Примечания: 'Курсив в таких кавычках' означает письменную речь. Просто курсив означает мысли или разговор через Силу.
Быть «не таким, как все» невероятно тяжело — Люк Скайуокер знал это, как никто другой, ибо каждый раз, когда он пытался вписаться в какую-либо компанию, он становился изгоем, и никто не желал находиться рядом с ним. Люк ненавидел быть «другим», но понимал, что ничего не может с этим поделать; тот факт, что он был рожден таким, не мог помочь ему, потому что он знал, что не существует в этой вселенной способа всё исправить. Татуин, суровая пустынная планета, заполненная грубым шероховатым песком, была местом, где Люк прожил всю свою сознательную жизнь. У него не было родителей; по крайней мере, так сказали его опекуны — дядя Оуэн и тётя Беру. Он знал, что у него должны были быть родители, ведь как-то же он появился на свет. Но чего он никогда не мог понять, так это того, почему всё это происходит с ним. Он играл, как другие дети, когда был младше, он любил летать и иногда гонял в Каньоне Нищего на своём хоппере T-16, когда стал достаточно взрослым, чтобы долго оставаться без надзора тёти. И всё же все вокруг смотрели на него, как будто он был не более чем неприятностью, и Люк не знал, почему они так к нему относились, но понимал, что это как-то связано с его дефектом. Он был немым. Он научился читать и писать, что встречалось не так уж часто на Татуине, так как это был его единственный способ общения с окружающими. Его тетя и дядя не знали, почему он такой, но Люк полагал, что из-за недостатка медиков и нужного оборудования на Татуине. Единственным человеком, не обращавшим внимания на недуг Люка и общавшимся с ним несмотря ни на что, был Биггс Дарклайтер. Только благодаря ему друзья Биггса — Кэмми, Фиксер и другие — позволяли гулять с ними, когда он не был занят помощью дяде или тёте. Но Биггс скоро должен был уехать, Люк знал, что его друг хочет поступить в Имперскую Академию, когда ему исполнится восемнадцать, а это было уже через год. Люк страшился того дня, когда его единственный друг улетит, потому что тогда он останется совсем один. Хуже всего было то, что Кэмми, Фиксер и другие больше никогда не позволят гулять с ними без самого Дарклайтера. Люк не понимал, как люди могут быть настолько жестоки к нему и называть его глупым, как делают друзья Биггса, просто потому, что он не может говорить. Он всего лишь хотел вписаться в их компанию, но в глубине души понимал, что этого никогда не случится. Всю свою жизнь все, чего он хотел, так это иметь много друзей, быть частью группы, но всё было бесполезно. Биггс был его единственным настоящим другом, и Люк был уверен, что весь год он готовился улететь. Это был жаркий день, вполне себе обычный для Татуина, планеты-пустыни, но Скайуокер ненавидел жару почти так же сильно, как песок, окружающий его дом. В данный момент парень наблюдал, как дядя Оуэн возится с влагосборником во дворе фермы. — Люк, кажется, я забыл взять некоторые инструменты, ты не принесёшь мне их? — спросил Оуэн, взглянув на него, и Люк кивнул, прежде чем развернуться и побежать ко входу в дом. Он забежал внутрь, едва не столкнувшись с тётей. — Привет, Люк, — улыбнулась Беру. Скайуокер опустил голову в ответ, прежде чем показал на инструменты, лежащие на полке за спиной тёти. На секунду во взгляде Беру мелькнули грусть и сожаление, но исчезли так же быстро, как и появились, и она помогла племяннику достать инструменты. — Обед скоро будет готов, — сказала она после того, как достала всё нужное. Люк набрал на своём датападе 'хорошо, я скажу