Химия без прикрас

— Але, мам, — взволнованно проговорила я после непродолжительной серии гудков, которые прервались маминым голосом на другом конце. — Привет. Нет, все в порядке, — я постаралась придать своему голосу безмятежную окраску, но вышло не очень. — Да, хорошо позанимались. Немного устала. Мам, а ты не будешь против, если я с ночевкой у Фани останусь? Да. Да, я помню про «тройки». Нет. Нет, не скажется. Да. Со всей ответственностью. Ну, конечно, еще усерднее. — Хочешь, я тебя отпрошу? — прошептал химик, протянув руку к телефону. — Вы в своем уме? — прошипела я в ответ, прикрыв телефон рукой. — Нет, не тебе. На улице толкнули. Нет, мама, я не хамлю окружающим, — краем глаза я заметила, как Дмитрий Николаевич удивленно приподнял брови. — Хорошо, я обещаю. Спасибо, мам! Да. Пока. Нажав на сброс, я шумно выдохнула. Прекрасно. Целая гора с плеч! И вроде бы ничего не заподозрила. Хорошо, что Аню и Фаню она знает с самого детства, а они за годы нашей дружбы научились настолько умело не попадаться на своих «косяках», что их репутация в глазах моей дорогой мамочки просто идеальная. — Вы меня отпросите?! — внезапно вспомнила я шутливое предложение химика. — Да услышь она в трубке мужской голос, меня бы до восемнадцати лет в школу под конвоем водили! — Такой контроль многое объясняет, — химик задумчиво почесал бороду. — Что объясняет? — решила уточнить я, прищурив глаза. — Вы о чем? — Пошли, засиделись уже, — Дмитрий Николаевич не снизошел своими разъяснениями до моей скромной персоны. Конечно, куда нам, смертным, до доминирующего вида хамоватых самоуверенных самцов! В свете одинокого, но достаточно яркого фонаря, снежинки, кружа вокруг машин скорой помощи, так красиво поблескивали, что невольно захотелось остановиться и хотя бы минутку дать себе возможность отвлечься от всей этой мирской суеты, глядя на их завораживающий танец. — Дмитриева, чего встала, как вкопанная? — грубоватый голос химика испортил мне всю идиллию. — Я надеюсь, ты помнишь, что я тебе говорил? — Да помню я, — обиженно бросила я. — Держать язык за зубами, ничего не трогать. Химик удовлетворенно кивнул и бесцеремонно стал подталкивать меня в спину, чтобы я ускорила шаг. Дойдя до неприметной двери, он резким движением распахнул ее и кивком головы велел мне проходить вперед. Несмотря на явную «хлипкость» двери, в небольшом коридоре было довольно тепло. Я тут же развязала шарф и сняла с головы шапку. Коридор расходился на два прохода. И они оба утопали в абсолютнейшей темноте. — Это нормально? У вас здесь всегда так тихо? — спросила я, удивившись, как громко прозвучал мой вопрос. — Язык за зубами, Дмитриева! — А, все настолько тайно… — прошептала я. Схватив рукав моего пуховика, Дмитрий Николаевич потянул меня направо по коридору. Темнота сразу же поглотила нас, и, если бы химик не вел меня за руку, я бы точно куда-нибудь врезалась. Как он вообще различает, куда идти? Ничего не видно, хоть глаз выколи! — Что, Димон, страшно? — насмешливый хрипловатый шепот стал прекрасным дополнением к моему волнению. — Ничего не страшно, — так же шепотом ответила я, мысленно посетовав, что голос предательски дрогнул. — А врать ты не очень-то умеешь, — мы остановились, и послышался звук открывающейся двери. — Как тебе мама поверила — ума не приложу. Решив, что можно не отвечать на эти откровенные насмешки, я прошла следом за химиком в небольшую комнатку, слабо освещенную тем самым одиноким фонарем с улицы. Посередине, у окна, стоял стол со всеми составляющими, которые нужны для чаепития, даже включая различного рода «вкусности». Справа и слева — два пустых узких дивана, один из которых был кем-то занят. Позади меня располагался внушительных размеров шкаф, с одной стороны полностью заваленный кипами бумаг. — Давай, раздевайся, — скомандовал химик. Я тут же стала стягивать с себя пуховик. — Одежду сюда, — он указал на стул. — Одежду, в смысле пуховик? — ну что за тупой вопрос?! Конечно же, пуховик! — Можешь и остальную одежду, — язвительно ответил химик. — Мой напарник точно обрадуется, когда проснется! Проклиная свою способность густо краснеть, но мысленно порадовавшись темноте, я