***
- Нет, отдай, это моё печенье! – Ханна отчаянно хваталась за последнюю пачку своего любимого печенья «Marco’s». Они гостили у бабушки на ранчо, сладости, которые сестры привезли из дома и тщательно прятали от взрослых, заканчивались, а запасы пополнить так и не удалось. - Почему это твоё? Оно лежало под моей кроватью, значит, моё! – Ария не собиралась уступать, поэтому дернула пачку на себя что было силы. Мгновенье – и весь пол усыпан шоколадным лакомством, а в руках у девочек осталось то, что раньше было пачкой. Они ошарашенно смотрели то друг на друга, то на печенье, и в итоге рассмеялись и уселись на пол, заметать следы своей схватки. Печенья хватило на всех, а тот вечер остался одним из самых приятных воспоминаний.***
Лидия грустно улыбнулась, вспомнив сестру. Полгода прошло с тех пор, как Ханны не стало. Девушка пропала в начале января, спустя две недели поисков ее тело было выловлено из реки, и близкие Ханны услышали вердикт полиции – самоубийство. Лидия до последнего не верила, что ее сестра на такое способна. Однако дело закрыли, и ей пришлось согласиться с этой версией. - Милая, всё хорошо? – мама взволнованно выглядывала из-за переднего сидения. – Ты хочешь есть? - Да, мам, все нормально, - Лидия спрятала пачку обратно в пакет. – Хотела перекусить. - У нас осталась еще пара сэндвичей с индейкой, возьми. – Мама протянула Лидии сверток и ободряюще улыбнулась. Улыбки в семье Олдрин за это время стали почти дежурными. Не то, чтобы между членами семьи возникла неприязнь, скорее они пытались с помощью них показать друг другу, что все хорошо, хотя сами в это не верили. С момента смерти Ханны в семье возникло негласное правило: не упоминать о случившемся. Они боялись ранить друг друга, разворошить рану, которая, возможно, начала затягиваться. Впрочем, это правило возникло с подачи Джоан, матери Лидии, и цель его была одна – сохранить душевное спокойствие единственной теперь дочери. Боясь признаться в этом самим себе, родители девушки опасались психических расстройств, которые могли развиться у Лидии вследствие пережитого стресса. Поэтому они могли обнажить свои переживания об ушедшей Ханне и предаться воспоминаниям только наедине с самими собой или друг с другом, защищая тем самым свою дочь. И перед тем, как Лидию разбудил сигнал проезжающей мимо машины, и чувство голода заставило ее полезть в пакет с едой, между родителями девушки состоялся разговор.***
- Она уснула. Лидия такая милая во сне. – Джоан смотрела на дочь, грустно улыбаясь. Затем отвернулась и вытерла скатившуюся слезу.- Чарльз, неужели мы теперь никогда не сможем быть счастливы? - Милая, ни один родитель не может быть счастлив, похоронив своего ребенка. Но жизнь продолжается, ты должна это понимать. Мы не можем всё оставшееся время упиваться своим горем, это эгоистично по отношению к Лидии. Джоан смотрела на него, не моргая. - Ты думаешь, мы похоронили СВОЕГО ребенка? Чарльз на мгновение взглянул на свою жену. Они много раз это обсуждали. Джоан верила, что произошла какая-то ошибка, что в том блестящем деревянном гробу лежала не Ханна, что это не ее тело они опустили в могилу. Она верила, что дочь еще жива, и возможно именно эта вера помогала ей держаться. Чарльз так не считал. Это было не в его характере – цепляться за соломинку, боясь идти дальше. Его воспитывал отец, мать умерла, когда ему было два года. Отсутствие женской руки в воспитании создавало некоторые проблемы в отношениях с девушками – они все жаловались на черствость характера Чарльза. Однако чего ему было не занимать, так это житейской мудрости и рассудительности. Поэтому рушить то, что поддерживает его жену в этот трудный момент и помогает ей хоть иногда оставаться такой, какой он привык ее видеть, - счастливой и веселой, - он не мог себе позволить. - Джоан, мы об этом говорили. Я не хочу, чтобы ты убивала себя, убивала все то светлое, что в тебе осталось, просиживая вечера у окна в ожидании Ханны, озлобляясь на мир все больше с каждым разом, когда она не приходит. Я не хочу верить в то, что тело моей дочери лежит под землей, я не хочу об этом думать. И тебя прошу. Я хочу, чтобы ты жила. Ты должна, мы оба должны, ради Лидии. Чарльз смотрел на жену и ожидал ответа. Иногда ему казалось, что нужно беспокоиться скорее о ее психическом состоянии, нежели о Лидии. Для Джоан это был сильнейший удар еще и потому, что в вечер исчезновения Ханны они сильно поссорились, и девушка, хлопнув дверью, ушла. Когда через две недели они узнали о смерти дочери, Джоан готова была сама броситься в эту реку, и груз вины перед погибшей Ханной до сих пор висит на ней тяжким грузом. - Понимаю. Я… - Да куда ты едешь, идиот!