О хорошем и разном

      - Знаешь, - говорит Дориан, - есть граница, до которой боль отрезвляет.       Адаар прикрывает глаза. Он не любит - как сам думает, не умеет - говорить, а вот слушать любит. Особенно Дориана, особенно, когда так - теплого, растрепанного, лежащего под боком и пахнущего потом, розовым маслом и самим Адааром.       - Я говорю о сексе, конечно. Когда я смотрю на твою технику боя, поневоле начинаю ревновать к твоему же посоху.       Адаар тихонько хмыкает, запускает пальцы в волосы на затылке Дориана и легко касается губами его макушки. Дориан довольно жмурится и продолжает:       - Я никогда не замечал в себе склонности к мазохизму, хотя совсем не прочь поэкспериментировать. Взять, к примеру, эти кунарийские доспехи, которые нам недавно привезли. Их сложно назвать доспехами, но пару узлов оттуда я запомнил и тебе советую.       Адаар коротко вздыхает и - Дориан чувствует - напрягается, но молчит. Дориан хитро щурится и прикусывает губу - точно в цель. Он начинает легко поглаживать Адаара по животу, выписывая пальцем замысловатый узор.       - Есть граница, до которой боль причиняет скорее дискомфорт, снимает возбуждение. Например, если завтра утром ты захочешь повторить то, что сделал недавно на Штормовом берегу, я, разумеется, позволю, но вот мое тело едва ли будет обрадовано.       Дориан поднимает голову и смотрит Адаару в глаза. Адаар смотрит тоже, растерянно - неужели обидел? Дориан ласково улыбается, целует в подбородок:       - Все хорошо, аматус, мне же понравилось. - Опускает голову и возвращается к рисованию невидимых узоров на серой коже.       - Это случается внезапно, наступает момент, когда простых прикосновений становится слишком мало. И вот тогда любая боль - от укусов, от рук, или - о, да, - от нехватки воздуха - становится подтверждением того, что все реально, и хочется больше, сильнее, глубже...       Дориан сам не замечает, как с пальцев срывается крохотная молния, Адаар вздрагивает и дышит шумно, свободной рукой - той, которой не обнимает любимого, - комкает простынь, но больше никаких движений не делает. Он знает, что Дориану свойственна откровенность, и это одно из множества его качеств, за которые Адаар его ценит. Он знает куда больше, чем когда-либо сможет произнести, для речей у него есть Дориан. Дориан говорит всегда очень метко и правильно, и сейчас Адаар полностью согласен с его рассуждениями, он чувствует больше, чем может показать. Но Дориану достаточно, он все видит и так, и намеренно ведет подобные разговоры - за двоих.       Следующая молния щекочет живот Адаара уже не случайно. Тот по-прежнему молчит, только берет руку Дориана и прижимает к своему паху. Дориан прячет усмешку у аматуса на груди, высвобождает руку и скользит ей под покрывало.       Чтобы понимать Адаара, ему не нужны слова.