тяжело вздохнула. Веду себя, как полная идиотка от волнения. — На диван без сапог, — все так же тихо скомандовал Дмитрий Николаевич. — Я лучше на полу, — гордо заявила я, тихонько шмыгнув носом и, взяв со стула пуховик, расстелила его около стола. Но, устроившись на нем, я поняла, что это плохая идея: по полу безбожно сквозило. Вот черт! — Да хоть на улице спи! Будешь потом дома сидеть, с мамой, с папой и с пневмонией. Едва удержавшись, чтобы не зарычать, и сжав от злости зубы, я подобрала пуховик и подошла к дивану, на котором уже вытянулся химик, закинув одну руку за голову. Думаю, можно не уточнять, что места для меня осталось совсем немного. И двигаться он явно не собирался. — Дмитрий Николаевич, простите, вы не могли бы немного подвинуться? — спустя некоторое время я решила подать голос. Сначала мне казалось, что химик просто в наглую игнорирует меня, но потом я поняла, что он провалился в сон практически сразу, как лег. Похоже, он действительно невероятно устал, потому что на мой вопрос он так и не ответил. Шмыгнув носом, я присела на корточки и чуть приблизилась к его лицу. Точно — спит! Ровное, глубокое дыхание, черты лица разгладились, и химик теперь не выглядит настолько враждебно настроенным. — Дмитрий Николаевич, — прошептала я. Моя рука неуверенно коснулась его плеча. — Дмитрий Николаевич, я тут не помещусь… — Ложись, — прошептал он, немного приоткрыв сонные глаза, и придвинулся к спинке дивана. — Спасибо, — прошептала я и устроилась рядом, повернувшись к нему спиной. Уснуть удалось не сразу. Ощущение тепла от лежащего рядом химика напрочь прогнало сон. В голову лезли различного рода сомнения, правильно ли я поступила, оставшись с ним на ночную смену, не сочтет ли Дмитрий Николаевич все это очередной фамильярностью, и будет ли он этим шантажировать меня весь последующий год? Отчаявшись заснуть из-за многочисленных мыслей и, в общем-то, довольно раннего времени суток, я, глядя, как за окном кружатся снежинки, сама не заметила, как все-таки заснула. Но сон, к сожалению, продлился недолго, благодаря настойчивому звонку чьего-то мобильного. — Да, — недовольный низкий хриплый голос, донесся с соседнего дивана. — Здорово, Пятачок. Да ты гонишь! Ладно, остынь, через десять минут будем. Решив на всякий случай не шевелиться, а еще лучше, притвориться крепко спящей, я тихонько наблюдала за мужчиной, который устало вздохнув, присел на диване и, сонно потирая глаза, посмотрел прямо на меня. Надо было не спящей притворяться, а мертвой… — Ну, ты, Димон, в конец охренел! На работу баб своих теперь таскаешь! Я с трудом поняла, что «Димон» — это, скорее всего — не я, а Дмитрий Николаевич, а вот «баба», похоже, сказано про меня. Шевеления рядом со мной заставили меня вздрогнуть. Химик толкнул меня в бок, видимо намекая, чтобы я просыпалась, а мне хотелось просто провалиться сквозь землю, так мне было неловко. Зря. Зря я на это все согласилась. — Это не моя, — сонно бросает химик. «Это мне подбросили» — мысленно договариваю я. — И, кстати, это не просто баба. Это дочка Дмитриева. — Да ну! И что здесь забыло дитя высших господ? — сложно было сказать, шутит ли напарник химика. И немного напрягало, что обо мне говорят в третьем лице в моем присутствии, но, как только эта мысль посетила мою голову, ситуация тут же изменилась. — Не обижайся, милая. Но посторонним здесь делать нечего. — Да я и не… — Хочу взять ее на дежурство. Ты же не против? Напарник моего препода скептически меня осмотрел, а затем, почесав затылок, встал с дивана и раскрыл шкаф. К моему удивлению, в мою сторону полетела синяя форма, в которой врачи разъезжают на скорой. — Если попадешься, лапуля, отвечать придется всей бригаде, так что тише воды, ниже травы, поняла? — мужчина улыбнулся, продемонстрировав обаятельные «ямочки» на щеках. — Поняла. — И язык… — Держи за зубами, — перебила я его и так же широко улыбнулась. — Умница, — напарник химика склонил голову на бок. — Отличную бабенку нашел, где таких берут? — Ученица моя. Дверца шкафа со стуком захлопнулась, а брови мужчины взметнулись вверх. Он переводил взгляд с меня, на Дмитрия Николаевича и обратно, видимо, не понимая, что