***
Сначала синим пламенем вспыхнули два дальних столба. Ровно через секунду загорелись верхушки второй пары столбов. Ещё через секунду — третьей. Резкими, сердитыми рывками огонь рождался из призмариновых блоков, которые венчали высокие кварцевые колонны, образовывавшие широкий круг. Последние два столба, замыкавшие его, заполыхали и своим голубоватым светом выхватили из тьмы фигуру, плотно закутанную в чёрный плащ. Ткань плаща бесформенными складками спадала вниз, а тень от капюшона полностью скрывала то, что, предположительно, являлось лицом. — Зенеб! — крикнула фигура. Низкий хрипловатый голос звучал так, как если бы принадлежал обычному человеческому мужчине, но некое потустороннее эхо в нём навевало сомнения по поводу происхождения незнакомца. Хотя, возможно, всё дело было в акустике. Раздался хлопок, и рядом с силуэтом в плаще возник второй силуэт, объятый искрящейся пурпурной пылью. — Мастер? — глухо пророкотал он. Видимо, это и был Зенеб. Невероятно высокий и худой, с непропорционально длинными конечностями, обтянутыми голой чёрной кожей, и крупными раскосыми глазами, излучающими фиолетовое свечение. Человек из Края. Эндермен. — Ну? Как оно? — спросил незнакомец, названный мастером. — Можем начинать сию минуту, — ответил Зенеб и, чуть помолчав, добавил. — Если вы готовы. «Готов ли я наконец-то выйти за рамки этой промозглой вселенной?.. Какой глупый вопрос, Странник», — подумал человек в плаще, но озвучил только самый конец своей мысли: — Да. Определённо. И сбросил капюшон с лица. В сумраке, словно две сверхновые, ослепительно белым сверкнули его глаза.***
Если бы вы задали простому деревенскому обывателю вопрос, кто такой Хиробрин, обыватель бы ответил вам: «Это зло. Это зло, что рушит наши дома, жжёт наши посевы и убивает наших детей». Он бы воскликнул, вознеся руки к небу: «Господи, чем мы провинились перед тобой? Разве недостаточно нам полчищ живых мертвецов?!» — и пошёл бы своим путём, неся в сердце постоянный липкий страх того, что завтрашний день может стать его последним днём. Если вы зададите тот же вопрос существу, что не является человеком, например, Страннику Края, то Странник скажет: «Хиробрин — это факт. Это факт, точно так же, как факт — луна на вашем небе, и факт — молния во время грозы. Он есть, и его существование нужно принять». Вы упомянете о том, как ранее человек заламывал руки, называя Хиробрина злом. Эндермен устремит мерцающий взгляд в ночное небо и продолжит: «Хиробрин не любит людей, и это тоже факт. Но и люди не любят Хиробрина. Они винят его в своих бедах, желают ему смерти, охотятся за ним. И они тогда зло?..» Чёрная фигура повернётся и неспешно сделает несколько шагов, после чего исчезнет в пурпурном мареве. А если бы вы могли спросить самого Хиробрина, кто же он: зло или факт, то он бы сперва насмешливо ухмыльнулся, а потом произнёс бы: «Я есть Справедливость». Вы бы тут же возмутились: а как же сожжённые дотла поселения и погибшие дети? И он ответил бы: «А разве не так поступают сами люди? Разве они не опустошают земные недра, не уничтожают леса, не сушат озёра? Разве они не готовы ради наживы или развлечения убивать кого угодно и что угодно, в том числе и друг друга? От руки человека достаточно страдали и криперы, и эндермены. Люди зовут их монстрами, не понимая, что самый страшный монстр и есть человек. Я же борюсь с этим чудовищем. Я рушу человеческие дома и жизни, чтобы люди помнили, насколько они хрупки и незначительны. Люди считают себя повелителями живого — я доказываю им, что это не так. Люди угнетают природу — я угнетаю их. Потому как это справедливо». За несколько секунд всё укутает туман, настолько плотный, что вы не сможете разглядеть в нём собственные ступни. Потом он так же быстро рассеется, и вы поймёте, что вместе с туманом исчез и Хиробрин. В вашей голове мелькнёт та самая фраза: «Я есть Справедливость».***
