дорога домой.

       — Чхве... хех... Енджэ-э-э... — пальчиками Джексон пробежал по поверхности кровати и запрыгнул ими на живот, якобы, парня. Китаец даже глаз еще не успел открыть с утра, как начал приставать к своему... возлюбленному. Не ожидая ответа, блондин потянулся выше, к лицу, скажем так, и... — Хых, ...Е-е-енджАЙ! АЙЩ! ЧХВЕ ЕНДЖЭ! Джексон взлетел как торпеда из-под одеяла, чуть ли не падая с кровати вниз головой. С писком, присущим блондину и резкими взмахами рук. Он смотрел на игрушку перед собой, успокаивая свою бурную фантазию, убирая куда подальше слегка эрегированный... он самый. — А я и не знал, что тебя с утра даже игрушка может возбудить. Кстати, я такой же, как и она? Разве можно вообще перепутать... — Енджэ то и дело выглядывал из-за угла, весь такой в фартучке с тарелочкой и полотенчиком. Хозяюшка в действии. И Джексон бы эту хозяюшку... запылесосил. — Такая же гладкая и прохладная, как твоя кожа... Знаешь, может я тогда с подушкой буду спать? Она не истерит, голова у нее не болит и вообще... — блондин тихо откинул одеяло в сторону и на цыпочках стал приближаться к кухне. Енджэ, как раз, что-то там застрял у умывальника, пытаясь смыть доставучую пену. Ну, будет знать теперь, что моющего средства нужно немножко, а не пол бутылки. — И вообще..? — немного с ухмылкой спросил Чхве, не замечая даже, что Джексон уже подобрался к нему со спины. Голос, что до этого доносился откуда-то издалека, теперь оказался слышен у самого уха. — Я шучу, — блондин крепко прижал Енджэ к себе, обнимая со спины. Все его "убрать куда подальше" вырвалось и устроило бунт. — Чхве Енджэ незаменим, — кусая за ушко, Джексон опустил свои руки, лежащие на животе, ниже. Выгибаясь всем телом, брюнет сильнее прижался ягодицами к паху китайца, который, в свою очередь, во всю уже наглаживал в чужих штанах. — Идиот, ты, Ван... ах, Джексон, — Енджэ не собирался заниматься утренним сексом, знаете ли, да и посуда недомыта, только вот Джексону все равно. — А мне нравится эта интерпретация... Ван...ах...Джексон. Или, Ван...ммм...Джексон. Или... — Пошли... уже... в кровать. Блондину нравилось издеваться над Чхве, да и Енджэ обожал, когда ему туго стягивало низ живота от напряжения — они друг другу просто идеально подходили. *** Прошло уже несколько месяцев с после того случая... В четверг — Джексон уже закончил рисовать картину, а в пятницу — приехал его отчим. Прямо перед самой выставкой. Все это было, словно сон — мужчина не кричал на Джексона, не пытался забрать его домой, заставить что-либо делать для него. Ван заметил в отчиме внешние изменения: синяки под глазами, впалые щеки, бледная кожа. Они стояли на улице, рядом с домом Чхве, молча смотрели друг на друга. И когда мужчина заговорил, Джексону захотелось провалиться под землю. "Я серьезно болен. Узнал недавно. Приехал, чтобы попросить прощения. И увидеть". Отец говорил отрывисто, будто с трудом выдавливал из себя эти слова. Джексон почувствовал свою вину. Заскрипел зубами, сжал пальцы в кулаки и хотел ударить... себя? Его? И если бы не рука, которая мягко легла на плечо блондина, Джексон точно бы сделал что-то неправильное. "Вы должны были заменить ему не только отца, но и мать. Но он — не вы и простит". И Енджэ был прав. Гадко, мерзко, отвратительно, но Джексон не мог не простить. "Нет смысла мстить, когда сама жизнь уже сделала это". Отец долго смотрел на картину своего... сына. Она была прекрасна, поистине волшебна. Джексон не мог даже близко стоять рядом с ним — боялся, что начнет жалеть. Но Енджэ так не думал. Схватил блондина за руку и подошел к нему вместе с ним. Что бы там ни было, этот человек не нуждался в осуждении. "Кто это? На картине...". "Вам нравится?", Чхве тихонько щипал китайца за руку, пытаясь подвести его ближе. "Да. Похож на вас. Видимо, вы ему очень дороги". "Да, он очень мне дорог", а затем Джексон заметно чертыхнулся — звучало довольно жестоко. И это было практически единственной произнесенной за тот вечер репликой. А еще... "Прощай". Не капля жалости, а целое