Престранные Помыслы Прекрасного Повелителя Пробирок

Дамблдор пригнал меня в свой кабинет, как какую-нибудь овцу. Понятия не имею, где он раздобыл пастуший посох. Наверно, очередная шальная покупка на Вайлдберис. По дороге он напевал жуткую мелодию, размахивал посохом и отказывался отвечать на любые вопросы. Я спросил: — Директор, у меня проблемы? Молчание. — Почему вы вызвали меня на разговор? Тишина. Но стоило только уточнить, могу ли я заскочить в туалет, как меня тут же наградили громким и категоричным «НЕТ!». А потом старикашка продолжил изображать из себя пастуха и напевать под нос. — Как персонаж вроде вас умудрился стать директором? — вежливо поинтересовался я. — Узурпаторство, по большей части, — отозвался седой безумец. — С подработкой на стороне. Разумеется. Я успел дважды слететь с катушек, пока мы добрались до директорского кабинета — единственной комнаты в замке, которая ещё безумнее, чем её владелец. К слову, все эти жужжащие приборы Дамблдора, которые так загадочно расставлены по комнате, на самом деле результат мимолётного увлечения современным искусством. Если вас угораздит спросить о них, готовьтесь к двухчасовой лекции о пост-модерн-урбан-индустриализме с красочной презентацией и чтением по ролям. Дамблдор наконец доковылял до кабинета, размахивая посохом, и уселся за стол. А потом уставился на меня поверх своих очков-половинок-задницы почти вменяемым взглядом. Я с опаской вошёл вслед за ним. Если старикашка переживал короткий миг адекватности, грех было его упускать. — Вы хотели со мной поговорить, сэр? — Да, хотел напомнить, что в школе любовные зелья под строгим запретом. — Вы ничего не докажете. Это всё? (Я внутренне пометил сегодняшнюю дату, как День, Когда Мы с Дамблдором Начали Вести Рациональный Диалог.) — Нет, это не всё, — продолжил он. — Мне нужно отбыть в Лондон. — Когда? — Думаю-с, раз в день. — Раз… в день? — Увы, да. До тех пор, пока не решу, что пора вернуться. — Но… зачем? (Я внутренне проклял Дамблдора. У нас ведь почти сложился вменяемый диалог!) — Потому что странные стечения обстоятельств стекаются в этом замке. Моё присутствие может потребоваться в любой момент. — Если вам кажется, что ваше присутствие потребуется здесь, зачем ехать в Лондон? Старикашка свирепо уставился на меня, а сухая ручонка дёрнулась в сторону кнопки, которая открывает люк в полу, не раз отправлявший меня в полёт на одиннадцать этажей вниз. Поэтому я зайчиком запрыгнул на директорский стол как раз в тот момент, когда люк открылся в том месте, где я стоял мгновение назад. Я с триумфальной улыбкой присел на корточки на директорском столе. — Увы, — произнёс он (впервые использовав это слово по назначению), — обычно получается. У кого-то хорошие рефлексы. — Знаю, — ответил я, мысленно возблагодарив утренние занятия йогой. — А теперь, Дамблдор, отвечайте: зачем вам понадобилось ехать в Лондон? Он безучастно уставился на меня. Мне показалось, что Дамблдор даже вздремнул с открытыми глазами. Его голубые моргалки просто пялились… пялились… пялились… — Ха! — победно воскликнул я, слезая со стола. — У вас нет никаких дел в Лондоне! Это всё одна лживая выдумк… АААААААААА! Я совсем забыл, что люк ещё открыт. И полетел вниз. Всё ниже, ниже и ниже. А потом приземлился ровнёхонько на свою кровать и несколько раз спружинил на матрасе, выкрикивая злобные метафоры и сравнения, пока виновник моего падения хихикал одиннадцатью этажами выше. Или не хихикал? Я услышал громкое «Уи-и-и-и!» где-то над головой и сиганул с кровати за мгновение до того, как Дамблдор приземлился филейной частью ровно туда, где секунду назад находилось моё лицо. — Прости за вторжение! — извинился он. (Весьма пафосные слова для человека, который подскакивает на кровати, размахивая пятифутовой бородой.) — Но я совсем забыл сказать, чтобы ты докладывал мне обо всех подозрительных событиях на время моего отсутствия. — Договорились. Но я всё равно постулирую, что отменить поездку было бы