Перемены

Постепенно Темари и Канкуро немного привыкли к тому, что Гаара стал относиться к ним почти нормально. Или примерно так, как должен это делать младший брат: доставать своих близких по мере возможностей, но не доводить все возникающие трения до песчаного гроба. Старшие родственники даже несколько раз осмеливались втянуть его в спор, пытались перечить и высказывать свою точку зрения. Разговаривать теперь было намного проще. Дети Казекаге стали ближе друг к другу, но следующего шага на пути развития отношений никак не ожидали. Проблема возникла где-то через пару месяцев после нападения на Коноху. Джинчурики начал наблюдать за односельчанами и находить в их будничной жизни нечто такое, чего он не мог самостоятельно объяснить и понять, а литература ему в этом абсолютно не помогала. Мыслительный процесс Гаары всегда отличался своей особой проницательностью, которая касалась многих вещей. Он был хорошим стратегом и тактиком, но некоторые простейшие социальные определения ему были чужды. Например, джинчурики только недавно познакомился с такими понятиями как сотрудничество, доброта и симпатия. Неглупый, в принципе, мальчишка вырос в отрыве от общества и поэтому не умел налаживать дружеские связи, что было огромным пробелом в его образовании. Он привык мыслить образами. По части логики с ним мало кто мог сравниться, но теперь Гаара попал на чужую территорию социальных контактов и чувствовал себя там очень неуверенно. Теперь к обычным уравнениям в его голове добавились вопросительные и восклицательные знаки. Он был шиноби, но его еще предстояло учить и учить тому, как быть человеком. Поэтому джинчурики повадился задавать странные, порой смущающие вопросы тем, кому он мог довериться. То есть брату и сестре. Хоть он и давно преодолел возраст «почемучки», но иногда ему требовалось разъяснение. В тот день Канкуро сидел в своей мастерской с мрачным видом — у него возникла редкая комбинация плохого настроения в сочетании с любимым делом. В основном ему нравилось возиться с марионетками, всячески их совершенствуя и добавляя в них нечто смертоносное, но в этот раз у него что-то не получалось. И поэтому Канкуро был раздражен. Он что-то проворчал, когда вдруг ощутил, что теперь находится в комнате не один. Гаара всегда приближался бесшумно. Он возникал перед людьми, когда они меньше всего этого ожидали. И чаще всего он появлялся у кого-нибудь за спиной. — Что такое любовь? — вдруг спросил джинчурики. С ходу, без какой-либо прелюдии или введения. Марионеточник выронил отвертку. Он ожидал ЭТУ беседу и поэтому обернулся, уже нацепив на физиономию успокаивающую дежурную улыбку. Подобные разговоры проводят с ребенком лет в шесть, но Гаара пропустил этот период, отражая покушения на свою жизнь, поэтому стоило ожидать «уточнений». Прочистив горло, Канкуро начал лекцию о половом воспитании. Это было несколько затруднительно, однако тема про пестики и тычинки поначалу у него пошла отлично. Гаара его не перебивал, а просто сделал вид, что слушает, к тому же ему было довольно занимательно наблюдать за потугами старшего брата, пытающегося разъяснить элементарные вещи. Это было похоже на мини представление с ролями, благо артистичность того, кто работает с марионетками, должна всегда оставаться на высоте. Но в конце своей десятиминутной речи Канкуро уже сам запутался, почему пчёлы испытывают влечение к цветам и как это вообще связано с любовью. Если бы младший родственник спросил его о каких-нибудь ядах или преимуществах боевых кукол над другими видами оружия, то получил бы исчерпывающий ответ, но когда дело доходило до объяснения щекотливых тем, гений Канкуро впадал в легкую кому. Мысли его споткнулись на внезапно отказавший язык и смешались в одну