Я молюсь за тебя каждую ночь

Канун Рождества. Белый снег, ангелы, милые песни у камина, чудеса, волшебство и прочий бред. Я ненавижу Рождество. Ненавижу с тех самых пор, как мои родители не заплатили за меня залог, и по их милости я сидел в обезьяннике с десятью пьяными бомжами, которые горланили «Last Christmas»* прямо мне в ухо. Это случилось три года назад. И с тех самых пор Рождество — это табу. Но не в этом году. Оливер, решив перестать бухать всё время и найти, наконец, работу, также решил отмечать все праздники, как это делают нормальные люди. Я не возражал: в конце концов, он больше не заваливался пьяный в хлам ко мне на кровать в три утра, а всё остальное я мог стерпеть. Мне даже понравилась эта затея: мы купили елку, немного потрепанную и тощую, но вполне сносную, гирлянду с мелкими белыми лампочками, мишуру, игрушки и свечи; в квартире нашлось место для всего, и непривычно уютная атмосфера воцарилась в доме. Мы даже ругаться стали меньше. Всё-таки ароматические свечки делают свое дело. Но Рождество всё ещё ужасно раздражало. Особенно люди, этим самым Рождеством одержимые. Только в десять вечера я смог выбраться из переполненного супермаркета, в котором пробыл почти три часа, потому что женщина, что стояла в очереди передо мной, только одного хлеба взяла двадцать буханок. Пробки на дорогах, разумеется, добавляли этому «празднику доброты» особенную изюминку: какой-то идиот, в своей несчастной попытке обогнать меня, чуть не снёс мое левое зеркальце. На итог пятнадцатиминутная поездка до дома заняла час, и я, злой до чертиков, ввалился в квартиру, под завязку загруженный пакетами с едой. Было темно. Свет нигде не горел. Сначала я решил, что Сайкс придумал для меня какой-нибудь романтический сюрприз с кучей шариков и лепестками роз, и даже позвал его пару раз, но он не откликнулся. Зато откликнулся кто-то другой. — Хватай его, — незнакомый голос раздался откуда-то слева. Чьи-то руки схватили меня и впечатали спиной в стену. Я слышал, как хрустнули чипсы под подошвой этого ублюдка. Мои любимые сырные чипсы. — Вы ебанулись?! — заорал я, не особо пытаясь вырваться. — Что вы тут собрались воровать? На мне ботинки дороже… — Заткнись! — затем последовал удар в солнечное сплетение, от которого я стал задыхаться. Видимо, они ждали, когда я восстановлю дыхание, потому что как только я вновь попытался их оскорбить, второй парень заговорил. — Послушай, канун Рождества, всем хочется домой. Давай ты просто скажешь, где спрятан товар, и мы мирно уйдем, пойдет? — Ты что, дебил?! — отозвался я, за что был еще сильнее придавлен к стене. — Я не понимаю, о чем ты! — Эх, ладно. Еще раз, специально для тебя. Итак, где Сайкс спрятал наркотики? — Я не знаю? — Неверный ответ. Джеймс, прошу. Джеймс не заставил себя ждать. Он вновь ударил. Сначала в челюсть, потом в живот, а когда я, стоя на четвереньках, отхаркивал на пол кровь, он пнул меня в ребра. — Попробуем снова? — спросил «не Джеймс» насмешливо. Я прижался щекой к полу и судорожно выдохнул. — Я, блять, не знаю, — прошептал я и тут же получил еще один пинок по ребрам. Голова закружилась от гадкого солоноватого привкуса крови во рту, от боли всё тело онемело, но я и не пытался шевелиться. Во мне теплилась надежда, что я скоро сдохну, и мне не придется больше терпеть всё это. — Ты уверен? Ты правда не знаешь, куда он дел кокаин? Я выдавил из себя «Нет» и отключился.