Звезда по имени Солнце

18 августа 2097 года, Москва. … Ричард Темпест позвонил рано утром. Он был взволнован, но Алиса сначала даже не смогла понять, что он говорит — не было звука. Ричард подскочил к самой кромке видеобарьера, всплескивая руками — казалось, он сейчас свернет со стола чайник с чаем и тарелку с сырниками. — Ричард, я не понимаю, — Алиса отодвинула в сторону тарелку с овсянкой. Выражение биометаллического лица Поли формально не изменилось, но каким-то образом на нем все равно отразилось неодобрение. Ричард нагнулся, потыкал пальцем в сенсорную панель, и Алисе в уши ворвался его возбужденный голос: — Приезжай немедленно. У нас тут небольшое ЧП! — Хорошо, но причем тут я? Вроде за нашей компанией никаких проступков в последнее время не случалось, — заметила Алиса, торопливо допивая чай. — В последнее, может, и не случалось. Расскажу, когда будешь у нас, — Ричард ткнул пальцем в панель и исчез. В институт Времени Алиса, Пашка и Аркаша прилетели втроем. Трехместный флип молнией пронесся над городом: что-то в голосе Ричарда заставило Алису гнать машину на предельной скорости. — Может, отключить блок безопасного полета? — поинтересовался Пашка. — Я умею, а мы тут все даже совершеннолетние. — Я еще нет, — заметила Алиса, а Аркаша вместо ответа просто показал Пашке веснушчатый кулак. — Не думаю, что лишних двадцать минут стоят потери права самостоятельного полета на три месяца, — добавил он, видя искреннее недоумение на Пашкином лице. Площадка для флипов располагалась неподалеку от главного корпуса института Времени, а не на крыше, как во многих крупных учреждениях: сердечник машины времени был прекрасно защищен, но теоретически риск выброса хронотронов существовал, хотя и измерялся миллионными долями процента. Алиса, Пашка и Аркаша вылезли из флипа и поспешили к главному входу, возле которого крутился Ричард. Он был сейчас похож на тигрокрыса, ходящего по клетке туда и обратно в нетерпеливом ожидании кормежки и лупящего себя по бокам обоими хвостами сразу. — Что случилось? — Алиса даже охнула, когда Ричард цопнул ее повыше локтя. — Нас ждут в зале совещаний, — сказал он. — Быстрее. В зале совещаний сидел директор института Времени, Полина, специалист по второй половине двадцатого века, два ассистента и Вертер. Со времени полного восстановления Вертера минуло три года. Он вернулся на свою работу и продолжал вести отправку сотрудников на исследовательские миссии и встречать их с заданий. Алиса хорошо помнила, сколько осталось от Вертера пять с хвостиком лет назад, когда сотрудники собрали его буквально по кусочку. — Вот, — сказал Ричард. — Я ее привел. Он толкнул Алису вперед, к большому столу, на котором под бестеневой лампой стояла бутылка. Зеленая, с высоким горлышком и белой полуистлевшей этикеткой, закрытая сургучной печатью. — Добрый день, — поздоровался директор института, академик Сотников Сергей Данилович, — Ситуация непростая, должен вам сказать. Не знаю, известно ли вам… Ну хорошо. Придется все-таки рассказать. В институте Времени существует так называемое хранилище будущего. В него закладываются различные экспонаты или сведения, которые по разным причинам было решено сохранить для истории, для потомков, или по каким-то иным причинам оставить неизвестными широкой публике. Это хранилище было организовано на момент открытия института Времени еще в 2061-м году. Идея принадлежала изобретателю машины времени, он писал об этом в своих дневниках. Директор взглянул на молчавшую Алису и продолжил: — Сегодня утром открылась ячейка, дата закладки которой — первый день открытия института. В ней была вот эта бутылка. Она адресована вам, госпожа Селезнева. Директор придвинул бутылку к Алисе. — Мы, наверное, долго бы искали вас, если бы не ваши приключения в прошлом. Полагаю, что это — тоже их