ему на это ответить и, выбрав самый приемлемый для меня вариант — промолчать, стянул с себя свитер, оставшись в белой футболке. — Вот и молодец, обойдемся без комментариев, — ехидно улыбнулся химик и тоже стал переодеваться в форму. Краем глаза заметив татуировку на его правой руке, начинавшуюся от запястья и уходившую под рукав футболки, я постаралась отвести взгляд и, последовав их примеру, развернула штаны, которые показались мне безразмерными. — Ради смены в половину суток с сохранением оклада я готов запихать все твои скелеты в шкафы и тщательно их ото всех скрывать! С тобой ведь особая договоренность! Да другие мечтают о такой халяве, как ездить с тобой! Да ради этого я буду нем, как самая немая рыба! — настроение напарника было явно на высоте, он причитал и одевался одновременно, ни на секунду не останавливая свои хвалебные речи. — Да я буду… Я буду… Я буду ру-у-ки твои целова-а-ать… — начал импровизировать он, умело подражая голосу знаменитого певца. — Хорош, Серега, заткнись, — слегка улыбнувшись, пробурчал химик. Удивительно, кажется, что в классе нам преподает химию — один человек, а здесь он — совершенно другой! Внезапно дверь распахнулась, и в дверном проеме показалась фигура здоровенного амбала с лицом, которое, кажется, можно легко найти на доске у участкового «их разыскивает полиция». — Мужики, марш на станцию и по матрешкам. Вы опоздали, — мрачно пробасил он, а затем, увидев меня, кивнул. — А это кто? — Это со мной, — коротко бросил Дмитрий Николаевич. — А, понятно, — просто ответил громила. — Привет, Димон. — Здорово, Пятачок, — отозвался химик, косо взглянув на меня, потому что я подавила свое инерционное «привет». И только потом до меня дошло. Пятачок?! Вот это — Пятачок?! — Когда вы дома жить будете? Бомжуете тут уже вторую неделю! Ремонт вот-вот начнут… Вторая мысль за сегодня, внезапно осенившая мою голову: мы на старой станции, которую закрыли на ремонт. Ну конечно же! Не может же здесь быть так пусто! Другие бригады, диспетчеры… — Давайте, в темпе, — Пятачок отошел в сторону, пропустив мужчин, а меня, крепко схватив за плечо, когда я направилась следом, остановил. — Ты — со мной, в машину. Думаю, что любой на моем месте не стал бы перечить такому громиле, как этот Пятачок. Покорно опустив голову, я проследовала за ним, даже стараясь наступать точно в его следы на снегу. Дойдя до желтого «реанимобиля», Пятачок открыл мне дверь и велел сидеть тихо, как мышка. Я куталась в огромную синюю куртку, с ужасом представляя, во что ввязалась. Покататься на дежурстве линейной бригады — это одно, но вызовы реанимационной — совершенно другое. Интересно, это у меня от страха коленки дрожали или в машине просто было холодно? Внезапно дверь резко отъехала в сторону. — Димон, ее, похоже, уже надо откачивать! — только сейчас в свете фонарей я смогла более-менее разглядеть напарника Дмитрия Николаевича. Среднего роста, русоволосый, с такими смеющимися глазами и задорной улыбкой, что с трудом верится в то, что он — врач… — Дмитриева, ты что такая зеленая? — химик, стоя рядом с дверью, торопливо докуривал сигарету. — Все-таки боишься? — Ни капельки, — храбро ответила я, стуча зубами. — Это тебе не лабы писать, — ехидно ответил он, выпуская струйку дыма. — И не шастать с такими же зелеными студентами по теплым коридорам больницы. — Ладно, чего ты к ней прикопался? — неожиданно заступившийся за меня Пятачок сел на водительское кресло. — Поехали. Напарник моего препода уселся рядом с кушеткой, прямо напротив меня, и лукаво мне подмигнул. — Сергей, — он протянул мне раскрытую ладонь. — Димон, — я широко улыбнулась и пожала его ледяную руку. Сергей усмехнулся и с блаженной улыбкой стал перебирать бумаги в папке. Ехали мы недолго. Но вопреки моим ожиданиям увидеть здесь некое подобие настоящего полевого госпиталя, я с омерзением обнаружила лежащего без сознания пьяного бомжа. — О, подарочек! — казалось, Серегу это никак не смутило. Да и Дмитрий Николаевич выглядел вполне спокойно, хотя на его лице такого восторга, как у напарника, не наблюдалось. Он взял оранжевый чемодан с медикаментами и вышел из машины. В мою сторону даже не