Беллатрикс. Перезагрузка

После возвращения домой — в Призрачный — и Стейси, и Северус ощутили сильную слабость вплоть до обморока. Северус, конечно, старался не подавать виду, но Букер его быстро раскусил, заметив, что "лорду Принцу" так же необходим отдых, как и Стейси. Сама Стейси уже никого и ничего раскусывать не могла — Пайки немедленно уложила её в постель, уже почти бесчувственную. Проваливаясь в сон, Стейси успела только пожалеть, что на этот раз она одна и никто её во время сна обнимать не будет, пусть даже ни на что большее сил нет ни у неё, ни у него. Во время схватки с Шеархат, когда магические силы иссякли, магия вытянула из них часть жизненных сил, отсюда и обморочная слабость. Они провели в постелях около двух суток, в течение которых убедились, что домовики — это настоящие домашние тираны и деспоты, от чьей заботы нет спасения! Когда силы наконец-то вернулись, молодые люди смогли встретиться на нейтральной территории — то есть в гостиной. Стейси надела персиковое шёлковое платье, которое нравилось и шло ей больше всего из её нового гардероба. Платье подходило скорее для романтического ужина, чем времени между завтраком и обедом, но уж очень хотелось — хотелось ничего больше не откладывать на потом. Северус встретил её восхищённым взглядом, и самое приятное в этом было, что она знала — он смотрел бы точно так же, даже если бы она нарядилась в мешковину. Когда они уже почти вовлеклись в головокружительный поцелуй, о котором грезилось сквозь сон, рядом материализовался Баюн. Похоже, это тоже становилось традицией, но такая традиция Стейси совсем не нравилась. И Северусу тоже — у него был такой вид, будто он готов поколотить Тимофея. Или придушить. — Эй, не надо на меня смотреть, как на врага народа! — впечатлился Баюн. — Вижу, что не вовремя, не дурак. Но тут такое дело… Стейси, не сдержавшись, застонала в голос. Северус прикрыл глаза рукой. — Какое ещё дело, Тим?! — не выдержал Северус. — Мне кажется, ты издеваешься! Дай хоть в себя прийти! — Вот Чудо-Цвет добудете, сможете сколько угодно… — Баюн выразительно помолчал и даже поиграл бровями для дополнительной выразительности, — приходить в себя. Папоротник-то раз в году цветёт! Да и то — не каждый год у него сила такая, чтобы обращённого оборотня истинным сделать… — Что? — вскинулась Стейси. — Ну вот, узнаю нашу мисс Перелицовщицу Судеб, — издевательски поклонился Баюн. — Кого? — Стейси упёрла руку в бок. — А чего, не так, что ли? Стейси подумала и решила, что Баюн прав… — Так что там с Чудо-Цветом? — хмуро спросила она. — А ничего. Того и гляди зацветёт, пока вы тут со мной лясы точите. Мне-то чего… — Как — того и гляди? Сейчас же утро! — уличила Баюна Стейси. — Утро? — протянул он издевательским тоном. — Может, ты мне ещё скажешь, какой там у нас хотя бы год, Василиса ты наша без премудрости? Ты хоть представляешь, чего Арина из-за тебя со временем навертела?! Ну и из-за Севера тоже… У нас же теперь полный рассинхрон! — Чего? — Рассинхронизировались мы, вот чего! Десять лет! — Тимофей воздел руки, как бы призывая Высшие Силы в свидетели. — Десять лет у нас прошло! А тут несколько дней. У нас теперь восьмидесятый год! Арина такого навертела, что сама уже того гляди запутается… Тебе теперь к нам в гости десять лет нельзя будет… В лучшем случае! — добил Баюн неэстетично и расстроенно приоткрывшую рот Стейси. — Арина надеется за это время обратно синхронизироваться… Это ещё кот надвое сказал — удастся ли… Ещё детей она приняла на обучение. Они теперь у неё — в восьмидесятом году! Вам к ней нельзя… и с ними встречаться нельзя. Мне велено вас к лесу доставить, если цветочек интересует, конечно. Нет, так нет, баба с возу — коту веселее! Так чего — пойдёте за папоротником, или ну его этого оборотня? И так проживёт. Как-нибудь… — Пойдём, конечно! — вскинулась Стейси. Северус смотрел мрачно, и она быстренько сделала жалобные глазки. Даже сама себе удивилась… Откуда у неё это? Никогда