X Запрещенная зона
Просыпаюсь утром от того, что в тренерской кто-то есть. И, не открывая глаз, уже знаю – кто. По звукам дыхания, по запахам, по поскрипыванию стула. – Привет Рыжик. – Доброе утро Сёма. Открываю один глаз и, вывернув шею, удостоверяюсь – действительно Ульяна. Сидит и читает одну из тех книжек, что я так и не вернул бабе Глаше. Чуть опустила книжку и точно так-же, одним глазом, смотрит на меня. – Если позволишь – я хочу встать и одеться. – Ладно, уговорил. Ульяна кладет раскрытую книжку корешком вверх, встает и уже собирается выйти, когда я ее останавливаю. – Имей в виду, в этом лагере привилегия на мысленные пошлые шуточки только у меня. – Ты… телепат? – У тебя вздрогнули губы, в удержанной улыбке, и ты очень хитро прищурилась, но промолчала. Все, а теперь свободна. Быстро натягиваю шорты, расправляю одеяло на кровати, беру умывальные причиндалы и, перед тем как выйти, гляжу одним глазом на книгу: мягкий переплет из белого картона, бумага, по качеству чуть лучше газетной, и называется фолиант сей «Горизонтальный транспорт в многомерной сети», за авторством неких Г. Д. Андрейко и М. Н. Колокольцева. На обложке штамп: «Для служебного пользования». Заинтересовавшись, открываю последнюю страницу книги, там, где печатают выходные данные, – так и есть: Глафира Денисовна Андрейко. Ну вот и познакомились. Смотрю на даты: сдано в набор и подписано в печать в 1985 году. Тираж 200 экземпляров. Аккуратно кладу книгу, где взял, и тут в дверь заглядывает Ульяна. – Ну, ты уже встал? – Ага, заходи, а я – умываться. Выхожу в спортзал и направляюсь в душевую. – Не ходи, там девочки умываются. – Ульяна кричит мне в след. Действительно, дверь в душевую открывается и оттуда выходят все трое. Я только ворчу. – Между прочим, могли бы предупредить. Я бы на крыльце подождал. – А что такого-то? Дверь же закрыта на шпингалет, да и Ульяна проследила, чтобы ты к нам не ломился. – На последней фразе Саша улыбается. – Ты хочешь сказать, что я, как дурак, две недели топтался каждое раз на крыльце, а мог бы спокойно и со вкусом валяться на кровати, пока вы там плещетесь? – А мы все эти две недели удивлялись, что ты там топчешься на крыльце, а не валяешься на кровати. – Девки, когда-нибудь я вас отшлепаю. И улыбки до ушей у всех. Улыбки хорошие, но глаза Саши, мне все же не нравятся, похоже – плохо спала. Жаль, я не могу угадать ее настроение, как с Ульяной и разговор на языке мимики и жестов, как с Леной, у нас тоже не получается. На всякий случай пробую вопросительно поднять брови, нет – меня не поняли. Ладно, шутила, действительно, искренне, поэтому пусть живет. Проспал я сегодня приход Ульяны с Сашей, поэтому быстро-быстро умываюсь, запираем с Ульяной спортзал и идем на линейку. А Ульяна в спортзале капитально обустроилась, пользуясь служебным положением. Я так и не понял – где, но где-то здесь у нее хранится комплект пионерской формы, в который она, пока я умывался, и переоделась, подозреваю, что и купальник, где-то здесь же. Так пойдет дальше и из тренерской меня выживет. В домике Ольги живет Второй, а я пойду в домик к Алисе. М-м-м, вспоминаю эротический волейбол, заманчивый вариант, кстати... – Ты чего улыбаешься? – Да так, мысленной пошлой шутке, которую я никогда не озвучу. – Чтобы не стала правдой? Я понимаю. Хочу еще спросить Ульяну про книгу, но уже некогда, уже подошла Ольга и пионеры образовали привычное подобие строя. Опять я засыпаю под голос вожатой, опять, чтобы не заснуть и не свалиться ко всеобщему веселью, начинаю разглядывать пионеров, пока не натыкаюсь взглядом на Второго. Вот аккуратный парень – ни разу, в отличие от меня-пионера, линейку не пропустил, а еще стоит в строю так, как будто это ему знакомо и привычно, снисходительно поглядывая на томящихся