Перемены

Мать нарекла его Гаарой. Возможно, это имя было резким и грубоватым на слух, но в нем ощущалась скрытая сила, что таилась в песке и ветре. Его звучание походило на звон лезвия брошенного куная или на жадный вздох вечно голодной пустыни, ждущей очередной жертвы. Суна но Гаара, Сабаку но Гаара… У него было много имен, но шепотом, украдкой, односельчане называли его монстром. С детства он был проклят на жизнь в качестве инструмента для устрашения. Джинчурики был оружием для своей деревни и одновременно являлся её проклятием. Он представлял собой карающий меч, который вдруг вышел из-под контроля и повернулся против своего же создателя. Гаара был неудавшимся экспериментом страны Ветра. В мальчике не видели человека — его всегда ассоциировали с чудовищем, которого просто запечатали. А ведь он оставался всего-навсего ребенком, потерявшимся в себе и не знающим, что такое боль и любовь. Но, несмотря на деформированную систему ценностей, джинчурики боялся, что Шукаку однажды захватит его разум, поглотит душу и вырвется на волю. Мальчик изо всех сил пытался противостоять этому, стараясь не спать и удерживать своего биджу силой воли. Но и без того хрупкая детская психика просто не выдержала давления извне, дала трещины и бреши, которыми вовсю начал пользоваться тануки, чтобы утолить жажду крови. В шесть лет Гаара сломался. Его дядя Яшамару — обожаемый опекун и наставник — по приказу Казекаге попытался убить своего племянника. И единственная ниточка, связывающая мальчика с другими жителями Суны, оборвалась в тот день. Гаара из самозащиты убил Яшамару, как и многих других шиноби до и после этого. Так появилась легенда о Демоне Скрытого Песка, который уничтожал всех без разбору, не заботясь, друг перед ним или враг. Поначалу это было не совсем правдой: Гаара не умел пользоваться своей силой, не контролировал её. Но после предательства самого дорогого человека вспышки агрессии джинчурики стали целенаправленными, как и его ненависть к людям. Гаара имел абсолютную защиту, он приносил смерть в образе песчаного гроба. Его ничто не могло ранить. Он мог сойтись в битве с целой армией врагов и выйти невредимым. Он, не колеблясь, причинял другим боль, потому что ранее сделали больно ему. Вот только песок не мог защитить его от душевных ран, которые множились и углублялись под маской безразличия. Спустя годы ничего не изменилось. Гаара просто старался выжить, отражая очередные покушения, подстроенные его же отцом. У мальчика не было ничего, кроме собственного существования, поэтому он начал заботиться лишь о себе. Гаара не видел разницы между добром и злом. Ему не объяснили, почему он не может делать то, что захочет. Он просто… уничтожал всех тех, кого подсылал ему Казекаге. Убивал, убивал и убивал, оставляя за собой горы тел и реки крови. Он убивал тех, кто ему не нравился, он убивал, если того требовало задание, до той самой поры, пока это не стало смыслом его пустого существования. Джинчурики думал, что таким образом он полюбит себя и очистит свою память, но ошибался — легче ему не становилось. Наоборот, Песчаному Демону было ужасно, мучительно одиноко. Мир оставался для него непонятным и враждебным, а человеческое общество раздражало и выводило из себя. Никто не рассказал ему секретов взаимоотношений, никто не пытался с ним сблизиться. Ему давно внушили, что он никогда не был любим, поэтому Гаара и не видел причин к кому-нибудь привязываться или доверять. Когда джинчурики исполнилось двенадцать лет, политика вновь вмешалась в его судьбу. Команде Баки, в состав которой вошли Гаара, Канкуро и Темари, дали специальное задание ранга «А» — проникнуть в качестве учеников на территорию врага для последующего шпионажа и устройства диверсии. Во время экзамена на титул Чунина им нужно было разрушить Лист. Точнее эта обязанность лежала на Самовлюбленном Демоне. Но всё пошло не по плану — троице из деревни Песка встретился Узумаки. Как оказалось, он был достойным противником для того, кого величали монстром. После продолжительной