она так себя не вела! Если хотела чего-то добиться, выхватывала шашку и бросалась в атаку, а тут… Наверное, чтобы почувствовать себя настоящей женщиной, умеющей пользоваться не только своей силой, но и своей слабостью, нужно, чтобы рядом оказался настоящий мужчина… Северус капитулировал моментально. В конце концов, она ещё ни о чём его не просила! А тут… Было видно, что после такого взгляда он готов ринуться добывать не то что цветущий папоротник, а… хоть Горыныча! Баюн не стал медлить, дождался только, когда возьмут мантии да предупредят домовиков, и буквально вмиг перенёс их в лесную чащу. Ночь окутала мягким бархатом, лесными запахами, где-то далеко пел соловей. По небу скользила луна — полная, сливочная, в легчайшей облачной дымке. — Вот, видали? — указал на Луну Баюн. — Только когда папоротник в полнолуние цветёт, тогда для этих целей точно годится. Значит так: с тропы не сходить, не оглядываться, по сторонам не зевать. Вообще от тропы взгляд не отрывать! Как дойдёте до полянки — там он и будет, не промахнётесь. — И что с ним делать надо? — спросила Стейси. — А это вы сами догадаться должны, — ухмыльнулся Баюн. — Тим, ну не крути! — вскинулся Северус. — Да не кручу я… Правда. Сами должны понять. Главное — желание загадать. Заветное! — Баюн наставительно поднял палец. — А он разве не это… не клады указывает? Папоротник-то, — засомневалась Стейси. — Эх ты, темнота британская! Он заветное желание исполняет! А что люди — придурки жадные — про клады придумали, то их вина и беда. Желание чистым должно быть! Жадного Чудо-Цвет погубит. Поэтому и идёт всё наперекосяк даже у тех, кто доберётся до цветочка. Лучше всего не для себя загадывать — оно спокойнее. Для себя — практически в ста случаях из ста боком выйдет! Хотя на сто первый, может, чего и получится… Но у вас со своим и так порядок. Так что — вперёд, голуби. Тропу видите? — Да как-то не особо… — Стейси напряжённо уставилась под ноги. — А ничего, сейчас от Луны глаза отвыкнут, и увидишь. Гнилушки, огоньки болотные, чудища жуткие, стоны, крики и тому подобное — всё в комплекте, так сказать. Хотя это от настроения Лешего зависит. На самом деле — проще не придумаешь — шпарь по тропинке до цветочка — всех забот! Ну, я пошёл, дела у меня… Да и вам пора. Чую — расцветёт он скоро. А цветёт он недолго. Да, чуть не забыл. Топь тут рядом. Гнилая Топь. Место серьёзное, и вам туда не надо. Так что для особо одарённых повторяю ещё раз — не сходить с тропы! — Да поняли уже, — Стейси вздохнула. — Спасибо, Баюн. Только вот я, как особо одарённая, сильно подозреваю, что не сойти с тропы не так-то просто… Баюн почесал в затылке. — А вот я подозреваю, что развлекалова для кикимор в этот раз не выйдет. Леший уж больно Арину уважает… — Баюн дурашливо-разочарованно развёл руками и скрылся в темноте, только трава шелохнулась. — Ну что, пошли? — сказала Стейси, взглянув на молчаливого Северуса. — Пошли, — он едва заметно улыбнулся и крепко взял её за руку. Но долго так идти не пришлось. Тропинка стала совсем узкой, толстые стволы подступили вплотную. Стало ясно, что придётся разделиться. Молодые люди синхронно вздохнули. Конечно, Леший уважает Арину, но чтобы уж совсем-совсем лишить себя ежегодного (да и не каждый год смельчаки находятся) аттракциона — это уж слишком! — Придётся разделиться, — смирилась с обстоятельствами Стейси. — Кто пойдёт впереди? Давай я! Подозреваю, что мне всё же легче будет не обернуться на твои крики и призывы на помощь, чем тебе — на мои. Ни за что не поверю, что с учеником Арины и приятелем Баюна тут действительно что-то случится! — Мне кажется, это вообще неважно, — нахмурился Северус. — Разделимся и сразу перестанем друг друга видеть — кто там впереди, кто позади — всё равно. — Ну ладно, — Стейси быстро поцеловала его в щёку. — Помни, что ничего со мной не случится и орать я не стану! Впрочем, стонать, стенать и плакать — тоже! Пошли! Она всё-таки вышла вперёд и припустила по тропе бодрой