Началось всё с того, что Справедливость заскучала. Вернее, скуку Хиробрин испытывал уже очень, очень долго. Обретённая сила со временем стала восприниматься, как что-то совершенно обыденное, а пронзительные крики агонизирующих человеческих особей уже не приносили былого азарта и вообще, если честно, приелись. Он даже начал ловить себя на мысли, что было бы неплохо, если бы какой-нибудь на голову пришибленный, умирая, запел «Хабанеру». Но такие, к сожалению, никак не попадались. Зато всё чаще возникало желание взять и плюнуть на людей. Просто плюнуть. Как были тупыми эгоистичными ублюдками, так ими и остаются, и сколько не бей их, всё равно всех не перебьёшь, потому что плодятся, с-с-суки, как кролики… На этом моменте Хиробрин думал, а почему бы ему, в самом деле, не начать разводить кроликов (таких маленьких, пушистых, со смешными носами), пугался своих же наклонностей и изо всех сил старался забыть эту идею. Да, так вот, про людей. Положить на них огроменный… что-нибудь и отправиться странствовать. Пешком. Никакой телепортации и прочего. Наблюдать за закатами и рассветами, слушать пение птиц, наслаждаться лёгким ветром, и всё это подальше от омерзительного человечества. Возможно, даже дойти до тех самых Далёких Земель, о которых все говорят, и которые никто вживую не видел (сам Хиробрин пытался попасть туда телепортацией, но ничего не вышло — видимо, настолько сильно была нарушена физика в тех местах). Хотя, помнится, один парень когда-то уже попёр туда пешкодралом, а добрался в итоге или нет — Иссушитель его знает[1]. Но что-то держало. Несколько раз Хиробрин поддавался внезапному порыву, отбрасывал в сторону увесистый том «Современной философии чешуйниц» или «Подробного анализа физиологии гаста» (книги хоть как-то позволяли коротать время), вставал с кресла и чуть ли не бежал наружу, только наружу, а потом — куда глаза глядят, но… …но натыкался в коридоре на тёмные, влажно блестящие глаза крипера, который тут же начинал шипеть что-то восхищённое и очень благодарное. Или на скелета, бодро и даже немного шутливо отдающего честь (Хиробрин точно помнил, что не приказывал скелетам это делать, костяной народец сам начал салютовать ему при встрече). Или на зомби, который загробным голосом тянул ему вслед: «Чува-а-ак!» — само слово мужчине не нравилось, но тот одобрительный тон, с которым оно произносилось, почему-то не мог оставить Хиробрина равнодушным. И он останавливался, так и не дойдя до выхода. Потому что он мог плюнуть на людей, но не мог плюнуть на… этих существ. Потому что и криперы, и скелеты, и зомби верили и ждали, что белоглазый приведёт их к лучшему будущему, где их не будут целенаправленно уничтожать ради шариков опыта или какого-то извращённого веселья. А Хиробрин не мог не оправдать их ожидания. Поэтому вместо странствий он отправлялся в ближайший городок, проходился по нему огнём и молнией, так, слегка, для профилактики, чтобы показать мобам, что он здесь, на их стороне и будет их защищать, а люди совсем не страшные и вообще очень забавно визжат, когда горят. Потом Хиробрин возвращался домой («домом» служила древняя крепость, возведённая народом Края в местах, куда нога человека ещё не добралась), валился в то же кресло, которое ранее днём так спешно покинул, и на пару часов отключался. Потребности во сне у него не было, зато потребность отдохнуть от реальности возникала. Снов он не видел. До одного дня. Ему приснились Далёкие земли. Огромные стены земли и камня, уходящие в самое небо и полностью изрезанные полостями, бесконечно тянущимися куда-то вдаль. Вода, текущая прямо из воздуха. И чёрный дождь. Не просто чёрного цвета, а как будто бы с неба падали не капли, а крошечные частицы Пустоты, той самой, что лежала под тонким слоем коренной породы. Видимо, именно этот сон и натолкнул Хиробрина на мысль, что стала своеобразным поворотным моментом. Он ведь не может умереть. У него впереди Вечность.***