море. Очень черное, взволнованное и холодное — Джексон так и не выпустил его, опасаясь последствий. "Енджэ, ты ненавидишь меня?" "Нет. Ты вправе сам решать, как тебе поступать". Вечер был прохладным и дождливым. Влажный воздух проникал в легкие и оседал на губчатых стенках, заставляя Джексона громко кашлять. Енджэ укутывал его в плед, прижимался всем телом и кормил медом с ложечки, повторяя: "Теперь, я — твоя семья". *** — Джекс, слушай, что ты собираешься делать с деньгами? — Енджэ удобно устроился на кровати рядом с блондином, обнимая того за талию. А вот Джексону было не очень то хорошо. Он весь день работал в мастерской, насквозь пропах краской, испачкал одежду и лицо. "И как он домой шел в таком виде?" — Мм, Енджэ... я не знаю. И мне нужно в ванную, — китаец нежно коснулся руки Чхве, а потом убрал ее со своей талии. Поднявшись с кровати, Джексон повернулся в сторону брюнета. И, конечно же, как всегда, пупсик начал обижаться. — Пфф... — Енджэ развернулся на спину и скрестил руки на груди: он мог хотя бы попросить его пойти вместе. — Когда ты поедешь в Сеул? — вместо того, чтобы все-таки оправдать ожидания Чхве, Джексон снова начал говорить об учебе. Енджэ закатил глаза дальше некуда и стал подниматься с кровати, пока блондин искал свою домашнюю одежду. — Послезавтра, до заключительных экзаменов осталось совсем ничего... так что я ненадолго, — брюнет ответил с некой иронией: ненадолго — это на месяц. А эти пускай и тридцать дней без Джексона — сущий ад. — Ты же должен получить свой диплом, не так ли? — блондин вел себя как мамочка и Енджэ это жутко бесило. Будто он, блядь, не знает. Лучше бы он сказал: "Милый, я буду скучать по тебе. Нет, знаешь... я приеду в Сеул, потому что не могу жить без тебя...". Ну, или как там говорят. — Иди мойся. Я разогрею ужин, — сухо и чересчур серьезно для Енджэ. Джексон, как никто другой, знал обо всем этом... Но он не мог оставить работу сейчас — галерея не исключение, ведь у Вана еще и индивидуальные заказы. Врать Чхве он не хотел. Уж лучше так, чем... — Я быстро... — глупый ответ, но Джексон ни о чем не думал в тот момент. Тук. Тук. Тук. — Енджэ, я мою голову. Если открою глаза — будешь жить с кротом, — Ван усиленно вспенивал шампунь на голове и вздрагивал каждый раз, когда слышал стук. Этот мелкий не унимался. Тук. Тук. Тук. Джексону не хотелось кричать, глотать пену и пытаться расслышать то, о чем Енджэ там щебечет. Поэтому, решил уступить. — Не заперто! Зайди уже наконец... — таки глотнув немного пенки, Джексон закашлялся и постарался быстренько смыть шампунь. Звук закрытой (нет, захлопнувшейся) двери насторожил китайца за шторкой: слишком громко и, будто, с наездом. — Я... Джекс, в общем, эти деньги — открой свою галерею. Я к тому клоню, что ты должен шагнуть далеко вперед, а если мы... ну, дальше, в будущем... — Я не хочу говорить об этом сейчас, — послышалось сквозь звуки воды, — и если ты больше ничего не хочешь сказать... — Хочу. — Енджэ никогда не видел такого Джексона, никогда не слышал подобной интонации в голосе — будто: "отъебись, я устал". И, знаете, Чхве трахал всю эту усталость Вана в разных позах. — Только вот не сказать. Джексон, в любом случае, не услышал бы как Енджэ приближался к нему — шум воды, да и собственная наивность — Чхве ломал стереотипы. Те, которые давно были у него сформированы, наряду с другими: "уступать бабушке место в общественном транспорте, не читать чужих писем, мужчина должен быть с женщиной и никак иначе" — последний недавно потерпел крушение, а теперь еще и "не врываться в ванную, если там занято" — тоже. Пестрая, светло-зеленая шторка на креплениях-кольцах резко отлетела в сторону, открывая прекрасный вид на чужую задницу. И не только. Джексон также дерзко развернулся назад, сразу же прикрывая причинные места — будто Енджэ не видел там ничего и не он вчера делал Вану "хорошо", располагаясь между его ног. Блондин ахнул и чуть не захлебнулся стекающей по лицу водой: он начал кашлять, прикрывая ладонью рот, а потом вспоминал, что открыл кое-что