пионеров. Интересно, где он такому выучился? А сейчас еще интереснее – Второй, оказывается, столь же, чуть иронично и снисходительно, поглядывает и на нас с Ольгой. Впрочем, не обидно поглядывает, а потом наши взгляды пересекаются, он понимает, что попался и коротко улыбается извиняющейся улыбкой. Я даже подумал, что он тоже проснувшийся, как и я, но только умело это скрывает, как и я же, но нет, это я бы почувствовал. Очень интересный двойник. Наконец, доходит очередь и до меня: быстро сообщаю о тренировке, о вечернем походе, о том, что мальчиков из среднего отряда ждет костровая площадка. Всё, линейка закончена. До завтрака есть немного времени – присаживаюсь на скамейку. Наблюдаю за Вторым, а Второй застыл посреди площади и ищет кого-то взглядом, наконец, кивает и отправляется с площади в сторону главных ворот. Ищу глазами Лену, нет, Лена здесь, вон она у памятника Генде, и тоже смотрит вслед Второму, потом оглядывается, почувствовав мой взгляд, улыбается, но тут же прячет улыбку и подходит. – Привет. – Привет. И всё. Я уже начал забывать, как Лена может отстраняться от окружающих, так вот она мне сейчас это напомнила. Стоит и разглядывает пряжки на своих босоножках, а мне гадай, то ли это демарш Второго ее сейчас расстроил, то ли это я где накосячил. – Лен, садись, или на завтрак уже пойдем? Лена просит меня прогуляться с ней до домика, а уже оттуда идти в столовую. Ну как просит, в своей обычной манере старой Лены скажет два слова, а мне догадывайся. Будет всю дорогу молчать, а потом, у домика, спросит, что я хочу ей сказать, раз напросился к ней в компанию. А я, в свою очередь, скажу ей, что это она меня сама в свою компанию пригласила, на эту мою реплику Лена обидится, виду не покажет, но еще больше уйдет в себя. Вот так незаметно отношения и портятся. – Лена, только не заставляй меня догадываться, что случилось. Я человек не чуткий и в таких вещах плаваю. Попробуй вспомнить, как мы до сих пор общались. – Хорошо, я попробую. А я, оказывается, под подозрение попал после вчерашнего ЧП с Сашкой. Плакала Александра ночью, когда Лена в домик вернулась, за слезами было ничего не понять, Александра объяснять категорически отказывалась, только некоего Семена упомянула, что он, Семен, знает. Поскольку Семенов в лагере два, и Семен-второй с Сашей практически не общается, а вчера весь день был на глазах, остается только ваш покорный слуга. А памятуя про откровенность Лены о чувствах Саши к этому Семену, картина выстраивается совершенно в духе любовного романа. Так-как на роль казановы я, по общему мнению женской половины лагеря, не гожусь, то Лена, прежде всего, решила, что я, где-то допустил грубость, по отношению к Саше. – До вечера Саша держалась, значит, а ночью проняло. Лен, в общем-то, это, прежде всего, Сашкина тайна, ну, раз уж она ко мне тебя отправила… Ну и посоветоваться мне с кем-то надо. Не с вожатой же. – ...тебе никогда не хотелось встретиться с собой? То есть со своим двойником из другого лагеря? – А при чем тут…? Ну ладно, я, до сих пор, не верю, что лагерей больше одного. То есть, тебе я верю, и вас Семенов я вижу, но в голове не укладывается. Наверное хотелось бы. – Вот. А я двух своих двойников лично знаю, но с одним, хоть и живем в одном лагере, но никак поговорить не получается, а второму, как вижу, так хочется по лицу ударить, а после вчерашнего боюсь, что, при встрече, лицом не ограничится. Но вот беда: видеть его – каждый цикл вижу, а встретиться не могу. Рассказываю Лене о встрече Саши с Пионером, о своей вчерашней встрече с Сашей, о том как Саша плакала без слез, о ее шоке. Лена, какое-то время обдумывает мои слова. – Знаешь Семен, наверное это как заноза. – В смысле? – Ну вот ты предложил нам, две недели назад, оставить записку на банке