Ещё давно (вскоре после обретения силы) в присутствии одного особо любознательного и целеустремлённого Странника Края Хиробрин обмолвился, что у него было такое чувство, что он совсем не постарел за последнее время. И эндермен, ни секунды не медля, предложил это проверить. Естественно, при помощи странной и запутанной магии Края, понять которую способен лишь странный и запутанный эндермений мозг. Белоглазый согласился, и после череды непонятных испытаний, одно из которых включало в себя сидение на коне на сосне при луне[2] с лиловым платочком на голове (носовым платочком), Странник гордо заявил Хиробрину, что его «коэффициент старения» равен — ни много ни мало — нулю, и смерть от старости ему точно не грозит. А потом добавил, что, может быть, мужчина полностью бессмертен, но, чтобы это достоверно определить, нужно будет провести ещё несколько опытов. Хиробрин провёл. Например, окунулся в лаву. Сначала было жутковато, но лава оказалась тёплой и мягкой, будто плаваешь в огромном жидком одеяле. И ему даже понравилось, так что данный опыт он потом повторил. Пару раз намеренно без одежды. Осмелев после лавы, он попробовал спрыгнуть со строения повыше, так как столкновение с твёрдой поверхностью на достаточно высокой скорости обычно давало результат. При приземлении его ощутимо тряхнуло, внутренности совершили отважное сальто, и белоглазого чуть не стошнило, однако он не только остался жив, но и на ногах смог устоять. А позже, научившись не зеленеть после каждого такого полёта, ещё и начал использовать этот самый «прыжок веры», когда ему срочно требовался эффектный выход и паника среди потенциальных жертв. Потом, уже не питая особых надежд по поводу своей кончины, Хиробрин залпом вылил в себя банку паучьего яда (количество, способное уложить целый табун лошадей). Было очень противно, горько, у него даже начало ощутимо печь горло, перед глазами поплыли разноцветные круги… и наступила темнота. На следующее утро мужчина очнулся на своей же кровати. Во рту как будто всю ночь целенаправленно гадили оцелоты. Из надёжных источников удалось выяснить, что за три часа он, во-первых, возник в каком-то человеческом селении, однако не стал его разрушать, а даже воздвиг, кхм… здоровенный… кхм-кхм… прям на центральной площади, и так этот здоровенный… кхм-кхм… там до сих пор и стоит. Во-вторых, был замечен в Крае, где что-то долго и обстоятельно втолковывал местному дракону, после чего у дракона развилась депрессия. И, в-третьих, заявился в Нижний мир, где начал приставать с неприличными намёками к одной особо симпатичной ифритке, и она вроде как даже была не против, но Хиробрин отрубился, и его пришлось тащить обратно в крепость, где он крепко продрых до утра. С того дня белоглазый зарёкся даже подходить к пещерным паукам. Выяснив в итоге, что его не берут ни оружие, ни огонь, ни лава, ни падения с высоты, ни яд (относительно), ни что-либо ещё, и даже боли он не чувствует, Хиробрин решился на довольно отчаянный шаг. Он пробил дыру в коренной породе, ещё минуты две поглазел в Пустоту, а потом прыгнул. Он падал, и ничего не происходило, и мужчина вдруг подумал, что, возможно, Пустота его тоже не убьёт, и тогда он будет просто бесконечно падать, а это даже звучит как-то… ну совсем бесперспективно. В этот самый момент его сердце сжалось (хотя оно не билось уже очень долго, ведь Хиробрин не был живым существом в полном смысле этих слов и потребности в дыхании, еде и прочем не испытывал). Сжалось не от страха перед несветлым будущим, а его действительно сдавило, а