последствия. Алиса опустила голову: директор явно был недоволен происходящим. — Простите, — негромко сказала она. Директор помолчал немного, а потом сказал уже помягче: — Да открывайте же. Нам ведь всем интересно. — Господин директор, — подал голос Аркаша, — но ведь это может быть личное послание. Пашка бросил на Аркашу недовольный взгляд, а директор вдруг согласился: — Пожалуй, вы правы, юноша. Мы ознакомимся с содержимым с разрешения госпожи Селезневой. Алиса надела специальные перчатки, которые положил перед ней Ричард, и осторожно взяла в руки бутылку. Ричард помог ей вскрыть сургучную печать так, чтобы не повредить бутылку и ее содержимое. — Словно послание с корабля, который терпит бедствие, — шепнул Пашка. Алиса вынула лист и развернула его. «Алиса, мы не забыли тебя! Помни о нас! Зима начнется и кончится, и будущее наступит. Лена Домбазова». «Алиса, я верю, что ты и на самом деле супергерла! Счастья тебе! Боря Мессерер». «Алиса, надеюсь, что ты больше на меня не сердишься. Ты классная! Мила Руткевич». «Алиса, я до сих пор жалею, что ни разу не сыграл с тобой в шахматы. Думаю, это было бы потрясающе. Коля Сулима». «Алиса, это была наша лучшая игра. Желаю тебе удачи! Катя Михайлова». «Алиса! Это был самый классный апрель за все годы учебы. Я бы сам такое не выдумал. Ты классная девчонка и настоящий друг. Пожелай мне удачи в бою. Пожелай мне… Коля Садовский». «Алиса! Было бы здорово, если бы то, о чем ты нам говорила, все-таки исполнилось. Мы тебя помним! Лариса Троепольская». «Алиса! Я верю, что мы все-таки окажемся в твоем будущем. Удачи! Ефим Королев». «Алиса… Я многое хотел бы сказать тебе, но скажу главное. Я сделаю все, что смогу, чтобы твое будущее наступило. И может, где-нибудь в нем есть тот, с кем мы прощаемся сегодня. Может, он есть в какой-нибудь другой реальности. Пусть у нас никогда не будет его последнего альбома, который они так и не успели записать, пусть мы никогда больше не услышим «Звезду по имени Солнце» в его исполнении, пусть у нас никогда не будет того, что нам говорила ты, но нам хватит, если ты просто будешь. Ты замечательный друг. Коля Герасимов». «Алиса… Бабушка спрашивала о тебе. Мне горько, что мы никогда не увидимся, но я говорю себе, что, может быть, ты моя праправнучка, и это утешает. У меня никогда не было такого друга, как ты, и, наверное, никогда не будет. Я никогда тебя не забуду. Я верю знаю, что ты есть на самом деле, и это здорово. Мне кажется сейчас, что мир рассыпается, но я знаю, что там, через десятки лет, ты есть. Не хочу прощаться. Не буду прощаться. Юля Грибкова». Внизу стояла дата «18 августа 1990 года» и московский адрес. Алиса закусила губу и положила листок на стол. Заморгала. Белые стены поплыли в стороны вместе с людьми. Прошлое, внезапно выскочившее джинном из бутылки, не давало ей дышать. — Можно взглянуть? — спросил директор. Алиса кивнула. Все равно о тогдашних приключениях здесь все, кому следует, знали. — Симпатичные ребята, — осторожно сказал директор. Алиса заморгала, и он положил ладонь ей на плечо. — Ну-ну, деточка… Это ведь все в прошлом. Этому рисунку больше ста лет. Алиса не ответила. Подошли остальные сотрудники. — Замечательный рисунок, — сказала Полина. — Я ведь тоже их помню. Это Борис рисовал? — спросила она Алису. — Думаю, да, — кивнула та. — Несомненно. — А это кто? — спросил директор, указывая на портрет на стене. — Это довольно известный исполнитель того времени, — ответила Полина. — Виктор Цой. Если я не ошибаюсь, письма написаны спустя несколько дней после его смерти. — В общем, все ясно, — первый заместитель директора, Швецова Сесилия Викторовна, поднялась с места. — Это личное послание, адресованное ребятами из прошлого госпоже Селезневой. Хорошо, что ее путешествие имело только такие последствия. Могло бы оказаться куда