***
— С-сука, — Гарри выстанывает, вонзив губы в ножку курицы в томатном соусе. Зейн согласно мычит с набитым картошкой и сырным соусом ртом и тянется к кудрям Гарри, в которых застряли опилки и листья. У него самого в чёрном вихре пара иголок и древесная пыль, но кудряшки Стайлса превыше всего. У каждого за столом тарелка с горой еды: сэндвичами, картошкой, крыльями, ножками, куском яблочного пирога с шариком ванильного мороженого; на соседнем столике угрожающей кучей сложены в мелкой стружке бензопила и остальные инструменты; Тайлер благодарно жуёт чизбургер, пока Галеки и Гик расписывают в твиттер историю о ночной мести для Эбби, с фото и даже видео, на котором смутно видные смеющиеся Зейн и Гарри вместе удерживают огромную бензопилу, водя ею по крепкому стволу дерева. — А что будет, если она напиздит родителям? — неожиданно спрашивает Стивенс. — А что она вообще напиздит родителям? — Родители воспитывали её как ебаную монашку, — Тайлер успокаивающе вскидывает руку со стаканом газировки, — они если про меня узнают - ей вставят по гланды, а что будет, если откроется, что малышка Эбби спала ещё с одним чуваком… Полупьяный гогот раздаётся в пустой забегаловке неподалёку от кампуса, парни выглядят счастливыми и сытыми. Зейн смотрит на всех и, слава богу, они все в порядке и невредимы. Объяснять медсестре, хули у кого-то коленка вывихнута, а у кого-то сломана ключица, хотя вечером всё было в порядке, чуть приелось. — Что-нибудь ещё? — голос довольно симпатичной официантки с огромными зелёными глазами и не менее огромной грудью раздаётся сквозь мысли о благополучии парней, и Малик замечает, как во все глаза на девушку пялится давно застрявший в учёбе Стивенс. Зейн хлопает его по плечу и кивает. — Сделай это, бро, — одобряюще шепчет Зейн, и вскоре Стивенс уже втрахивает эту официантку в дверь туалетной кабинки, придерживая ее за сочную задницу, оставляя там краснеющие полумесяцы от ногтей, а в отместку получая царапины на спине, потому что у этой сучки пиздецки длинные наращенные когти. Когда Зейн заходит отлить, он слышит высокие стоны и низкие узнаваемые хрипения, а еще ловит себя на мысли, что дверь вот-вот сломается. Стивенс кончает в презик и выкидывает его, а официантка, имя которой он так и не знает, прячет грудь в типичный костюмчик с эмблемой дешевой забегаловки и натягивает стринги. Он выходит первым под гул ребят и громкие аплодисменты, широко улыбаясь. Они идут по улице, заруливая в кампус и стараясь вести себя как можно тише, потому что никто не хочет словить пиздюлей. Но, когда Зейн вставляет ключ в замочную скважину, ему в глаза ударяет сильный свет фонаря. И это не его ребята. — Мистер Малик, на часах три утра, что вы тут вообще забыли вместе со всем братством? Мне позвонить декану? — спрашивает Джейсон — охранник — пока Зейн, как и все братство, застывает, так и не повернув ключ. Он отстраняется и спокойно улыбается, прокручивая в голове все отмазки, которые они еще не успели использовать. — Эм, понимаете… У Галеки застряла тачка, и мы ходили помочь ему привести ее в чувство, так сказать, — закусывает он губу, а все остальные подхватывают его версию, и среди парней слышится безоговорочное «Точно-точно», «Ох, ну и тяжелая ночка!». Охранник щурится. — С бензопилой? — он кидает взгляд на предмет в руках Стайлса, лезвие все еще покрыто опилками. Гарри улыбается во все тридцать два, потому что, серьезно, что в этом такого? — Ну да, — на отъебись отвечает он. — На всякий случай, — его голос звучит вполне убедительно, а сам он крепче сжимает ручку бензопилы. Мышцы на его руках перекатываются под кожей от тяжести, а вены, начиная от запястий, вздуваются, но он продолжает улыбаться, непонимающе смотря на охранника. Его снэпбэк сейчас, слава Богу, скрывает кудри с запутавшимися в них зеленым листьями. Охранник хмурится, но сказать против ничего не может, так что Зейн и Гарри спокойно кладут все инструменты и уходят обратно к дому, решая продолжить вечеринку и выжрать еще по бутылке за то, как они ахуенно наебали этого пиздюка Джейсона. На следующий день тот, конечно, узнает, нахуя им нужна была бензопила, но ловить их смысла уже не видит.***