ещё зазвенело в ушах, всё тело ослабло, перед глазами поплыла красная пелена, и мужчина успел подумать: «Всё-таки смертный!» — перед тем, как жизнь покинула его. Его выкинуло рядом с той дыркой, в которую он только что сиганул. Живого. Целого. Даже способности — он поджёг взглядом ближайший блок — были при нём. Было, мягко говоря, странно. Хиробрин сразу рассказал об этом Зенебу — эндермену, который ещё детёнышем оказался под дверьми крепости и за пару десятков лет вымахал в трёхметровую тварь. Невероятно умную и понятливую трёхметровую тварь, между прочим. Белоглазый мог смело заявить, что с Зенебом у него были самые доверительные отношения по сравнению с другими мобами. Хорошие, почти что дружеские отношения. Странник Края терпеливо слушал Хиробрина, когда тому надо было выговориться, охотно помогал советом, и мужчина это очень ценил. На повествование о случившемся в Пустоте Зенеб ответил долгим монологом про что-то там «вы есть зафиксированный факт на ткани вселенной» и что-то там «возвращает к жизни ради сохранения баланса», и Хиробрин ни черта из этого не понял, кроме, разве что, одного. Он бессмертен. Совершенно, абсолютно бессмертен. И это вроде как нормально. Как же он тогда был рад! Сколько простора для действий открылось перед ним, когда он понял, что ему незачем беспокоиться о собственной туше. Он никогда, никогда не умрёт.***
Никогда. У него впереди Вечность. Он дойдёт до этих Далёких земель, и у него впереди всё ещё будет Вечность. Он вернётся обратно, и у него впереди всё ещё будет Вечность. Он сотрёт человечество с лица земли, и у него впереди всё ещё будет Вечность. У него. Впереди. Всегда. Будет. Сраная. Вечность. И он не знал, что с ней делать. Вот тогда скука, к которой он, казалось бы, привык, начала глодать его с особым остервенением. После того сна он, наверное, часа два просидел, облокотившись на подоконник и уставившись куда-то за горизонт. В конце концов Зенеб, время от времени мелькавший рядом и наблюдавший за его бездействием, не выдержал, положил ему на плечо большую когтистую ладонь и выдал прочувствованную речь о том, что подобная апатия не есть хорошо, и если Хиробрина что-то тревожит, то он всегда может поделиться своими переживаниями. На что Хиробрин огрызнулся, что Зенеб ему не мамка и может дальше валить по своим зенебьим делам. Зенеб не свалил. Напротив, он долго стоял рядом, вперившись укоризненным взглядом в спину мужчине, пока тот не сдался и не раскрыл эндермену свои мысли по поводу того, что он не знает, чем ему заниматься целую грёбаную Вечность. Странник сказал, что для начала Хиробрину стоило разобраться с вопросом о людях: либо подумать, как снизить их популяцию настолько, чтобы они прекратили представлять опасность для мобов, либо подумать, как заставить людей и мобов сосуществовать в мире и взаимоуважении. От второго варианта белоглазый скривился, но всё равно спросил: «А потом? Что потом?» «Поддерживать порядок в установившейся системе?» — предположил Зенеб. «Сидеть и смотреть, что же там народ делает? Странник, круглосуточно этим дерьмом могут заниматься только выдуманные божки из детских книжек и древних заплесневелых легенд. А я свихнусь. Мне нужно не просто что-то интересное. Мне нужно что-то грандиозное, что-то, чему я мог бы посвятить всю Вечность», — твёрдым тоном сказал Хиробрин. Глаза Зенеба сверкнули. Не говоря ни слова, он исчез, и через пять минут возник на том же месте, держа в лапе какой-то свиток. Хиробрин, вздёрнув правую бровь, вопросительно кивнул на кусок пергамента. Эндермен пояснил, что это было одно невероятно занимательное заклинание, совершенно случайно обнаруженное им в тайнике на нижних ярусах крепостной библиотеки. Белоглазый забрал у Зенеба свиток, но вместо символов из хоть какого-нибудь языка обнаружил