Престранные Помыслы Прекрасного Повелителя Пробирок

Я тренировал свой навык свистения (весьма беззаботно, хочу заметить), когда кто-то снёс мою дверь. Я чуть не проглотил свисток (я зову его Свистастер). Разумеется, это пришарашила Трелони во всей своей красе: потасканная, растрёпанная и нервная. Только так я её и воспринимаю — в виде ходячей кучи тряпок и украшений. Обычно я отводил взгляд из страха, что когда-нибудь она, как лук, сбросит с себя все эти наслоения и выставит себя напоказ. Что ж, сегодня её огромные глаза навыкате казались совершенно дикими, и она выглядела ближе к тому, чтобы сбросить с себя шелуху, чем я когда-либо видел. — Карты! – сбивчиво заговорила она. – Они видели! И расшарашила колоду карт по моему полу. Потом моргнула, как будто удивилась, но блаженная тишина продолжалась недолго. — О, да, я всё помню, — и безумие снова её пожрало. — Паника! Убийство! Обман! Честь! Одиночество! Страх! Счастье! Пытка! Смерть! Любовь! Разрушение! Постельное бельё! Она пребывала в таком состоянии, что и сказать-то стыдно. Я решил уточнить: — И этот список…? — Относится к… — Она собрала карты. Ну, сначала она попыталась собрать их заклинанием, но в итоге подожгла, поэтому пришлось действовать руками. Затем последовал эпизод безумного перемешивания и нового раскладывания. — Подземелье… Мужчина… — сказала она. — Зелья… мрачная внешность… власть… мантия седьмого размера… любит Тёмные искусства, розовые кадиллаки и длинные прогулки по пляжу… — Довольно! Понятно, это я. А теперь свали по-братски, — с этими словами я вытолкал её за дверь, которую немедленно захлопнул самым галантным и вежливым образом. Видите ли, я всегда вежлив с Трелони. Был у меня один постыдный инцидентик, связанный с подслушиванием у двери, и я бы предпочёл, чтобы она о нём не распространялась. Однако Трелони невыносима…. И, если не ошибаюсь, теперь она ещё и читает мои персональные объявления в газетах. Подозрительно. Очень подозрительно. Ну что ж поделать. Я решил вернуть позитивный настрой, прибегнув к помощи Свистастера. Как и следовало ожидать, меня в очередной раз прервала старая перечница, которой больше нечем заняться. На этот раз Макгонагалл. Она свальсировала прямо в кабинет. Без стука, естественно. Моя дверь защищена четырьмя антиалохоморными замками, но каким-то образом эти женщины всегда проникают внутрь. Ну, в случае Макгонагалл, возможно, всё объяснялось тем, что я открыл дверь нараспашку в целях оздоровительного проветривания, но сейчас не об этом. Она начала: — Северус, я сомневаюсь… Хрусть! Она наступила на дешёвый браслет Трелони — видимо, та линяла украшениями, пока я провожал её из комнаты. Мы оба уставились на пол. Там обнаружились два замызганных шарфика, кольцо и несколько браслетов. Все совершенно идиотские, разумеется. Макгонагалл продрала глотку, и в её глазах зажёгся огонёк, который не предвещал ничего хорошего. — Вижу, здесь была Трелони. — Да, — ответил я, начиная волноваться. Перечница явно что-то задумала. Безуспешно борясь с оскалом, она сказала: — И что же это за занятие, для которого необходимо раздеваться? Я чуть не умер. На мгновение показалось, что всё-таки умер. Но как только я понял, что такой удачи мне не выпало, я собрал остатки чести и достоинства и ответил: — Нет, ну серьёзно… я… ты…. Я даже не собираюсь… Старушка победоносно хмыкнула. Я решил, что хватит это терпеть, и протаранил её заклинанием за дверь. Должно быть, заклинание было щекотательное, потому что она активно чесалась и визжала: — Это конец, Северус! Я иду к Дамблдору! Она звучала, как издыхающий кот. Видимо, это объясняет анимагическую форму. Короче говоря, она позорно дезертировала. Я заорал ей вслед: «Стукачка!!!», но не уверен, услышала ли она. Кто-то завопил «УРОДСКИЙ ГАД!» в ответ, но это явно никак не могло относиться ко мне. Я сидел, дымясь от раздражения, когда в дверь постучали. — Заходите, если очень хочется, — крикнул я, думая, что это Дамблдор. Но удивился, увидев на пороге Пьюси — готового снова излить свою омерзительную драму, полагаю. К несчастью, первым, что он увидел, была шляпа Макгонагалл, упавшая на пол, когда я выпихивал старушку за дверь. К ещё большему несчастью, шляпа совершенно очевидно принадлежала Макгонагалл, с этим уродским пером, торчащим из макушки. Затем бесстыдный взгляд парня переместился на украшения Трелони, также безошибочно принадлежавшие ей. Пьюси смотрел на меня, пока я краснел в геометрической прогрессии за своим столом. Он едва сдерживал ухмылку. — Вижу, вы заняты, профессор. Наверно, я лучше загляну позже, — и он с прорывающимся хихиканьем выскочил в коридор. Я подскочил