* * *
После рождения Изами заботы об Изуне окончательно легли на плечи его старшего брата. Мадара учился у Ясуши, Изуна всюду таскался за братом, повторяя за ним и упражнения, и бытовые дела. А пренебрежение в голосе Ясуши таяло от старательности и ответственности ученика. И в Сити-Го-Сан, второй для себя и первый для Изуны, Мадара отдал брату свой деревянный кунай, а сам взял настоящий. Той зимой Ясуши повёл их с Изуной в лес, учить ориентироваться не только летом, но и зимой, когда снег скрывает привычные ориентиры. Ясуши велел братьям считать себя на тренировке, а любое шевеление — опасностью. Он показывал им следы зверей, метки клановых разведчиков, следы присутствия шиноби... И на шорох сверху отшвырнул обоих детей одной рукой, второй выхватывая катану и отбивая удар спрыгнувшего с верхних веток шиноби. Мадара покатился по снегу, прикрывая собой Изуну, сжал покрепче кунай. Второй шиноби спрыгнул прямо перед братьями. Мадара почти не глядя метнул в него свой кунай и замер на миг: оружие вошло спрыгнувшему точно в переносицу. Отмерев, Мадара бросился к падающему телу, выдрал своё оружие и ударил ещё раз — в основание черепа. Шум крови в ушах заглушал все звуки, от солнечного сплетения по телу разливалось тепло, придававшее новые силы. Мадара забрал с тела свой кунай, бросился к Изуне, едва поднявшемуся на ноги, бросил взгляд на Ясуши. Тому сегодня повезло, он обрубил противнику руки и смог поймать взгляд, наложив гендзюцу. Но к братьям Ясуши обернулся только когда связал и оглушил своего противника. Заметил труп, ухмыльнулся криво. Взвалил оглушенное тело на плечо, подошёл к Мадаре и потрепал по растрепанным волосам. — А ты молодец, малявка. Убить первого Сенджу в твоём возрасте — большое достижение. Возвращаемся. Таджима-сама будет доволен. Только тогда Мадара заметил, наконец, знаки вражеского клана на одежде напавших на них шиноби. Осознание накатило волной: он убил врага. А Ясуши, не обращая внимания на задрожавшего и посеревшего ученика, запечатал тело убитого и направился в сторону деревни. Изуна подёргал брата за рукав, потянул следом за Ясуши. Он ещё не понимал, что произошло, но хотел побыстрее убраться с места короткой стычки. Мадара позволил брату себя увести, но мысли его остались на поляне. Там, где он не колеблясь защитил брата. Он — не слабак, он смог, сумел, получилось... И почему только так дрожат руки и колени? Отец похвалил Мадару, скупо улыбнулся... Но на следующий день Ясуши не пришёл. И Мадара всё же рискнул спросить отца: — Отец, а где Ясуши-сенсей? Почему он не пришёл сегодня? Таджима смерил сына тяжелым взглядом, похлопал ладонью рядом с собой. — Садись. Теперь тобой займусь я. А вечером Изуна рассказал брату, что мама водила его в госпиталь, и что он видел там Ясуши со свежими длинными шрамами на спине. И удивлялся — ведь Сенджу не успели ранить его. Мадара понял, но не нашёл в себе сил объяснить брату, что это было наказание. Чтобы мелкий понял, к чему могла привести такая халатность их учителя. Понял Мадара и свой урок: даже если младший сумел за себя постоять, старшего от наказания за недосмотр это не спасёт. И всё же, старшие не всесильны, и нельзя щадить младших. Нельзя давать им поблажки — ведь однажды старший может не успеть. Мадара подумал, что теперь он лучше понимает Индру.Детство
18 мая 2016 г. в 17:04