на листе сплошные ряды вертикальных чёрточек разной длины. Странник, видя его недоумение, поспешил добавить, что заклинание записано на алфавите Рухон, который читается «не умом, а душой». «Отлично. Мне подтереться им или как? — раздражённо буркнул Хиробрин. — Впервые слышу про Рухон. Как я, по-твоему, должен вот это разобрать?» На что Зенеб ответил, что Хиробрину и не надо ничего разбирать, потому что Зенеб — Странник Края, а Странники владеют Рухоном. Когда эндермен сказал, в чём же заклинание заключалось, обе брови Хиробрина взмыли вверх в немом удивлении. Мужчина даже забыл возмутиться, что Зенеб должен был показать ему этот свиток сразу после его обнаружения. Полный доступ к параллельным мирам. Мирам, где нет людей, и мирам, где нет мобов. Мирам, где всё насквозь пропитано магией, и мирам, где магии нет и никогда не было. Самым разным, неизведанным, неизученным… «Полагаю, бесконечного количества довольно интересных параллельных вселенных будет достаточно, чтобы заполнить Вечность», — донёсся будто откуда-то издалека глубокий голос Зенеба. «Да», — шёпотом выдохнул Хиробрин.***
Именно поэтому белоглазый сейчас стоял перед широким кругом пылающих магическим пламенем колонн. Плащ, внешне чёрный, а с внутренней стороны полностью испещрённый рунами Края, ощутимо давил на плечи. Рядом высилась фигура Зенеба. Было предвкушение чего-то… чего-то, после чего жизнь уже не станет прежней. Хиробрин сделал шаг внутрь круга. Потом ещё шаг, и ещё, пока не дошёл до центра. — Здесь? — спросил он у Зенеба. Тот утвердительно хмыкнул. Мужчина потоптался в центре, и опять обратился к Страннику Края с вопросом. — В какую сторону повернуться? — Не имеет значения. — Ладно. Значит, буду стоять лицом к тебе. Зенеб сосредоточенно уставился в свиток и не отвечал. Хиробрин не стал его отвлекать и возвёл глаза к потолку, дабы собраться с мыслями. Если всё пройдёт удачно, то уже через несколько часов он сможет по собственному желанию бегать в другие измерения и обратно, как только ему заблагорассудится. Этого с лихвой хватит, чтобы не помереть от тоски в родном, но таком тесном для бессмертного существа мире. Но где-то в глубине сознания скреблось противное сомнение: вдруг подвох? Удивительно могущественное заклинание, обнаруженное в подземельях его крепости (у него под носом, можно сказать!), да и Зенеб, поняв, что это за свиток, не рассказал о нём Хиробрину, а приныкал до недавнего времени… «Да ла-а-адно», — отгонял мужчина назойливую мысль. — «Это же Зенеб! Зенеб, которого я чуть ли не собственными руками вырастил! Который ни разу ни в чём не провинился! Как его можно в чём-то подозревать? Спрятал заклинание — ну и гаст с ним, он всегда был со странностями. Может, действительно, хранил для подходящего случая…» Внутренний монолог подействовал на Хиробрина успокаивающе, и белоглазый чуть качнулся с пятки на носок в ожидании. В этот самый момент эндермен наконец-то оторвался от пергамента и кивнул Хиробрину: «Начинаем». Мужчина замер. Первые несколько секунд ничего не происходило. Потом послышался тихий шёпот, и пол внутри круга внезапно расчертился мерцающими магическими узорами, идущими от центра к краю. Шёпот стал громче, и Хиробрин точно определил: это шептал Зенеб. Потом прибавилось низкое утробное рычание, и мужчина слегка удивился: у Странника две глотки, что ли, что он звучал на два голоса? Но эта мысль быстро вылетела из головы, так как огонь на колоннах внезапно словно озверел, разгораясь всё ярче и мечась из стороны в сторону, а от линий на полу стало исходить то ли свечение, то ли некий дым. Сам Хиробрин вроде не чувствовал ничего специфического, но, когда он попытался шевельнуть пальцем, он понял, что всё его тело будто парализовало, и единственное, что он мог делать — это открывать