Беллатрикс. Перезагрузка

Туман колыхался, накатывал и отступал, тянулся холодными влажными пальцами, норовя пробраться под платье, замирал на миг, будто присматриваясь и выжидая, а потом снова возобновлял свой гипнотический танец. Настя шла вперёд, но внутреннее чутьё подсказывало, что она пока не сдвинулась ни на шаг, тропа не пропускала её. "У Туманных Путей свои законы", — подумалось вдруг так ясно, так отчётливо, будто и не её это мысль, а кто-то шепнул на ухо. Может быть, так и было. Этот Путь ещё не решил, пускать ли её дальше. Но она должна идти, иначе её просто выкинет обратно и уже никогда не найти ей эту тропу. Туман сгустился ещё больше, и вот уже тропинка пропала из виду. Настя остановилась. Молочные завихрения перекатывались, принимая причудливые формы. Из белого марева всплывали тени — всё более плотные, всё более пугающие. Вот оскалилась жуткая морда — огромная, с такой пастью, что Настя могла бы войти в неё, не пригибаясь; вот тянутся к ней лапы с загнутыми когтями в локоть длиной; вот шевелятся щупальца неведомого монстра. Но самое страшное даже не это, а то, что она не знает, не видит, что происходит у неё за спиной! Липкий ужас окутывает непроницаемой пеленой, мутит сознание. Разум, осторожность, инстинкт самосохранения взывают: обернись! Но сейчас в ней проснулся и иной инстинкт, древнее знание в её крови, говорящее тихо, но с непреклонной твёрдостью: нельзя оборачиваться. Это верная гибель для вступившего на Туманный Путь. Только вперёд. Иди вперёд. Смотри вперёд. Не оглядывайся! А если не можешь идти — остановись. Не можешь вынести вида туманных чудовищ — закрой глаза. Но не оглядывайся! И не беги… Или сгинешь навеки. Настя действительно остановилась. И закрыла глаза. Затолкала обратно в глотку рвущийся на волю вопль ужаса, до боли стиснула руки в кулаки и всю себя собрала в кулак — в один сгусток воли, устремлённой вперёд. Где-то там Северус. Один. По её вине. Какой же тяжёлый это, оказывается, груз — менять чью-то судьбу. А если она погубила его?! Этот страх вытеснил все остальные, заставил открыть глаза. Если бы не воздух, хоть и с некоторым трудом, но всё же проникавший в лёгкие, Настя решила бы, что утонула в молоке. Теперь уже абсолютно ничего не было видно, рассмотреть тропу не стоило и надеяться. И что ещё хуже, возникло ощущение, что единственная твердь в этом потустороннем месте — у неё под ногами, а стоит сделать хоть один шаг, как она провалится в пустоту и будет вечно падать и кружиться, как сорванный осенним ветром листок, пока полностью не растворится в молочности, позабыв, потеряв себя навеки. — Северус! — Настя с силой зажмурилась и вновь распахнула глаза. Она должна найти путь! Путь к нему. Мысль о том, что потерять себя в пустоте может Северус, пересилила страх за себя. — Северус! Отзовись! Туманный Путь, куда бы ты ни вёл, куда бы не завёл Северуса, пропусти меня к нему! — Каррр! — отозвалось из тумана. Совсем рядом, зацепив крылом по волосам, пролетел ворон. — Крра! Он летел неторопливо, будто разрезая туман. За ним, как за ледоколом в Ледовитом океане, оставался тёмный след — полоса воздуха, где молочное марево было уже не настолько густым, а внизу снова виднелась белая тропа. — Цезарь? — прошептала Настя и бросилась за ним. — Цезарь, это ты? — Цезарь — ворон лорда Принца! — объявила птица, делая неширокий круг. Туман расступался под ударами его крыльев. — Цезарь — умный и верный друг! Каррр! — Ага, отличается умом и сообразительностью, — радостно