кучку, прячась друг за друга. Канкуро в полной мере ощутил себя идиотом. Когда не осталось больше подходящих реплик, он сделал неприличный, но красноречивый жест, наглядно поясняющий всю процедуру любви. Джинчурики чуть презрительно поморщился. — Я знаю о репродукции человека. Меня интересует любовь не в плане размножения, — сообщил Гаара, поняв, что продолжения представления не будет. Он читал свитки для самообразования и без чужих наставлений знал об анатомии человека. — О, — Канкуро это сильно озаботило, потому что он сам в сфере подобных отношений ничего не понимал. — Так ты говоришь про другую любовь? С чего тогда вообще завел этот разговор? — Скажи, как мне относиться к тебе и Темари, — спросил в лоб Гаара. — Ну… Как брату и сестре, — пожав плечами, «пролил свет» на ситуацию Канкуро. - Нормально. — И как выражается это «нормально»? — стоял на своем джинчурики, намереваясь любым способом докопаться до сути. Кукловод глубоко задумался, ведь неоднозначный получился вопрос. Взаимоотношения между детьми Казекаге и раньше были противоречивыми и двойственными, а теперь их можно было и вовсе назвать сложными. Канкуро порой терпеть не мог свою сестру, находя её методы воспитания и поучения опасными для здоровья. Но не дай Ками кто-нибудь попытается её обидеть — кукловод порвет его на части без суда и следствия. Темари же порой очень раздражали младшие братья, но она всегда о них заботилась, пусть иногда и в своей грубоватой, насмешливой манере. В раннем детстве Темари и Канкуро часто дрались из-за ерунды, а потом мирились, но всегда старались держаться вместе, в то время как Гаару с родственниками связывала лишь холодность да тихая ненависть. Теперь же эту нишу нужно было чем-нибудь заполнить. — В первую очередь в том, чтобы терпеть друг друга, — наконец выдал Канкуро, протягивая руку. — Прежде чем заботиться о людях, надо научиться обходиться с чем-нибудь попроще. Начинать нужно с малого, а потом идти по нарастающей. Давай договоримся вот о чем. Ты не скажешь Темаре о нашем с тобой позо… разговоре, а я… А я что-нибудь придумаю, что делать с твоей практикой по заботе о ближнем. Это будет нашим с тобою секретом. Гаара уставился на протянутую ему ладонь, как на нечто доселе невиданное. Так смотрят на взрывную печать за секунду до детонации. — Это еще зачем? — Нужно пожать друг другу руки, чтобы скрепить договор о неразглашении тайны, — отрапортовался Канкуро, но, не заметив понимания со стороны джинчурики, уточнил. — Такова традиция. — Традиция обмениваться частичками и выделениями кожи на руках? Канкуро воззрился на свою ладонь. Никогда раньше он не смотрел на рукопожатия с такой практической точки зрения. — Нет, это делает наши обещания материальными. Гаара осторожно пожал ладонь брата, хоть и не видел в этом смысла. Почему-то никаких ожидаемых печатей не возникло, как и характерного хлопка от применяемой техники. Песок оставался неподвижен и тих, не выявляя опасности. Канкуро хитро ухмыльнулся, отчего его физиономия приобрела сходство с мордочкой довольного кота. Но почему? После этого разговора Гаара забеспокоился и даже обратился к известной любовной книге «Icha Icha Paradise», чтобы разобраться, что же он мог такого упустить. Чтобы выражать и братские, и романтические чувства почему-то использовались примерно одни и те же приемы выражения симпатии. И как их отличать? Какой вообще в них смысл и толк? В итоге джинчурики смирился с тем, что тот, кто не понял однажды, со временем никогда не поймёт. Поэтому он стал читать свитки о растениях и способах их выращивания, ибо осознал, что лучше сначала научиться находить общий язык с кактусами, а потом уже с людьми. Человеческие существа слишком сложные, чтобы сразу разгадать их