Шкатулка с камнями

Как и любая другая леди, она с детства любила истории о блистательных храбрых рыцарях и их подвигах, воспеваемых в песнях и легендах талантливыми бардами. Последние редко бывали на Тарте, и каждый раз она, сидя подле, вслушивалась в каждую строку, не в силах оторваться и перестать мечтать. На этом все сходства с высокородной леди у Бриенны заканчивались. Нескладная, не отличающаяся красотой и слишком крупная для женщины, она предпочитала меч, щит и копье игле для вышивания, вызывая молчаливое осуждение матери и откровенное непонимание, граничащее с презрением — окружающих. Но она словно подпитываясь этим презрением, этими взглядами и колкостями, запросто срывающимся с уст как благородных рыцарей и лордов, так и простолюдинов, становилась лишь упорнее, идя к своей цели и ни на миг не отказываясь от мечтаний. Сильная от рождения и имеющая возможность заниматься с лучшими мастерами над оружием, она легко овладела воинским искусством, замечая, как хмурость отца, не оставляющему из-за настояний леди-матери попыток выдать её замуж, сменилась горделивыми, хоть и посылаемыми тайком от жены улыбками. И она шла — медленно и упорно, не останавливаясь ни на мгновение, словно мчащий через бурелом олень, как тот, что изображен на флаге их сюзерена; шла к мечте, не обращая внимания на злые насмешки и пренебрежение других рыцарей, несмотря на все её мастерство, сноровку и умелость. И, когда она, наконец, добившись своего, стояла победителем турнира перед помостом короля — её лорда, лорда Штормового Предела, в сплетенной из оленьих рогов короне — Бриенна больше всего боялась, что повторится то, через что ей приходилось проходить столь много раз. Хоть в то же время и знала: даже усмехнись он в ответ на её просьбу взять в королевскую гвардию, позволить защищать денно и нощно и, если потребуется, отдать жизнь за него, едва ли бы она перестала смотреть на него так, как смотрела прежде. Появись даже в темно-синих, словно вобравших в себя весь шторм и грозы, беснующиеся вокруг его родового замка, глазах лед, едва ли перестала бы любить — безбрежно, хоть и без надежды получить хоть что-нибудь в ответ. Она знала его прежде, знала и понимала, что опасения — совершенно напрасны, Ренли, в отличие от других, был добр к ней и великодушен, как и полагает быть превосходному, истинному королю. Но, одно дело — обычный танец, которым он, посещающий Тарт, избавил её от насмешек, и совсем другое — видеть, как женщина, по словам подавляющего большинства, не созданная для этого, выбивает из седел своих противников или же яростно, на равных, сражается с рыцарями-мужчинами… Но он, не зная, что этим ещё сильнее захватывает её сердце, как и направленной лично ей мягкой, обаятельной улыбкой, согласился. Согласился, сам сходя с помоста и накидывая ей на плечи последний темно-синий плащ. Он сказал тогда ей, что плащ подходит к её глазам, и, едва слышавшая это и вынужденная склониться, несмотря на его довольно высокий рост, Бриенна густо зарделась, становясь, вероятно, ещё нелепее, вызывая ещё больше усмешек. Король не смеялся и не усмехался, в глазах, под длинными ресницами, словно наведенными углём, читалась благодарность и серьезность, когда он принимал её присягу. И, глядя на него, чувствуя его пальцы на своем плече даже сквозь кольчугу, она ощущала себя настолько счастливой, как никогда в жизни. В его темных, слегка растрёпанных волосах, не скрытых обручем короны, виднелись влажные капли — кажется, во время одного из последних её поединков накрапывал легкий дождь, Бриенна не могла вспомнить, пытаясь унять дрожь в пальцах и уверенно продолжить свою клятву. Несколько волосков выбилось из аккуратной бородки, а светлая, почти бледная кожа казалась ей невероятно нежной, несмотря на суровую природу их края, продуваемого солёными ветрами. Хотелось, забыв обо всём, податься вперёд, перехватывая руку, удерживающую меч, лишь бы прикоснуться, хотя бы на миг почувствовать сильнее запах свежести и дождя — она уверенна, что он въелся в кожу лорда Штормового предела — насладиться тем, как удивленно распахиваются глаза, а темно-синий обращается ещё более глубоким оттенком… Отогнать подобные мысли, бросая взгляд на следящую за ними со своего места ослепительно-красивую, с копной русых волос и точеной фигуркой королеву, легко. Но, тем не менее, проговаривать последние слова своей присяги, зная, что они совершенно искренни — ещё легче.