хуже. Алиса подняла взгляд на недовольное лицо Сесилии Викторовны. Ричард читал пояснительную записку, вложенную в темпоральную капсулу вместе с бутылкой — видимо, первыми сотрудниками института. — Бутылка была найдена при зачистке территории для постройки института, — сказал он. — Что любопытно: указания, что на данном участке могут быть интересные находки, были обнаружены в дневниках одного из первых изобретателей машины времени. После обнаружения ее сочли детской фантазией и оставили в первой темпоральной камере. Теперь понятно, что это друзья Алисы из двадцатого века отправили ей привет сквозь время. — Ну, тогда, наверное, инцидент можно считать исчерпанным, — заметил директор. — Госпожа Селезнева… Алиса… Если вы хотите сохранить это у себя, то после обработки для большей сохранности этого документа и помещения его в лист-оболочку вы сможете забрать его с собой. Директор поднялся. — Ричард, я хотел бы обсудить с вами… — Погодите, — сказал Полина. — Постойте. Второй заместитель директора, Джордж Уимберт обернулся. — Что случилось? — Не пойму, — сказал Полина. — Но я однозначно вижу темпоральную вилку. Ты же знаешь, у меня чутье. Но пока не соображу где. Включай рассчетчик. Да не здесь, на главный монитор выводи. — Сейчас, — Джордж коснулся ладонью панели, и над столом возник большой виртуальный монитор. — Сканировать документ? — Да, полностью. Алиса, не возражаешь? Алиса, разумеется, не возражала. О том, что со Временем шутки плохи и не стоит пытаться его обмануть, убить или бестолково потратить, было известно всем. Директор и первый заместитель вернулись к столу. О чутье Полины в институте ходили легенды, но директор хорошо знал, что за ним кроется не что-то паранормальное, а просто высокая наблюдательность, энциклопедические знания и феноменальная память. — Проверка соответствия хронологии. Убрать из проверки объект «Алиса Селезнева», как внетемпоральный для заданного интервала, — Полина вчитывалась в текст снова и снова. Джордж настроил программу расчета, потом включил сканирование, аккуратно поместив листок в прямоугольную рамку на лабораторном столе сначала стороной с текстом, потом — с рисунком. — Полина, готово, — Джордж коснулся виртуальной панели управления. — Предварительная готовность. Что-то добавишь в условия? — Добавь контекстный и параллельный анализ, — сказала Полина. — Хотя, как мне кажется, я уже знаю… Мощный компьютер работал почти неслышно, ощущалась только слабая вибрация где-то глубоко — словно в недрах здания поселилось гигантское живое существо, и теперь оно мурлыкало, как кошка. На большом виртуальном экране столбцы цифр и непонятных непосвященным значков неслись со скоростью света. Вдруг машина словно запнулась, экран на мгновение потемнел, и одновременно с тревожным гулом сирены выскочила красная панель с надписью «Темпоральное расхождение пятой степени». — Черт меня подери! — директор подтащил стул и сел. Первый заместитель директора в изумлении бросилась к столу. — Но ведь этого не может быть, — пролепетала она. — Пятая степень — это означает, что существование нашей реальности в любой момент может просто оборваться! — Именно так, — кивнула Полина. — Как только накопится критическая масса различия, мы схлопнемся в точку. А потом родится новая Вселенная. Единственное, что утешает, что мы об этом даже не успеем узнать. Швецова обернулась к Алисе, желая сказать ей то, что, казалось, было очевидным — что именно ее присутствие в двадцатом веке может оказаться причиной гибели ее же реальности, но тут Полина воскликнула: — Вот! Мы нашли! Так я и думала! На экране крупно выделился фрагмент письма: «Пусть у нас никогда не будет его последнего альбома, который они так и не успели записать, пусть мы никогда больше не услышим «Звезду по имени Солнце» в его исполнении». — Что это