и закрывать веки. В какой-то момент свет от пола стал настолько ярким, что мужчине действительно пришлось прикрыть глаза. Он пожалел, что не может прикрыть и уши: шёпот и рычание будто сплелись в один огромный звуковой комок, который неприятно давил на барабанные перепонки. И тут-то он почувствовал. Сжалось что-то в районе солнечного сплетения. Потом это что-то начало сильно распирать, и Хиробрин, приподняв веки, увидел, что свечение исходило и от него самого. Мужчину потянуло куда-то вверх, а звуки теперь словно не шли снаружи, а находились прямо внутри черепной коробки. Хиробрина резко дёрнуло, и по всему телу прошла острая боль. Боль, которую он почувствовал впервые за… сколько? Он сам не помнил, сколько лет или даже столетий прошло с того самого дня, когда он получил свою силу. Получил в результате такого несчаст… Додумать он не успел. Судорога нахлынула во второй раз, и в третий, и Хиробрин хотел закричать, но понял, что не мог, и вокруг всё оглушительно шептало, и рычало, и снова шептало, и гудело, и горло сдавило, и ему не хватало воздуха, но почему, если ему вообще не нужен был воздух! .. Потом стало темно и тихо. Потом вообще ничего не стало.***
Хиробрин очнулся на своей кровати. С непередаваемым похмельем. На ум пришёл тот давний случай, когда он, проверяя степень собственного бессмертия, наглотался паучьего яда, а потом ему вот почти так же хреново было. Только тогда голова не болела. «Раньше вообще ничего не болело», — озарение свалилось на него, как суицидник с девятого этажа. Внутри всё похолодело. «Может, побочный эффект? Это временно? Скоро пройдёт? — мужчина попытался себя обнадёжить, но в голове захлёбывался маленький звоночек тревоги. — Что-то пошло не так». Хиробрин попытался силой мысли притянуть стеклянный кувшин с водой. Кувшин остался непоколебим. «Ладно. Предположим, я просто не могу сосредоточиться. Конечно, при такой-то головной боли…» Мужчина встал на ноги, пошатнулся, но удержал равновесие и сделал пару шагов по направлению к кувшину, мельком глянув на себя в зеркало. Выглядел он, мягко говоря, не очень. Ещё более бледный, чем обычно, растрёпанный, с припухшими веками… Да и сами глаза были какие-то странные. Вернее, они у него всегда были не сильно нормальные, но сегодня они почему-то выглядели особенно непривычно. Хиробрин присмотрелся. «Да не, вроде же нормально всё. Зрачок на месте, радужка на месте, только белок красноватый, но это ме…ло…чи». Кувшин упал и разбился. Ступни окатило холодной водой. Если в первый раз озарение обрушилось подобно самоубийце с девятиэтажки, то во второй раз на Хиробрина словно бы рухнула вся девятиэтажка. «Зрачок. Радужка. Ага, — мужчина ещё раз глянул в зеркало. — Синяя. Синяя радужка». Сердце забилось в учащённом ритме. Хиробрин медленно положил на него руку. «Раньше оно не билось». Захотелось срочно найти Зенеба. Зенеб наверняка знает, в чём дело… Сзади раздался хлопок. Хиробрин повернулся. Да, Зенеб, да, великолепно, именно ты сейчас и нужен… — Зен… — голос предательски пропал. Мужчина кашлянул, и ещё раз обратился к Страннику. — Зенеб. Скажи. Честно. У этого заклинания есть побочные эффекты? Эндермен молчал, сверля Хиробрина тяжёлым немигающим взглядом. — Я чувствую себя настолько… человеком. Зенеб? Почему? И Странник ответил. — Потому что ты и есть человек. Внутри у Хиробрина всё оборвалось. Он открыл рот, но понял, что ему нечего было сказать. В следующую секунду его слух прорезал скрежещущий крик: — А ЛЮДЯМ ЗДЕСЬ НЕ МЕСТО! Эндермен обнажил острые зубы и схватил мужчину за горло. Хиробрин почувствовал, как его куда-то рвануло, бросило, раздался короткий гул, и в глаза ему ударил ослепительный солнечный свет. Последним, о чём он успел подумать перед тем, как снова отключиться, было: «Ну ты, Зенеб, и гнида».