битвы Гаару победили. Его одолел какой-то глупый и неопытный мальчишка, которого все поначалу считали болваном, недостойным внимания. Но зря противники его недооценивали. Когда Наруто уже был готов лишиться сознания от истощения, он все равно находил в себе крупицы силы, чтобы бороться дальше. Узумаки сражался как берсерк, как сумасшедший, которым управляла одна единственная идея — не сдаваться. Он сохранил своё человеческое «я», хотя тоже был джинчурики. Но… вопреки всему… Наруто вышел на бой с Песчаным Демоном лицом к лицу и выиграл битву. От последнего удара оба мальчика оказались на земле, совершенно опустошенные, и уже ни один из них не был способен подняться. Оставшись совершенно без сил, Гаара мог смотреть, лишь вверх на синее небо сквозь густую крону деревьев, либо вбок — на джинчурики Лиса, который с каким-то остервенением двигался в его сторону и горел желанием защитить своих друзей, даже если бы это означало, что ему придется загрызть своего противника. Без чакры и после того, как отказали конечности, Наруто всё равно упрямо полз, упираясь подбородком в землю и помогая себе плечами. Ни руками, ни ногами Узумаки уже не мог управлять, но внутренний огонь толкал его вперед, пусть и ему приходилось передвигаться подобно больной гусенице. Сантиметр за сантиметром он преодолевал расстояние, которое отделяло его от врага. Гаара испугался. Он впервые ощутил ужас от приближающейся, неотвратимой угрозы в виде человека. Но ещё больше он удивился, когда Наруто поднял на него блестящий, ясный взгляд, наполненный сопереживанием и пониманием. — Это ведь просто невыносимо… Боль от одиночества. Я знаю, каково это, потому как тоже блуждал в полной темноте совсем один. Но теперь со мной есть те, кто мне дорог. Я больше забочусь о них, чем о себе. — Зачем... Зачем делать это ради других? — пораженно промолвил джинчурики Шукаку, возможно впервые столкнувшись с подобным мировоззрением. — Потому, что они спасли меня от самого себя! Далее Наруто бормотал что-то ещё про товарищей, про свою названную семью, которая якобы сделала его сильнее и спасла от ада. И почему-то Гаара слушал этот бред и верил каждому пророненному слову, будто между джинчурики возникла какая-то незримая психологическая связь, позволяющая обмениваться эмоциями, мыслями и фрагментами тяжелого детства. Когда рыжеволосый закрывал глаза, то перед внутренним взором возникала картина мира не пролитых слез, очень похожая на его собственный. Наруто словно снимал грубую шелуху одержимости с разума Гаары, срывая её слой за слоем, обнажая ядро, чтобы потом осторожно исцелить его. Так с помощью одних лишь слов он показал, что жизнь в мире боли и темноты, — это и не жизнь вовсе, а существование, которому грош цена. Да, джинчурики может понять только джинчурики. Они были такими одинаковыми и одновременно абсолютно разными. Узумаки — это мальчик, напоминающий свет, сияющий в самой непроглядной тьме. Блондин был готов без раздумий пожертвовать собой ради других. Он был не обыкновенным ниндзя, не просто машиной, выполняющей поставленную задачу, а кем-то особенным. Узумаки был из тех шиноби, которые не останавливаются на пути к поставленной цели, но и не переступают черту бессмысленной жестокости. Но самое главное - его устремления казались такими благородными, такими правильными, что заставляли проникнуться идеалами Наруто буквально через несколько минут после их озвучивания. Ошеломленный Гаара глядел прямо перед собой и больше ничего не видел, кроме призрачной улыбки Яшамару. Мальчику пригрезилось то, что когда-то говорил его опекун: — Любовь — это душевная потребность служить тем, кто тебе нравится. Заботиться о них, помогать во всём. Джинчурики Шукаку никогда раньше не чувствовал себя таким подавленным — воспоминания гулким эхом отзывались в сердце. Он осознал, что никто не сможет залечить его душевные раны. Потому, что в отличие от Узумаки, ему никто не подарит любви, так как некому заботиться о Песчаном Демоне… Далее события развивались быстро, будто