означает? — спросила Швецова. — По какой-то причине в их варианте реальности Цой не успел записать последний альбом. В нашей реальности черновой вариант альбома был записан за несколько дней до его гибели, и впоследствии был выпущен в декабре 1990 года, — быстро ответила Полина. — Эффект бабочки. Но думаю, Алиса тут не при чем. До этого момента реальность была единой. Как вы знаете, минимальное изменение может действительно быть минимальным и иногда очень странным, и тем не менее оно способно вызвать серьезную темпоральную вилку. Если оставить все, как есть, то вероятность существования нашей реальности… сколько, Джордж? — Сейчас один к семнадцати. Как вам известно, критическая масса различий составляет 95%. Как только соотношение станет один к двадцати, из нас родится новая Вселенная. — Но… Почему??? — Алиса в изумлении уставилась на Полину. — Это из-за меня??? — Да нет же, — Полина устало опустилась на стул. — Такие вещи на самом деле случаются регулярно, время и реальность вообще очень тонкая штука… Нет времени объяснять. Мы часто сталкиваемся с колебаниями реальности, но как правило, они не велики, масса изменений не возрастает более пяти или десяти процентов, и темпоральная вилка снова смыкается, не причинив вреда нашей действительности. Но здесь, возможно, дело в том, что случившееся отклонение затронуло огромный пласт социальных структур, заложило в общество совсем иную базу. Боюсь, что темпоральная вилка в этом случае не сомкнется без нашего вмешательства. — Такое ведь уже делалось, — заметил директор. — Был сбой в темпоральной матрице сороковых… — Сергей Данилович, — строгим голосом остановила его Швецова, — это закрытая информация. — Да. Простите, я растерялся. Боюсь, что из действующих сотрудников института никто не обладает нужной квалификацией. — А что тут сложного? — вдруг подал голос Пашка. — Нужно просто оставить в двадцатом веке запись этого альбома на аутентичном носителе. — Молодой человек, — мягко сказал директор, качая головой. — Это следует сделать так, чтобы не нарушить темпоральную сетку реальности. Запись не может выпасть из воздуха. — Алиска вон выпала из воздуха там у них, и реальность не схлопнулась, — возразил Пашка. — Молодой человек, чтобы разбираться в парадоксах времени, недостаточно сходить пару раз сюда на ознакомительную экскурсию. Иногда для этого может не хватить всей жизни, — заметил директор. — Алиса повлияла на жизнь всего нескольких человек, и еще несколько десятков восприняли ее, как человека из другого города. Образовавшаяся темпоральная вилка оказалась очень маленькой. А здесь воздействие будет массовым. Полина, необходимо раскрутить назад события от даты, на сутки опережающей день записи альбома согласно нашей реальности. Нужно понять, почему не записали. Возьмите трехсуточный интервал… — Уже нашли, — Полина пробежала пальцами по виртуальной панели. — И даже нашли собственно ключевую точку. В тот день, когда в нашем варианте состоялась черновая запись альбома, в той реальности в студии не было электричества. Перегорели пробки в щитке. — Рассчитайте индекс вмешательства для замены пробок. Для подброшенной записи рассчитайте тоже. Но я и так вижу, что будет высокий. Полина кивнула: — Уже считаем. Сейчас… Готово. Для готовой записи индекс вмешательства недопустимо высок — 8,92. Для замены пробок допустим — 0, 97. Мы пошли готовиться. Джордж… Ричард, проводи молодежь на выход. Директор и замы остались в зале совещаний. Джордж включил высокую степень темпоральной защиты для корпуса института — это могло помочь институту максимально долго удерживаться в существующей реальности. В некоторых ситуациях могут сыграть роль даже секунды. Все сотрудники, находящиеся на местах, были оповещены о чрезвычайной ситуации, и в коридорах замелькали люди в серебристых