более продуктивно. Дамблдор прекратил подскакивать, уселся на кровати, сотворил из воздуха толковый словарь, что-то проверил и ответил: — Неужели? Тогда я постулирую, что Квиррелл попытается стащить философский камень. — Что? Что вы сказали? — Хм, увы. Ничего-ничего… Он спрыгнул с кровати и начал копаться у меня в шкафу. — Эй, вылезайте оттуда! Директор? Что вы сейчас сказали? Вы сказали, что Квиррелл собирается…? — А-ха! — воскликнул старикашка, возникая из шкафа с моим любимым зонтиком. Его нахальство успешно отвлекло меня от любых расспросов о Квиррелле. — Это моё! — завопил я, бросаясь вслед за стариканом. Мы выбежали из комнаты и понеслись по коридору. — Отдайте! Я уже наступал ему на пятки, когда Дамблдор обернулся и прокричал «Волдеморт!». По традиции мне пришлось остановиться и вздрогнуть — так всегда следует делать, когда слышишь имя Тёмного Лорда. Вынужденная пауза дала старикашке фору, чтобы спринтануть вперёд и скрыться из виду, всё ещё удерживая мой зонт в заложниках. Грязный приёмчик, но каждый раз срабатывает. На той неделе Дамблдор действительно отбывал в Лондон каждый день. Он посылал себе «срочные письма» из «Министерства» утром за завтраком (было легко догадаться, что старикашка сам подделывал сообщения, потому что все они были написаны на авторском фиолетовом пергаменте с лицом Дамблдора в левом углу). Получив письмо, он восклицал что-то вроде «Ну и ну! Министерство! Как серьёзно!», после чего удалялся с неуместной помпезностью и моим зонтиком под мышкой. Для меня это был весьма травмирующий и неприятный опыт. Каждый день старикашка возвращался в школу в рандомное время и приговаривал всякую чушь вроде «Гарри победил его, не так ли?» и «Как только я прибыл в Лондон, сразу стало очевидно, что я должен находиться как раз в том месте, которое покинул». Он нёс пургу до тех пор, пока у кого-то не хватало мозгов загнать его в директорский кабинет и запереть на ключ. Подобные эпизоды частенько приключаются с Дамблдором. Мне уже трудно имитировать беспокойство. Странное поведение продолжалось вплоть до экзаменов. Но к тому моменту мне стало абсолютно чхать на придурковатость директора. Учебный год почти закончился. Никто не мог испортить моего приподнятого настроения. Оставшееся время я равномерно распределил между облавами, травлей и мелодичным напеванием песенок. Я твёрдо решил не читать экзаменационные работы в этом году и присвоить оценки по своей стандартной формуле: +10 баллов за читабельное имя. +10 за приемлемую внешность. +10 за Правильный Факультет. +10, если студент никогда не пытался заговорить со мной на уроке. +10, если студент никогда не пытался заговорить со мной вообще. +10, если студент сидит на первом ряду. +10, если у студента стрёмные родители, которые обязательно напишут, когда я выставлю слишком низкую оценку. +10, если родители адекватные и никогда не напишут. +10, если студент выглядит, как будущий киллер (не люблю рисковать напрасно). +10, если студент подражает моему стилю. +10, если студент пришёл на экзамен. +15 за факт существования, чтобы не оставлять всех на пересдачу и не навлекать на себя подозрений. +100, если вы мне нравитесь (такого пока не случалось). …всё это из 100 баллов. Система работает как часы. Вы удивитесь, как мало жалоб я получил за годы преподавания. Полагаю, у каждого профессора есть собственная система оценки. Например, Квиррел: +100 баллов, если ты игуана. Флитвик: +100, если ты ниже меня. Макгонагалл: +100, если ты реально хорошо знаешь предмет. Поэтому мы втайне зовём её Кот Учёный. По крайней мере, я зову. И, как вы уже наверняка поняли, я в школе главный законодатель трендов. Но мы отвлеклись. В последний предэкзаменационный день я прогуливался по коридорам, планируя свой костюм на вечеринку по случаю окончания года. Её рекламировали на плакатах по всему замку. А состояться она должна была в учительской тем же вечером. Прикидывая, какое из многочисленных одеяний подойдёт для такого