посмотрел. Мне выходить-то можно? — Давай нашатырь, — Сергей присел рядом с «пациентом», от которого смердело так, что казалось, меня вот-вот стошнит. — А вот и будильник! Просыпаемся! Просыпаемся! Вот уж, реанимировал, ничего не скажешь. Первый вызов — разочарование. Пьяница клялся всеми своими близкими родственниками, что не употреблял ни капли алкоголя уже очень давно и ото всех манипуляций врачей отказывался. Максимум, что удалось провести бригаде — стандартный опрос. Когда нужные бумаги были подписаны этим пьяным чудиком, все молча разошлись по своим местам, и реанимобиль отправился на станцию. В этот раз мне разрешили войти в новое здание вместе со всеми, чтобы не мерзнуть, и я, обрадовавшись, юркнула в комнату отдыха вместе со своей компанией. Только Дмитрий Николаевич сел на стул и открыл рот, чтобы сказать мне явно что-то очень язвительное, как в динамиках на стене раздалось: — Реаниматологи на выезд. Еще два вызова к таким же «подарочкам». Даже настроение Сергея, который первые два часа просто сиял несмотря ни на что, похоже, начало портиться. — Да, не давление мерить, — не удержалась я, стоя рядом с курящим химиком. — По мне — так хуже некуда. — Это разогрев, — спокойно ответил химик, в очередной раз затянувшись. И он был чертовски прав. По пути на станцию нас перехватила диспетчерская. Реанимобиль развернулся и, судя по ощущениям, Пятачок вдавил педаль газа в пол. — Люстру давай, — послышался голос Дмитрия Николаевича с переднего сиденья. Вскоре были включены и проблесковый маячок на крыше, и сирена… Когда по прибытию дверь машины снова отъехала в сторону, мне пришлось вжаться в кресло. Химик торопливо натягивал перчатки, а его напарник, что-то выкрикивая, уже торопился к месту автокатастрофы, на которую нас вызвали. — Идем, — бросил Дмитрий Николаевич, и я поспешила следом за ним. То, что я увидела, наверное, запомнится мне на всю жизнь. Страшная авария, в которой столкнулись сразу пять автомобилей, чуть было не унесла с собой почти десяток жизней. Другие бригады оказывали на месте первую помощь, сотрудники МЧС вытаскивали застрявших людей из искореженных автомобилей, откуда-то доносился крик… Мне казалось, я не дышала. Словно оглушенная, на ватных ногах, я направилась туда, где для измазанной в крови пострадавшей женщины Пятачок и химик разворачивали носилки. — С дороги, — врач другой бригады больно толкнул меня в плечо и размашистым шагом направился туда, откуда доносились жуткие ругательства. Я подошла чуть ближе. Похоже, это и есть виновник аварии. Явно неадекватный мужчина, лет двадцати пяти, выкрикивал оскорбления в адрес сотрудников ДПС и психиатрической бригады, врач которой меня только что толкнул. — Давай, Димон! Я обернулась. Звали, скорее всего, не меня, но голос заставил меня хоть немного прийти в себя. Торопливыми шагами направляясь к машине, я увидела, как в нее уже погружают пострадавшую. Явно в тяжелом состоянии, она лежала окровавленная и на первый взгляд даже не подавала признаков жизни… Молча, изредка обмениваясь какими-то фразами, прямо по пути в больницу, Дмитрий Николаевич с Сергеем откачивали больную, в буквальном смысле борясь за ее жизнь. И когда машина, наконец, остановилась, женщину вывезли, велев мне ждать внутри. Время тянулось невероятно медленно. Тишина, периодически нарушаемая либо стуком моего сердца, либо очередной подъезжающей машиной, заполняла собой каждую бесконечную секунду, пока из приемного покоя не вышел Дмитрий Николаевич. Смена закончилась в шесть утра. Ровно через двадцать минут после того, как химик закурил на пороге приемки. Я и не заметила, как прошло столько времени, но, признаюсь, была невероятно рада. А еще я чертовски устала. Не представляю, как химик-то на ногах держится! Дмитрий Николаевич был, мягко говоря, не разговорчив. Впрочем, и не удивительно, после такой-то ночки. На его предложение немного поспать в старом здании станции я с удовольствием согласилась. А еще больше я обрадовалась, когда поняла, что в мое личное пользование переходит целый диван из-за отсутствия Сергея. Он, по словам химика, отправился домой, к супруге. Так что сон заботливо укутал меня, как