спецкостюмах. — Полина… — Алиса ухватила ее за рукав. — Можно тебя спросить кое о чем? Наедине? — Нет, — покачала головой Полина, когда они вышли в коридор. — Не в смысле нельзя спросить, а в смысле нельзя. Тебе нельзя туда возвращаться. Совсем. Никогда. Дело даже не в том, что это против правил. Это может в любой момент выбить реальность из существования. Понимаешь? Или еще хуже — здесь все схлопнется, пока ты будешь там. Тогда там схлопнется тоже, потому что ты там будешь иновременным объектом. — Полина, — Алиса не отставала. — Я не буду даже говорить с ними. Не стану показываться. Но я… — Ты хотела бы оставить ответ? — Полина покачала головой. — Каким образом? Я могу запустить расчетку, но что бы ты не оставила там, в прошлом, индекс вмешательства будет слишком велик. — А если я напишу всего одно слово? Там, на стене, висел плакат. Я напишу на оборотной стороне. Всего одно слово, Полина! — Что ты хочешь написать? — устало спросила Полина. — Селезнева, ты требуешь, чтобы я пошла на нарушение всех возможных инструкций, ты понимаешь? — Полина… если наш мир в любую минуту рискует схлопнуться в точку Большого Взрыва, разве инструкции имеют значение? — спросила Алиса, изумляясь самой себе — давненько она не говорила Пашкиными словами. Полина оглянулась. Ричард Темпест и Павел с Аркадием стояли буквально в паре метров. — Вы что, всей компанией туда собрались? — изумилась Полина. — Да меня директор убьет! — Пошли, — Ричард махнул рукой. — Во втором зале есть еще один расчетчик. Да пошли же! Несколько минут у тебя есть. А эту штуку электрическую я уже запустил в репликатор. Вертер готовит выпускную камеру. У тебя есть целых десять минут на принятие решения. Полина оглянулась на Алису и сдалась. — Интересно, существовала бы наша реальность, если бы в ней никто не нарушал правил и инструкций, — вздохнула она. — Разумеется, нет, — хмыкнул Пашка. — Вероятность существования такой реальности с моей точки зрения равна абсолютному нулю. ...Расчетчик показал индекс вмешательства 0,99. — Тебе повезло, — сказала Полина. — Ты просто не представляешь, насколько. Ричард… Их никто не должен видеть. Вообще. Что там за чердак? — Обычный чердак, — сказал Ричард, включая визуализацию. — Спрятаться негде. Только включить темпоральную защиту с маскировкой. Полную. — Что это значит? — спросил Аркаша. — Это значит, что вас не будет видно, не будет слышно, и вообще — полный эффект отсутствия. Только при таком условии я соглашусь на это вопиющее безобразие, — сказала Полина. Алиса была согласна на любые условия. — Тогда вперед, — Ричард взял ее за плечо. — В третью темпоральную. И быстрее. Время не ждет, — он посмотрел на синхронизатор. — Вероятность существования нашей реальности уже почти один к восемнадцати. Скорость накопления изменений растет. — Между прочим, — сказала Алиса, — если бы не мои друзья, вы могли никогда не узнать об этом… Об этой темпоральной вилке. — А так и было бы, — кивнул Ричард. — В какой-то момент мы все просто исчезли бы и все. И кто знает, сколько таких как мы — сколько нас в каком-то смысле — исчезло в других реальностях? Бесчисленное множество. Именно поэтому, Алиса, Полина позволила вам вернуться туда. В другой ситуации вероятность этого была бы даже не ноль — она бы имела отрицательное значение. 