случая, я стал свидетелем весьма раздражающей картины. Гарри Поттер, Рональд Уизли и Гермиона Грейнджер сформировали бесячий треугольник прямо посреди коридора. — Это произойдёт сегодня вечером, — заявил Поттер. — Сегодня Снейп заберётся в тайник… Я был поглощён анализом поттеровского лба: он всегда казался непропорционально маленьким по сравнению с другими частями лица — но всё же я расслышал своё имя. И немедленно задохнулся от возмущения. Но разумеется, никто из мини-болванов не заметил моего праведного гнева. — Он узнал всё, что ему надо, и дождался, пока Дамблдор уедет. Я уверен, это он послал Дамблдору сову, а в Министерстве магии все ужасно удивятся, когда к ним заявится Дамблдор. — Но что нам…? Я резко (и весьма театрально) вышел на свет. Грейнджер подавилась воздухом. Я собирался сказать что-то остроумное и язвительное, но в последний момент растерялся и выдавил только «Добрый день». Они молча смотрели на меня, широко открыв глаза. Я собрался с мыслями. — Не стоит упускать возможнос-с-с-сть насладиться хорошей погодой, — произнёс я, делая упор на «с» для пущего эффекта. Но потом, в самый неподходящий момент, я внезапно и бесконтрольно расплылся в самой очаровательной улыбке. Я наконец выбрал! Костюм для вечеринки! Он будет идеален! Поттер прервал мои блаженные мысли. — Мы просто… — Осторожней, — перебил я его. — Можно подумать, что вы что-то замышляете. А Гриффиндор не может позволить себе ещё сотню штрафных очков, не так ли? Гарри покраснел, как школьница. Вся троица начала подозрительно отшаркивать прочь, но я вспомнил ещё кое-что: — Предупреждаю, Поттер, ещё одна ночная прогулка по школе, и я лично позабочусь, чтобы вас исключили. В следующее мгновение на меня напал ужасный приступ чиха, но я виртуозно прикрыл его фразочкой, которая была похожа на пожелание хорошего дня, и быстро удалился. Нужно было поторапливаться, если я хотел успеть на вечеринку. Вижу цель, иду к ней. Я пробрался на кухню и выкрал плетёнку чеснока. Потом залез в кабинет Дамблдора и утащил фиолетовую занавеску (старикан снова отсутствовал, прикрывшись воображаемой «поездкой в Министерство»). Но хочу заметить, что воровать из директорского кабинета непросто даже в отсутствие директора. Фоукс три раза меня поджог, прежде чем я сумел отстегнуть занавеску. Немного обугленный, я направился прямиком в подземелья, чтобы составить свой уморительный образ. Три часа спустя я победно выплыл в коридор с плетёнкой чеснока на шее и фиолетовым тюрбаном, мастерски завязанным на голове. Я невинно направлялся в учительскую, размышляя, не умыкнуть ли тапки Квиррелла для пущего сходства, и практиковал заикание, когда кто-то заорал у меня за спиной. — Квиррелл! Я припустил вперёд, опасаясь, что Квиррелл где-то поблизости и испортит мой сюрприз. Но, к огромному изумлению, я оказался обездвижен. — Квиррелл! — снова крикнул возмутитель спокойствия. Я услышал его торопливые шаги за спиной. Внезапно передо мной возник обычно спокойный третьекурсник Седрик Диггори, который сейчас выглядел максимально люто, направив палочку мне в грудь и драматично выкрикивая оскорбления в моё бедное обездвиженное лицо. — Я знаю, что ты задумал, Квиррелл! Ты хочешь украсть философский камень! Я тебя вычислил. Поэтому ты устроил вечеринку: пытаешься отвлечь учителей, пока Дамблдор уехал из замка. Что ж, я тебя остановлю! Остолбеней! Удивительно, но последние мысли перед потерей сознания крутились вокруг чеснока. Очнулся я спустя Мерлин знает сколько времени. Ещё не до конца собрав мысли в кучку, я прокричал, что Квирреллу до моей мрачной красоты, как Филчу до Шварценеггера. Чтобы услышал каждый, кому было интересно. Выяснилось, что никому. А меня оставили валяться в том же коридоре, где совершил своё коварное нападение Диггори. Я подорвался и побежал в учительскую, отчаянно надеясь, что вечеринка ещё не закончилась. Добравшись до места, я сорвал дверь с петель, и тут же упал духом. Никаких украшений, никаких