пробормотала Настя. — Ты ж мой дорогой! Очень скоро тропа стала шире и превратилась в мощёную белым камнем дорожку. С обеих сторон безмолвной стражей стоял еловый лес. Широкие лапы нависали, отбрасывая причудливые резные тени в серебристом лунном свете. Настя быстро глянула вверх. Ну да — вон она — Луна. Почти полная и очень большая. Кажется, что можно её потрогать, если встать на цыпочки. Почему-то эта дорога показалась Насте знакомой… Словно она уже видела её когда-то. Воспоминание смутно забрезжило, но так и не успело окончательно всплыть на поверхность, потому что внезапно впереди на дорогу легла тень — резкая граница, по другую сторону которой не мог проникнуть лунный свет. Цезарь снова сделал круг в воздухе, но и он не пересёк таинственную черту, а вернулся к Насте, и через мгновение она ощутила как когтистые лапы вцепились в её плечо. — Что там такое, Цезарь? — спросила она, останавливаясь. — Нет пути… — мрачно изрёк ворон и нахохлился. — Как это нет? — возмутилась Настя. — Сначала Замок фортеля выкидывал, а теперь с Островом та же история?! Ну ладно меня, но ребёнка-то за что?! Я вам этого так не оставлю! — она погрозила кулаком в темноту и кинулась вперёд. — Я вам покажу, как над детьми измываться! Взорву этот ваш Остров к едрене фене, чтобы не выделывался! — кричала она, ощущая, как внутри плещется уже знакомая слепящая ярость. Цезарь клюнул её в темя и ущипнул за ухо. Не то чтобы очень больно, но чувствительно. И как раз вовремя, чтобы остановить мчащуюся вперёд девушку у самой границы, которую она вознамерилась проскочить, не глядя и не притормаживая, как разогнавшийся скорый поезд. — И ты туда же, птица Говорун? — рявкнула Настя, потирая ухо. — Клеваться? Щипаться? — Кра, — самодовольно уронил Цезарь, что, видимо, следовало понимать как "ты мне ещё спасибо скажешь". И через несколько секунд Настя и правда ощутила глубокую благодарность. Она стояла на краю бездонного провала, на краю пустоты, где не было ничего, куда не мог проникнуть даже лунный свет. Она нерешительно протянула руку вперёд, но в последний момент отдёрнула, не решившись погрузить её в холодное равнодушное ничто. — Что же делать? — она взглянула на Цезаря. Тот переступил с лапы на лапу, снова поцарапав плечо, но это было даже приятно — напоминало о том, что она жива. И что она не одна. А Северус? Настя с трудом оторвалась от созерцания умного чёрного глаза, в котором, казалось, вот-вот удастся прочесть ответ. Цезарь уж точно видел и понимал в происходящем куда больше, чем она, но делиться своими соображениями не спешил, чего-то ждал от неё. Ждала иномирная белая дорога, зачарованный еловый лес, обступивший её, внимательно смотревшая вниз Луна. Ждала необъятная чёрная бездна. А где-то — кто знает, где — наверное, ждал Северус. — Пропусти меня, Туманный Путь, — попросила Настя. — Прости мою несдержанность и глупую злобу. — Кто ты? — шуршащим, древним, как само Мироздание, голосом вопросила её тёмная вечная Пустота, лежащая у её ног. — Я… Анастасия… Нет, — она сама сразу поняла, что говорит не то, не о том. — Я — лишь песчинка в огромном мире. Песчинка, которую можно смести одним дуновением. Бессильная, ничего не знающая и не понимающая. Такая же, как мириады других. Ничем не лучше и не ценнее. — Почему же я должна пропустить тебя? — властным прибоем накатил голос Пустоты. — Потому что у меня есть душа. А душа бесценна и вечна. Конечна Вселенная, но вечен Дух. И я — слабая душа, но — вечная. Остынут Солнца, разрушится