в ускоренной съемке. На сцене появился Саске, который подскочил к распростертому на земле Узумаки, а потом и Темари с Канкуро, что кинулись к обессилевшему Гааре, готовые вступить в бой. Но вместо того, чтобы напасть на уязвимого врага, явно уступающему в количестве и качестве, джинчурики Шукаку скомандовал: — Не стоит. Всё кончено. Удостоив последним прощальным взглядом жителей Листа, троица удалилась. Прыжок за прыжком, с одной ветки на другую, шиноби Песка продвигались все дальше и дальше, уходя прочь от деревни Листа, будто скрываясь от темного прошлого. Гаара позволял себя вести, повиснув на плече старшего брата и полностью доверившись чужим рукам. Как странно… Так ведь не должно быть? Брат и сестра… Почему они не бросили его там, когда на то была возможность? Конечно же потому, что он нужен был деревне в качестве оружия, потому что старейшины приказали им его защищать. Но может быть поступкам Темари и Канкуро имелось и другое объяснение? А ведь они всегда поддерживали его, несмотря на свой страх и огромный риск. Гаара взвесив "за" и "против" и мысленно проиграв в голове фразу, наконец произнес: — Темари. Канкуро. Простите… Брат с сестрой обеспокоенно переглянулись. Это был первый раз на их памяти, когда Песчаный Демон перед кем-нибудь извинился. Более того, он попросил прощение у родных, с которыми его связывало лишь одно — презрение. Но теперь к нему примешивалось нечто иное. — Не волнуйся, — наконец нашелся Канкуро, прижав к себе Гаару, который почему-то не стал сопротивляться, с удивлением обнаружив у себя желание похлопать брата по спине, но воздержался от такого опрометчивого жеста. Гаару накрывала ужасная слабость. Хотя мальчик в ходе сражений потерял много крови и чакры, причина его состояния заключалась в другом. То было бессилие естественное, свойственное всему только что возникшему и новорожденному. Он будто после долгого и пустого существования возвращался к настоящей жизни — со смыслом и иными приоритетами. У него будто бы появился шанс начать всё сначала. По крайней мере, Гаара так думал. Ведь он тоже хотел стать тем, кого ценят и в ком нуждаются. Быть таким же, как Наруто. Или хоть немного походить на него. «Может… и я смогу?» — думал он, когда под ногами то и дело мелькали листья.

***

Молодых шиноби Песка сразу ввели в курс дела, когда отправляли на экзамен Чунина. Их миссия состояла вовсе не в том, чтобы получить новое звание. Гаара должен был в образе Шукаку разрушить Коноху, а в обязанности Темари и Канкуро включалось прикрывать тыл младшего брата. Однако план захвата деревни с треском провалился. Отступление было не так подробно разработано, как нападение на деревню Листа, поэтому определить местонахождение пункта, где должны были собраться шиноби, оказалось крайне затруднительным занятием. В незнакомых лесах особых ориентиров не имелось, а поднимать шум, чтобы тебя заметили, — крайне глупая стратегия для тех, кто хочет скрыться. В первую очередь для отпрысков Казекаге было необходимо найти Баки — их наставника и учителя, но его специфичная физиономия нигде не наблюдалась. Канкуро сильно досталось от Шино, Темари ещё не совсем оправилась после поединка с Шикамару, да и Гаара до сих пор находился в странном оцепенении. В такой ответственный момент песчаники оказались уязвимы перед любой опасностью. Им просто повезло, что никто не попался у них на пути, пока они пробирались сквозь чащу. Ночью троица остановилась на отдых, дабы немного перевести дух и спокойно залечить раны. Шиноби уже достаточно отдалились от вражеских укреплений, чтобы не беспокоиться о возможной погоне. Канкуро осторожно усадил Гаару у корней старого дерева. За последние несколько часов он заметил, что его ноша становилась всё тяжелее и тяжелее с каждым шагом. Крохотные частички песка, которые всюду витали в воздухе, собирались вокруг Гаары по мере того, как постепенно восстанавливалась его чакра. К вечеру на коже джинчурики уже имелся тоненький, но плотный слой песка, а он даже этого не заметил — абсолютная