет, сегодня ты все рассказала. Все до последнего слова. Твое лицо выдает тебя. Он усмехнулся. Захотелось дать ему кулаком в нос, чтобы испоганить гордое выражение его лица. И хотелось рыдать. Ее терзания… Будто их стерли, как пыль со столешницы. Растопили, как ледяной узор на стекле теплым дыханием. И от появившейся в душе легкости хотелось реветь. Обнять его и реветь ночь напролет. Он вернулся. Девушка снова держала в руках нить золота, вышивает узор их дружбы. Дружбы ли?.. А, плевать… - Нашла… Камень…здесь… Шипение сверху, дохнуло гнилью. Кагоме подняла было голову, чтобы увидеть и ужаснуться. - Не смотри, — Инуяша прижал ее к себе и оттолкнулся от земли, отпрыгивая. В следующее мгновение на то место, где они только что стояли, с крыши дома рухнула тяжелая острая черепица. Хигураши высвободила лицо из-под ладони парня, чтобы глотнуть кислорода, но немой ужас будто навсегда отрезал легкие от воздуха. По крышам следом за улепетывающей парочкой неслось нечто, напоминающее сороконожку с человеческим телом женщины. Кожа пополам с чешуей в некоторых местах облезла, обнажая перед глазами брюнетки гниющее мясо с подтеками темной бурой крови. Судорожный вдох, голова поневоле опустилась вниз. Под ногами стремительно мелькали крыши, а просветы между домами зияли подобно пропастям. Рот раскрылся в беззвучном крике. Инуяша спустился на землю и оставил Кагоме возле мусорных баков – в такой ситуации приходится без церемоний всяких. - Сиди здесь и не высовывайся, — рыкнул он, и прежде чем Хигураши сумела что-либо сказать, унесся на крышу. «Что это только что было?!» Сердце танцевало безумную чечетку, рот широко раскрывался, глотая воздух мелкими глотками. Страшно, немыслимо, невообразимо. Творилось черте что, и понимать это черте что не хотелось абсолютно. Инуяша… Что с ним?! Сверху, с крыш, доносились рычание и потусторонние вопли. Ошметки рваной одежды и чего-то еще летели во все стороны, по серой замызганной стене брызнули темные кляксы. Внезапно все стихло, и сверху обрушилось нечто. Хигураши отпрянула, коротко вскрикнув. Потом, вглядевшись, резко отвернулась к бакам лицом, сдерживая приступ тошноты. Это «нечто» являлось кровавым месивом в своем большинстве. В более-менее целом состоянии остались лишь половина туловища и лицо. Но от этого было отнюдь не легче. Кто-то тронул брюнетку за плечо. Она резко развернулась с глазами, полными ужаса. Перед ней на корточках сидел Инуяша. Уже без куртки и весьма потрепанный, на лице можно было различить три параллельные царапины, будто от когтей, хвост растрепан, и теперь по его плечам разметались длинные платиновые пряди, кое-где замызганные бурой кровью. Хигураши затрясло. - Тшшш, все нормально, — проговорил парень. Через секунду он ойкнул, поскольку Кагоме кинулась ему на грудь, обвила руками его шею и крепко к нему прижалась. Ее била дрожь, ей было до смерти страшно. Страшно за него. Страшно от этой растерзанной штуки. - Что эта за хрень такая?! – плачуще взвыла она. Инуяша ухмыльнулся и приобнял ее, чтобы унять дрожь в ее теле. Но в тот же момент напрягся. Кагоме замерла, словно в замедленной съемке наблюдая, как остатки чудища, широко распахнув клыкастую пасть, надвигаются на них. Чувствует, как руки парня отталкивают ее тело, а она неосторожно соскользнувшей рукой срывает с его макушки шапку. Хруст костей и плоти наполняют зимний воздух, и сереброволосый скрывается в тени близлежащего дома. Минута, две. Кагоме судорожно дышит, сжимая в окоченевших и белых пальцах шапку парня. - Инуяша? Зов, улетевший в пустоту. Стало страшно. - Инуяша! – взревела Хигураши, чувствуя, что снова начинает плакать от страха. Кажется, что еще немного, и она сойдет с ума. - Я здесь. Голос за спиной. Брюнетка рывком обернулась, и увидела знакомый полусилуэт, зачем-то спрятавшийся в тени дома. - С тобой все хорошо? Ты чего там застыл? – осторожно начала девушка, попытавшись подойти ближе. - Я боюсь, что тебе не понравится причина. - Инуяша, что с тобой? – беспокойство взяло верх, и она рывком вытащила парня из тени во свет фонаря, чтобы тщательнее осмотреть. Но осеклась. Странно, она даже не закричала, когда увидела красующиеся на серебристой макушке Инуяши небольшие треугольники серебристых ушей.