18 августа 1990 года, Москва Они появились в тот момент, когда компания догрызала яблоки. Летние августовские сумерки уже затопили чердак, и Алиса не сразу смогла разглядеть своих друзей из прошлого. Она жадно вглядывалась в каждого, узнавая и поражаясь тому, как они изменились. Хотя… как они изменились? Всего лишь стали взрослыми. В чердачное окно светила луна и окна дома напротив, отбрасывая длинные тени. Ночная прохлада вползла на чердак вместе с комарами и прочей мошкарой. Где-то внизу, в листве, стрекотали сверчки. — Душно, — сказала Лариса. — Гроза будет. — Будет, но уже совсем к ночи, — сказала Юлька. — Прогноз был. Алиса, Пашка и Аркаша осторожно сели на пол, хотя могли бы и не таиться — темпоральная защита, благодаря спецбраслетам, которыми снабдил их Ричард, скрывала и звуки тоже. Однако полосатый кот, дремавший под боком у Садовского, мгновенно открыл янтарные глаза и уставился ими в сторону пришельцев, шипя и прижимая уши. — Ты чего, Пират? — спросил Садовский и почесал кота за ухом. — Пожрал — спи. Нечего глюков ловить, нет там никого. — Моя кошка тоже иногда так делает, — сказала Катя. — Коты вообще странные, — заметил Фима. — Собака никогда не станет лаять на пустоту. Пашка показал облезлой скотине кулак. Кот презрительно сощурился и снова улегся, но так, чтобы держать прибывшую троицу в поле зрения. — Никогда бы не подумал, что они способны видеть сквозь темпоралку, — шепнул Пашка. — Тебе не кажется, что вокруг все какое-то зыбкое? — спросил Аркаша. — Нечеткое. Хочется протереть глаза. — Так и должно быть, — шепнула Алиса. — Это из-за расхождения реальностей. — Сколько у нас фактического времени? — спросил Пашка, разглядывая пеструю компанию. Они все были ровесниками, и Пашке было безумно интересно увидеть это: помнится, пять лет назад он всерьез обиделся на Алису из-за того, что она умотала в прошлое без него. — Сложно сказать, — ответила Алиса. — Мне нужно написать им ответ. — Как ты это сделаешь? Просто подойдешь и снимешь плакат со стены? — спросил Пашка. — Котик обрадуется. Он тут, похоже, главный хозяин. — А тут без вариантов, — сказала Алиса. — Времени ждать, пока ребята уйдут, нет. Да и неизвестно, придут ли они сюда. — Если я правильно понимаю ситуацию, портрет они точно заберут с собой, — сказал Аркаша. Он внимательно смотрел на парня, к боку которого прижимался кот: высокого, рыжего, с веснушками, немного нескладного., и пытался вспомнить, как звали его - Аркашиного - прапрадеда по матери, по линии которой Аркаша унаследовал стойкую рыжину шевелюры. И тут они услышали: — Ребят, вам не кажется, что тут кто-то есть? — это Фима поднял голову и выкинул в пакет хвостик от четвертого яблока. Когда Фима ел яблоки, от них оставался только хвостик — ни семечек, ни даже пленок, не говоря уже об огрызках. Аркаша мгновенно умолк, Алиса схватила Пашку за руку, а другую ладонь приложила к его губам: Пашка только что открыл рот, собираясь что-то спросить. — Фимка, ты же трезвый, — сказал Садовский. — Да мы вообще все тут сегодня, как пионеры… — Я-то трезвый, — Фима вглядывался в темный угол чердака. — Нет, вроде показалось. Кать, кинь мне еще яблочко. — Фимка, ты не лопнешь? — спросила Лена. — Не надейтесь, — фыркнул Фима. — Я вас всех переживу. Я собираюсь дожить до Алискиного времени. — Год за годом? — усмехнулся Сулима, обнимая одной рукой гитару, а другой — Юльку. — Именно. Поздно уже… Эх, вот бы знать, получила она его или нет? — Мы не можем этого знать, — терпеливо, как неразумному ученику, повторила Мила Руткевич. — Между прочим, если получила, то вполне может оставить нам ответ, — вдруг сказал Сулима. — Что-то совсем темно. Темнота, конечно, друг молодежи, но… — У меня свечки есть, — сказала Лариса. — Там, в сумке. В боковом кармане. — Пожар хотите устроить? — спросила Мила, покрутив у виска пальцем. — Это будут тогда последние наши посиделки. Этого нам тетя Соня не простит даже сегодня. Боря вытряхнул свечки из сумки, выбрал из имеющейся посуды три стакана почище, нагрел пламенем зажигалки одну из свечей, накапал горячий парафин на дно стаканов, после чего аккуратно прилепил свечки на парафиновую подушку и зажег. Свечки были короткие и помещались в стаканах целиком. — Вот, — сказал он, возвращая Садовскому зажигалку. — Сверхбезопасная конструкция. — Здорово, — вздохнула Юля. — Коль… Давай еще