мотивы. Тем не менее, через несколько дней джинчурики возник на пороге комнаты сестры. Он был бледнее, чем обычно. Темные круги под глазами стали отчетливее и сильнее выделялись на его осунувшимся лице. Хоть он и старался игнорировать голос Шукаку, который требовал крови, но слушать его постоянные вопли у себя в голове иногда было просто невыносимо. И он пришел за помощью. Или намека на неё. Девушка как раз была на месте. Она распустила свои задорные хвостики и расчесывала волосы перед зеркалом, когда вдруг её мысли вдруг нарушил знакомый голос. — Ты можешь показать мне объятия? Гаара холодно взирал на Темари снизу вверх из-за разницы в росте, впрочем, это ему совершенно не мешало казаться угрожающим. Девушка была искренне озадачена, поэтому не попыталась запустить в него расческой. Это насколько надо быть отчаившимся человеком, чтобы спрашивать подобные вещи? Он действительно не представлял, каково это — испытать объятие на себе и поэтому интересовался подобными вещами с позиции стороннего наблюдателя. В его словах был смысл. Конечно, был. И Темари почти привыкла к тому, что Гаара поступал всегда логично и по своему усмотрению. Беда заключалась в этом «почти». Так или иначе, в их маленькой семье, существующей именно за счет своей неполноценности, восстанавливались неловкие, но, тем не менее, настоящие взаимоотношения, пусть и иногда было трудно понимать действия джинчурики. Такие как эти. — Гаара, сходи к Канкуро. Он тебе на куклах покажет, что и как. — Я к нему уже ходил. Он мне сказал, что девушки в этом деле лучше разбираются и что ему нужно срочно отлучиться по делу. И сделал дзютсу «замены», оставив после себя марионетку, — все это джинчурики произнес с непроницаемым лицом и бесцветной интонацией. Но чутье девушки сделало стойку, предупреждая о возможных неприятностях. Темари даже лишилась дара речи. Такого предательства от Канкуро она явно не ожидала, хотя давно смирилась с безнадежной тупостью человечества, особенно той её части, что ходит вертикально и бреется по утрам, но не могла не почувствовать себя глубоко оскорбленной. Никто не смеет так поступать с настоящей куноичи Песка, ибо в конечном итоге за это скоро и страшно расплачиваются. — Гм… Вечно со всеми проблемами приходится разбираться мне одной. Ух, надеру же я Канкуро уши за дезертирство, — вслух вынесла вердикт Темари, а затем объявила. — Гаара, объятия не просят и не требуют. И их не получить, смотря на меня с такой злостью! Поэтому потрудись хотя бы выразить дружелюбие. Прошлый Гаара на месте бы её за такое прикончил, но он изменился. У него лишь дёрнулись уголки губ, стоило ему услышать этот запальчивый выпад. Ведь в книге по этикету было написано, что когда хочешь выразить своё расположение человеку, то ему нужно улыбнуться. Жаль, что там не уточнялось, как именно это делается. Мышцы на лице джинчурики напряглись, вынужденные изобразить незнакомую ранее эмоцию. Гаара улыбнулся. По крайней мере, открыл рот и показал зубы. Именно так он раньше изъявлял радость от того, что до сих пор жив, а его неприятель мертв. От такой едва заметной улыбки хотелось попятиться. Куноичи не знала, что и сказать. Да и не больно-то откажешь, когда на тебя смотрят с подобным выражением лица. Улыбка держалась на губах Гаары, как приклеенная — не менялась и не исчезала, хотя явно выглядела там лишней и фальшивой. К человеку, проявляющему дружелюбие, сразу чувствуешь расположение, но от джинчурики хотелось бежать со всех ног, чтобы схорониться где-нибудь в безопасности. Однако Темари не была бы собой, если бы не воспротивилась инстинкту самосохранения и сделала все по-своему: вместо того, чтобы испугаться, девушка провела рукой по кроваво-красным волосам Гаары, а потом и вовсе