Утро слишком ленивое, пожалуй, даже для этого дома. Воскресная вечеринка в честь «ну, а почему бы не побухать перед учебой», а потом «хули не отомстить за бро», и ещё «выпьем за отмщённого бро и наёбанного Джейса» выдалась более, чем славной: сейчас все валяются в своих комнатах, пока в гостиной суетится первокурсник Карл, сгребая в черный мусорный пакет кучу пластиковых красных стаканчиков и остатки воняющей пиццы. На лице — мрачная гримаса отвращения, а в душе гордость за то, что именно его выбрали достойным, пусть даже для такого занятия. Любой первокурсник хочет ощутить на себе атмосферу братства, постоянных пьянок и настоящей мужской дружбы, когда за тебя и в огонь, и в воду, и побухать, и донести до кампуса. Гарри, везучий черт, как всегда просыпается раньше всех, спускается на кухню, чтобы приготовить кофе, чай и коробку с бутылками воды. Все в доме удивляются только одной его способности: нажираться каждый вечер в слюни, а на утро чувствовать себя просто замечательно, насвистывая попсу и аккомпанируя себе шлепками обо всё, что попадётся; болтая слишком много для явно перепивших ночью друзей. Зейн же, хоть и президент Альфа Пси Дельта — он идеально подходит на эту роль: справедливый, умный, возможно, не самый спортивный, но он действительно живет своим братством, — не в состоянии позаботиться утром даже о себе, не говоря уже об остальных членах братства. По дороге к толчку он, пытаясь не выблевать свои внутренности вместе со вчерашней водкой, будит остальных, открывая дверь в каждую комнату, пытаясь быть хоть немного бодрым. — Джеймс, ленивая псина, поднимай свою задницу, — бормочет он, входя в комнату и раскрывая жалюзи, впуская в комнату яркий солнечный свет, от которого ему самому хочется взвыть, но он лишь терпеливо морщится и хлопает по плечу друга. — Грег, ёб твою мать, у тебя пара по философии через час, хер ли разлёгся? — и его слушаются. Чувак с каштановыми короткими волосами слабо ворочается на кровати, но вскоре уже потирает глаза и пытается подняться, рукой шаря по тумбочке, в поисках чего-то похожего на воду. — Джо, чувак, у тебя гандоны на полу, приберись, что ли, — морщится Малик, перешагивая через кучки мусора и хватая с тумбочки бутылку воды, сначала делая пару глотков, а после выливая остаток на голову Джо. Тот пытается увернуться, пряча голову под подушку, но Зейн стаскивает с него одеяло и хлопает по плечу. — Вставай, дружище, у тебя незачёт по дизайну. Да, именно так он доходит до ванной комнаты в конце коридора, закидывая полотенце на плечо и закрываясь. Вода слабо помогает ему прийти в себя, потому что его всё ещё мутит от запаха перегара и сигаретного дыма. Он обещает себе в миллионный раз, что все же в следующий раз он будет контролировать количество выпитого. На кухню он приходит вторым, несмотря на то, что отходняки у него самые тяжёлые из всего братства. Он смотрит на Гарри, который крутится возле холодильника в одних белых найковских шортах, которые не скрывают очертаний члена, и съехавшем красном снэпбэке, из-под которого забавно торчат кудри. — Доброе утро, бро, — мычит Малик, утыкаясь лицом в сложенные татуированные руки на столе и хныкая. Гарри поворачивается к нему и кидает бутылку воды, которую Малик еле ловит, поднимая ладонь в воздух. Зейн и Гарри — не просто лучшие друзья, они — самые настоящие братья, вместе поступившие на один факультет и прошедшие через пиздюли, бесчисленное количество вечеринок и партнёров по ебле, которых они, обычно, либо знали наизусть, либо не запоминали вообще. Зейн откидывается на спинку стула, опустошая половину поллитровки почти сразу, пока Гарри разогревает остатки вчерашней пиццы, от которой еще не несет тухлятиной, напевая злоебучего Джейсона Деруло. Вскоре к ним на кухню заходит Карл, гордо выпячивая грудь и поправляя съехавшие из-за работы очки. Он всегда знает, что, несмотря на его статус «мальчика на побегушках», его здесь уважают и ценят, как полноценного члена братства, и он всегда получит поддержку и помощь. — Доброе утро, — дружелюбно улыбается Гарри, протягивая первокурснику тарелку с пиццей. Вскоре на кухню заваливается Грег и Джо, которые, обычно, были самыми главными заводилами, но с утра пораньше от них трудно услышать что-то внятное. — Джо, твою мать, отныне ты точно мой кумир, — усмехается кудрявый, ставя еще пару тарелок на стол. — Те две цыпочки были просто отменными, ты так и не узнал их имени? — тот морщится, видимо пытаясь вспомнить хоть что-то, но лишь разочаровано пожимают плечами, как бы говоря «Нет, сори, чувак, я был в такое дерьмо, что даже не ебу, о ком ты мне впариваешь». — А это было до того, как мы поперлись пилить дерево или после? — Пилить дерево? — брови Джо ползут наверх, и он начинает угорать. — У вас остался видос? — Йоу, — на кухню влетает чувак с блондинистым петушиным гребнем, оставляя за собой шлейф адидасовского дезодоранта. Грег же протягивает Джо телефон. — Ник, ты пересдал историю искусств? — спрашивает Зейн, на что тот гогочет и отбивает кулаки с подошедшим Джи. У того на плече лилово-фиолетовый синяк, напоминающий ему о не самом удачном споре, когда он решил спрыгнуть на несколько ступенек вниз. Что-то пошло не так, и он, запутавшись в собственных ногах на пятой ступеньке, с грохотом ебнулся вниз, прокатываясь по лестнице. В этом доме споры — не редкость, правда, заканчиваются они всегда по-разному. Кровоподтеки и вывихнутые пальцы — не самое страшное. — На отлично. Писсарро гордился бы мной, если бы не был в заслуженном отпуске в Пер-Лашез, — хохочет он, забирая