дяде', затем поспешил обратно к Оуэну. Написав сообщение, он передал инструменты и деку дяде, который, прочитав запись, улыбнулся. — Хорошо, Люк, спасибо, — сказал Оуэн. В ответ парень слегка кивнул, потому что это был его единственный способ ответить хоть что-то. Ему не нравилось быть немым, ведь он не мог высказать свою точку зрения, лишь записывать то, что хочет сказать, на датапад. Хоть он и не мог говорить уже пятнадцать лет, всё равно не привык к этому. Он отошёл назад и продолжил наблюдать, как дядя чинит влагосборник. Когда Оуэн закончил, они вместе с Люком направились в дом. — Вы как раз вовремя, ужин уже готов, — сказала Беру. Они прошли на кухню, и Люк сощурил глаза, прежде чем сесть за стол. На всякий случай Люк положил датапад рядом с собой, если ему вдруг захочется что-нибудь сказать. Он ел медленно; его мысли были совсем в другом месте, он опять думал о Биггсе. Через год Биггс уедет и я останусь совсем один, не считая дяди и тёти. — Кажется, мне удалось починить влагосборник, — голос Оуэна выдернул Люка из размышлений. — Но это не самое важное на сегодня, вы читали новости в голонете? — Да, сегодня утром, — ответила Беру, но замолкла, когда Оуэн, сощурившись, посмотрел на Люка. Скайуокер закончил есть, откинувшись на спинку кресла, Ларсы переглянулись. — Люк, если ты наелся, то не мог бы пройти в свою комнату? — спросил Оуэн. Парень нахмурился, прежде чем набрать на деке "зачем?" и показать дяде. — Потому что нам с тётей нужно поговорить, — прищурился Оуэн, словно надеясь, что Люк поймет намёк. Скайуокер кивнул, прежде чем встать и выйти из кухни, но, как только он вошел в свою комнату, он прижался ухом к двери. — Я никогда не думал, что это случится, как думаешь, он знает? — тихо спросил Оуэн. — Не думаю, иначе Оби-Ван сообщил бы нам, что он знает о Люке, — спокойно ответила Беру. Что за "он"? И почему они беспокоятся, что этот "он" узнает обо мне? Люка разрывали на части множество вопросов, но он продолжал слушать разговор. Будучи немым, Люк умел оставаться абсолютно бесшумным, что сейчас служило огромным преимуществом. Но он до сих пор задавался вопросом, как бы звучал его собственный голос, но, к сожалению, этого он точно никогда не узнает. Он тряхнул головой, чтобы очистить её, прежде чем вернуться назад к подслушиванию. — Люк в безопасности до тех пор, пока этот старый отшельник сюда не суётся,— ворчливо заявил Оуэн, мальчик хорошо слышал опекунов через тонкую стену комнаты. — Я знаю, но с его присутствием на орбите для нас всё может сильно осложниться, он может всё узнать... Но, наверное, ты прав, Оби-Ван долго не приходил, так что, думаю, всё хорошо, — вздохнула Беру. О чём, чёрт возьми, они говорят? Кто такой Оби-Ван? Или дядя имел в виду отшельника Бена Кеноби? Люка терзали вопросы, и у него не было ответа ни на один из них. Он знал, что подслушивать нехорошо, но ничего не мог поделать — он хотел знать, что опекуны скрывают от него. Он замер, когда услышал одно слово, сказанное Беру, острыми шипами впившееся в его разум. — Он слишком похож на своего отца,— тихо сказала Беру, но до сих пор она говорила достаточно громко, так, что Люк прекрасно её слышал даже через стену. — Я боюсь, что он накличет на себя беду. Он так же упрям, как и его отец, и точно так же не любит Татуин. Оуэн вздохнул. — Именно этого я и боюсь,— пробормотал он. Что плохого в том, что я похож на отца? Если бы Люк мог, он бы спросил опекунов, но, опять-таки, он мог лишь записать вопрос, но не факт, что получил бы ответ. — Всё будет хорошо, отец Люка не найдёт его здесь, я уверена, что...