потрепала его за щеку, чем вызвала у него недоумение с легкой толикой паники. Таки природная наглость помноженная на вероятную безнаказанность, которую Темари получила вместе с обещанием джинчурики не вредить родным, творила чудеса. — Не строй рожи, — коротко и ёмко сообщила куноичи. Именно таким образом Гаара выяснил, что каменное выражение лица не несет скрытой угрозы и не вызывает у ближайших родственников неконтролируемое желание спастись бегством. — Объятия просто дарят на основе доброй воли, если кому-то бывает плохо. — Как медицинские техники? — выдвинул предположение джинчурики, полностью проигнорировав наставительный тон сестры. — Нет, это другое. Но что-то похожее в этом есть. — Мне плохо, — проинформировал Темари джинчурики. — Внутри очень больно. «А вот это совсем не хорошо», — возникла гадкая мысль у девушки, но куноичи её быстро выпроводила. Джинчурики замолчал, возможно, раздумывая над тем, чтобы пригрозить, но вместо того чтобы озвучить свои претензии, он опустил голову, так и оставшись на пороге комнаты. Темари умела сердиться, быть непреклонной и твердой. Она использовала свое умение, как когтистую лапу — выпускала свою резкость только когда того требовали обстоятельства. Но тут нужна была мягкость, которую порой могла себе позволить старшая сестра по отношению к своим младшим братьям. Она должна была скреплять семью подобно цементу. Немного терпения, чуть-чуть внимания и заботы… Тот, кто знал куноичи, мог сказать, что она чуть грубовата, но никто и никогда не говорил о том, что она несправедлива. — А раньше такое было? — поинтересовалась девушка голосом психоаналитика. — Да, — коротко ответил джинчурики. — И что ты в таких случаях делал? — Уходил в пустыню. Куноичи кивнула. Она заметила, что младший брат время от времени куда-то пропадал, но никто не старался его найти в подобные моменты. И, возможно, не зря. Гаара уже не хотел кому-либо навредить ненароком. Темари пронзило острое чувство жалости. Она, конечно, сама нечасто удостаивалась внимания отца и редко получала от него поддержку, но все же это было чуть чаще, чем никогда. Зато Темари помнила теплые руки матери и её колыбельные. А Канкуро… Он хоть и был рожден позже и вряд ли что-то помнил о тех временах, когда семья Казекаге была полной и счастливой, но никогда не был обделен, ни в плане объятий, ни в сфере дружеских пинков от своей горячо любимой старшей сестрицы. Темари раньше побаивалась фамильярничать с Гаарой, но теперь какой-то тайный, древний инстинкт подсказывал, что она в безопасности. Девушка обняла рыжеволосого, вечно всклоченного парнишку. Бережно, но крепко, как это может делать только старшая сестра. Она не любила, когда ей что-то говорят, пытаясь успокоить, и сама предпочитала молчаливую и тактичную поддержку. И, наконец, у нее выдалась прекрасная возможность испытать её на Гааре. Что-то всегда происходит впервые, и этот момент оказался ничем не хуже остальных. Сначала джинчурики стоял неподвижно, точно оцепенев. Руки его висели вдоль тела, как плети, и Гаара даже не пытался их поднять и обнять Темари в ответ. Ему вообще подобное в голову не приходило. Он будто бы боялся пошевелиться, сделать какое-нибудь неуклюжее движение, которое могло бы вспугнуть ожившую мечту нелюбимого ребёнка. Возможно, они стояли вот так совсем недолго, но время будто дало трещину, раскололось, и дети Казекаге провалились в эту прореху, туда, в прежнюю безмятежную жизнь, оборвавшуюся когда-то давным-давным в детстве. Гаару никогда не обнимали. Даже Яшамару, который когда-то заменил ему отца, не сближался с ребенком достаточно, чтобы показывать подобную нежность. Виновата в этом была мужская жесткость или тщательно скрываемая ненависть, но дядя будто не хотел