пиццу. — Бля, разбудите остальных, — ноет Малик, и Гримшоу не заставляет его ждать, уходя к лестнице и врубая на полную колонки, отчего со второго этажа приглушенно слышится ругань. Из своей комнаты выскакивает Гис. Он в одних трусах, а на груди, около сосков, красуется два ожога от бычков. — Гримми, ты ахуел? — выдыхает он и на минутку возвращается в комнату, закутываясь там в плед и выходя обратно. — И так голова раскалывается, — бурчит парень и присоединяется к парням на кухне, забираясь там на столешницу и смотря на всех все ещё чуть затуманенным взглядом. После завтрака все собираются гораздо быстрее, чем до, пытаясь окончательно прийти в себя. Кажется, каждый из Альфы Кси Дельты уверен: сегодня все будет спокойно. Им сто процентов нужен отдых. Зейн выходит из дома и начинает отсчёт выкуренных за день сигарет. — Итак, первая, — вздыхает он, делая глубокую затяжку и начиная шагать по направлению к институту. У входа его перехватывает Люси — секретарь декана — и просит его зайти в кабинет мистера Гиббинса «по очень важному делу». Зейн искренне надеется, что это не очередная хорошая новость, потому что нарушать традицию праздника нельзя, но второй пьянки печенка пакистанца точно не выдержит.***
— Можно войти? Мужчина кивает и прекращает писать, начиная лазить по ящикам в поисках какой-то бумаги. Зейн закрывает за собою дверь. На нем футболка с инициалами братства, но ему не обязательно её носить, чтобы люди его узнавали. — Что ж, мистер Малик, хочу поздравить Альфу Кси Дельту с очередным успехом. Ваше братство закрыло семестр со средним баллом Б, — он протягивает ему бумагу с баллами всего братства, и Зейн готов треснуть от гордости за парней, но он лишь кивает, улыбается и пожимает руку декану. — Рад слышать хорошие новости с утра, мистер Гиббинс. Они перекидываются ещё парой официальностей, и Зейн буквально вылетает из кабинета, набирая Нику и прося собрать всех на лужайке, чтобы объявить «невъебенно-ахуенную новость, бро». И на ланче все до единого действительно уже сидят на траве, дожидаясь Зейна. Тот появляется через минут десять, отбивая кулаки почти всему братству. — Альфа Кси Дельта, — начинает он. — Джентльмены. Сегодня хорошая новость прилетела от декана, — он достаёт листок, врученный ему Гиббинсом, и оглашает результаты, на что среди сидящих слышится громкий одобряющий гул. — И это значит, что сегодня у нас будет вечеринка по этому поводу! — сияя, заканчивает Зейн, будто совсем не он сегодня утром хотел свернуться в клубок и больше никогда, блять, не пить. Сейчас же он прыгает вместе с остальными парнями, повторяя инициалы братства. К ним подбегает Гарри, на ходу поправляя волосы и прижимая их зелёным снэпбэком. — Простите, меня задержали, — запыхавшись, произносит он. Его щеки по-блядски покрасневшие, а волосы немного влажные, и Зейн хмыкает, ударяя его кулаком по плечу. — Приглашаем своих сосок, потому что ночью будет жар… — У нас снова намечается вечеринка? — в глазах Гарри появляется огонек, и он чуть ли не подпрыгивает на месте от ебаной чумной бури внутри него. — Джи, спорим, ты не сможешь прокатиться на перилах сегодня? — гогочет он, и братство поддерживает его одобряющим улюлюканьем, а Джи с гордостью принимает новый вызов. Новость о вечеринке разлетается максимально быстро. Джимми, или же просто Джи, — сошедший с обложки красавчик, подкаченный и загорелый, с уложенными каштановыми волосами, на свету отливающими бордовым. Он со второго курса, и сегодня у них общая лекция с параллельной группой. Его рука ныла с самого утра, а какой-то голубоглазый уебок подъебал его по этому поводу, ведь вчерашняя пати действительно наделала шуму, особенно та часть про дерево. Кстати говоря, дорогуша Эбби так и не появилась сегодня в университете, а этот пиздюк выебывался всю лекцию, мешая Джи сосредоточиться. Круглозадый выскочка со звонким, вызывающим голосом, буквально кричащим «оттрахайте меня как следует», привлекает внимание и заставляет людей отвлекаться на него. Его шуточки не похожи на те, что обычно отпускают неопытные девственники, пытающиеся показать, что они разбираются во взрослых штучках. Этот похож на чувака, который знает цену своей дырке. И Джи решает взять его на слабо. После лекции он зажимает его у выхода из аудитории и жарко выдыхает на ухо: — Спорим, что ты не придёшь на сегодняшнюю вечеринку Альфы Кси Дельты и не покажешь, чего стоишь на самом деле, выскочка, — хмыкает он и отстраняется, смотря на парня с реальным вызовом. Голубоглазый лишь хмыкает: — Меня зовут Луи, - он отталкивает парня маленькой ручкой. - Это так. Чтобы ты знал, чьё имя выстанывать в сортире, придурок. Джи ахуевает, а Луи уходит, оставляя за собой шлейф терпкого одеколона и мятной жвачки. Кажется, вызов принят.***