костюмов, никакой, даже самой завалящей, шоколадки. Только один, бесконечно ненужный, человек в кресле с учебником в руках. — Минерва, — начал было я. Она подняла голову и завизжала. Потом выкинула книгу и начала трясти палочкой у меня перед носом. — Квиррелл! Дамблдор сказал, что ты умер! Моим первым порывом было укусить её. Но я сдержался. — Это я! Неужели никто не видит разницы?! Я сорвал фиолетовый тюрбан, о котором успел напрочь забыть. — Северус? — Старушка выглядела совершенно оконфуженно. — Ради всего святого, почему ты одет, как Квиррелл? — Это был мой костюм, — мрачно сообщил я. — Меня подкараулили по пути на вечеринку. Старушка смерила меня тревожным взглядом. — Ты же в курсе, что вечеринка закончилась три дня назад? — Три… дня… Я валялся в коридоре три дня? — Но тут до меня дошли слова, которые Макгонагалл сказала раньше. — Квиррелл УМЕР? — Он укрывал Сам-Знаешь-Кого у себя в тюрбане, — сообщила она таким тоном, как будто это был самый обыденный факт. — И пытался спереть камень. На удивление, Поттеру, Уизли и Грейнджер удалось задержать его достаточно долго, чтобы директор успел вмешаться. — Дамблдор убил Квиррелла? — Не совсем. Насколько поняла, его убил Поттер своими огненными руками, — сообщила она, как будто это хоть что-то проясняло. — Другими словами, Минерва, я могу исключить убийцу-Поттера из школы? — Северус, неужели ты не понимаешь, что всё это значит? — огрызнулась она. — Тёмный Лорд! — наконец докумекал я. — Он жив! А Квиррелл нет! Это всё слишком… Я опустился на стул в лёгком обмороке. И сидел несколько минут, пока Минерва не обеспокоилась моим состоянием. — Северус. Тебе… грустно? — Нет, — солгал я. — Просто немного по нему скучаю. — Ты? — скептически переспросила морщинистая креветка. — Я так глубоко его ненавидел… Не каждый день встретишь подобного персонажа. — Уверена, ты найдёшь того, кто сможет занять его место, — неловко успокоила она. Когда я поднял голову, чтобы ответить, старушка уже свалила в туман. Я достал перо и пергамент и написал тщательно продуманную траурную речь: Дорогой Квиррелл, Мы две стороны одной медали. Мы оба служили Тому-Кого-Нельзя-Называть. Ты был как моя худшая половина: Я крутой, А ты отстой. Твой пурпурный тюрбан Пах, как потный баран, Твоё место очень пусто, А мне стало очень грустно. Когда я вышел из учительской, мне попалась стая спешащих куда-то людей. Я остановил одного ученика. — Куда вы идёте? — На пир по случаю окончания учебного года! А почему у вас такие красные опухшие глаза? Пока я подбирал слова, другой студентик услужливо добавил: — И почему вы пахнете, как чесночный баклажан? Вот почему я ненавижу студентов. Я грациозно столкнул их головами, снял с шеи чесночную гирлянду и проследовал на пиршество. По дороге я пытался примириться с тем фактом, что меня оглушили и бросили в коридоре на три дня. Но нет худа без добра: учебный год закончился быстрее. По пути я прошёл мимо Седрика Диггори и едва удержался, чтобы не плюнуть ему на макушку. Он даже не взглянул в мою сторону. Очевидно, паршивец до сих пор не сообразил, какую страшную ошибку допустил. В тот момент я торжественно поклялся, что он ни на секунду не расслабит булки, пока мы находимся в одной школе. Я уселся за преподавательский стол. Мне было плевать, сколько баллов Дамблдор отсыпал Гриффиндору. Мне было плевать, кто выиграл кубок школы. Мне было плевать даже на тот факт, что мадам Помфри агрессивно потирала мою коленку под столом. Меня волновало только одно. Когда старикан перестал молоть чушь и пир начался, я крикнул ему через весь стол: — Дамблдор! Если вы знали, что это случится, почему не предотвратили? — Элементарно, мой дорой Ватсон! — схохмил он. А потом усмехнулся, глотнул сока, поперхнулся, крякнул и смачно икнул. Я уставился на него в тщетном ожидании, но старик и не думал продолжать. Коленка мадам Помфри оказалась угрожающе близко. Я выразительно пнул её и вернулся к ужину. Да, этот год явно не войдёт в лучшую десятку.