рысью. По сторонам старалась не смотреть, но боковым зрением всё равно видела: там плясали какие-то огоньки, наверное, те самые гнилушки, о которых предупреждал Баюн. — Стейси… помоги… — хриплым голосом простонали где-то сбоку. Девушка только ухмыльнулся. Леший даже не старался особо — работал так, по привычке, без огонька, чтобы совсем уж не отступать от освящённых веками традиций. Ему было ясно, что на этот раз Цветок придётся отдать. Но для Арининой внучки и ученика — не жалко. Северуса он вообще давно знал и даже почти любил. Толстенный ствол протянул поперёк тропы ветви-лапы, выставил жуткую морду. — Фу, — Стейси скривилась, — в лицо лапы не суй! Я на тропе, — она, не глядя на образину, уставилась под ноги и даже рукой ткнула для убедительности. — Вот, тропа! Не загораживай! Целоваться с тобой я не собираюсь, так что подвинься! Образина разочарованно усунулась обратно, Стейси прошла мимо, не отрывая глаз от узкой ленточки плотно утоптанной земли. Ей показалось, что рядом разочарованно вздохнули. — Ага, — усмехнулась девушка и тут же задушевно попросила: — Давай обойдёмся без цирка, а? Рядом снова вздохнули — густо и шумно, и тропа враз оборвалась. Стейси, бежавшая по ней, как собака по следу, резко остановилась. — Не балуй! — сказала сурово. — Я правил не нарушала! — Да ты глаза-то подними всё же, — проскрипело поблизости. — Ага… — она упорно смотрела под ноги. — Я глаза подниму, а ты тропу и того… из-под носа утянешь! Верни тропу, говорю! — М-да… — рядом зашуршало, будто кто-то шумно почесал в затылке. — Впервые такое… Развлекла всё же деда на старости лет! Пришла ты уже! Поляна — вот она! Цветок того и гляди раскроется! — А не врёшь? — Стейси прищурилась — по-прежнему себе под ноги. — Ну народ пошёл… ну народ… Ну хоть ты ей скажи! В спину Стейси кто-то ткнулся, а в следующий миг обхватил её сзади. И тут она не выдержала — огласила окрестности звонким визгом! — Голосистая! — одобрил Леший. — И ведь надо же… верещит, вырывается, а глаз не подымает! Кикиморы мне, как пить дать, не поверят! — Стейси, это я! — прямо в ухо сказал Северус, воспользовавшись моментом, когда у неё закончился воздух. — Точно ты? — спросила Стейси, передумав повторять звуковой удар. — Точно. А перед нами — поляна. Только тут она всё-таки посмотрела вперёд. Мягкий свет прикрытой облачной вуалью Луны серебрил маленькую совершенно круглую полянку. В самом центре, среди невысокой травы, пышным веером раскинулись резные листья папоротника, и среди них разгоралась крохотная звёздочка — что-то нежно-мерцающее, манящее… Рука Северуса нашла её ладонь, и они вместе подошли к серебристо-зелёным в лунном свете листьям, не сговариваясь, опустились на колени. На их глазах происходило чудо. Где-то вдали снова запел соловей, Луна откинула вуаль из облаков, чтобы лучше видеть, крупные звёзды будто перемигивались в небе: "ты видишь? видишь?" Это был большой бутон — бело-розовый, святящийся изнутри. Он раскрывался на глазах, наливаясь мерцающим светом, раскрывал лепестки, ряд за рядом — атласные и светящиеся, такие нежные, что казалось — они растают, если к ним прикоснуться. В центре лепестки были ещё нежнее — тончайший прозрачный шёлк. Казалось, они состоят из одного только волшебного сияния… Цветок раскрылся полностью — похожий на лотос, с трепещущими золотыми тычинками и облачком пыльцы, переливающейся всеми цветами радуги. "Пора…" — словно прошептал кто-то. Папоротник цветёт лишь несколько мгновений. — Что делать? — прошептала Стейси. — Сорвать его? — неуверенно предположил Северус. — Такую красоту… нет… нет… — сияющее мерцание Чудо-Цветка затмило ей зрение или, может быть, от пронзительной его трепетности выступили слёзы, но для неё будто весь мир заволокло трепещущей радужной пеленой. — Исполни желание наше, Чудо-Цвет, — проговорила она. — Помоги Ремусу. Пусть станет истинным оборотнем. Или вовсе излечится и будет обычным человеком. Пусть будет так, как для него лучше! Сияющие