— начала Беру. — Тише, — прервал её Оуэн, заставив умолкнуть, но было слишком поздно. В глазах Люка мелькнуло удивление и растерянность. Отец не найдёт меня здесь? Что тетя Беру хотела этим сказать? Я думал, мой отец мёртв. — В чем дело, Оуэн? — с любопытством спросила Беру. — Просто я подумал, что Люк мог подслушать наш разговор,— пробормотал Оуэн так тихо, что Люк едва смог его расслышать. Мальчик поспешил прочь от двери и сел на кровать. Практически сразу же в его комнату вошли его дядя и тётя. — Ты слышал, о чём мы говорили, Люк? — с подозрением во взгляде спросил Оуэн. Люк покачал головой. — Ты в этом уверен? Люк кивнул. — Вот видишь? Я говорила тебе, что он достаточно воспитанный, чтобы не подслушивать разговоры других людей,— ответила Беру спокойно, посмотрев на племянника. — Почему бы тебе не лечь спать, дорогой? Может, завтра ты сможешь погулять с друзьями. Люк слегка улыбнулся и кивнул. Ларсы переглянулись и вышли из комнаты, закрыв дверь. Когда они ушли, Люк устроился поудобнее и практически мгновенно уснул.~*~
Дарт Вейдер, Темный Лорд Ситхов, сидел в своей медитационной камере, его холодные, желтые с вкраплением голубого глаза сузились, когда он посмотрел вниз. В настоящее время они находились на орбите Татуина, но Вейдер никак не мог понять, почему его Учитель послал его на планету, которую он так ненавидел. Палпатин подозревал что-то, это Вейдеру было ясно. Он знал, что его Мастер подозревает о заговоре против него, но не может понять, кто за этим стоит, и Вейдер хотел, чтобы так продолжалось и дальше. Если об инициаторе заговора всплывёт хоть слово, это изрядно осложнит его план. Вейдеру повезло, что ему удалось избежать дуэли с Оби-Ваном на Мустафаре пятнадцать лет назад, он остался почти невредимым, только лишился ноги, потому что у Кеноби не хватило духу нанести смертельный удар. «Он всегда был глуп и наивен, таким и останется», — с ухмылкой подумал ситх. Он заметил, как дверь его камеры открылась, и увидел капитана Пиетта, служившего на «Исполнителе» под руководством адмирала Оззеля. Хотя они часто мотались между флагманом Вейдера и Звёздным Разрушителем «Мститель», Вейдер признавал, что они довольно-таки хорошо делают свою работу. Когда не прикидываются идиотами. — Милорд? — прозвучал нервный голос Пиетта, и Вейдер посмотрел на него снизу вверх. — В чём дело? — холодно спросил он. — Милорд, мы получили любопытный доклад от патрульных, находящихся в данный момент на Татуине. С одной стороны, участились тускенские рейды, а с другой, рабство, которое давно отменили, всё ещё процветает в некоторых частях планеты, — ответил Пиетт. Вейдер поморщился; он ненавидел рабство, ведь первые десять лет своей жизни он сам был рабом и его мать тоже... «Не думай о ней!» — мысленно приказал себе Вейдер. — Император приказал нам прибыть сюда, чтобы окончательно разобраться с рабством. Я уверен, всех работорговцев вы сможете найти и без моей помощи, капитан, — сказал Вейдер, вновь возвращаясь к созерцанию земли под ногами. — Да, Милорд. Я пошлю отряды в Мос Эйсли, Мос Эспа и другие пункты работорговли, — нервно ответил Пиетт. Скупая, жестокая улыбка украсила лицо Вейдера, но он промолчал; он знал, что Пиетт боится его, потому что Вейдера было легко рассердить, и он, как правило, вымещал свой гнев на том, кому не повезло оказаться ближе всех. — Вы свободны, — сказал Вейдер. — Да, Милорд, — Пиетт поклонился и поспешил прочь из комнаты. Вейдер с весельем наблюдал за его чуть ли не бегством, затем направился комнату связи, чтобы доложить обо всём Учителю.