Март в том году выдался тёплым, и сидеть на досках пола храма было совсем не холодно. Мадара украдкой поглядывал по сторонам: слушать молитву каннуси было скучно. Маюри-ка-сан, худая и бледная, почти сливавшаяся цветом кожи со светлым кимоно, слушала внимательно и слегка дрожала, будто бы от холода. Вторые роды в разгар зимы дались ей нелегко, и она всё ещё не оправилась до конца. Таджима-то-сан, напротив, кривил губы в ухмылке. Его клан пережил ещё одну зиму, у него родился ещё один сын — чем не поводы для радости? Норико-сама, старейшина и мать Таджимы, держала на руках малыша Изуну в белом нижнем кимоно, завёрнутого поверх в тёмно-синее покрывало. Малыш плакал. Взрослых это ничуть не смущало, ведь Ками должны услышать младенца, но Мадаре отчаянно хотелось, чтобы всё быстрее закончилось, а маленького братика наконец-то успокоили. Он перевёл взгляд на пляшущую мико в ярких бело-алых одеждах, не оставляя надежды отвлечься, а в груди медленно поднималась злость и желание разреветься вместе с братом. Мысль о том, что отец совсем этому не обрадуется, пока удерживала, и её оказалось достаточно, чтобы дотерпеть до того момента, когда мама, наконец, взяла брата на руки, поднялась на ноги вместе с отцом и поклонилась алтарю, завершая ритуал. Стоило Изуне оказаться на руках у матери, как он замолк и успокоенно прикрыл глазки. Мадара выдохнул с недовольством, тоже встал, развернулся ко входу вслед за родителями, шагнул к нему и замер. За аркой входа показались несколько человек, чей вид заставил отца опустить ладонь к поясу, где обычно располагалась рукоять катаны, и активировать шаринган. Таджима двинулся вперёд текучим шагом, какого Мадара никогда у отца не видел. Норико-сама, казавшаяся Мадаре древней старухой, шагнула сыну за плечо, прошипела по-змеиному:
— Спокойно, Таджима. Мы в храме. Не гневи Ками.
Мать же схватила Мадару за руку, пряча за своей спиной, и тем же текучим шагом двинулась вслед за мужем.
Вошедших в храм Мадара запомнил, несмотря на детские годы. Высокий, темноволосый и смуглокожий мужчина в церемониальном кимоно с незнакомыми знаками тёмно-коричневого цвета, беловолосая и красноглазая женщина, старуха с младенцем на руках и мальчишка, ровесник самого Мадары, такой же темноволосый и смуглокожий, как и старший мужчина. И все они повели себя так же, как и семья Мадары — рука мужчины метнулась к поясу, старуха цепко ухватила его за плечо, женщина укрыла собой детей.
Семьи разошлись, как два диких хищника, мужчины не сводили взгляда друг с друга, хотя темноволосый и не смотрел отцу Мадары в глаза. Они прошли буквально в шаге друг от друга, закрывая свои семьи собой.
— Я ещё успею прихлопнуть твоих ублюдков, Таджима, — грубо ухмыляется темноволосый. — Хоть и не сегодня.
— Как и я — твоих, Буцума, — отец шипит почти так же, как и Норико-сама, и в шипении этом такая злость, что Мадара невольно вздрагивает. Но мать не даёт ему остановиться, почти вытаскивает из храма, а едва пройдя арку выхода отец обнимает мать за талию и уходит техникой перемещения к укрытию, где под охраной пятёрки бойцов ждёт его и Норико-сама их оружие.
А вернувшись в деревню, Таджима подозвал к себе сына.
— Запомнил этих людей из храма, Мадара? Запомнил знак на их одеждах? Эти ублюдки — глава клана Сенджу и его семейка. Запомни хорошенько их блядские рожи и биджу драный символ. Когда ты подрастёшь, ты встретишь их в бою. Убей их. Убей их, как только увидишь, иначе они убьют тебя. Они не посмотрят на твой возраст, на твои раны, на твою усталость — они просто убьют тебя. Или ты убьёшь их. Запомни это, малыш Мадара, и никогда не забывай. Каждый Сенджу, каждый, на ком ты увидишь этот знак — враг. Враг, которого ты должен убить на месте, любым способом, иначе он убьёт тебя. Всегда. Ты теперь старший брат и ты должен защищать не только себя, но и брата. А я научу тебя, как это сделать. Пора начинать тренировать тебя.
Мадара слушал и кивал отцу. Он ещё ничего не умел в свои три с небольшим(1) года, но уже понимал, что такое смерть. И если отец сказал, что так надо — значит, он научится и убьёт их всех.
* * *
(1) В восточном исчислении возраста беременность засчитывается за первый год жизни, а отсчёт лет ведётся по новым годам, а не по дням рождения. По западному — ему два года и три месяца.
* * *
В день первого Сити-Го-Сан Мадары отец впервые дал ему кунай. Деревянная заготовка была слишком тяжела для детских рук, но отец не упускал случая напомнить сыну, что ждёт его, если он не будет стараться изо всех сил.