другое. Китаец не знал уже куда ему деть свою руку. А Енджэ на это смотреть было... смешно и стыдно. За Джексона. — Подвинься. Снимая футболку через верх, Чхве кинул ее прямиком в раковину. Однако, его это мало волновало — домашние шорты слетели следом, прямо вместе с трусами, заставляя Джексона невольно ударить себя по щекам. Енджэ нисколько не стеснялся, стоя перед обнаженным Ваном. Они же оба раздеты, о каком стеснении может идти речь! У блондина в голове пульсировало — "подвинься". И не только в голове — ниже, очень даже ниже. Ай-яй, а Чхве все видел. И его теперь точно из ванной не выгонишь. Джексон не уходил — застыл на месте, только вот перестал прикрываться. А Енджэ все равно залез — только вот пришлось незапланированно быстро прижаться к китайцу всем телом. Так, как было у них в первую ночь. Незабываемую. — Я послезавтра уезжаю, а ты даже не сказал, что будешь скучать. Ничего не сказал... — Енджэ уткнулся в шею Джексона, прижимая его спиной к кафельной стене. В этот момент Ван почувствовал себя очень хуево — и правда, он был слишком зациклен на своей, якобы, усталости. — Не провоцируй меня, Ван Джексон. Та интонация. Да, именно. Как тогда, в хостеле, в машине... Енджэ слишком много перенял от китайца. Джексон задышал чаще — он теперь понимал, как волшебно работает эта фраза. — Енджэ... прости меня, — блондин опустил свои руки на поясницу парня и обнял Чхве, ласково целуя его в носик. — Конечно, я сдохну здесь... без тебя. Но обещать, что приеду — не буду. Правда, все-таки, должна до конца оставаться горькой. — Прощу тебя исключительно сегодня ночью, в кровати. Енджэ улыбался и игриво щурился, постепенно обнимая китайца за шею, а ногой — "ух, Чхве, остановись" — обвил бедро Джексона, чтобы затем закинуть вторую и повиснуть на блондине. — Мне донести тебя? Теперь... — А по-другому я и не слезу. — Вот ведь, коала Енджэ. — Иди ты, Джексон... — Любимая коала, ты что... самая любимая. И все бы ничего, только вот душ ребята забыли выключить. *** Спустя месяц после отъезда. — Чхве Енджэ! СЮДА ИДИ! — голос заведующего Чхве слышал прямо вот за километр. И, кажется, брюнету стало немножко нехорошо: то жарко, то холодно, то просто все немеет, и вообще, когда предчувствуешь, что тебе грозит беда — хороших ощущений быть не может. — Ен, ты не бойся. Подумаешь, плохо сдал. Ну бывает... — одногруппник у Чхве — очень оптимистичный парень — провожал брюнета до самого кабинета. И пытался поддерживать. Не получалось. Енджэ думал сейчас о том, как было бы хорошо, если Джексон приехал и утешил... Хотя, стоп. Ему еще никто не сказал, что все плохо, а он... — Здравствуйте, — Чхве заметно волновался, а внутри будто бы вместо органов — тектонические плиты — и вот они, твари такие, сталкивались друг с другом, создавая неимоверную дрожь. Как-то по-другому объяснить свое состояние брюнет бы не смог. Все именно так и было. — Здравствуй, Енджэ. Вот, — Чхве как-то вот не знаком был с этим мужчиной, но не суть. Он протягивал корейцу те самые заветные результаты. И Енджэ казалось странным, что ему такое почтение — на руки, да еще и куча людей. Только вот когда брюнет увидел результаты, сердце рухнуло в трусы. — У вас будет пересдача с комиссией. Просто, блядь, полная победа. Енджэ так и стоял с открытым ртом и этими бумажками — смотрел вокруг, каждому в лицо, будто бы спрашивая: "Это точно мой результат? За что вы так со мной..?" Заведующего трясло не хуже Чхве, ведь парень — отличник, спортсмен, активист, а экзамены сдал, как последний... Еще раз посмотрев на все результаты, Енджэ небрежно так прошелся взглядом по личным данным студента. "Чхве Енджэ, бла-бла-бла, девяносто шестой год и четвертое апреля. Четвертое апреля... ЧЕТВЕРТОЕ АПРЕЛЯ?!" Субординация у брюнета осталась, видимо, лежать в трусах, вместе с сердцем, потому что он неожиданно для всех начал орать: — Я РОДИЛСЯ СЕМНАДЦАТОГО СЕНТЯБРЯ! А ТУТ — ЧЕТВЕРТОЕ АПРЕЛЯ! — сначала его взгляд был обращен на заведующего, а потом и на главу комиссии. А они и так, оба, сидели в шоке. — Чхве