лепестки затрепетали, дрогнули золотые тычинки, густое облачко переливающейся пыльцы взметнулось в воздух. А потом и сам цветок воспарил над резными листьями, на несколько мгновений застыл в воздухе… и рассыпался волшебной пыльцой. Стейси и Северус дружно вздохнули. И так же дружно порадовались, что не попытались сорвать это чудо… У него и стебля-то не было! Сейчас они были уверены, что так и следовало поступить: просто любоваться Чудом, просто пожелать добра тому, за кого пришёл просить. Всё просто! И не было сомнений, что желание исполнится. Оно не может не исполниться. Светлая грусть окутала их, будто та волшебная пыльца, а может, она и на них попала? Соловей продолжал свою песню, то взлетающую ввысь трелью, то рассыпающуюся звучным щёлканьем. Гимн любви… И глаза любимого — так близко… Он смотрит на неё так… будто это она — волшебный цветок, трепещущее Чудо, к которому страшно прикоснуться, чтобы не рассыпалось искрящейся пыльцой… — Ты — мой Чудо-Цветок, — тихо сказал Северус, будто подслушал её мысли, и осторожно коснулся щеки. — Я не исчезну, — прошептала она, прижимая его ладонь своей. — Давай побудем здесь. Ведь можно же? Соловья послушаем. — Можно, — ответил он, не шевелясь. Что-то шелестнуло в кустах. Стейси не обратила на это никакого внимания, она ощущала, что здесь им ничто больше не угрожает. Северус всё-таки вынырнул из её взгляда, посмотрел. — Что там? — Ничего, — ответил он. — Ничего. Там был Баюн, подававший какие-то знаки, закатывающий глаза и наконец изобразивший расстилание чего-то по земле. Северус враждебно прищурился. Стейси старательно прятала улыбку. Она догадалась — это мог быть только Баюн! Ну, или Леший. Но на Лешего Северус, скорее всего, реагировал бы иначе. Хотя, как знать, в каких они отношениях. Десять лет здесь провёл всё-таки… Десять лет. И всё ради неё… Баюн скрылся среди деревьев, прихватив с собой и Лешего, до того старательно изображавшего дерево. — Пойдём-пойдём, охальник старый. Чего тут окопался? Ишь, корни пустил уже. Мало ты парочек видел за тысячу лет? — Одно дело — парочки, — тихонько проскрипел Леший. — А тут — любовь… — Потому и нельзя! — отрезал Баюн. — Нешто ж я не понимаю, — прошуршал, ковыляя за ним, Леший. — Но можно ж было ещё минуточку полюбоваться… Северус, помедлив ещё несколько мгновений, расстегнул мантию и постелил на траву. Стейси присоединила к ней свою. Они сели рядом. Стейси смотрела на звёзды. Северус — на неё. Она повернулась к нему. — Если я Чудо-Цветок, значит, могу исполнить желание, — проговорила с полувопросительной интонацией. — Не желание, — ответил он, покачав головой. — Мечту. Ты — моя мечта. — Когда мечта исполняется, она перестаёт быть мечтой, — Стейси стало грустно. И страшно. — И тогда приходится находить другую мечту… — Нет, — он привлёк её к себе, заглянул в глаза — близко-близко. Казалось даже, что видно, как в них отражаются звёзды. — Моя мечта — быть рядом с тобой всегда. Всегда, понимаешь? Она никогда не сможет исполниться… Пока мы есть. Он осторожно прикоснулся губами к её губам, запустил руки в шёлковый водопад чёрных волос. Когда они успели рассыпаться по плечам, Стейси и сама не знала. Наконец-то она там где должна быть, а главное, самое главное — с тем, с кем должна быть. Сердце неистово билось и пело, пело, вместе с соловьём. Нежные поцелуи превратились в исступлённые, руки путались в одежде — такой лишней, такой ненужной сейчас. Стейси таяла и плавилась в его руках, растворялась без остатка в восхищённом взгляде чёрных глаз, душа цветком раскрывалась навстречу волшебству этой ночи, волшебству, что может подарить только тот, кто любит по-настоящему, тот, кого любишь беспредельно… Они — одно целое. У них одна жизнь на двоих, одно сердце и одна судьба. Когда и тела готовы были слиться, они на миг замерли — глаза в глаза — клятва без слов, соединение воедино — навеки. Пронзительно прекрасная летняя ночь обнимала двоих, подаривших ей чудо истинной любви.