с вареньем. И сказал, что это для тех, кого поселят после нас. А мы приехали и я эту записку сама же и прочитала. – Лена молчит какое-то время, а потом добавляет. И посадила занозу, куда-то сюда. И показывает на себя, неопределенно водя рукой, где-то между галстуком и босоножками. – … а потом эта заноза болела, болела и вот, закончилось тем, что я… В общем, закончилось со мной тем, что я изменилась и вот такая стала, как сейчас. И ты, наверное, тоже себе такую занозу когда-то посадил. Ну и ты был готов, и я, получается, была готова, и сил нам хватило, чтобы измениться. А Саша – еще нет, потому она измениться пока не может, а от этого ей и больно так. И этот твой «двойник», он еще и нарочно хотел сделать Саше больнее. Может он, только того и хотел, чтоб ей больнее было. Или хотел, чтобы она исчезла, а ты помешал. Лена, безусловно, или права, или близко к истине подобралась, но что нам теперь делать? – Лен, и что нам теперь с Сашей делать. – Не знаю, мы и так о ней заботимся, вот как сейчас. – Ага, заботимся, прямо как папа с мамой. На «папу с мамой» Лена улыбается. – Скажешь тоже, папа с мамой. Я шестнадцатилетняя пионерка. Пока так беседовали, естественно, опоздали в столовую. Ну что же, опоздавшему – кости. В данном случае костями считаются: каша гречневая без подливы, хлеб без масла и жидкая фракция от вчерашнего вечернего компота – последнее, скорее, плюс, не знаю, как для Лены, но для меня-то точно. Садимся за один столик, пока дежурные протирают остальные и я спрашиваю Лену. – Как там мой двойник? Книгу то похвалил вчера? – Нет, мы сидели и звезды рассматривали. Ну, тоже хорошее занятие. – А сейчас он куда? – Его вожатая в помощь Алисе отправила. – Устанет, как будет сахар таскать? – Какой еще сахар? Рассказываю про свои отношения с мешками с сахаром, Лена улыбается. – Пиво, говоришь, в медпункте, в левом ящике стола? Надо Алисе сказать, а то вдруг пить захочет после костровой площадки. Смотрю на время – через пятнадцать минут уже тренировка. Быстро доедаю, прощаюсь с Леной и прошу, чтобы она ко мне Сашу отправила. Переживания переживаниями, но завтра отчетная игра у моих мелких, вот и надо же кому-то грамоты надписать, ну а кому надписывать, кроме обладательницы лучшего почерка в лагере? Выхожу из столовой и быстро-быстро на площадку. Так, вся команда уже здесь, стоят у крыльца меня дожидаются. Время? Нет, еще не опоздал, но все-же… неудобно. – Простите ребятушки, задержался я. Ребятушки аплодируют моему финишному рывку – лоботрясы, никакого почтения! Так и заявляю им об этом, а Серега-заяц мне отвечает в том духе, что я сам их так воспитал. И, мол, умных к умным, а меня к тебе. Да, на секунду пробивает грусть, этих оболтусов мне тоже будет не хватать. – Все помнят, что послезавтра отъезд? Хор: «Д-а-а-а-а!» – Все догадались, что завтра отчетная игра? Ну, уже не хор, а так – отдельные голоса. – Поэтому сегодня, после разминки, попробуем полчаса поиграть, а потом ошибки разберем. Разбивайтесь на команды и Гриш, ты как себя чувствуешь? Гришка уже и забыл про медпункт, и это радует. Отправляю его провести разминку, а сам присаживаюсь на лавочку рядом с Васей, наконец то я подгляжу, что он там читает. Вася, при моем появлении, переворачивает записями вниз какие-то листики, а журнал «Катера и Яхты» не спрятать - поразительно знакомый журнал. Настолько знакомый, что знаю я его наизусть. «Катера и Яхты», номер двадцать пять, за семидесятый год. Статья: «Вспомогательные паруса на моторной лодке». Вот так, еще кто-то встал на мою скользкую дорожку. Есть, правда, одна проблема – Васе не перетащить в одиночку лодку через заграждение, я вот, большенький мальчик, и то чуть не умер прямо там, пока перетаскивал. А еще я понимаю, что можно было и не убегать. Правда, я