***

Бриенна знала его пять лет и в то же время всего лишь пару часов. Но даже за это время, вслушиваясь в бархатный голос, порой становящийся жестким и властным, но — никогда — не теряющим обезоруживающей галантности, она чувствовала, как, кажущиеся и до этого несказанно сильными, чувства крепнут с каждой минутой, с каждым словом. Бриенна не умела говорить складно, и уж тем более её речи были далеки от изящных и переливчатых речей её короля, в голову приходило одно-единственное слово, способное охарактеризовать её отношение к нему: «обожание». И оно было правильным. Обожать его, наслаждаться всеми позволенными мгновениями, прекрасно сознавая, что потаенные, тщательно скрываемые от самой себя в дальних уголках разума вожделения никогда не воплотятся в жизнь. Обожать его было правильно, единственно-верно, и Бриенна собиралась делать это до последнего вздоха — своего, ведь иначе быть и не могло. Слуги в бледно-зеленых, украшенных розами Тиреллов камзолах, почтительно склоняются, один из них приоткрывает полог тяжелого шатра, и король что-то замечает, искренне, тепло, усмехаясь, чем вызывает смех. Он относится так ко всем — не обращая внимания на титулы, фамилии или отсутствие оной, и Бриенна, пропуская леди Кейтелин и входя следом, вдруг замечает, что улыбается тоже. Чувствовать это — невероятно странно, улыбка нечасто появляется на её лице, жизнь и окружающие редко дают поводы, и оттого Бриенна улыбается ещё шире, замечая собственное отражение в зеркале. Напольное, со скачущими по раме золотыми горделивыми оленями, оно, вероятнее всего волшебное, иначе как объяснить, что она находит сама себя едва ли не красивой, глядя в серебристую гладь?.. Король Ренли замечает её взгляд, отходя на несколько шагов в сторону, чтобы тоже скользнуть в зеркальной поверхности, озорно подмигивая только ей оттуда, и Бриенна замирает, смущенно опуская глаза — ярко-голубые, почти сапфировые и вовсе не невзрачно-серые — и чувствуя, как бьется в грудной клетке под доспехом сердце. Его Величество уже отослал слуг, не желая слушать их возражения и сам, подходя к резному дубовому столу, наливает вино, предлагая его своей гостье. Та вновь поднимает разговор о том, что ему нужно примириться с братом и Бриенна замечает, как улыбка всего секунду назад расположенного всей душой её короля, становится немного стеклянной, а он сам — словно осунувшимся и непривычно, пугающе изнуренным. Видение развеивается почти в тот же миг, оставаясь незамеченным для красивых, кошачьих глаз Кейтелин Старк, король же подходит к зеркалу, замирая перед ним и тянясь к застежке коричневого, накинутого поверх доспехов плаща. Бриенна оказывается рядом в тот же миг, предупредительно касаясь его пальцев и начиная снимать тяжелый плащ. Когда она, положив его на спинку глубокого плетеного кресла, возвращается чтобы приняться за доспех, лорд Ренли уже снял свою корону и задумчиво разглядывает её, крутя в руках и касаясь подушечками пальцев неострых ветвистых зубцов. Заглядывая в его удивительно-красивые и печальные глаза, она ощущает смутное беспокойство, нарастающее все больше и больше. Бриенна порывисто вздыхает, хватаясь за меч и озираясь, будто бы в тенях углов может скрываться противник, король же слегка удивленно изгибает темную бровь, опуская правую руку. А в следующие мгновения, сливающиеся для них всех в единый миг, резкие порывы сильного, практически штормового ветра, заставляют стены шатра задрожать, словно от ударов великаньих кулаков, полог с одной стороны распахивается, впуская встревоженных слуг и пару мечников, а вскрик леди Кейтелин замирает в воздухе, словно испуганная птица. Корона падает наземь, обручем прокатываясь у её ног и тут же падая с тихим, глухим стуком. Ещё до того, как увидеть и не поверить своим глазам, Бриенна оказывается впереди, наблюдая за тем, как тень в ниспадающих тяжелых одеждах, появляется в десятке шагов от них, стремительно подаваясь назад и нанося удар незримым клинком прямо в центр зеркала. В сердце отражения её короля. Звон летящих во все стороны острых осколков затмевает все остальные, Бриенна же не видит ничего, кроме силуэта, вновь изменяющего свое положение и молниеносно приближающегося. Оно — чем бы это ни было — уже осознало свою ошибку и вновь поднимает темный, сплетенный из тьмы меч, готовое пронзить настоящее, качающее горячую кровь сердце, навеки прерывая жизнь, которую она поклялась перед всеми богами, Старыми и Новыми, оберегать. Бриенна видит лицо, молочно-бледное, глубокий капюшон от резкого движения соскальзывает с головы, обнажая красные волосы и столь же красные, нечеловеческие глаза, как и мигающий в такт дыханию рубин, висящий на полной груди. И когда острие меча устремляется к своей цели, оказывается прямо перед ним, отводя сталь своим собственным мечом и с кружащим голову наслаждением видя, как тень Красной женщины покачивается, баюкая ополосованную напоследок руку. Она вновь поднимает оружие, готовая к очередной попытке и, слыша звук обнажаемой стали и скосив взгляд, неосознанно подается вперёд и слегка вправо: король, стряхивающий осколки зеркала с рукава бархатного зеленого камзола свободной от меча рукой, нетерпеливо покачивается на каблуках сапог; с его щетинистой, колкой щеки скатываются капли крови от неглубокой царапины на скуле. А в следующий миг тень, издав слабый стонущий вопль, рассыпается пеплом, тут же срываемым с пола порывом ветра.