защита была практически частью его самого, однако рана у него на плече от этого не зарастала. Темари, убедившись, что место для ночлега подобрано правильно и дальновидно, стала копаться в карманах, в которых обычно носила медикаменты и средства для оказания первой помощи. В первую очередь она хотела осмотреть самого младшего члена команды, прежде чем приступить к обработке царапин Канкуро. Когда же девушка собралась вскрывать и накладывать бинты, то столкнулась с довольно серьезной проблемой: — Гаара… Мне надо, чтобы ты убрал песчаный доспех. Тебе нужно сделать перевязку. — Зачем? — взглядом, которым одарил самовлюбленный демон свою сестру, можно было кипятить воду. — Чтобы… Помочь? — осторожно предположила Темари. — Зачем мне помогать? — холодно задал Гаара тот же самый вопрос, опасно прищурившись, будто проверяя на прочность чужие нервы. — Чтобы тебе стало лучше, а зачем ещё! — не сдавалась Темари. Железобетонной логикой куноичи можно было забивать гвозди, колоть орехи и дробить асфальт. — А мне правда будет лучше? — голос джинчурики ранее ровный и безэмоциональный вдруг обрел какие-то новые нотки. Именно так обычно говорит человек, которого обманывали столь часто, что доверие он сохранил только к самому себе. — Обещаю. Ничего плохого не случится. Вместо обычной угрозы вроде хладнокровного «убью», Гаара промолчал: похоже, ответ куноичи его вполне устроил. Канкуро же сам того не замечая, с силой вцепился в руку сестры, готовый в любую секунду героически оттащить её в сторону. Но вместо будничной вспышки гнева джинчурики поступил так, как от него ранее никто бы не ожидал — он смиренно послушался. Чакры почти не осталось, а демон-тануки не спешил делиться силой или исцелять своего носителя. Где-то в закоулках сознания Гаары биджу лишь заворчал и противно захихикал, когда от резкого движения рана на плече мальчика вновь закровоточила — по уразумению Шукаку это должно было послужить уроком для носителя печати. Гаара устало прикрыл глаза, будто таким образом выключая скопившуюся злость. По его «лицу» поползли трещины, а песчаная корка, покрывающая кожу начала медленно разрушаться и сползать струйками, образуя на земле светлую, сыпучую горку. У куноичи дрожали пальцы, пока вскрывали пакетик с медикаментами, но еще сильнее девушка забеспокоилась, когда ей пришлось промывать рваную рану на плече Гаары. — Не бойся, — промолвил джинчурики. В его словах притаилась странная интонация похожая на легкое сожаление, будто он в чем-то разочаровался. Например, в том, что продолжает вызывать животный ужас. Затем он добавил, чуть подумав. — Спасибо. В который раз шиноби многозначительно переглянулись. А Гаара стоически выдержал наложение бинтов, про себя отметив, что боль от раны не такая уж мучительная, как та, что уже давно ковыряла его изнутри.

***

Ночь принесла спокойствие. Определенно в стране Огня климат был намного мягче, чем на равнинах Суны. Несмотря на прохладу, шиноби не разводили костер, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Они схоронились в неком подобии шалаша, сложенном наспех из упругих веток и листьев. Гаара оказался чуть в стороне от своих дорогих родственников. Даже расположившись в одном лагере, где с трудом можно было развернуться трем подросткам, старшие сидели чуть поодаль от младшенького. Не сказать, что они его специально игнорировали или старались обидеть — просто инстинктивно Темари с Канкуро держались вместе. Они, конечно, не жались друг к другу, как малые котята, но было очень заметно, что процветал альянс «брат и сестра — вот семья вся». Дело в том, что у Гаары имелась довольно обширная личная зона комфорта, которую приходилось старательно огибать. — Тц… Темари… Ты спишь? — вполголоса поинтересовался Канкуро, спустя пару часов после того, как стемнело и когда по идее все законопослушные граждане должны были спать. — Ммм, какой сложный вопрос. — Погляди сюда. Куноичи переползла поближе к брату, который отделял её от Гаары. Канкуро в положении полулежа представлял собой