тогда много хороших людей не встретил бы, но и те, кого я оставил – ничуть не хуже, я уверен. Но начни я сейчас об этом говорить, Вася, все равно, меня не услышит. Но единственное, что я говорю Васе по этому поводу… – Вась, с инструментом работать умеешь? – Немножко. – Вась, я ничего этого не видел, пока ты сам не дозреешь. – Киваю на листики. Но, сначала, запишись в кружок к кибернетикам. Делают они всякую ерунду, но Электроник тебя научит работать «множко». И освой технику гребли. А сам беру у Васи карандаш и на обратной стороне его записей схематически рисую мачту с рейковым парусом, потом, подумав, проставляю все размеры. Выражение ошалелых глаз Васьки бесценно! Но я к Васе не за этим, сейчас Сашка придет, собственно, вон она уже идет. – … сейчас Саша придет, будет в тренерской грамоты для участников завтрашней игры надписывать. У меня к тебе просьба, побыть с ней, пока она не закончит. Скажешь, да хоть то, что тебе голову на солнце напекло и я отправил тебя на кровати полежать. Понимаешь, она одна сейчас оставаться очень боится, но гордая – никому об этом не говорит. Так что я рассчитываю на твою деликатность и молчаливость. Васька деликатно и молчаливо утекает в тренерскую, а я перехватываю заинтересованный взгляд зайца-Оксаны. Любофф? Ну, как минимум, обоюдный интерес, а то – зачем Ваське сюда ходить каждое утро? Я, помнится, журналы в библиотеке читал. Пока не закончилась разминка быстро объясняю Саше ее задачу, объясняю, где найти грамоты и отправляю следом за Васькой. – Найдешь? – Да, найду. – Все в порядке? – Лена беспокоилась? Да, все в порядке. Ну, я, правда, по паузе, улавливаю, что не совсем в порядке, но отпускаю Сашку работать, а сам переключаюсь на тренировку. Мелкие делятся на команды, я, наконец, достаю из под футболки свисток. – Обратите внимание на исторический момент! Впервые за смену физрук взялся за свисток. Монетка есть у кого? Монетка находится у Артема – советский двугривенный. Она висела у Артема под футболкой на шнурке, продетом в просверленное в монете отверстие. На несколько секунд замираю и пытаюсь вспомнить тогдашнюю неформальную детскую моду – нет, не помню я монет на шнурках: куртки от школьной формы с отпоротыми рукавами помню, октябрятские звездочки, с которых сошлифован весь рельеф, так, что остается белая гладкая звезда, помню, резистор в петлице помню, а монету на шее не помню, видимо – личная Артемова заморочка. Двадцать копеек: буханка хлеба, два билета на детский сеанс в кино, обед в школьной столовой, стаканчик пломбира, молочный коктейль в буфете кинотеатра и еще сдача останется. Хватит ностальгировать, снимаю монету со шнурка и спрашиваю Артема – Орел, решка? – Орел! Боже, как давно я этого не делал! Кладу монету на сгиб указательного пальца и подбрасываю ее щелчком ногтя. И… орел. – Угадал, выбирай ворота. – Спасибо. И, пусть монета у вас до завтра останется, завтра же все равно еще раз кидать. – За что спасибо то, чудак-человек? Пока есть еще чуть времени до свистка цепляю монету обратно на шнурок и пытаюсь одеть ее себе на шею – не лезет. Моя голова несколько больше, чем у десятилетнего Артема и в петлю шнурка не лезет никак - нос и уши мешают, тогда связываю шнурки монеты и свистка вместе. – Все готовы? Все готовы. – Первый тайм! Свисток, и нужно не путаться у октябрят под ногами. Два тайма по пятнадцать минут не получилось, получилось два по двадцать. Счет – по нулям. И разбор полетов после игры, в итоге: «Все всё поняли? Все свободны, кто хочет еще поиграть – могут остаться. Завтра не осрамитесь.» Черт, с соседним лагерем бы сыграть, но как? В тренерской сюрприз – Васька не подвел, не подвел, а просто уснул у меня на кровати. Саша сидит, подперев подбородок кулачком и этак, по матерински, смотрит на Василия. Хорошо, что