Ебаная музыка уже в кишках Зейна, когда он буквально вываливается из задней двери дома на площадку чёрного входа. Он честно пытался пить, позволив Галеки и Стивенсу лить в его глотку спаленный ром и ледяной яблочный сок, но ему даже хуже не стало. Выблевать из себя душу сегодня вряд ли получится, так что Малик мужественно переступает данное самому себе обещание выкуривать не больше семи сигарет в день и кладёт в рот горькую красную Мальборо. Он слишком поздно замечает аккуратный свёрток в фирменной оранжевой бумаге — товар пятикурсников с факультета ландшафтного дизайна — чтобы не чертыхнуться и выкинуть недокуренную сигарету на землю. Это действительно подарок судьбы. Если бы не эти несколько граммов славно высушенного каннабиса, он бы не дожил до завтрашнего дня. Спать в этом бурлеске невозможно, а благодаря вчерашней попойке, желание спать — единственное, на что Малик способен. Без травы, во всяком случае. Кухню разрывают желающие плюхнуть в свои красные стаканчики льда, в то время как Зейн Малик делает первую затяжку аккуратно скрученного косяка, через пару секунд чувствуя характерную ватную слабость в коленках и необходимость часто-часто моргать. Он понимает, что не найдёт кудрявую голову Гарри, которая, скорее всего, сейчас двигается между бёдрами той тёлки из мед лаборатории, только когда какой-то потный чувак с рыжеватыми курчавыми волосками даже на локтях врезается в него, а потом падает под всеобщий гогот. Это довольно приопускающий настроение факт, учитывая, что, несмотря на охи и вздохи относительно косяков или сигарет, Гарри — лучший человек в этом кошмаре, даже если он сам иногда мразь, и единственная надежда Зейна проснуться в кровати, со стаканом воды на тумбочке и без сильных увечий. Гарри бы действительно позаботился о нём, вставляя свои комментарии относительно вечеринки или просто людей и заставляя Зейна смеяться или закатывать глаза; чёрт знает сколько раз он по-братски отказывался от траха чтобы не дать пакистанцу сдохнуть. Но сегодняшним вечером Малику придётся позаботиться о себе самостоятельно. Найти кого-нибудь в толпе и трахнуть, потому что после этого он точно вырубится до утра. Возможно, ту, с чёрными волосами и майкой с Халком. Или ту розоволосую. Или того с миндальной кожей. По-настоящему привлекает Зейна фигурка у дверного косяка, стоящая в достаточной для демонстрации большой, действительно большой симпатичной задницы, развёрнутой позе. Всё тело этого невысокого шатена, который в замутнённом мозге Зейна сразу отразился как Питер Пен, из-за маленького носа, небольшого лица и живой подразнивающей улыбки, буквально кричит своей позой о жажде внимания: и выгнутая дугою спина, и скрещенные на неширокой груди руки, усеянные татуировками, больше похожими на детские рисунки; и согнутая нога, носком которой парень упирается в пол. Он говорит с какими-то девочками, выглядит вызывающе и маняще, и Зейн останавливает Шона, одного из парней в красно-белой футболке с инициалами братства: — Кто это? — Зейн показывает подбородком на мальчишку, который звонко смеётся, привлекая к себе ещё больше людей. — Соска Джи, — Шон усмехается. — Он, вроде, поймал его сегодня на лекции. — Выёбывался? — Зейн интересуется, хмыкая под нос. — Ага, — парень смеётся в ответ. — Сказать Джи, чтобы искал другого? Зейн хищно усмехается и отталкивается от стены, на ходу распознавая одну из девушек, с которыми говорит парень. Он, Зейн, с ней иногда дискутирует на философии, потому что только они вроде бы не кладут хуй на пары по кругам ада Данте и гоголевским душам. Он уже хочет открыть рот и лениво проронить пару слов насчёт эссе по Киплингу, которое нужно сдать завтра, с удовольствием ловя краем глаза оценивающий взгляд приглушённых чёлкою глаз, но его опережают. Формальности превыше всего — и именно поэтому в следующую минуту Малик отвечает на незамысловатые поздравления, скривя губы и вертя в пальцах косяк. — Может, ты его уже зажжёшь? — пространство разрезает острый звонкий голос, чуть с хрипотцой, не дерзкий, как это бы сделал первокурсник, но с вызовом, как это бы сделал заинтересованный человек с заслуженно высоким ценником. Девушки хихикают. Зейн не меняется в лице, нащупывая в кармане зажигалку. Он подносит её к губам, между которых уже зажат свёрток, чуть ли не фыркая, увидев, что мальчишка облизнул слегка потрескавшиеся губы розовым язычком. Малик затягивается, и изо рта вылетает бледный дым, тут же растворяющийся в и так надымленной комнате. Луи поворачивается к нему спиной, делая вид, будто вовсе не заинтересован, хотя сам прекрасно знает, чем все закончится. Он чувствует, как член Зейна упирается в его промежность, а свободная рука начинает скользить по его телу, сжимая сначала талию, а после — тазобедренные косточки, буквально насаживая Томлинсона на себя. Зейн танцует с ним, виляя бедрами, когда Луи закидывает голову и его мутные глаза встречают карие, также подернутые дымкой. Не разрывая зрительного