Вселенная, а души будут расти и становиться сильнее. Я — душа, которая ищет другую душу. Пропусти меня. Позволь мне найти того, кто заблудился на Туманных Путях. Я лишь хочу вернуть его домой. Мне больше ничего не нужно. — Тот, кого ты ищешь, не заблудился. А у тебя нет Путеводной Звезды, чтобы искать потерявшихся на Туманных Путях. Возвращайся домой. — Я не вернусь без него, — с отчаянием ответила Настя. — Это твоё последнее слово? — равнодушно спросила Пустота. — Да. Лунный свет, падавший из-за спины, исчез, исчезла дорожка из белого камня, еловый лес — ничего не осталось. Непроглядная тьма упала плотной душащей пеленой. И только живое тёплое тело птицы, вцепившейся в плечо, помогало помнить, что она, Настя, ещё не умерла, что она не одна. И это же помогло не закричать от страха, переходящего в нестерпимый ужас, удержаться от мольбы о пощаде, не упасть, не издать ни звука. Она ощущала, что испытание ещё не закончено. Во тьме появились тонкие светящиеся нити, словно над бездной раскинули необъятную серебряную паутину. — Иди! — изрекла Пустота. — Выбирай Путь. Ищи того, за кем пришла. Настя взглянула на ворона, но его не было видно. Ничего не было видно, даже собственной руки, поднесённой к глазам, невозможно было разглядеть. Только бескрайняя паутина ниточек-путей. И ничего больше. Надо идти. Нельзя стоять здесь. Но разве выдержит её тонкая паутинка? Разве сумеет она не упасть в бездну? Надо идти… Но какую выбрать? Она стиснула зубы и сделала шаг — на ближайшую тонкую ниточку. И ещё один шаг. И ещё. Не смотреть под ноги. Она упадёт только если будет смотреть вниз, если будет бояться. Если не поверит, что у неё под ногами дорога. У неё под ногами Путь! И она знает это. Чувствует. Ещё шаг. Господи… как же Северус? Где он? Ему тоже пришлось проходить здесь? Или нет… Ведь Пустота предлагала ей вернуться, но она не могла. А что ждало здесь его? Развилка. Какую нить выбрать? Какой Путь? Где же ты, Северус? Неожиданно тонкие ниточки превратились в тропки, уже не тянуло такой потусторонней жутью снизу, не ощущалось притяжение бездны. Твёрдая почва, бескрайнее пространство, иссечённое бессчётными тропинками. Вновь появился рассеянный призрачный свет, очень похожий на лунный или, может быть, звёздный, хотя ни звёзд, ни Луны видно не было. Наверное, та картина — с Пустотой — ближе к реальности, но она приоткрылась ей лишь на минуту, чтобы проверить её решимость, и снова скрылась, преобразившись в нечто не столь пугающее. И всё же — как выбрать. Настя глянула на притихшего Цезаря. Он тоже очень внимательно смотрел по сторонам. Не сказать, чтобы испуганно, скорее — с большим интересом. "Вороны умеют находить Туманные Пути", — подумалось вдруг. Откуда? Откуда она это знает?! Но Цезарь никогда не был в таких местах, и он смотрит вокруг словно лев, выросший в Зоопарке и неожиданно оказавшийся в Африканской саванне. А когда Настя снова взглянула вперёд, на тропке перед ней сидел… кот. Чёрный кот. Зелёные глаза светились лукавством и мерцающим внутренним светом. Кот посмотрел на неё оценивающе, лизнул лапку, провёл по ушам. Потом лениво поднялся, потянулся, развернулся к девушке хвостом и неторопливо двинулся вперёд, уверенно выбрав одну из тропок. Настя и Цезарь переглянулись. — Проводник, — сказал ворон. Кот оглянулся и посмотрел на птицу осуждающе, мол, кто просил подсказывать? После этого Настя без дальнейших колебаний двинулась за царственно поднятым хвостом, торжественно покачивавшимся из стороны в сторону.