Шёпот в темноте

      С наступлением двухтысячного года все сошли с ума. У Кэти начал дёргаться глаз при виде почтовой совы с очередным пошлым письмецом о том, кто забеременел или родил. Совершенно не интересующее её известие приправлялось умилительными восклицаниями и душными подробностями о быте, колыбельках, цвете обоев в детской и прочим.       — Ты решил тянуть так же, как и отец? — добродушно посмеивался тренер «Стоунхейвенских Сорок». — Все ребята в сборной уже о втором думают.       — Ребятам надо об игре думать, — Маркус подлил ему чая, сдержанно улыбнувшись.       Кэти опустила глаза в пол. После тёплой гостиной она вдруг очутилась на холодном полу зала суда, который скоро выдвинет ей обвинение.       — Извините, я проверю, как дела на кухне, — она вежливо кивнула и скрылась за дверями столовой.       Сомнения теснили грудь. Было панически страшно при таких разговорах.       Она прижалась спиной к дверному косяку, пытаясь выровнять дыхание. Сзади доносились приглушённые голоса, и Кэти боялась, что начнёт разбирать, о чём они говорят, поэтому отошла к столу.       Будь здесь миссис Флинт, она бы мозг ложкой выела. Все думают, что он женился на ней для притока новой крови. Но она всё ещё не принесла в семью потомство. Поползут слухи, начнутся расспросы… уже начались.       Тем же вечером Маркус уходит пить пиво с друзьями, а Кэти остаётся в доме одна. Ей всегда было до одури обидно, что ему можно ходить куда угодно, жить полноценной жизнью, а она была заперта в стенах дома. Хотя, по правде говоря, иногда он брал её на матчи, в гости, приглашал в пабы, где они были наедине. Но отпустить куда-то одну или взять с собой к Пьюси или Уоррингтону — даже не обсуждалось: «Тебе там нечего делать».       Грустно вздохнув, Кэти звякнула вилкой и оттолкнула от себя тарелку с рыбным пирогом. Унылый ужин при свечах в полном одиночестве — она настолько привыкла к такому, что это перестало её заботить.       Единственное, что расстраивало, это лёгкая тошнота от рыбы.       — Слэви! — позвала Кэти, принюхиваясь к тарелке.       Появившаяся рядом домовиха поклонилась так низко, что стукнулась лбом о ножку стула.       — Чем так пирог воняет? Что это за рыба?       — Треска, хозяйка, — испуганно ответила домовиха. — Ваша любимая.       — А сладостью почему отдаёт? — допытывалась Кэти. — Точно свежая была?       У бедной домовихи затряслись худенькие ручки. Она мокрыми глазами уставилась на кусок пирога, как будто слезами хотела добавить соли.       — Там же тыква, хозяйка, тыква даёт сладость, — отчаянно шмыгнула Слэви носиком. — Прикажете убрать?       — Ах, тыква, — успокоилась Кэти. — Доешь сама, нечего еду переводить. В казанке ещё есть?       — Конечно.       — Разделите с Квоттом. Э-э-э, хозяину кусочек оставьте, — торопливо добавила Кэти, протирая губы салфеткой и вставая. — Вдруг захочет.       Домовиха в восторге припрыгнула и принялась осыпать её немыслимыми благодарностями, от которых уже голова шла кругом. Сколько времени должно пройти, чтобы эльфы привыкли к тому, что она не садистка?       Кэти чуть не споткнулась о домовиху.       — Куда под ноги лезешь?       Слезящиеся глазёнки пытливо разглядывали её снизу.       — Чего тебе? Отбой, на сегодня мне ничего не нужно.       — Простите Слэви, ой, простите, пожалуйста, — зачастила та, заливаясь горючими слезами и сложив ручки-веточки в отчаянной мольбе. — Простите-простите-простите, Слэви не должна, Слэви тупая домовиха…       — Мерлин, говори уже, — устало простонала Кэти.       К вечеру настроение сделалось совсем скверным: ужин не задался, хотелось поскорее лечь спать.       Слэви переминалась с ноги на ногу и боязливо поглядывала на Кэти. Внутри несчастной разыгралась нешуточная борьба. Прислуживать молча или подать голос? Хороший эльф заботится о своей семье и обязательно скажет… Но разве это его дело?       — У вас давно кровь шла? — выпалила Слэви.       Кэти опешила от вопроса. Покатала во рту кисловатую сладость, оставшуюся после пирога, и в сомнении посмотрела на накрытый стол. Ей казалось, что менструация вот-вот начнётся: повысилась раздражительность, сонливость, грудь болела и чесалась, да и вся она порой опухала, как утопленница…       — Давно, — гулко, будто из глубокого колодца, ответила Кэти. — На самом деле… очень давно.       