***

Они одержали победу следующим утром, а леди Кейтелин, собирающаяся покинуть их перед самой битвой, осталась, чтобы продолжить переговоры между королём Ренли и своим сыном. Глядя пред собой и видя кивок проходящего мимо шатра пожилого рыцаря, Бриенна все ещё ощущает себя там, прямо в гуще сражения, за правым плечом своего короля, не пожелавшего остаться в стороне от боя, несмотря на покушение и настойчивость некоторых из его советников. Мелисандре Асшайской, красной жрице чуждого им всем коварного бога, больше не удалось прибегнуть к черным чарам, но она по-прежнему не может забыть той секунды, когда та появилась сбоку, кутающаяся в свои тяжелые темно-красные одеяния и направляющая тонкую, обнаженную по локоть руку в сторону Ренли. Магия не откликнулась, на сей раз клубящаяся угольно-черной дымкой тень не появилась, лишь бушующее над полем битвы небо стало словно ещё более разъяренным, сразу несколько ветвистых молний ударили вдали, а дождь, и до того сильный и мешающий рыцарям, припустил ещё сильнее. А уже всего пару часов спустя, Бриенна собственноручно вела ведьму на возведенный помост со столбом, устремляющимся в грозно-свинцовые небеса и наблюдала за тем, как Красная женщина, не издав ни единого вскрика, бессильно пыталась освободиться от веревок до самой последней секунды. И чувствовала при этом лишь облегчение от того, что выполнила свой долг, сумела защитить там, где не справился бы никто другой, не позволила свершиться тому ужасному, что, скорее всего, обратило бы её саму в жаждущий лишь возмездия блеклый призрак. Встряхнув головой и ощущая, как намокшие от дождя короткие пряди ниспадают на лоб, она заставляет прогнать себя все эти мысли прочь. Совсем скоро они, одержавшие уже одну победу, выступят к Королевской гавани и, без сомнений, сумеют взять её. Совсем скоро король Ренли займет Железный трон, и Бриенна счастлива, что ей будет позволено быть рядом с ним в этот миг. За спиной, со стороны темно-зеленого, с двумя гарцующими коронованными оленями полога раздается тихий смех, который она не может спутать ни с каким другим — мелодичный, бархатный голос, от которого от загривка проносятся мурашки, и Бриенна на долю мгновения прикрывает глаза. Она видела, как вслед за королевой Марджери в шатёр скользнул и её брат, прекрасно видела, как её драгоценный король смотрит на него, но, ей ли, настолько непохожей на других женщин и идущей наперекор всем привычным обычаям, осуждать его?.. «Нет», — тут же вспыхивает в подсознании ответ, и Бриенна открывает глаза, ощущая тяжелые первые капли вновь начинающегося дождя, падающие на лицо. Зная, что никогда не предаст, не раскроет тайну и не позволит кому-либо из остальных пяти королевских гвардейцев сделать то же. Перенося вес с одной ноги на другую и разминая затекшие мышцы, она невольно улыбается, не спеша, как прежде, скрыть чужеродную для неё улыбку. Король никогда не ответит на её чувства, просто не сможет, но даже так — могла ли она мечтать, что когда-то станет настоящим рыцарем, участвующим в сражениях, бьющимся бок о бок с собратьями-гвардейцами? Видящим, как непонимание и не особо скрываемое неодобрение сменяются в их глазах уважением и признанием?.. Бриенна с детства умела довольствоваться немногим, вынуждена была научиться, а Ренли… Ренли дал и позволил ей больше, чем кто-либо за всю жизнь. И она сторицей отблагодарит его своей безграничной верностью, мечом и, если потребуется — жизнью.