бортик окопа, из-за которого теперь выглядывала Темари. Объект их наблюдений не шевелился. Гаара лежал неподвижно, вытянув руки вдоль тела, а ноги сведя вместе. Обычно в такой позе тело кладут в гроб, но не спят. Глаза джинчурики были плотно закрыты, а лицо расслабленно и оставалось без всякого выражения. Кожа джинчурики была настолько бледной, что почти светилась в темноте. Рыжий парнишка казался бы мертвым, если бы не было заметно, как размеренно поднимается и опускается его грудная клетка. Он остался лежать там, где его разместили. Песок, что охранял джинчурики и ранее казался живым, рассыпался, образовав около своего хозяина горку, по форме напоминающую овал, будто кто-то очертил контуром силуэт Гаары. — Если он спит, то почему не… — тут Канкуро безмолвно, с помощью одних только жестов наглядно изобразил явление песчаного демона. Затем показал, чем это грозит двум шиноби, которые по какому-то недоразумению оказались рядом. Удивительно как могла быть богата и выразительна его мимика, когда он этого хотел, хоть и набор используемых жестов получился крайне лаконичным и всеобъемлющим. — Может он устал так сильно, что даже Шукаку не может им управлять? — выдвинула предположение девушка, впрочем, не особо уверенно. Гаара тяжело вздохнул и повернулся набок, спиной к замершим в ужасе родственникам. Зашевелились они, только когда джинчурики принял позу зародыша, подобрав ноги к животу и обхватив себя руками, будто обнимая. — Темари… Ты тоже это заметила? — вновь зашипел Канкуро, когда Гаара прекратил шевелиться и продолжил успешно изображать из себя укороченный чурбан. — Что именно? Если ты про то, что тебе давно пора помыться, то да. Я до сих пор под впечатлением от того, во что может превратиться грим в сочетании с грязью и застарелым потом, — смешливо фыркнула куноичи, намекая на то, что Канкуро давно пора принять ванну. — Я про другое. Гаара… Он никогда с нами ТАК не разговаривал, как сегодня, — кукловод стянул с себя шапочку, что больше всего напоминала недоразвитую наволочку, и принялся нервно мять её в руках. Но даже если бы он начал её грызть, это вряд ли помогло ему собраться с мыслями. — Что ты имеешь в виду? — переспросила блондинка. Она хотела, чтобы именно Канкуро озвучил общую идею, которая так и просилась на язык. Не то, чтобы она хотела спихнуть на него ответственность за смелые предположения, а просто решила подтвердить свою догадку. — Сама понимаешь. Сегодня он общался с нами как с равными. Это было так… По-человечески? Разве ты когда-нибудь раньше слышала от него извинения? К тому же он никогда не поворачивался к нам спиной. Не доверял и злился, если мы находились рядом. А теперь подпускает к себе. Не знаю, может нам стоит опасаться обострения… — Почаще бы случались такие «обострения», — улыбнулась куноичи. — А ведь мне показалось, что тогда Гаара просил прощения от всего сердца. И поблагодарил тоже. — Это ведь он не просто так, — нахмурился средний из отпрысков Казекаге. — Во всяком случае, пока ничего плохого не произошло, даже после того, как я обработала ему раны. А ведь для него это нечто новое и неиспытанное. А раз он не сорвался тогда, то не сорвется и сейчас, — философски изрекла девушка, довольная тем, как она ловко всё преподнесла. Что вообще бы делали эти два оболтуса без неё? — Может быть, мы ему зачем-то нужны, поэтому он оставил нас в живых? — предположил Канкуро. — Шутишь? Даже сейчас, ещё не восстановив полностью чакру, он сильнее нас вместе взятых. О чём ты вообще говоришь?! Завтра он встанет на ноги и сможет как ни в чем не бывало продолжить путь. Мы ему никогда и не были по-настоящему нужны. Он нас просто терпел и то до определенного, «критического» момента. Так относятся к насекомым, которых можно долго не замечать, пока они не мешают. Нет, тут дело в другом… Блондинка замолчала, глубоко задумавшись. Темари еще раз убедилась, что совсем ничего не знает о своем самом младшем братишке. Раньше она делала попытки хоть немного сблизиться с ним, рассуждая, что таким образом