что-нибудь. Пламя свечей прыгало и дрожало, бросая на стены рваные неверные тени. Ребята сдвинулись ближе друг к другу. Алисе невыносимо хотелось отстегнуть браслет, выйти к ним и есть рядом с ними. В один круг. Она даже пожалела, что вернулась к ним, сюда — она и представить не могла, что это будет… настолько больно. — Крыши домов дрожат под тяжестью дней, — начал Сулима, и ребята вступали один за другим. — Небесный пастух пасет облака… — Город стреляет в ночь дробью огней, — шепотом подхватил Аркаша, и Алиса изумленно обернулась к нему: — Ты знаешь это? — У меня … Дедушка очень любил, — смущенно ответил Аркаша. — Вернее, Прадедушка. По матери. И знаешь… я только теперь понимаю, почему он говорил: наверняка среди множества реальностей есть и такая, в которой он, — Аркаша кивнул в сторону портрета, — Остался жив… так просто должно быть. — Я думаю, что где-то так и случилось, — ответила Алиса. — Тем, кто ложится спать — спокойного сна... — Алиса, — шепнул Пашка и легонько толкнул ее в спину. — Давай. Они сейчас не смотрят туда. На кота только не наступи. Алиса встала и медленно подошла к стене. Пират следил за ней, приоткрыв левый глаз. Алиса осторожно вытянула из стены ржавый гвоздь, благо, его не загоняли глубоко, и, дождавшись удара по струнам, отпустила. Гвоздь бесшумно упал в кучу старых газет, а плакат спланировал на пол. Алиса стремительно опустилась рядом, перевернула его и написала с краю: «Спасибо, друзья. Если бы не вы, нашего мира бы больше не было. Юлька, не грусти. Алиса». Писать, что мир будущего висит на тонкой нитке вероятности, Алиса, разумеется, не стала. Она медленно отошла назад и опустилась рядом с Пашкой. — Тем, кто ложится спать, спокойного сна. Спокойная ночь… Тем, кто ложится спать… Кот громко зашипел. — Вот же не спится скотине, — не выдержал Садовский. — Иди на свой матрас тогда, тварь блохастая! — Ребят, плакат упал, — встревоженно сказал Борис. — А я ведь хорошо его… Коля Герасимов поднялся, подобрал плакат и вдруг тихо сказал: — Юля… Ребята…— его голос дрогнул. Он шагнул ближе к свету и положил плакат между стаканов со свечками, чтобы все увидели надпись. В это мгновение Алиса, Пашка и Аркаша почувствовали, словно их слегка ударило током. Но легкая пелена, стоявшая у них перед глазами, исчезла. В наушнике, который Ричард прицепил Алисе на ухо, послышался его голос: — Операция «Электрик» успешно завершена. Вероятность существования нашей реальности возрастает и в настоящий момент составляет уже полтора к одному. Все в порядке… Алиса… Я тут посчитал… в общем, главное — никуда не уходите с чердака. Но если вы отключите темпоральную защиту, то с вами сейчас ничего не случится. Даже в кабинете директора института. Так что если хотите… Хронозапас — до утра. Повторяю на всякий случай: отключение защиты — белая плоская кнопка. Экстренная связь со мной — желтая кнопка. Дистанционное возвращение — красная. Если не нажмете сами, вас автоматически выдернет по истечении шести часов. Будьте благоразумны. — Она его получила, — Юлька всхлипнула. — Значит, они здесь были, — сказал Фима. — Точно! Пират их видел! Ты, пожиратель колбасы! У меня еще кусок где-то был. Ну-ка, показывай давай! Пират очень хорошо понимал человеческую речь, когда чуял свою выгоду. Он встал, подошел к Алисе и потерся головой и спиной об ее штанину. Фима, Юля и остальные явственно увидели, как кот трется спиной о пустоту, и эта пустота сминает его шерсть. — Если ты сейчас это не отключишь, я сам это сделаю, — сказал Пашка. Тогда Алиса, глубоко вздохнув, утопила белую кнопку и шагнула вперед. — Юлька, — сказала она, чувствуя комок в горле и глядя, как вскакивают ошарашенные мальчишки, как Юлька закрывает ладонью рот, а голубые глаза Ларисы Троепольской от изумления увеличиваются чуть не вдвое. — Юлька… Я вернулась.