Енджэ! — выкрикнула одна женщина из комиссии, вытаскивая из кипы бумажек одну. — Семнадцатое сентября. В воздухе прямо-таки витала несвойственная для важных мероприятий аура. Все закопошились, потому что почуяли, что ошибочка вышла глобальная. Ведь у сентябрьского Енджэ одни пятерки! — Простите, боже... — глава комиссии снял очки, потер глаза и легонько засмеялся. Да и все вдруг начали хихикать от этой неловкой ситуации. Очень смешно. А кто подарит Енджэ новые нервные клетки, блядь?! Но, видимо, никто. — Что, прямо так и было?! А-ха-ха-ха! — смех Джексона буквально оглушил Чхве, который больше не будет так вплотную прижимать телефон к уху, разговаривая с китайцем. — Да... Мать твою, Джексон! Я чертовски хорош! У меня теперь будет супер диплом и я могу стать миллиардером! — Сначала, вернись домой, а потом посмотрим, — как-то слишком тихо ответил Джексон, а потом и вовсе отключился. "Эм, что?" — Енджэ озадаченно смотрел на экран телефона. А потом — очень неожиданно и необъяснимо пришла смска. "♡" — и все. Больше ничего. И от Джексона. Мило, конечно, но странно. "♡" — он ответил также, стараясь не ломать себе голову всякой ерундой. Чхве выскочил за пределы территории универа и сел на автобус до вокзала. Стоя в толпе людей, Енджэ немножко жалел о том, что не попадет на выпускной. Но, в этот же день, у Джексона выставка в его собственной галерее. ДА, В СОБСТВЕННОЙ. Китаец, все-таки, послушал Чхве и понял, что его возлюбленный был прав. Теперь у него своя, неплохая такая галерея и он не боится выставлять работы других молодых (и даже очень молодых) художников. Поэтому его, скажем так, "бизнес" неплохо развивается. "Черт, за дипломом ехать.." — и это было действительно херово для Чхве. Вылетая из автобуса, словно пробка из-под шампанского, Чхве молча, про себя, матернулся на наглых пассажиров и потопал к зданию вокзала. Рядом с ним была огромная парковка: вообще все было заставлено машинами, но обходить с другой стороны Енджэ не хотел. Протискиваясь между машинами, Чхве смотрел исключительно вперед, предвкушая путь домой. Не такой, конечно, какой был, а... А почему же и нет? Повторим? — Хэй, парень, а ты не в Мокпо случаем? Сзади Енджэ послышался до боли знакомый голос. Все внутренности прямо-таки сжались в клубок, а губы мгновенно растянулись в улыбке. — Да. Довезете? — Чхве медленно развернулся назад и еле сдержал свой радостный крик. Да и всего себя. Они играли в какую-то игру? Ну вот вечно у них так. — Конечно, нам по пути, — прекрасный светловолосый водитель вышел из машины и взял из рук Енджэ его сумку. Они стояли так близко друг к другу и как им только сил хватило сдержаться... — Меня Джексоном зовут. Ван Джексон. — Чхве Енджэ, — брюнет не мог оторваться от этих шоколадных глаз. — Будем знакомы. — Ммм, мне нравится твое имя, — также, как и тогда. — И ты тоже, — Джексон сдался первым, хватая Енджэ за талию и крепко-крепко обнимая. — Нет, знаете, я вас уже люблю! — Ну и таксисты! Ни стыда, ни совести! — Чхве так радовался, что забыл совсем где находится. Целуя китайца в губы, Енджэ был не лучше этих самых таксистов. — А пассажиры какие! Наглые до ужаса! Но Чхве не просто попутчик. И эту "дорогу домой" они готовы проехать еще раз, но будучи парочкой. В гости к сестренке, к яблоньке, в кафешку, чтобы поесть "правильный" гамбургер, к той доброй женщине, а потом... домой. На набережную. Туда, где они впервые поцеловались. Где началась их новая история. — Ты только не подумай, что я со всеми таксистами так... Я только с тобой, ну ты понимаешь... — Дома поговорим. — Джексон повернул вправо, останавливаясь у знакомого им хостела. Он строил из себя строгого школьного учителя, то и дело поправляя невидимые очки. — А, нет, в кровати обсудим. Енджэ, откровенно говоря, громко заржал. Он понял, что жутко скучал по китайцу и его пошлостям. По их общей неадекватности. — Тогда, не меньше трех раз... обсудим... или больше... пяти? Но Енджэ мог не волноваться. Ведь Джексон всю ночь готов был дискутировать. Главное — только лишь с ним. И точка. .