контакта, он снова облизывает губы и тянется к зажатому между указательным и большим пальцами Малика косяку, чуть приподнимаясь на цыпочках. Он сосёт. Он втягивает дым своими блядскими щеками, всё пялясь в чёрные глаза, отсвечивающие алым от ламп на стенах. Кожа на щеках натягивается на острые скулы, образуя две резкие секущие, и, когда он отрывается от косяка и на минуту прикрывает глаза, струйкой выдыхая дым куда-то вверх, Зейн не видит причины не делать с ним абсолютно всё, что пронеслось в его голове за эти блядские три секунды. — Тут слишком людно, — он говорит, прежде чем развернуться и начать шагать по направлению к лестнице, практически сразу чувствуя цепкие тёплые пальцы на запястье. Губы Луи растянуты в кривой ухмылке, а ресницы подрагивают от резко давшей в голове травы. Парень пригвождает Зейна к стене его комнаты, даже не закрыв дверь. Его губы сухие, отдают кисловато-горьким дымом от травы, и слегка чувствуется привкус водки. Малик немедленно хватает талию шатена, который стонет ему в рот как только трение между телами задевает встающий член. Зейн целует его по-цыгански, делая глубокую затяжку и выдыхая все сквозь грязный влажный поцелуй, в котором парню по причине слегка одурманенной головы Зейна разрешено вести, прикусывая пухлую нижнюю губу и облизывая нёбо пакистанца. Малик чувствует, как пальцы спускаются по его груди вниз, к ремню, пряжка которого в следующую секунду расстёгивается со звонким лязгом, и шатен отрывается от истерзанных губ с развязной улыбкой и искрами в глазах, на которые падает свет из распахнутой двери. Не теряя времени он падает на колени, расстегивая ширинку охнущего от быстрых действий, чуть смутно проникающих в одурманенную голову, пакистанца. Зейн вспоминает о том, что косяк всё ещё в его руке, и он, не думая, подносит его к губам облизывающегося парня, с блядской ухмылкой делающего глубокую затяжку, а рукою водящего по вставшему члену Зейна, размазывая по нему выделяющуюся естественную смазку. Малик громко выдыхает, пытаясь не застонать от тёплых пальчиков, надавливающих на головку, но в следующий момент он хрипло ахает, почувствовав горячий рот, заглатывающий его член практически полностью. Можно даже сказать профессионально. Вот же шлюха. Он запускает пальцы в мягкие волосы, поглаживая влажную тёплую кожу головы, пока губы, так восхитительно чувствующиеся на члене, медленно двигались вперёд и назад. Зейн не может сдержать хрипловатых выдохов, когда чувствительная головка касается задних стенок горла мальчишки, чуть наклоняющего голову влево и вправо по мере нарастающей скорости движения. Он чуть приподнимает голову, встречаясь голодным взглядом голубых глаз с чёрными пламенными глазами, и стонет, сжимая свой изнывающий член через ткань штанов рукою. — Какая прелесть. Зейн и парень одновременно поворачивают головы к раздавшемуся сквозь долетающие снизу биты низкому голосу под влажное чпоканье покинувшего рот шатена член. У двери стоит ухмыляющийся Гарри, глаза которого пожирают обоих парней тёмным оценивающим взглядом. В голове Зейна мелькает мысль, что он будет снова закатывать скандал из-за того, что комната накурена, хоть она и не его, но всё прерывается севшим голосом парня: — Присоединишься? Эта мысль Малику нравится больше, и он смотрит, как рот Стайлса ещё шире растягивается в ухмылке, пока он медленно идёт к ним, на ходу расстёгивая молнию на своих джинсовых коротких шортах. Его кудри растрёпаны, на шее чернеющие засосы, но Гарри был бы не Гарри, если бы отказался. — С радостью, солнышко, — он говорит, проводя ладонью по лицу мальчика и хлопая его по щеке, который со вздохом смотрит на полу вставший член перед ним. У него в глазах ненасытный блеск, а ресницы подрагивают от нетерпения и желания. — Я Луи, — его голос сипит, но звучит твёрдо, всё также с вызовом, по-сучьи. — Гарри. Приятно познакомиться, — его улыбка ослепительна, а глаза чёрные, пока Луи оставляет мокрый поцелуй на возбуждённом до предела члене Зейна и оборачивает вокруг него руку, ртом же опаляя головку Стайлса. Тот охает, оперевшись рукой об стену, от него пахнет спермой и выпивкой. Луи начинает сосать, надрачивая другой рукою Зейну, и парни из братства обращают взгляды друг на друга, без слов стукаясь кулаками. Гарри громко стонет, в следующую секунду хватаясь за плечо Малика, чтобы не упасть, и Зейн не может не зажмуриться от чувства наслаждения, когда большой палец Луи нажимает на его головку. Этот парень создан для членов. Гарри, который и так был слишком чувствителен от предыдущей его пассии, кем бы она ни была, не может держаться долго. Комнату заполяют всхлипы, а рот Луи — сперма Стайлса, которую он сглатывает, отодвинувшись от него с нуждающимся стоном. Пока кудрявый восстанавливает дыхание, Зейн поднимает Луи с колен и прижимает его губы к своим, чувствуя вкус и запах лучшего друга сквозь