только моя голова коснулась подушки. Я только успела подумать, что на одном диване с Дмитрием Николаевичем было гораздо теплее… Яркие лучи зимнего солнца заполнили собой старую ординаторскую. Нос уловил приятный аромат кофе и, чувствуя себя героиней какой-нибудь избитой рекламы заезженного «Нескафе», я сладко потянулась, лежа на диване, предвкушая «чашечку ароматного, свежемолотого…» — Е-мое-е-е! Тело отозвалось жуткой болью в ответ на мои «утренние потягушечки», словно меня вчера пережевали и бесцеремонно выплюнули. Уставшая голова гудела, как трансформаторная будка, а в глаза будто песок насыпали. — Доброе утро, Димон! — бодрый голос химика говорил только о том, что он, похоже, невероятно рад моему чудесному пробуждению и что он не поскупится на лошадиную долю злорадства в мой адрес. — Кофе? Я встала и, растирая на ходу поясницу, как заправская старуха-сколиозница, направилась к столу. — Да, пожалуйста. — Вот чашка, вот кофе, вот чайник, — снова эта отвратительная усмешка. — У нас здесь самообслуживание. Печеньем и сухариками, так и быть, поделюсь. Угрюмо взглянув на наглую физиономию своего преподавателя, я отметила про себя, что он на удивление хорошо выглядит после такой тяжелой ночной смены. Видимо, привык уже. — На самом деле, я рад, что ты съездила с нами. Посмотрела на все, так скажем, с другой стороны, — он взял со стола сухарик и обмакнул его в кофе. Бу-э… Мерзость. — Знаешь, я даже пойму, если ты передумала с выбором профессии. Так что не думаю, что ты будешь нуждаться в моих услугах репетиторства. Поэтому тебе стоит поговорить с Лидией Владимировной о прекращении… — Вы шутите? — искренне улыбнувшись, я перебила его. После того, как я все это увидела собственными глазами, ходить по больнице и рассматривать чужие покусанные конечности было желания мало. А вот снова поехать на вызов… — Вообще-то, не шучу, — на мгновение химик даже растерялся. — Дмитрий Николаевич, — я чуть подалась вперед, слегка понизив голос, и заглянула ему в глаза. — Предлагаю вам сделку: моя мама не слезет ни с меня, ни с вас по поводу дополнительных. Я заканчиваю школу с медалью, езжу от вас на все олимпиады и марафоны по химии. Мама довольна, вам — премия, я ведь не ошибаюсь? — я предлагала условия наугад, лишь предполагая, чем можно его заинтересовать. И, похоже, я не промахнулась. Деньги. Вот, что его действительно интересует. Ну и… — Лидию Владимировну я беру на себя. А вы — берете меня с собой на дежурства. Идет? Химик откинулся на спинку стула и устало усмехнулся. Да, похоже, он хотел от меня избавиться, считая, что такая ночка меня испугает. Но все это возымело обратный эффект. Несколько секунд он сверлил меня лукавым взглядом голубых глаз, а затем, немного улыбнувшись, проговорил: — Вся в отца. А если я не соглашусь? — Я буду валить каждую вашу контрольную. Причем так умело, что никому даже в голову не придет, что я это делаю намеренно. — Ну, надо же, — химик скрестил руки на груди. Я только сейчас заметила, что он уже переоделся в свой свитер, а я так и сижу в синей рубашке. — У нашей пай-девочки есть зубки? — Хотите проверить, насколько острые? — я медленно растянула губы в улыбке. — Осторожнее, Димон, ты можешь лажать в контрольных — сколько душе угодно. Что мне помешает поставить тебе «пять»? — Дмитрий Николаевич сделал глоток из кружки и, достав из кармана сигареты, прикурил одну и неторопливо подошел к окну. Если честно, сама не пойму, что на меня нашло. Вспоминая вчерашнюю ночь, я поняла одно. Вот она — настоящая практика. Пусть меня не подпускают ни к кому, но ведь и в больнице я тоже должна находиться в стороне. Химик молчал довольно долго. Я уже пожалела о том, что сказала. Он вальяжно курил, наполняя помещение дымом, и смотрел в окошко, щурясь от яркого солнца. Но вскоре он смерил меня оценивающим взглядом, почувствовав который, я густо покраснела. — Идет. — Что? — не поверила я своим ушам. — Я согласен на твои условия. И ты, Дмитриева, будешь брать первые места на всех конкурсах, куда я тебя запихну. — А мое условие про дежурства? — Я его выполню, — уверенно сказал он и, затянувшись последний раз, затушил сигарету о подоконник.