без шума зашел. – Все сделала? – шепчу. Александра кивает и показывает на стопку грамот. Я беру надписанные грамоты, читаю одну, улыбаюсь и киваю Сашке. Прячу грамоты в шкаф и показываю на чайник: «Ты как?», – кивает. Показываю на Васю – тоже кивает. Ставлю чайник на плитку, полчаса у нас есть, как закипит – мы услышим, показываю головой на спортзал и выходим. – Ф-фу. Теперь можно нормально разговаривать. Садимся на ближайшую к тренерской скамью. – Ты решила не выделять завтрашних победителей? Текст на всех грамотах одинаковый: «Самой лучшей футбольной команде от пионеров «Совенка» – Нет конечно. Они, с самого мокрого праздника, итак делятся между собой на золотых и серебряных. Зачем их еще искусственно делить. Так и делятся вот, а я не замечал, но ладно. – А русалки Саша и Мику тоже в этом разделении участвуют? – А то! Мику, кстати, тебе благодарна. У нее теперь настоящий кружок, в котором целых два человека, кроме нее. – И которые могут вытерпеть ее болтовню. – Смешно. Но зачем ты так, знаешь же, что чем человек ей ближе, тем она больше молчит. Знаю, прости Мику, я совсем не хочу тебя обидеть. Но все равно, первый момент общения с тобой нужно перетерпеть. Как и со мной, впрочем, и с другими, кроме, может быть, той же Александры. – Знаю, и то, что она со мной перестала трещать, как сорока, мне очень приятно. Тут происходит два события: начинает петь чайник и выходит из тренерской заспанный Васька. – Я заснул! – сообщает он, адресуясь, в основном, ко мне. Угу, а то я не понял. – Вась, я заметил. Чай будешь пить? Вася почти соглашается, но в спортзал заглядывают Зайцы и Ваське становится не до нас. – Прихожу, а он спит на твоей кровати, журналом прикрылся еще. Ну я и не стала его будить. А то они вчера допоздна домик вылизывали. – Я так и подумал, вся четверка сегодня сонная. Чайник, наконец, перестает петь и начинает призывно бренчать крышкой. – Пошли, нас зовут, – реагирует Саша. Чай, варенье, последние сухари из бомбоубежища, так и не пополнил запас. Чай и варенье, кстати, тоже кончаются. Ну, вареньем меня, я надеюсь, обеспечат, а вот за чаем придется в столовую самому идти. Смотрю на пачку, нет, до конца цикла, даже на всю ораву хватит с запасом, а что будет потом – пусть система сама беспокоится. Сашка уже хозяйничает: заварила чай, достала сахар, открыла банку с вареньем, распечатала упаковку с сухарями и сидит ждет меня. Я разливаю заварку по кружкам, доливаю их кипятком – Тебе полную, Саша? – Да, конечно. Ну вот, сели, попиваем чаек и молчим. Надо бы поговорить о важном, а я боюсь и черт бы побрал эту репутацию психотерапевта. Физрук я, а в прошлой жизни – пионер, а до того – эникейщик, если верить памяти. – Все так плохо, Саш? – Я, я не знаю, иногда нормально, а иногда пробирает, кажется, что вот-вот опять начну исчезать. – То-то ты Лену вчера напугала, а она на меня черти-что подумала. Но ты держишься? – Держусь. И, пожалуйста, давай больше не будем об этом. – Если обещаешь не исчезать, то не будем. – Обещаю! Честное пионерское, я никуда не исчезну! Допили чай, и я понимаю, что до вечера мне делать совершенно нечего. Сходить помочь Алисе? Но нет, еще решит, что я ей не доверяю и обидится. – Саша, вы за ягодой не собираетесь? Ну кто тянет меня за язык? Ягода, потом мука с сахаром. Вот только пива в медпункте, скорее всего, нет – здешняя докторица это не Виола. – Все ты знаешь! Лена тебя позвать просила, как освободишься. – Ну, тогда на пристани встречаемся. Кстати, почему меня? Почему не Второго? Он, правда, на другой работе занят, но можно же договориться. В этом цикле я очень много гребу. Раз в пять больше, чем обычно – надоело. Поэтому работаю веслами, смотрю на Лену с Сашей, сидящих на корме, и мечтаю: а не посадить ли девочек на весла, сразу