липкий блядский поцелуй. Шатен стонет, когда Малик сжимает его член через влажную ткань, и Зейн подталкивает его к кровати, на ходу избавляя его от футболки. Его собственный член до боли возбуждён, и поэтому пакистанец буквально швыряет Луи на матрас, тут же сдёргивая с него грёбаные джинсы. Тот со сбившимся дыханием встаёт на четвереньки, пока Зейн стягивает с себя футболку, и снова припадает к члену, другой рукою водя по своему с низким мычанием. У него закатываются глаза от удовольствия, от чувства горячего тяжёлого члена в глотке и прохладных пальцев, которые убирают влажные пряди со вспотевшего лба. Гарри не заставляет себя ждать и откидывает в сторону рубашку, которая до этого и так не скрывала красивого пресса и бабочки меж ребер, выстанывая низкие хриплые звуки от вида получающего отсос Зейна — одного из самых горячих людей, что он когда-либо встречал — Луи, большая круглая задница которого призывно выпячена выгнутым позвоночником. Он мог бы кончить ещё раз, лишь пару раз проведя по члену на эту картину и слушая мокрые сосущие звуки и стоны Зейна, но трахнуть эту задницу ему хочется больше. Он быстро находит смазку в тумбочке, так как у него самого её часто нет и приходится просить у бро, выдавливает немного на пальцы и направляет сразу два в сжимающуюся розовую дырочку. Парень мычит где-то спереди, насаживаясь на длинные пальцы, которые Гарри разводит ножницами, второй рукою шлёпая по ягодице выгибающегося и стонущего Луи. — Не терпится уже почувствовать чей-то член внутри, да? — Луи в ответ мычит и чуть ли не всхлипывает, а Гарри разрабатывает проход не так хорошо, как мог бы, изнывая от желания и нужды, и уже через минуту натягивает на член презерватив и приставляет к покрасневшему входу головку, запрокидывая голову и подправляя красный снэпбэк, в экстазе выдыхая, когда узкие стенки сжимаются вокруг него. Гарри наблюдает за тем, как Зейн ласково поглаживает Луи по щеке, пальцами обводя очертания своего члена, который выпирает через натянутую щеку Луи. Он зарывается рукой в спутанные и вымазанные в геле волосы, поднимая голову засранца-второкурсника, встречаясь с его блядским, похотливым взглядом уже хуй знает какой раз за последние полчаса. Луи скользит языком вниз, к основанию члену и посасывает яйца Малика, не прекращая работать рукой, отчего Зейн не выдерживает. Гарри слышит хриплый протяжный стон кончающего Зейна, и уже в следующий момент комната оглашается звонким стоном Луи, так как Стайлс вошёл резко и одним быстрым движением, из-за которого снэпбэк на его голове чуть съезжает вниз, но Гарри лишь поправляет, надевая задом-наперёд. — Блять, — хрипло выдыхает он. — Какой узкий, как будто тебя не трахали никогда до этого, — Луи готов взвыть, сильнее прогибаясь в спине и жадно подмахивая бёдрами. — Но тут всем ясно, что ты та ещё шлюха, сколько уже имели твою дырку? — рычит Гарри, наваливаясь на него сверху и расставляя руки по бокам от талии Томмо, делая несколько грубых толчков в такой позе, вскоре вновь выпрямляясь. — Блять, бро, он так сосет, — стонет Зейн, делая затяжку и докуривая косяк. — Хорошая шлюха. Он кладёт пальцы на две мягкие ягодицы, чуть отталкиваясь, но потом входя снова, до самого основания, вызывая сладкий вскрик. Когда Гарри поднимает глаза, он видит горящие глаза Зейна, жадно смотрящего на них, и улыбается, снова отталкиваясь и постанывая, вспомнив, что Малик однажды попьяне сказал, что кончает под его стоны за стеной. Зейн действительно дико реагирует на срывающийся голос Гарри во время очередного траха, будь это первокурница, ассистент профессора физики, парень из братства, слишком бухой, чтобы соображать, кому отдаваться, или просто надрачивающий себе от скуки Стайлс, потому что дрочка — это неплохо. И сейчас, когда этот человек попросту имеет срывающегося на крик Луи, двигая обнажённой грудью с чернеющими татуировками, большинство которых они набили вместе, когда жилки на его сильных руках поднимаются до самых предплечий, а горящие зелёные глаза смотрят прямо на него, не смотреть в ответ разбитым взглядом невозможно. И в этот момент они вновь отбивают друг другу кулаки, потому что это ахуенно — делить такие братские моменты друг с другом, и каждый думает, что делиться соской — это значит ахуенно доверять друг другу. И каждый думает, что, в общем-то, и жизнь отдаст за другого. Потому что это дух братства, блять. На первом этаже буря: все решают отхуярить принесенную кем-то пиньятту. Они понятия не имеют, что в ней, но всем буквально похуй на это, потому что разъебать пиньятту — это то, что сейчас кажется действительно необходимым. Они забегают на второй этаж и привязывают ее к крюку, который висит тут уже ахуенно давно, и никто не помнит, зачем он здесь. Однако теперь Найлу - приглашенному третьекурснику, который ведет себя, как первокурсник - вручают биту и завязывают глаза. Он