Престранные Помыслы Прекрасного Повелителя Пробирок

В пятницу, двадцатого сентября, я решил больше никогда ни с кем не разговаривать. Особенно с некоторыми личностями, которые изобретают правила, а потом позволяют другим некоторым нарушать их только для того, чтобы третьи некоторые (которых первые некоторые обожают до потери пульса) могли попасть в сборную по квиддичу, несмотря на то, что сие идёт вразрез со всеми существующими нормами. Но хренушки, мы все преклоняемся перед гриффиндорскими недоделышами по фамилии Поттер, ибо единственным здравомыслящим человеком во всём замке оказался небезызвестный обитатель подземелий. Я чуть не заорал благим матом. Вообще-то я заорал. Узнав о содеянном, я спилотировал в кабинет Дамблдора со скоростью окосевшего миссионера, шипя, крича и брызжа слюной в такой манере, которую один Дамблдор и мог понять. — Северус, — сказал он, держась так, словно мы с ним старые добрые приятели (ага, конечно), — я понимаю, что ты расстроен из-за Гарри. Видите ли, Дамблдор любит делать вид, что умеет читать мысли. Могу поспорить, он где-то заначил список всех причин, по которым я хочу свернуть ему шею, и всякий раз, когда я наезжаю на него, старикан просто изучает свой списочек и выбирает наиболее вероятную причину для каждого случая. А потом думает, что я думаю, будто он читает мои мысли, что позволяет ему чувствовать себя страшно хитрожопым. — Но ты должен понять, — продолжил он, — что Минерва была в отчаянии. Я вполне уверен, что и для тебя пошёл бы на такие же уступки. Какое-то время я просто стоял, широко разинув рот и выражая всю тонкость моей душевной организации, после чего одарил Дамблдора своим коронным Издохни-Старый-Изверг взглядом (приправленным лёгким оскалом), и поспешно ретировался. Я отказываюсь общаться с личностями, которые выдают такие бараньи мысли с подливом. Затем я счёл, что старикашка слишком легко отделался, и быстренько вернулся назад, чтобы сказать ему всё, что я о нём думал. Но, как и в предыдущий раз, я просто не мог выносить его голос. А он всё говорил и говорил. И нёс он какую-то кретиническую ересь. Так что некоторое время спустя я вновь откланялся. Это хождение взад-назад продолжалось минут десять, пока я не ополз по стенке прямо рядом с этими глупыми горгульями, которые охраняют старикашкин офис. Я никогда не славился выносливостью. В тот момент я осознал, что, несмотря на то, что я был за пределами кабинета, Дамблдор продолжал что-то вещать. Я слышал его противный голосишко сквозь стену, и это было последней каплей. — ЗАКРОЙ ФОРТОЧКУ! — заорал я. Парочка семикурсников проходили мимо, и мой истошный вопль придал им ускорения. Один из них выпрыгнул в ближайшее окно, вторая от неожиданности подкинула стопку книг в воздух, и пока они летели, ударяясь о потолок, девчонка решила поспешно смыться. К несчастью для неё, она оступилась и упала прямо на меня, что оказалось бы не менее неловко, даже не будь я её преподавателем. Я притворился, что ничего не заметил (а это довольно затруднительно, когда кто-то нагло разлёгся на твоём бренном теле), и просто продолжил кричать на бородатого старикашку. — ТЫ ВСЁ ЕЩЁ ЧЕШЕШЬ ЯЗЫКОМ, СТАРПЕР? Я тебя не слышу! Ла-ла-ла-ла-ла-а-а-а! В этот момент семикурсница смекнула, что пора валить. — Ты, великий Поттерлюб, юродивый репейник! Сожри свои словесные словеса на завтрак, посмотрим, как мне будет наплевать! Твои носки воняют Квирреллом, и никто не любит твои дурацкие лимонные дольки! Морщинистая фасолина! Знаете что? Пожалуй, на этом я остановлюсь. Видите ли, иногда что-то чрезвычайно остроумное в ретроспективе кажется полной чушью. Но я уверен, что в том контексте… Да, я уверен. Да. С этого момента мне просто следует игнорировать свои душевные порывы и не слушать слова, срывающиеся с моих прекрасных губ. Это сделает жизнь намного проще. Однако, как бы то ни было, дамблдорский фаворитизм достиг исторического максимума. Если бы я не знал из достоверных источников, что его последней пассией была Норма Джин «Эль Словарио» Кто, я бы подумал, что у них было что-то с МакГонагалл. Я бы даже подшучивал на эту тему, если бы сама мысль о подобном не вызывала у меня рвотные позывы. Только подумать, что кто-то всерьёз может зажиматься по углам с этими пескоструйщиками. Хотя… С этой точки зрения они прекрасно друг другу подходят. Тем не менее. Морщинистая фасолина? Сложно поверить, что я, Мастер Остроумия, мог выдать такое. Почему никто не шарахнул меня молнией, прежде чем я это произнёс? И вся эта чехарда с квиддичем была отнюдь не единственным вымораживающим фактором. «Профессор» Квиррелл вздумал волочиться за мной. Нет, я не шучу. Он преследовал меня по замку, как подпрыгивающая затюрбованная никчёмность. И начал задавать мне подозрительные вопросы. Например, однажды он спросил: — Северус, каково было н-направление в-вашей работы до Х-хогвартса? А это, как вам известно, фундаментально фанерный вопрос. Все знают, чем я занимался. Я пускал в расход мирных граждан. Так что я решил отшутиться: — О, я был министерским стоматологом. Поэтому было легко переквалифицироваться в профессора зелий. Ведь стоматология и зельеварение тесно связаны. — Неужели? — переспросил Квиррелл. Он выглядел восхитительно раздражённым и очень плохо это скрывал. Никогда до этого момента я не видел его злым, потому что его постоянно мелко трясёт, что вызывает у меня нервный тик и убивает всякое желание смотреть на его дёргающуюся физиономию. В этот раз он забыл о нервной тряске, так что я смог по достоинству оценить его страхолюдную внешность. Это меня немного отвлекло, так что я был уже не так внимателен, когда он продолжил: — А мне почему-то к-казалось, что вы работали на В-в-в-во-во-в-в-в-в-в-в-в-в-в-во-во-во-во… Его скрутило судорогой и фиолетовые мини-молнии — клянусь — начали вырываться из его тюрбана. Это выглядело довольно болезненно, но слишком забавно, чтобы я стал ему помогать. Во-первых, я был слишком занят, корчась на полу от смеха, а во-вторых, я вовсе не хотел продолжать этот разговор. Обсуждение с Квирреллом всех тонкостей моих аморальных поступков никак не входило в мои планы. Так что я просто оставил эту кучку затюрбованной убогости корчиться от электрических разрядов, производимых его собственным головным убором. Интересно, он сам это придумал, чтобы невзначай не сболтнуть имя Тёмного Лорда? Мне, конечно, показалось странным, что он решил бить себя током. Но такие мазохистские наклонности оказались мне на руку. В конце концов, не пришлось самому его шарашить.