На первую же попытку возмущения Таджима за ухо приволок сына в госпиталь и заставил присутствовать при лечении попавшего в засаду мальчишки-разведчика. У клана Учиха всегда было мало ирьенинов, и если в лечении можно было обойтись методами гражданских — ими обходились. Палата с низким потолком пропахла кровью, гноем и лекарствами. Пациент дрых под гендзюцу, а девчонка-медик, лишь немногим раненого мальчишки старше, зашивала не успевшие загноиться раны и промывала гноящиеся. Мешала смеси из лекарственных трав и накладывала повязки, быстро пропитывающиеся кровью.
— Ему повезло, — тихо прошипел отец побледневшему, дрожащему и жмурящемуся, лишь бы не видеть, сыну. — Он смог вернуться. Но если не будешь тренироваться — тебе даже так не повезёт. Если ты будешь слаб — твой брат умрёт.
Больше Мадара не возмущался — каждый раз, когда всё тело ныло и хотелось упасть и заплакать, перед глазами вставал израненный мальчишка, который выжил только благодаря тренировкам на пределе сил. А малыш Изуна приползал вечерами на футон к брату, пищал и улыбался в четыре зуба, хватал за волосы, и сил Мадары едва хватало, чтобы обнять братика и провалиться в сон без сновидений. Перед такой усталостью отступали любые кошмары.
А у матери вновь округлился живот, ирьенины обещали отцу ещё одного сына следующей весной. Отец не улыбался — зима близилась, многое требовалось подготовить, чтобы пережить её. У него всё меньше времени было на сына, но он поручил его тренировки Ясуши — сыну одного из старейшин.
Ясуши плевать хотел на возраст своего невольного ученика. У него было задание от главы клана — и он выполнял его со всем старанием. А Мадара стыдился показывать слабость, когда совсем рядом на энгаве брат учился вставать на ноги. И презрительное "малявка" в конце каждой тренировки лишь побуждало стремиться вперёд. И каждый раз, когда ему удавалось улучшить результат, отец одобрительно улыбался ему.
Но с наступлением холодов стало тяжелее. Еды не хватало, хотя на детях старались не экономить. Тренировки силы и выносливости сменились обучением чтению. Ясуши читал с Мадарой отчёты о заданиях и хроники клана, не скрывая и не смягчая подробностей.
— Ты должен понять, малявка: шиноби — это кровь, грязь и смерть, — так говорил четырёхлетнему Мадаре пятнадцатилетний Ясуши. — И тебе, как наследнику Таджимы-сама, придётся окунуться во всё это с головой.
Отчёты не запоминались, однообразные и муторные, а вот история Индры и Асуры, детей Рикудо, отложилась в памяти. История о ненависти, братоубийстве и несправедливости, она была квинтэссенцией мира шиноби. Порой Мадара видел её во снах, каждый раз просыпаясь от таких снов с болью в груди. После этих снов он подолгу лежал и смотрел на брата под боком, прижимал его к себе поближе и думал, что не понимает, как у Индры вообще поднялась рука на младшего брата? Ведь он же — младший. Он всегда будет слабее, его надо защищать, тренировать, учить... Почему же Индра — старший — не позаботился о брате? Почему не помог ему с тренировками? Ясуши старше и сильнее, но он учит Мадару и помогает стать лучше, как старший брат. Так и Мадара, когда подрастёт, будет учить Изуну. А Изуна — малыша, который родится весной. Так почему же предки так не поступили?..
Мадара так и не решился задать этот вопрос взрослым, что так яростно клеймили Асуру. Асура был для них воплощением Сенджу, а Сенджу — врагами, что уносят жизни братьев и сестёр, отцов и матерей, мужей, жён и детей. Быть может, вражды можно было избежать тогда... Но сейчас уже ничего не изменить. Так решил Мадара, и в его мечтах малыш Индра учил и защищал малыша Асуру, предотвращая войну и вражду.
А за зимой вновь была весна. Вновь был храм — и на сей раз без всяких Сенджу, был плачущий младенец на руках у Норико-сама и был Изуна, сидящий рядом. Мадара сжимал его ладошку, чтобы тот не заплакал, и молился про себя, чтобы суметь защитить всех своих братьев. И Изуну, и новорождённого Изами.