не успевает даже замахнуться, как раздается пьяный, хохочущий возглас. — Еб твою мать, Малик, это моя соска! — возмущается Джо, конечно же, в шутку, потому что братва важнее дырок. Все оборачиваются на распахнутую комнату и смотрят на раскинувшееся перед ними зрелище, а Найл перестает что-либо понимать, крутясь вокруг с завязанными глазами. Все пялятся на мокрую от пота спину Гарри, то, как его лопатки сведены и то, насколько глубоко он в Луи, щеки которого сейчас еще больше покраснели, становясь такими же пунцовыми, как и его влажные губы, по которым Зейн проводит головкой, даже не обращая внимания на толпу. Гримшоу, Гис и Грег отгоняют зевак от двери, ухмыляясь и говоря что-то вроде «шоу платное, ребятки». А Найл все так же ждет, пока получит команду разъебать пиньятту. Гарри не прекращает трахать Луи, царапая его бедра своими ногтями, слишком сильно сжимая мягкую молочную кожу. Он замечает, как Малик поджигает новый косяк, и тянется к нему, входя в Луи до основания и застывая. Стайлс целует влажные губы друга под гул ребят из братства (он узнает в них Стивенса и Галеки), вдыхая сладковатый дым и закатывая глаза, начав еще сильнее толкаться в Луи. Когда он видит, что рука Зейна снова проводит по встающему члену, Гарри выходит из Луи, вызывая его вскрик, и ложится на кровать, руками насаживая Луи на себя, оглаживая его худую грудь, пальцами проводя по вставшим соскам, а после сжимая талию. Член Томлинсона прижат к животу, на котором виднеются теперь небольшие прозрачные вязкие капли, и Стайлс проводит по нему один раз, сжимая и проводя большим пальцем по головке, вырывая из Луи всхлип. Губы шатена вспухшие от того, что он так усердно сосал, и красные, ресницы дрожат в удовольствии, а ненасытные голубые глаза закатаны в экстазе. Щёки пунцовые, так как он сидит лицом к распахнутой двери, и буквально все, кто тусит на втором этаже, могут видеть его. Но никого это уже не удивляет, за исключением некоторых ребят с первого курса. Все, на самом деле, увлечены тем, как Джо собирается прокатиться на перилах с Гиком на плечах. Зейн пристраивается сзади, раскатывая презерватив по члену и смазывая его, упираясь головкой в отверстие Луи. Малик обнимает парня за талию, прижимая его спину к своей груди и с трудом толкаясь внутрь под дикий высокий крик, опускаясь к шее и оставляя пару ярких засосов, когда Гарри медленно начинает надрачивать Томмо; тот не знает, что чувствовать: дьявольскую боль или тугое, переполняющее его во всех смыслах наслаждение. — Какой хороший мальчик, — рычит Малик ему в ухо, прикусывая мочку, и Стайлс в удовольствии прикрывает глаза от этой картины, низко выдыхая. — Как тебя легко укротить, всего лишь двумя большими членами, да? — хмыкает он, толкаясь еще дальше, растягивая парня до предела. Луи срывает голос, чудом находя в себе силы двигать бёдрами в ритме парней, чувствующих друг друга в горячей влажной тесноте. От осознания того, что член Гарри прижат к его члену, что это момент их тотальной близости, сносит нахуй крышу. Малик тянется рукою к члену Томлинсона, по которому всё так же медленно двигается широкая ладонь Стайлса, и сжимает его яйца, отчего парень подскакивает, хватая ртом горячий влажный воздух, и кончает, обессиленно опуская макушку на плечо Зейна. — Ебать... — хныкает он, все ещё будучи очень чувствительным. Его ноги немного дрожат от перенапряжения. Сам он пытается привести в порядок дыхание. — Нравятся наши члены? — шипит Зейн, а Гарри ухмыляется. Луи продолжает вяло крутить тазом, но этого не нужно: кудрявый кладёт руки на его талию и двигает его самостоятельно, размазывая полупрозрачную жидкость по бокам и рёбрам. Они вместе двигаются в расслабленной, всё ещё чувствительной дырке, не сводя друг с друга глаз, двигая бёдрами в унисон, трахая Луи как самую последнюю шлюху. Гарри кончает в один момент с Зейном, хрипло и протяжно простонав, в то время, как Малик прикусывает нежную кожу на плече Томлинсона, отчего тот скулит, весь влажный, липкий, вымазанный в своей же конче. — Ты молодец, малыш, — шепчет Стайлс, поглаживая ягодицы Луи и на минутку проникая внутрь пальцем, вырывая очередное «Блять» из уст Луи. Стайлс приподнимает его бёдра, буквально снимая мальчика с себя и Зейна, он переутомлён, едва ли издаёт звук, когда из него выходят, в изнеможении закатывая глаза. Зейн, придерживая его, укладывает на постель, бормоча, что тот отлично постарался и поработал своей попкой и проблядушным ртом. Зейн снимает с члена заполненный презерватив и кидает куда-то на пол, куда отправляется и гондон Гарри. Стайлс смотрит на стройную фигуру Зейна, на перекатывающиеся мышцы на ногах и плечах, когда тот идёт к двери, чуть пошатываясь, и возвращается со смоченным полотенцем. Малик вытирает живот уже спящего Томлинсона, проводит по запачканным бёдрам Гарри, отбрасывает тряпку и со стоном падает на кровать по другую сторону Луи, грудью чувствуя вздымающуюся спину. Он вытягивает руку, и Гарри отбивает ему кулак, после чего рука Зейна падает на талию Стайлса, поскольку ни капли сил больше нет.***