к двери, захлопнул её, и, когда уже заканчивал запирать последний замок, кто-то снова постучал. Я снёс дверь. — Что?! Это был Дамблдор. — Плохой день? Я не приглашал его. Но мы оба знали, что он будет преследовать меня, независимо от того, что я говорю. Сделав шаг назад, я запнулся о макгонагольское подобие шапки. Я закинул её в камин. (Уродское перо-мутант было, разумеется, огнеупорным — таким же непобедимым, как ватноножный сглаз Макгонагалл). Дамблдор закрыл за собой дверь. — Прошу, присаживайся, — сказал он. Я чуть не взорвался от возмущения. Как смеет он предлагать мне присесть в моём собственном кабинете?! Это моя комната, и я буду сидеть, где и как пожелаю. Я сяду на него самого, если очень захочу. Но он всегда ведёт себя как помпезный псих… Старикашка создал себе стул из воздуха. В моём офисе я держу стул только для себя — в противном случае кто-то может решить, что я рад их видеть. Но, разумеется, Дамблдор не понимает намёков, даже если этими намёками раздробить ему череп. — Аааааааах, Ссссссеверуссссс, — начал он, — я слышал весьма интересные рассказы о том, как ты провёл день. Нанёс немало мелких травм женщинам среднего возраста, м? А вчера! Двусмысленные разговоры и злобные срывы на Квиррелла? — Его глазёнки уже даже не сверкали. Они стали похожи на маленькие стробоскопы. Если он ожидал, что я отвечу — хоть когда-нибудь — то быстро осознал безысходность этой затеи. — Думаю, у тебя накопилось много раздражения, дорогой, и я знаю, как это исправить. Он назвал меня «дорогой». Серьёзно. У меня уши отклеились и начали делать сальто в воздухе. По крайней мере, именно так я себя ощущал… И по той же причине я подумал, что ослышался, когда старикашка продолжил: — Поэзия, Северус, единственный способ побороть и выплеснуть злость. — Он сделал паузу и ушёл в свой воображаемый мирок, после чего добавил: — И если я не увижу трёх стихотворений к следующему вторнику, то Трелони как раз нужен партнёр для её звёздонаблюдательных ночей в следующем месяце… Северус? Ты… в порядке? — Я… эм… просто немного… закружилась голова, сэр… Уверен, это… пройдёт… И я вырубился. Мгновенно. А что ещё мне оставалось делать? Очнулся я уже в Больничном крыле. Дамблдор невозмутимо сидел рядом, рассматривая меня сквозь свои очки в виде половинок задницы (да ладно вам, какие к чёрту «половинки луны» — мы все знаем, на что они похожи на самом деле). Я машинально натянул покрывало поверх головы и прошептал: — Директор, я знаю, что у нас бывают… творческие разногласия, и я понимаю, что иногда со мной приходится трудно, но сейчас настал момент истины, я в отчаянном положении. И мне нужна ваша помощь. Прошу. Вы поможете мне? — Естественно. Что такое, Северус? — Мадам Помфри не должна меня видеть. — Увы, она тебя уже видела. — Да, но… дело не в этом! Она не должна увидеть меня бодрствующим! Она… видите ли, она… Я ей нравлюсь. Он лишь мечтательно вздохнул и выдал: — Ах, эта молодость, превратности любви… — Ей шестьдесят семь! — Я прожёг его взглядом через простынь. — Пожалуйста, вы должны незаметно вывести меня отсюда! Вы даже не представляете, насколько… — Увы… — сказал он. Он часто говорит «увы» без всякого смысла. Потом он добавил: — Да, я помогу тебе. При одном условии. — Всё что угодно! — выдохнул я, услышав приближавшийся перестук каблуков. — Ты должен судить следующий матч по квиддичу. — Что? Почему? — Понятия не имею. Мадам Помфри выразила желание увидеть тебя на метле, так что я могу удовлетворить хотя бы эту её просьбу. Она высказывала и другие, но они не слишком подходят для обсуждения при свете дня… — Ладно! Я согласен! Просто вытащите меня отсюда! — Я перекинул простынь через голову и выскочил из койки, подобно грациозному леопарду, и, подобно ему же, приземлился на четвереньки. — Мадам Помфри! — позвал Дамблдор, указывая на противоположный угол комнаты. — Быстрее, смотрите, что это там такое?! Она развернулась, я с наскока забрался на спину Дамби, и он спринтерским забегом на закорках вытащил меня из госпиталя. Всё, что я могу сказать по данному поводу: отчаянные времена требуют отчаянных мер. — Но… Дамблдор… — тяжело дышал я, пока мы вместе рысили подальше от Больничного крыла. — Я не знаю… правил… квиддича! Он даже не вспотел и не показывал никаких признаков одышки (а где он успел достать налобную повязку и шорты, я до сих пор не представляю). Старикашка повернулся ко мне, продолжая бежать, и сказал: — О, не беспокойся! Просто летай над полем и кричи «Пенальти!» время от времени. Никто не заметит. Я кивнул. Теперь осталось лишь научиться управлять метлой. Неужто будет сложно покорить ветра и стать хозяином неба?