Ноги перестали держать, поэтому она упала на стул.       — Разрешите… — пискнула Слэви, подвигаясь ближе.       Дрожа не меньше, чем хозяйка, она ощупала грудь сквозь тонкую ткань домашней мантии, затем переместила костлявую лапку на живот.       — Щупай сильнее! — рыкнула взвинченная Кэти.       Домовиха вздрогнула от испуга, но продолжила. Длилось это долго, как будто она хотела оттянуть неизбежное или удостовериться точно.       — Хозяйка, — прошептала она наконец. — Вы в тягости.       У Кэти глаза полезли на лоб.       — Что это значит? — неестественно холодным голосом спросила она.       — Беременны, — простодушно пояснила Слэви. — Ребёночка ждёте.       Морщинистое лицо домовихи озарилось счастливой улыбкой, но Кэти, тяжело навалившись на стол, проковыляла мимо с ошалелым лицом.       — Я никого не жду! — бросила она через плечо и ушла наверх.       Решение нашлось на следующий же день. На домашнюю библиотеку было уже впору молиться: столько раз она помогала в чём-то разобраться и найти выход из положения. Вот и сейчас: несколько минут поисков и «Домашняя колдомедицина» лежала перед ней, поблёскивая осыпавшейся позолотой.       Рецепт был описан вскользь, скорее для общего развития читателя, чем как полноценная инструкция к действию, но Кэти понимала, что для прерывания беременности не живот кремом мажут.       В конце концов, это были всего лишь травы… Если она не беременна (а вдруг всё же?), то они не причинят никакого вреда. Обычный чай, ничуть не лучше того, которым её самозабвенно опаивал Флинт-старший.       В его закромах нашлись сушёные пучки душицы и пижмы, которые Кэти решила растолочь в ступе и заварить в ромашковом отваре. Сколько этой горькой дряни нужно было выпить — она не знала, но решила пить до тех пор, пока горло пропускает. Запасным вариантом шла «ванночка»… Вот так ласково и беспечно это назвала бабка, пока была жива и пугала домочадцев своими внезапными воспоминаниями о молодости.       Ещё маленькая тогда Кэти ужаснулась и запомнила суть метода на всю жизнь. Наверное, чтобы спустя годы сидеть в тёмной кладовой и с остервенением отбирать частицы горчицы из зельеварской смеси.       Под утро она, едва стоя на ногах, доползла до своего кабинета, смахнула ненужные бумажки на пол и водрузила горячий чайник на стол. Мешочек с любовно отсеянной горчицей отправился в выдвижной ящик, который Кэти всегда держала запечатанным заклинанием, хотя сомневалась, что получивший в войну неповторимый опыт взлома и вторжения в частную жизнь Маркус не сумеет его отпереть при должном желании.       Первую чашку пришлось выпить залпом, как она пила огневиски. В крохотной комнатке не было окна, только иллюзия-обманка, как в Министерстве, за которой виднелся погружённый в утреннюю дрёму лес.       «Он должен вернуться не раньше полудня, — думала Кэти, жадно съедая оставшиеся на дне чашки соцветия. — Он никогда не возвращается утром… Только вечером или в обед. Пару раз он приезжал на день раньше, но это всегда было позднее время. Всё хорошо».       Слэви наверняка сообщит ему волнительную новость с порога или вовсе трансгрессирует к нему ни свет ни заря, но Кэти со злорадством представляла, как он пытается взять отгул посреди тренировки накануне закрытия сезона.       Кэти пила уже третью чашку отвара, кривясь от омерзительной горечи, когда дверь распахнулась.       — Почему ты не спишь?       Чуть не свалившись со стула, она опустила ноги, до этого вальяжно закинутые на стол, и подавилась отваром.       Всё ещё одетый в спортивную мантию, Маркус сел напротив, скрестив руки на груди, и молча стал ждать, пока Кэти откашляется.       — Ты написал, — с всё ещё спёртым дыханием прохрипела она, — что тренировка затянулась.       — Да, на всю ночь, — угрюмо ответил он, разглядывая слезающую с пальцев кожу — мозоли от квоффла теперь будут казаться досадной мелочью. — Я ушёл, как только дали свисток.       Кэти шмыгнула носом, боясь сделать лишнее движение. Если он заметит её суетливость, то сразу что-то заподозрит. Надо делать вид, что всё в порядке…       Но всё было бы в порядке, если бы он нашёл её спящей с бокалом вина в руке. И судя по тому, как поблёскивали его глаза, когда он смотрел на неё с непроницаемо дружелюбным лицом, всё это действительно выглядело подозрительно.       — Чем занята в шесть утра? — Уголок губ дёрнулся, на миг обнажив хищные зубы. — Или ты даже не ложилась? — Потемневший взгляд упал на чайник, затем плавно переместился на кипу бумаг на полу. — Чай пила? Одна…       — Нет, — отозвалась Кэти. — С любовником. Его же так легко провести в твоё родовое поместье.       — Должно быть, он действительно смелый, — спокойно заметил Маркус. — Если знает, чья ты жена, и не боится за свою рожу.       — О, мне всегда нравились гриффиндорцы.       Раздражённо вздохнув, Маркус откинулся на спинку стула и раздвинул ноги в своей привычной мужловатой манере.       Недолго в кабинете висело молчание. Они пронизывали друг друга недобрыми взглядами, словно молниями заклинаний, но Кэти чувствовала, что её бравада угасает с каждой секундой.       — Либо говоришь правду, — сказал Маркус тихо, — либо посажу под домашний арест.       — А я и так никуда не хожу! — с обидой закричала она.       — Прекрати орать, — повысил он голос в ответ. — Тебе скучно? Мне взять отпуск?       — Нет!       Покой в доме поддерживался за счёт того, что он постоянно пропадал на тренировках, а когда появлялся — в ней было достаточно огневиски или вина, чтобы с поддёвками уложить его в кровать. Присутствие хозяина дома сопровождалось контролем, который омрачал всё до такой степени, что становилось душно и тесно.       Если он запрёт её в доме вместе с собой, она не сможет довести дело до конца. О, Мерлин, как она ненавидела играть роль жены! Гораздо приятнее было воображать себя счастливой вдовой, когда с его уходом приходило расслабление.       Кэти готова была заплакать. Всхлипывая, она разорвала связь взглядов и принялась поднимать бумажки с пола, чтобы чем-то себя занять. Подумать, что она изменяла ему прямо на столе… Как будто после брака с ним могло сохраниться желание заниматься сексом.       — Белл, — выжидающе наблюдал за ней Маркус, всё ещё скрестив руки на груди. — Я ведь всё равно узнаю. Скажи, что ты пытаешься от меня скрыть, и мы пойдём спать.       Он устало опустился на колени, не столько для помощи ей, сколько для того, чтобы посмотреть в глаза.       — Я не буду злиться, — пообещал он. — Пойдём, кровать замерзает.       Собрав бумажки, Кэти прикусила щёки изнутри и резко встала, чуть не ударившись об угол стола. Маркус выровнялся рядом. Он узнает… Слэви скажет, найдёт способ сказать рано или поздно. Или он заметит. Или она забеременеет ещё раз…       — Что ты пьёшь? — Он поднял крышку чайника и заглянул внутрь. Даже с такого расстояния нападал терпкий запах смеси, которая застыла на дне. — Мерлин, что это?       Несколько секунд Маркус молчал, напряжённо сопоставляя факты и домыслы. Кэти слышала скрип шестерёнок у него в мозгу. Она была морально готова к его гневу, который мог настигнуть её в любой момент в виде крика, разбитого чайника или крепкой затрещины. Но Маркус поглядел на неё с ужасом.       — Ты свихнулась? Давно это пьёшь?       Из глаз Кэти градом покатились слёзы.       — Я вечером узнала…       — Кто тебе сказал это сделать? — Он выпустил фарфоровую крышку, со звоном вставшую на место. — Тебе что, жить надоело?       Она рыдала, глотая травяную горечь. На живот давила тяжесть выпитого чая, но вопреки чувству наполненности был ещё и голод. Она не хотела ничего этого, совсем не хотела… Она хочет только немного свободного пространства, вкусной еды и спокойствия. Ребёнок заберёт всё это у неё! Её тело начнёт изменяться, болеть и портиться…       — Мерлин, как я боюсь!.. — взревела Кэти, уронив лицо в ладони.       Слёзы просачивались сквозь пальцы и падали на стол, как будто накопленные годами.       Она никогда не хотела детей, а в нынешнюю свою жизнь — тем более! Почему, почему это случилось с ней? Почему она не бесплодная? Как это убрать теперь, что делать, что делать?..       — Не заставляй меня! Я не готова, я так боюсь…       — Дрянь всякую пить ты не боялась! — закричал Маркус, бледный, словно из него выкачали всю кровь. — Твою мать!       Он раздражённо зашипел, дёргая себя за волосы и вылетая в спальню. Перепуганная Кэти поплелась следом, хотя ей очень хотелось сейчас спрятаться где-нибудь и тихонько сидеть.       — Ложись! — рявкнул Маркус так, что кошка, дремавшая на подоконнике, убежала прочь.       Ноги Кэти сами собой подкосились, и она пластом упала на кровать, неустанно всхлипывая.       — У тебя жизнь запасная где-то спрятана? — разорялся Маркус, наяривая круги по комнате. — А если у тебя кровотечение начнётся? Или ты отравишься?       — Бабки так в-в-всегда делали, — прогнусавила Кэти и вытерла струящиеся по лицу слёзы.       — Сейчас к колдомедикам отправишься, слышишь? Пускай теперь это исправляют.       Кэти плакала, глядя в потолок и боясь шелохнуться.       — Я тебя в сумасшедший дом упеку, — разорялся Маркус. — Скажу привязывать тебя к кровати и кормить с ложки! Поняла?       Дрожа, Кэти мелко закивала.       Кинется и задушит её. С него станется — такая громадина! Ему даже палочка не нужна. Говорят, от магглов надо прятать магию, потому что если она попадёт не в те руки, быть беде. Но среди волшебников есть те, кто способен на убийство и без всяких заклинаний.       Маркус закрылся в ванной. Спальню накрыло удушливой тишиной. Ловя пальцами стекающие по щекам слёзы, Кэти глядела в высокий тёмный потолок, перевитый нитками пыльной паутины. Так хотелось просто остановить это, очнуться от кошмарного наваждения, снова стать юной и беззаботной — до войны, до проклятого ожерелья. Хмелеть от глотка сливочного пива, хохотать с шуток близнецов, сидеть плечом к плечу с гриффиндорской сборной, заплетать косички с сиреневыми лентами перед уроком Локонса… Где она теперь? Что с ней стало?       Дверь в ванную громко распахнулась, и вошёл мокрый, как пёс, Маркус. Вода стекала по его шее и пропитывала спортивную мантию. Он тяжело задышал, падая на стул лицом к кровати, на которой застыла хнычущая Кэти.       — П-пожалуйста…       — Заткнись! — рыкнул он и выставил руку вперёд в повелительном жесте. Спустя несколько глубоких выдохов добавил спокойнее: — Ладно?       Кэти перевернулась набок, обняв колени.       — Какой срок?       — Что? — не расслышала она.       — К-какой, — чеканя каждое слово от раздражения, повторил Маркус, — мать твою, срок?       — Четвёртый месяц.       Он взревел, ударив ногой по письменному столу.       — Как, скажи мне, можно четыре месяца не замечать беременность?       — Я… я не заметила, что месячные прекратились, — простонала она, тревожно заламывая пальцы. За окном медленно проступал рассвет, и это было лучше, чем смотреть сейчас на Маркуса. — После проклятья у меня часто случались задержки.       — Кто сказал тебе выпить эти травы?       По его тону, отдающему могильным холодом, Кэти поняла, что даже если она не ответит — он всё равно узнает, кто.       — Я вычитала в книге. И… я сама знала. Мама и бабушка рассказывали, когда я выросла.       — М-м-м, — иронично закивал Маркус. — Твоя мамаша из-за своего великого знания родила одного ребёнка и теперь еле ходит или это совпадение?       — У неё с сосудами проблема, — робко попыталась вступиться Кэти.       — Если хлебать всякую дрянь из опасных трав — можно не только с сосудами проблемы заработать, — парировал Маркус. — А бабка твоя не поделилась методом лечения драконьей оспы случайно?       — Н-нет.       — А почему?       Он встал и подсел к ней на кровать. Кэти шарахнулась, но Маркус взял её за щиколотки и положил её ноги себе на колени. Мозолистые руки были влажные и холодные после ванной.       — В её времена от беременности избавлялись домашними зельями, а драконью оспу лечили так, чтобы никого не заразить. Закапывали живьём.       — Зачем ты мне это рассказываешь? — Кэти нахмурилась.       — Мне показалось, ты сторонница старых методов. Вот только оспу сейчас лечат даже у древних стариков за две недели. А любой колдомедик подберёт тебе такое зелье, что ты потом пятерых родишь, а не истечёшь кровью в ванне. Понимаешь, на что я намекаю?       — Да ты знаешь, сколько такое зелье стоит? — закричала она.       — Твои похороны дороже обойдутся, — проворчал он и упал на спину, закрыв лицо руками. — В любом случае, уже поздно. Ты полсрока отходила. И если ребёнка не взял огневиски, который ты пьёшь днями напролёт, то травы его тоже не возьмут.       Резко втянув воздух, Кэти вцепилась пальцами в обманчиво плоский живот. Что-то (кто-то?) крепко сидело в ней, не желая оставлять в покое и твёрдо намереваясь круто изменить её жизнь.