red right hand

— Зачем я тебе? Риз даже не пытается притвориться, что не понял вопроса. У него до странного сосредоточенное лицо; презрительная надменность и насмешка словно стёрты, призрачные глаза сияют. Он смотрит на Джека так, словно тот только что совершил ради него подвиг. И не улыбается, подчёркивая важность момента. Но Джек не идиот. Джек — умный мальчик, только поэтому он всё ещё жив. — Зачем? — повторяет он твёрже, и его голос, взвившись, звенит среди тихого нежного урчания скрытых процессоров. — Осторожней с желаниями. Они могут и сбыться, — отвечает Риз уклончиво и спокойно, а потом всё же усмехается уголком рта: — Ах да-а-а, ты мечтал не совсем об этом… Но сначала займёмся делом, ладно? — Зачем? — в третий раз спрашивает его Джек, не отводя взгляда и видя, как голограмма чуть морщится от досады. Риз не выносит прямых вопросов; что ж ни один предприниматель, ни один деловой человек их не любит. Но Джека заебало носить ошейник. Заебало жить по чужим правилам. С Ризом — мёртвым, красивым, всё ещё опасным Ризом — лучше сразу расставить все точки над i. — Ты ведь сам видишь, Джеки: у меня больше нет тела. Но это не значит, что я ни на что не способен. Мне не нравится, что меня хотели превратить в чей-то поисковик. Или того хуже, — Риз слегка подаётся вперёд, будто доверительно делится секретом. — Помоги мне, а я помогу тебе. Джек разводит руками в безмолвном жесте, означающем «что-то неубедительно», и Риз явно сдерживается, чтобы не цыкнуть раздражённо. Но нет — Риз манипулятор, он умеет держать хорошую мину при плохой игре. Риз говорит: — Солнышко. Риз говорит: — Прелесть. Блядский Риз говорит: — Будь моей правой рукой. Он протягивает ладонь для рукопожатия и Джек, опустив глаза, смотрит на неё. Ладно пригнанные фаланги суставов, узкая ладонь, тонкие сухожилия проводов изящно оплетают запястье, как сеточка вен. Не протез — произведение искусства. Идеальное орудие убийства, при жизни Риза алое, в согласии с цветовой схемой «Атласа»; теперь — такое же ядовито-розовое, как и всё его цифровое тело. Джек вспоминает все бесчисленные постеры, которыми украшал свою комнату, которые видел на стенах станции, и осознание пронизывает его с макушки до пят. Почему… Почему он никогда не думал об этом раньше? (Вот зачем нужен красный цвет, да? Робо-пальцы продавливают кожу, сминают и прорезают податливую плоть. Не чувствуют сопротивления: человеческое тело всегда слабее хорошо отлаженной машины. Фаланги издают негромкие щелчки, когда хватка становится грубей, когда чужое горло исторгает хрипы, больше не пропуская воздух. Потом начинает течь кровь. И её не видно на красном металле). — Стань моей правой рукой, Джек, — Риз смотрит ему в глаза пристально. И видит: Джек всё понял. — И я приведу тебя туда, куда ты так мечтаешь попасть. Джек прикрывает глаза — на секунду — и изнанка его век отзывается алым цветом. Потом он поднимает веки. И отвечает на рукопожатие Риза. Бесплотные робо-пальцы охватывают его ладонь, проходят насквозь, но Джек всё равно вздрагивает. *** Риз, давая понять, что разговор окончен, снова поворачивается к базе. Он пропускает поток изменчивых символов через себя, и татуировки, заметные под воротником его рубашки, начинают мерцать странным бледно-розовым светом. Он весь уходит в это, и Джек, поняв, что его присутствие сейчас больше не нужно Ризу, поднимается и возвращается к открытым шкафчикам. Осадок, оставшийся после разговора с голограммой, слишком ощутим, так что сосредоточиться на легендарках Джек толком не может — просто разглядывает пушки и щиты, модификаторы гранат и реликвии. Не задумываясь, заталкивает что-то из них в рюкзак; туда же отправляются упаковки патронов, пачки денег, слитки эридия, всё без разбору, пока Джек наконец не забивает рюкзак под завязку. Мыслями он всё ещё в недавнем прошлом — в том, как Риз смотрел на него, в том, как убедительно говорил с ним, как дёргал за струнки, а Джек не мог воспротивиться. Возможно, ему хотелось, чтобы Риз управлял им; но признаться в этом себе самому чертовски сложно. И теперь он растерян, зол, возбужден, не знает, что будет дальше; а главное — он не знает, что Ризу нужно. Принять его желание помочь за жест доброй воли мог бы только полный дебил — а Джек отказывается считать себя таковым. А теперь они повязаны. — Ты не поверишь, золотко. Джек замирает, оборачивается на голос и видит, как Риз, вытянувшись в струнку, будто препарирует пальцами робо-руки сияющую оранжевую «плоть» очередного файла. — Ты и представить не можешь, что я тут нашёл. — Что— Джек не успевает закончить фразу — всё помещение вдруг сотрясается от толчка невероятной силы. Как будто