привязываться к своему племяннику, прекрасно зная, что может случиться в любую минуту. Что-то защемило в груди у Гаары, наполняя ее теплом. Это было одновременно грустно и прекрасно. Джинчурики впитывал новые для себя ощущения подобно исследователю, который вдруг обнаружил перед собой нечто неизведанное и интересное. За весь период его существования это был самый странный опыт. Никогда в жизни ему не приходилось испытывать более СИЛЬНОГО ощущения. Но было кое-что еще. Ему это понравилось. Что-то похожее на розовый туман обволакивало разум Гаары, постоянно повторяя: «Всё в порядке, всё будет хорошо», которое полностью заглушило слегка насмешливое: — Глупые младшие братья вечно сами придумывают себе проблемы. Чуть отстранившись, Темари впервые увидела легкую, искреннюю улыбку Гаары, которая была столь мимолетна, что походила на вспышку. Она исчезла так же быстро, как и появилась, словно почувствовав свою несуразность и неуместность. Обычно уголки рта джинчурики лишь чуточку поднимались вверх, и то когда что-то неприятное должно было произойти с тем, кто этого заслуживал, но на сей раз, ему было действительно приятно. И не нужно было быть сенсором, чтобы это заметить. «А может, — подумал Гаара, — это и есть самые нормальные семейные отношения? Когда перестаешь отталкивать и начинаешь хвататься? Люди машинально, не задумываясь, начинают доверять друг другу. А в иных случаях стараются не попадаться на глаза. И это нормально. Для них, для меня». — Ну, значит, объятие получилось на славу? — мягко улыбаясь, уточнила Темари. — Ты понял, что я хотела тебе этим показать? Гаара не понял, чего именно он не понял, тем более до него не доходило, чему сестра так радуется. Но сделал вид, что так и было задумано. Он всё ещё не понимал, чем отличаются семейные отношения от любовных. Ему все еще было не ясно, почему родственники относятся друг к другу как-то по-особенному. Темари ему улыбалась, но её внимание отличалось от того, что было описано в книгах. Гаара наблюдал за людьми и догадывался, что дружба, братство и любовь были совершенно разными вещами, в которых имелось что-то общее. — Приятно, — признал джинчурики. — Это какая-то особая техника? — Нет… Просто… Так странно разъяснять подобное, — протянула девушка, отступая на шаг назад. Она чуть подумала, а потом заявила. — Это ласка. Форма физической близости. — И в чем смысл? — Хммм… Ты так показываешь, что человек тебе дорог, что не хочешь его ни с кем делить. Что он твой. Для Самовлюбленного Демона это определение оказалось наиболее близким, поэтому он уточнил: — Даже Канкуро? — И даже Канкуро! Кстати, как-нибудь подойди к нему сзади и обними. Без предупреждения. Он оценит, — мстительно подсказала куноичи, уже представляя себе физиономию брата, которого Гаара вдруг вознамериться стиснуть в плену своих рук. Получится отличный сюрприз — подлость за подлость. Воображаемая картина, конечно, вышла гротескная, но мечтать ведь никто не запретит? Все справедливо — ответственность за прививание Гааре простейших социальных навыков брат с сестрой должны были делить поровну! Кивнув своим мыслям, Темари продолжила мысль. — Есть еще формы дружеского расположения к близким людям. Например… — Канкуро как-то показывал мне, как пожимают руки, — перебив её, серьезно сообщил Гаара. — Ха! Рукопожатие. Потом будет проще. Я тебе обещаю, — заверила его Темари. И в каком-то смысле она была права. Гааре еще только предстояло скроить из себя новую личность. Но теперь дружеские связи начнут налаживаться проще. Ведь ему показали, ради чего можно и нужно меняться: ради улыбки сестры или одобрения брата. А потом, когда пройдет этот этап, можно перейти к следующему… Чтобы поменяться ради всей своей деревни и её жителей.