обеих, а не развалиться ли самому на кормовой банке? И представляю себе, как футболки обтягивают девочек, при каждом гребке… Тьфу, срамота! Тем более они и не в футболках вовсе. – Ты чему улыбаешься? – Лена выдергивает меня из грез. – Честно? Приятной компании. Лена, без выражения, смотрит на меня, опускает глаза себе на грудь, а потом опять поднимает взгляд, чуть приподняв левую бровь, но я успеваю заметить мелькнувшее, на доли секунды, лукавство в ее глазах: «Ну-да, ну-да… А в каком смысле «приятной»?» Я и забыл, что мы можем читать друг-друга. На секунду опускаю веки и потом улыбаюсь: «Именно в этом». – Лена, Семен, прекратите загадочно перемигиваться! – Саш, присоединяйся. Но Саша только вздыхает. – Вы знаете, я не верю вашим рассказам, что все повторяется, каждые две недели, я же помню, как приехала и как в школе училась, но когда вы сговорились? Как Лена знала, что ты согласишься на остров поплыть? Откуда ты знал, что мы за ягодой собрались. – А вот так, поперемигивались в столовой и договорились на языке мимики. – Да врете вы все. Утром перед завтраком и договорились. – Ну, считай так, если тебе так легче. Остров Ближний и земляника. Есть вещи, которые не меняются. – Лен, вы ведь вдвоем с ягодой справитесь? А я так, похожу. Девочки разбегаются на разные концы острова и я остаюсь, условно, один, правда это «условно» мне не мешает. Хожу между березами, клюю землянику. Я почти не бывал на острове, гораздо меньше, чем в той же шахте, но вот под землю меня не тянет, а здесь, на Ближнем, память, сволочь, что-ж ты делаешь? Все события всех циклов всей моей здешней биографии: вот у этой березы Славя дарила мне платок, а здесь Лена спала у меня на плече, а вот там я ночью объяснялся с той же Леной, здесь мы высаживались на берег с Алисой. Выхожу на противоположную сторону острова: вот кривая береза, на которой мы сидели с этой Леной две недели назад, и где, еще не доверявшая мне Лена, пыталась вызвать меня на откровенность, а вот тут мы купались с Мику. Стоп! Мы не купались с Мику, я уверен, но… Привет из заблокированной части памяти? Из предыдущих пробуждений? От кого-то из двойников? Я не знаю, но воспоминания, вот они, хорошие такие воспоминания, не мои, но, все равно, теперь и мои. Иду на восточную оконечность острова, мимо Саши, к бетонному блоку. Саша работает с целеустремленностью комбайна и не замечает меня вовсе, ну и я, не мешая ей, осторожно прохожу мимо. Вот он бетонный блок, вот тут я перетаскивал лодки, один и с Славяной. Представляю – каково будет Васе повторять мой подвиг, но захочет – придумает что-нибудь. Сажусь на песок вытянув ноги и прислонившись спиной к теплому блоку. Вода блестит на солнце и приходится щуриться, чтобы что-то рассмотреть. Остров Дальний, знал бы – обязательно сплавал бы туда, в один из «пионерских» циклов, и вообще – за Дальний, на тот, материковый берег. Интересно, периметр там продолжается или можно уйти пешком? И куда попадешь в этом случае? В параллельный лагерь? Или будешь идти бесконечно? – Прощаешься? Лена тихо подошла ко мне и присела рядом, поставив корзинку между нами. – Прощаюсь. – Грустно? – Грустно, что столько вещей, людей и событий прошло мимо меня. А уходить, оказывается, не грустно, я ведь надеюсь вернуться. Да, кого я обманываю? Грустно конечно, Лен, обещай, что не будете после ко мне относиться, как к убогому. – В этом-то можешь не сомневаться. Мы готовы, поплыли назад? Да, амазонки предложили бы искупаться, а Лена с Сашей, те нет, они на это пойтить не могут. Дисциплина, самодисциплина у Саши и больше показная дисциплина у Лены, но дисциплина. Размышляю о Саше, о том, что если бы не ее доброта – получился бы страшный человек, и надо сделать все, чтобы эту доброту сохранить, хотя бы в целях безопасности