началось землетрясение. Шкафчики трясутся, их дверцы громко лязгают и хлопают, а Риз чертыхается сквозь зубы: — Как вовремя! Сукины дети! — Что— От второго удара всё содрогается ещё сильней, чем от предыдущего, и в зале на секунду гаснет свет — только от голограммы по-прежнему идёт насыщенное розовое свечение. Риз машет рукой: — Бегом сюда, котёнок, сейчас будет жарко! Джек бросается к столу со всех ног, подсоединяет часы к сенсору, и Риз снова становится обычным — поток информации покидает его бесплотное тело, оставляет ту же антропоморфно-призрачную оболочку. — Я успел найти кое-что, но объяснять пока некогда. В ящике стола — всё, что нужно. Бросив взгляд вниз, Джек видит открытый ящичек. Торопливо запустив в него руку, он хватает что-то — и на мгновение обмирает, поняв, что выудил сингулярную гранату. Свободной рукой открыв ящик шире, Джек видит, что внутри перекатилось что-то цилиндрическое, размером больше его ладони. Рукоятка мерцает фирменным атласовским перламутром; предмет не кажется таким уж опасным, и Джек заталкивает его в глубокий карман пиджака. На дне ящика лежит перевёрнутая рамка; убедившись, что Риз не смотрит — голограмма, проплыв сквозь стол, смотрит в сторону содрогающейся двери; на внутренней стороне обшивка уже пошла крупными пузырями, едва выдерживая напор. Джек, поддавшись искушению, торопливо переворачивает рамку; фотография кажется выцветшей и старой, как будто сделана на плохую плёнку. На ней — четверо, они выглядят как настоящая дружеская компания; Джек узнаёт только Риза. Тот выглядит куда моложе, чем на атласовских постерах: большеглазый, по-дурацки пёстро одетый, и его глаз, как и рука, ещё настоящие. Живые. Это настолько не вписывается в привычный образ, что Джек невольно поднимает глаза, как будто в попытке сравнить Риза-на-фотографии с мерцающей голограммой оригинала. Сейчас явно неподходящее время, чтобы расспрашивать; он ещё раз бросает короткий взгляд на снимок — две девушки, Риз и какой-то забавный невысокий парень в очках смотрят прямо в камеру, улыбаются до ушей, обнимая друг друга за плечи — и захлопывает металлический ящичек. Зал снова содрогается от мощного удара, и освещение начинает мерцать. — Сюда, живо! — Риз не разменивается на любезности, окрикивая Джека, и указывает ему на стену справа от оружейных шкафчиков. — Я ввёл твою биометрию в систему. Приложи ладонь. Джек послушно выполняет просьбу — или приказ? — и металлическая панель с шорохом отъезжает в сторону, обнажая узкий проём. Станция быстрого перемещения, спрятанная по ту сторону панели, раскрывает датчики и мониторы, как цветок, разворачивающий металлические лепестки, и загорается мягким голубовато-белым светом. — Риз, я— Джек непроизвольно резко вдыхает, когда голограмма проносится сквозь него, устремившись к станции. На мгновение всё замирает, воздух дрожит, как перед мощным грозовым раскатом. А затем всё убежище сотрясается словно в конвульсиях, и дверь исчезает в густом чёрном дыму. От шума взрывов Джеку закладывает уши, он не слышит, что Риз кричит ему — только видит, как искажается от злости его красивое полупрозрачное лицо — и не сразу понимает, что от него требуется. Слишком поздно: солдаты «Атласа» затапливают бункер неудержимой алой волной, и Джек едва успевает отшатнуться, закрыть руками голову, когда видит, как прямо на него наставляют дуло штурмовой винтовки. Очередь проходится прямо возле виска, Джек буквально чувствует, как седеет, и, ошалевший, оглушенный, отчаянно пятится назад, в западню. Он знает, что не успеет обернуться, выбрать точку перемещения. Не успеет сделать ничего. Красные точки пляшут по груди, кружатся, Джека окутывают тонкие лазерные нити прицелов. Какого хера, думает Джек, какого скажьего хера, всё ведь могло пойти так славно, всё только-только начало складываться. Он оборачивается на Риза — голограмма яростно жестикулирует, и сквозь ватную тишину к Джеку прорывается: — …НАТА! Ах да, думает Джек почти меланхолично. Действительно, как он мог забыть. И, делая шаг назад, выдёргивает чеку. …Он готов впервые увидеть собственными глазами сингулярный взрыв, к тому, что жадная воронка поглотит и его, и всех атласовских солдат, которым не повезло оказаться рядом. Готов уйти с огоньком. Краем глаза он видит розоватое мерцание голограммы — Риз смотрит не на него, Риз наблюдает, и от его улыбки Джеку становится не по себе. Джек готов. Но вместо этого голубоватая искристая вспышка охватывает его с головы до ног, Джек ощущает, как растворяется и тонет в ней, и успевает поймать взглядом неразличимый ком брони и смятых тел, услышать отголоски криков, воя, взрывов. А затем. Наступает. Темнота.