Зейн просыпается от громкого сопения под ухом. Луи, крепко спящий, распластался по всей постели, выбрав подушкою именно шею Малика, от которой тот осторожно отлепляет парнишку. Он встаёт с кровати и идёт в ванную, захватив пару бейсбольных шорт. Малику снова тошно, возможно, не так сильно, как вчерашним утром, но желание выхаркать свои лёгкие остаётся ведущим. Из-за ахуенного, долгого, выматывающего траха он отвлёкся вчера от выпивки. Те, кого он будит, встречают его дружескими усмешками. — Бля-я, — Зейн встречает бьющего по столу в ритме Рианы Гарри хриплым воем. Его бёдра дико болят, потому что, в отличие от остальных парней, он не играет в баскетбол, или футбол, или бейсбол, и трахать кого-то на пару с Гарри Стайлсом — не самое беспоследственное. — Проснись и пой, Спящая Красавица, — со счастливой ухмылкою пихает под нос Зейну чашку крепкого чёрного кофе Гарри. На плите жарятся несколько яичниц в четырёх огромных сковородках, из колонок доносится сбивчивый и сиплый голос Гримшоу, который по утрам вторника ведёт какую-то бурду типа новостей по университетскому радио. Зейн скидывает ему смс с невинным «Как дела?», и через минуту на радио слышится сердечное «пошёл нахуй, бро» и извинения за минутную оговорку. Гарри смеётся, потягиваясь и хватая лопаточку. — Завтрак готов, животные! — он орёт на весь дом своим громким блядским голосом, из-за чего Зейн подскакивает и едва ли не выливает на себя горячий напиток. — Сука, Стайлс, — он шипит, принимая из рук друга тарелку с дымящейся яичницей с беконом, сыром и поджаренными помидорами. — Спасибо, чтоб ты сдох. — Стараюсь, — он подмигивает и солнечно приветствует Карла, который жизнь свою просрёт на то, чтобы собирать красные стаканчики, сожжённые трусы и бутылки каждое утро после пьянки. Позавтракав и поблагодарив всевышнего за то, что у всего дома во вторник утренняя тренировка, а значит он сможет вздремнуть в тени раздевалки на поле, Зейн идёт в комнату, параллельно пытаясь внимать быстро тараторящему о проекте для Вэйна, омерзительного профессора информатики, который они должны приготовить вместе к пятнице, Стайлсу. — Доброе утро, солнышко, — что-то мутное про таблицы и суммы сменяется насмешливым сладким приветствием, когда Гарри видит сидящего на кровати Луи. Зейн ухмыляется и поднимает брови, стоя в дверях, пока Стайлс любовно собирает свою сумку, запихивая туда шорты, футболку, две бутылки воды и снэпбэк. В комнате Зейна больше вещей кудрявого, чем в его собственной, «потому что твоя ближе к лестнице, бро». — Как спалось? — интересуется Зейн, пока Луи медленно трёт костяшками глаза, пытаясь сфокусироваться на происходящем. Он закатывает глаза, пытаясь особо не двигаться, на что оба парня из братства смеются и отбивают кулаки. — Что насчёт пойти нахуй? — его голос сорван и хрипит похуже Стайлсовского после матча. — Что насчёт завтрака? Внизу Карл, так что… — Гарри взваливает на плечо сумку и задирает бровь. — А второго раунда? — он, видимо, приходит в себя и улыбается самой блядской улыбкой на всё грёбаном свете. Гарри и Зейн гогочут, после чего Стайлс с сожалением разводит руками, говорит привычное «Качалка важнее давалки», ухмыляется, бьёт по протянутому кулаку Малика, и они с гурьбою отходящих и слегка покалеченных братьев Альфа Кси Дельта покидают особняк, беседуя о Вэйне и том, как поделикатнее послать его нахуй.***
Спокойно дремлющего и никого не трогающего Зейна будит сильный толчок и внезапное тепло от разгорячённого влажного тела. Он недовольно разлепляет глаза и фокусирует взгляд на потного тяжело дышащего Гарри, рухнувшего рядом на пластмассовое сидение. — Вы всё уже? — сонно бормочет пакистанец, смотря на часы. — Принцесса не выспалась? — хмыкает Гарри, всё ещё хватая ртом воздух и в пару секунд опустошая полулитровую бутылку воды. Зейн выуживает из сумки вторую и протягивает кудрявому, когда к ним подбегают Галеки и Джи, а потом и все остальные. — Ну что, голубки? — переводя дыхание, бросает Ник, обводя их двоих пристальным взглядом. — Го после пары в Папу Джонс? — Давайте две мегамаргариты и сырную? — скулит Стивенс, отбрасывая прочь пустую бутылку. — Пошёл нахуй со своей маргаритой, я хочу ананасовую! — Гик никогда не отличался вкусом в еде. — Тогда и бери себе свою ананасовую, а мы будем есть нормальную еду, — Тайлер закатывает глаза, стянув футболку. — Может, пепперони, маргариту, обычную ананасовую и сырную? — предлагает Гарри, осушив вторую бутылку и, наконец, отдышавшись. Парни согласно кивают, думая над тем, кто что будет брать как закуску и идут в душ, оставляя Зейна додремать ещё на пару секунд. Он действительно счастлив быть в Альфа Кси Дельта.