окружающих. – Поплыли. – Семен, я вот думаю. А вот то, что мы сейчас с тобой на острове? И две недели назад были на острове. Значит циклы нами все равно управляют? – Лена, не парься, главное, что ты осознаешь все происходящее. А если для нас удобно пользоваться циклами, то почему нет? Относись к этому, как к временам года, просто год получается коротенький. Причаливаем, привязываю лодку, отношу весла в сарай, отношу корзинки девочкам в домик и идем на обед все втроем. Обеденное меню – стандартное для этого дня цикла: суп гороховый, картофельное пюре с зеленым горошком и минтай жареный, какао. Даже баба Глаша не парится по поводу повторяемости циклов, о чем и говорю Лене, в продолжение нашего разговора. Вот не пойму я здешних поваров во главе с бабулей. Одни и те же люди, из одних и тех же продуктов, в одних и тех же котлах иногда готовят едва съедобную бурду, иногда кулинарные шедевры, такие, что хочется проглотить их вместе с тарелкой, а иногда – стандартные блюда казенного общепита, которые съедаешь без удовольствия, хотя и без отвращения, а исключительно с целью насытить организм. Или это гребля мой аппетит так подстегнула, или сегодняшний обед находится, где-то между второй и третьей категориями, но я даже половину минтаины съел. Обедаю с Ульяной, Алиса с помощниками еще не пришли с поляны, и надо бы предупредить кухню, чтоб обед на шестерых оставили. Гляжу в окно раздачи, встречаюсь взглядом с бабой Глашей, киваю ей и тут вспоминаю про утреннее чтение Ульянки. – Уля, ты утром у меня книжку читала, это от скуки, или понравилось? – Объяснил бы мне кто, что там написано. А то интересно – про путешествия между лагерями, как перемещаться между ними и не потеряться в циклах, а столько формул, что я понять не могу. Хочется разобраться, но мне же только четырнадцать лет, я и знаков то таких не видела никогда. Ульяна проводит рукой в воздухе зигзаг. – Хочешь, с автором познакомлю? Она, конечно, бабушка сложная, но если общий язык найдете, то всему научит. Только, если согласишься, то не прогуливай, иначе обидится и вся наука закончится. – Ы? Рыжик мотает головой в сторону кухни. – Она самая. Думай до послезавтра. Потому что потом я помочь уже не смогу, и придется тебе самой договариваться. – А что думать? Веди, я научиться хочу, а то я, я, в общем, сейчас я понимаю, почему ты убежать хотел. Вот только… Все равно веди. – Что только? – Это тебе рано знать, ты еще маленький! Как скажешь. Рано, значит рано. – Тогда, через полчаса, у заднего входа в столовую. Встаем, чтобы разбежаться, я направляюсь на кухню – предупредить об опозданцах, и тут, как раз и заходят все шестеро: потные, грязные, съеденные слепнями и уставшие. Судя по гордому и довольному виду Алисы – все хорошо и даже более чем. – Все сделали? – В лучшем виде! Вечером посмотришь. Но взгляд с хитринкой, значит есть еще какая-то опция, сверх программы. С обрыва поди спускались. – Ох Алиска, надеюсь, что в лучшем. Все, теперь добежать до тренерской, поправить постель, а то, как Васька на одеяле заснул, так и не расправил за собой, взять книжку «Горизонтальный транспорт...» и к автору в гости. Ульяна уже там. Топчется у входа, зайти не решается, увидела меня – обрадовалась. А ведь следующее твое решение, Рыжик, определит твою судьбу. – Ну что, готова? Пошли? – Ох. Пошли. И вцепляется в меня обеими руками. Глафира Денисовна удивления не высказывает, только нацепляет маску препода. Ну и я ей чуть подыгрываю. – Здравствуйте, Глафира Денисовна, а я вам Ульяну привел. – Вместо себя что-ли, Семен? Это называется «заместительная жертва». Но я не ем маленьких девочек, Виола запретила. И уже обращаясь к Ульяне. – Ульяна, зачем пожаловала? За конфетами вход с другой стороны, а с этого входа тебя ждут одни неприятности. Ульяна, наконец, справляется с собой, отпускает мою руку, вытаскивает из другой моей руки книгу, кладет ее на стол и пищит. – Вот! Там написано, что за два-три дня можно дойти пешком до любого лагеря! Я хочу знать, как это делать! Баба Глаша разглядывает Ульяну и бормочет про себя – Математика, физика, спецкурс, оборудование, организм крепкий… При слове «организм» я демонстративно рычу и скалю зубы, баба Глаша это видит, но не обращает на меня внимания и продолжает. – ...