сможет помочь деревне и самому Гааре. Если бы она нащупала нужный рычаг управления его безумством, если бы сумела успокоить одержимого, то история сложилась бы совсем по-иному. Но каждый раз куноичи натыкалась на ледяное презрение джинчурики и яростное сопротивление собственного отца, который всеми способами стремился разделить семью и разорвать намеки на родственную связь. Единственное, что девушка уяснила из своих самоубийственных наблюдений для себя и остальных, так это то, что Гаара был опасен и совершенно непредсказуем. Но теперь она не была столь уверена в выдвинутых ранее выводах и теориях. Куноичи не могла точно указать, что её беспокоило, но что-то явно было не так. Не так как раньше. Канкуро, заметив, как сестра погрузилась в себя, вытащил её из раздумий очередным вопросом: — Ты тоже это чувствуешь? Как будто ветер меняется? Как в пустыне. * — Да… Что-то действительно изменилось в Гааре. С той самой битвы с Узумаки, — осторожно заметила блондинка, кусая губы и завороженно глядя в бархатную темноту. — Мне почему-то стало спокойнее находиться рядом с Гаарой. Будто немного ослабла напряженность, что нас всегда разделяла. И страх не такой сильный, поэтому думаю, что это к лучшему. — Говори за себя. Он всё ещё жуткий… Куноичи ощутимо ткнула кулаком в плечо кукольника: — Ох, уж эти мальчишки. В любой момент они готовы выяснить у кого кунай длиннее, а вот времени, чтобы поддержать друг друга у них никогда не бывает. Тебе должно быть стыдно. — Но что-то я не испытываю угрызений совести. — Зато я сделаю так, что ты об этом пожалеешь. Если говорю, что будет стыдно, — значит, так оно и будет. Для чего еще нужны старшие, умудренные опытом сестры? — после этой фразы выражение лица Канкуро сделалось настолько забавным, что девушка не выдержала и тихо хихикнула. — Думай, что хочешь. Но я верю, что однажды Гаара исправится. Канкуро был по своей природе мягок, хоть и не показывал этого никому, кроме Темари, которой противоречить было невозможно, да и вообще опасно для здоровья. Так что, чуть помедлив, он признал свою полную капитуляцию: — По правде говоря, после всех этих событий мне тоже показалось, что это возможно. А теперь ползи обратно — ты мне обзор загораживаешь. Как я могу тебя защитить от возможной угрозы, если ты сама подставляешься под возможный вражеский удар. — Пффф, очень смешно. У меня есть веер для защиты, а ты до сих пор свою куклу от жучков не вычистил. Дружеская перебранка шепотом не затянулась надолго — очень скоро голоса стихли, сменившись мерным дыханием и похрапыванием. Вообще-то Гаара всё слышал потому, что не спал. Он просто очень правдоподобно притворялся, что отключился от действительности из-за переутомления. Либо Темари с Канкуро повелись на его выходку, либо действительно не понимали, что джинчурики Шукаку просто физически НЕ МОГ нормально уснуть, иначе бы демон продолжил бы пожирать его душу. Когда родственники задремали после тяжелого дня, полного битв и открытий, позабыв о необходимости держать вахту, мальчик нерешительно поднес руку к груди и сжал в кулак складку на одежде. Раньше в его душе царила глухая пустота, которая пыталась заполниться хоть чем-нибудь. Но у джинчурики была только ненависть к окружающим, взращенная на детской обиде и психологической травме. Теперь там было что-то новое. Гаара все ещё был под впечатлением от подслушанного разговора: оказывается, семья в него по-своему верила. Теплота, которую джинчурики ощутил после того, как извинился перед братом и сестрой, не исчезла, а наоборот, окрепла, заглушая сердечную боль и голос Шукаку, нашептывающего очередную гадость. Более того, это странное и новое чувство посылало ритмичные, почти убаюкивающие импульсы по всему его телу, заставляя расслабиться и дышать свободнее. Это ощущение омывало Гаару, точно целительный бальзам — от макушки до кончиков пальцев. Что… Что это за чувство? *Когда меняется ветер, то сначала не понимаешь — к добру это или нет. А когда выясняется к чему, то становится слишком поздно убегать.