второй цикл – времени полно, ну, этим сеть не разрушить. Наконец, вердикт вынесен. – Со следующего цикла приходи заниматься, каждый день, в это же время. Хоть одно опоздание и мы расстаемся. А сейчас забирай эту писанину и выметайся. Ульянка что-то опять пищит, хватает книжку и исчезает. – Баба Глаша, ну тебе же удовольствие доставляет – учить тому, что знаешь, я же вижу. – Много ты видишь. У меня, вообще, к тебе разговор. Хочешь выбраться отсюда? – Отсюда это куда? В другой лагерь? Так я там уже был и тем более в моих обстоятельствах смысла не вижу. – Отсюда – это отсюда, это наружу. Оказывается все эти годы контакт с внешним миром поддерживался. Оказывается эта река, на которой стоит Совенок, это не просто река. Оказывается это теплообменник, через который во внешний мир сбрасывается избыточное тепло. Пять больших рек СССР: Днепр, Дон, Волга, Нева и Обь – остальные реки слишком холодные и появление там больших масс относительно теплой воды может быть замечено со спутников. На несколько секунд открываются шлюзы и происходит замещение части нашей нагревшейся воды, водой одной из этих рек. Снаружи никакого оборудования нет, все стоит здесь, река выбирается случайно, место открытия шлюзов тоже не имеет жесткой привязки – плюс-минус два километра от базовой точки. Все, что мне нужно, это сесть в лодку, уйти в протоку за остров Дальний и плыть по течению, кстати остров так и называется – Дальний, а перед этим принять снотворное, с таким расчетом, чтобы перед выходом из этой протоки я спал. Риски есть: я могу на выходе попасть под пароход, я могу перевернуться и утонуть, у меня не будет никаких документов, я могу просто потерять память или впасть в кому или сразу, или в процессе акклиматизации, но в последнее баба Глаша не верит – уж слишком я независимо себя веду. Причем уходить нужно завтра или послезавтра, именно в последние два дня моей активной фазы, почему так – вопрос к Виоле. – Получается и к нам сюда можно так же проникнуть? – Если угадаешь время и место открытия шлюзов, если не боишься, как минимум частичной, потери памяти. Не боишься наплодить здесь своих двойников, которые, как минимум, не слабее тебя, со своей, а частично с твоей памятью и сознанием, и неизвестно, кто-то из них или ты, окажутся доминантными. Так что, только случайно, с вероятностью… Ну, метеориты, случается, тоже людей убивают. Хотя, именно ты, с твоими двойниками у меня под подозрением. Потому и предлагаю вернуться обратно, потому и надеюсь, что с тобой там все будет хорошо. – А ты почему здесь тогда, баба Глаша? – А я здесь в эмиграции, как и Виола, кстати. А остальные о теплообменниках не знают – здешние энергетики эвакуировались одними из первых, а больше никому по должности знать было не положено. А от таких любопытных, как ты – я, пока моложе была, всю литературу собрала и уничтожила. – А я ведь находил себя в журналах, да и сны бывают. – Вот потому ты только под подозрением, Семен. Потому и уверенности нет. Ну, что ты решил? Хотя, не важно. Все, что тебе нужно, я рассказала, а дальше сам. Снотворное возьмешь в медпункте. Да, когда пойдешь – скажи мне, я письмо напишу и несколько адресов дам. Письмо личное, а адреса для тебя, может быть те люди и помогут, если живы еще.Запрещенная зона
11 апреля 2016 г. в 12:53